Собери осколки моего сердца

– Откуда у Пенелопы депрессия? – справившись с секундным шоком, спросил Деррек. На лице было привычное ледяное выражение лица, из-за которого младшему отчаянно захотелось врезать ему. – Я не знаю, Ваша Светлость, но все признаки на лицо. Нарушение сна, раздражительность, грустное и тревожное состояние, усталость, потеря аппетита, головная боль, обмороки… К тому же у неё истощение и сильный недостаток витаминов. Как она питается? – … – все трое промолчали, не зная, что и говорить. На семейных приёмах пищи они не обращали внимания на Пенелопу, а в остальное время она ела в своей комнате. – Кхм. Вот необходимые лекарства. И постарайтесь вытащить госпожу из депрессии, – передав листок со списком необходимых лекарств герцогу, врач удалился. – …Что будем делать? – спросил Рейнольд, нервно дергая браслет на левой руке. – По-моему, лучшим решением будет нака- – начал Деррек, но замолчал, увидев разъярённый взгляд младшего брата. – А ты вообще молчи! Ты уже достаточно сделал! – Рейнольд, Деррек, перестали, – прикрикнул на них Юлиан. – Я тоже не понимаю, откуда у Пенелопы депрессия, но это точно не просто привлечение внимания. Не трогайте её сегодня. – Да, отец, – произнесли оба.

***

К вечеру Рейнольд решил всё же прийти к Пенелопе, но, услышав голоса слуг, насторожился. – Эта леди просто невыносима! – жаловалась Эмили какой-то служанке. – Сейчас она еще в «депрессию» играет перед семьёй! – Эмили, будь потише, – умоляюще произнесла блондинка. – Вдруг нас услышат… – Да не глупи, Стеф. Всё равно герцогской семье плевать хотелось на эту фальшивку. Сама посуди: если бы им не было всё равно, они бы заметили, что девчонка питается только мусором, и даже на обедах с семьёй не может ничего поесть, – смешок. – Да и они бы точно заметили синяки на её ру- – Эмили, замолчи, ради всего святого! – оборвала её горничная, словно чувствуя, что второй молодой господин Эккарт стоит сейчас за углом, подслушивая их разговор. – Да ладно тебе. Всё равно его Светлости плевать на неё, первый молодой господин постоянно наказывает её по поводу и без, а второй постоянно кричит и унижает. Они не считают её за члена своей семьи. С каждым словом Рейнольда ощутимо потряхивало. Зрачки сузились в одну точку, смотря в пустоту. В лёгких отчаянно стало не хватать воздуха. «Питается только мусором»… «даже на обедах с семьёй»… «постоянно наказывает»… «постоянно кричит и унижает»… «Не считают за члена своей семьи»... О боги… Эккарта накрывала буря эмоций, не дающая нормально вдохнуть. Адская смесь из ярости, горечи и почти откровенного ужаса сбивала с ног, словно цунами. Не в силах справиться, он сполз по стене на пол и вцепился ладонями в волосы. Господи… Что же они за чудовища?! А ещё удивляются, почему Пенелопа вечно скандалы устраивает, действительно, блять, почему! Резко вскочив – и ещё минуту промаргиваясь от темных пятен перед глазами, Рейнольд быстрым шагом направился к двум горничным. – Молодой господин Рейнольд? – Эмили явно испугалась, а лицо Стеф так и говорило: «Прощай, Эм, буду скучать.» – Да, я. А кое-кто, кажется, забыл своё место, – почти прошипел юноша, сжимая руку в кулак. – Я всё прекрасно слышал. – П-Пощадите, молодой господин! Вы всё неправильно поняли! – Да?! А по-моему, я понял всё прекрасно! – рявкнул Рейнольд. – Как вы вообще посмели так издеваться над герцогиней?! Нет, как вообще можно с человеком так поступать?!! – Молодой господин, мы- – Мы делали это в память о госпоже Ивонн! Эта фальшивка не должна быть на её месте! Да и вы сами- – То, что ваш господин совершил ошибку, это не значит, что слуги повторять за ним должны, курица безмозглая! Прочь обе, и чтобы я вас не видел!! Обеих служанок как ветром сдуло. Тяжело вздохнув, Эккарт неожиданно тихо постучался в комнату сестры, и, не услышав ответа, зашёл. Как и ожидалось, Пенелопа спала. Внимательно осматривая её и замечая то, что не видел ранее, сердце юноши сжалось от боли. Тело сестры было худощавым настолько, что даже через ночное платье просматривались рёбра. Ненормально бледная кожа, изнеможденный вид… Небесно-голубые глаза зацепились за одну деталь: россыпь синяков на левой руке, кажется, оставленные иглой. «И они бы точно заметили синяки…» – промелькнуло в голове Рейнольда. Вот же тварь! Однако и они не лучше. За шесть лет не заметить, как над Пенелопой откровенно издевались, подавая тухлую еду, которую не каждая собака захочет съесть, прокалывая руку иглой, унижали, выставляли во всём виновной… И это начали они с братом. Ни он, ни Деррек не протянули руку помощи двенадцатилетней девчонке, не знавшей ничего о мире аристократии. Лишь оттолкнули, всем своим видом показывая, что ненавидят эту нищенку. Конечно, при таких условиях она была уверена, что её выгонят, едва вернётся Ивонн. И пожелала, чтобы та не возвращалась. А он, услышав это, возненавидел её ещё сильней и подкинул ожерелье сестры, перед всеми обвинив в краже. И никто, никто ей не поверил. Как же теперь противно от самого себя… – Прости меня… – Рейнольд знал, что сестра спит, но всё равно просил прощения, чувствуя, как жжёт глаза от подступившихся слёз. – Я знаю, ты спишь и, скорее всего, не слышишь меня… Но всё равно прости… Я… Не выдержав, он развернулся и вылетел из комнаты, не замечая, как Пенелопа чуть приподнялась на локтях, всматриваясь в полуоткрытую дверь. Она не спала.