Собери осколки моего сердца

После этого происшествия Пенелопа снова замкнулась в себе, не выходя из комнаты. Лицо не показывало никаких эмоций. Глаза равнодушно смотрели в пустоту. По щекам бесконтрольно стекали слёзы. Не хотелось делать вообще ничего. Атмосфера в особняке царила мрачная. Из-за этой "выходки" Рейнольд разозлился окончательно и при первом подвернувшемся случае снова напал на апатичного Деррека с кулаками. Тот даже не подумал уклоняться, но происходящее заметил герцог и сразу же встал между сыновьями, вынуждая их прекратить. Слуги буквально ходили на цыпочках, чтобы не спровоцировать и так напряженных господ. Особенно обходили стороной младшего господина, который и раньше был не подарок, а сейчас и вовсе, как с цепи сорвался. Теперь даже отец не всегда мог его угомонить. Лишь в комнате Пенелопы Рейнольд, хоть иногда и испытывал жгучее желание наорать, но кое-как сдерживал свою злость, прокручивая в голове, как мантру "Сестре и так плохо, твои крики ей не помогут". В конце концов, герцогиня подпускала к себе только его. Именно он уговаривал её хоть немного поесть, именно он был рядом большую часть времени с ней, именно он отгонял от нее всех, желающих составить компанию. У него же почти получилось вытащить Пенелопу из этого состояния, но грёбанный Деррек всё испортил. Есть вместе Эккарты и вовсе перестали: из-за накалившейся атмосферы в особняке, столовая больше напоминала минное поле. В первый и последний раз, когда они обедали вместе после случившегося, слуги старались не дышать и слиться со стенами. Деррек заикнулся о том, что суп получился невкусный, и уже только благодаря этому замечанию у Рейнольда словно крышу сорвало. Вопли были на весь дом, а сам младший господин приказал слугам запереть брата в его кабинете и ничего из еды не давать, лишь на третьи сутки дав ужасного вида похлёбку, похожую на помои, которыми питалась Пенелопа. Попытавшийся приструнить сына отец был послан к чёртовой матери. Юлиан не решался сделать свой тон убедительнее: да, он был часто погружён в работу, но он не был слепым. Произошедшее сильно ранило сердце Рейнольда, как бы он не пытался это скрыть за маской злости. Его трясло от одной мысли, что он мог потерять горячо любимую сестру, а от картины, всплывавшей вновь и вновь перед глазами, как Пенелопа заносит над окровавленной рукой осколок, к горлу подступала тошнота. По ночам снились кошмары, из-за которых он часто просыпался с колотящимся сердцем, после чего осторожно обнимал сестру и зарывался лицом в малиновые локоны, стараясь унять дрожь.

***

Спустя месяца два стало чуть лучше. По крайней мере, герцогиню не приходилось уговаривать поесть, она ела сама, пусть и очень медленно. Деррек смог помириться с отцом и братом, признав, что был неправ. Обсудив, Эккарты — за исключением отсутствующей Пенелопы, сошлись на том, что им просто необходимо поговорить. Но сначала надо было как-то подтолкнуть к этому саму девушку. — Принцесса, — тихо и ласково позвал её Рейнольд, садясь рядом. — Мы можем поговорить? — О чём?.. — В общем... Мы обсуждали всю эту ситуацию и приняли решение, что... Нам всем надо поговорить, — Эккарт нервно теребил браслет на руке, сосредотачивая взгляд на нём. — Если мы не выскажемся и продолжим молчать, то конфликт никак не получится уладить. Если ты не готова рассказывать, что чувствуешь, нам всем, то попробуй хотя бы мне. Я не буду рассказывать это отцу или Деру, пока ты сама не захочешь. Пенелопа молчала, обдумывая предложение. С одной стороны, Рейнольд прав, если они вечно будут замалчивать свои чувства и обиды, то ничего хорошего не выйдет, а с другой имеет ли смысл вообще рассказывать людям, которые даже не желали слышать её? — Если тебе так будет проще, я могу начать. Вообще я... Я с детства был достаточно вспыльчивым и эмоциональным. Сначала смерть матери — единственного, кто был рядом. Не пойми неправильно, я не отрицаю, что были рядом и отец, и Дер, но... Отец всегда занят, и редко обращает внимание на нас, Ивонн — младшая, это я должен был быть рядом с ней и поддерживать её, а Дер, ну... Мы не очень хорошо ладили, да и сейчас тоже. Он и меня принижал... Конечно, не так, как тебя, но всё равно ни во что не ставил, просто потому что я младший. Он то у нас чертов идеал, наследник герцогства... — Рейнольд раздражённо взъерошил свои волосы. Было видно, что рассказ давался ему нелегко. — Потом потеря сестры, ещё одного дорогого мне человека. Причём по нашей с Дером вине, мы не уследили за ней... А потом отец, ничего не объясняя, приводит тебя... Для меня тогда ещё — обычную простолюдинку и плохую замену Ивонн. Мне и тогда было плохо, а тут ещё и это... А... После того твоего желания на чердаке, чтобы Ивонн исчезла или умерла, у меня и вовсе сорвало крышу... И я подкинул тебе то ожерелье... Неосознанно дав слугам понять, что если они начнут издеваться над тобой, им ничего не будет... — Тут по большей части была вина Деррека, — вставила Пенелопа. — Он знал, но ему было откровенно плевать. — Но и моя вина тоже, — мотнул головой юноша. — А дальше... Ты и сама знаешь... Ты начала хреново себя вести из-за этого, как... — Как бешеная сука Эккартов, — девушка безэмоционально повторила своё прозвище среди аристократов. — Мы, не вдаваясь в причины, задирали тебя и дальше всё пошло по наклонной. Я знаю, это непростительно, но... Нам всем правда очень жаль. Комната погрузилась в молчание. Рейнольд не знал, что сказать ещё, и не нарушал тишину, стараясь мысленно успокоить себя. Пенелопа размышляла, стоило ли рассказывать историю со своей точки зрения. Не хотелось бередить старые раны, снова кричать в истерике, но... Брат ведь излил ей свою душу, хотя ему это было нелегко. Будет справедливо сделать тоже самое, ведь так? —... Я расскажу. Повествование было долгим. О том, как она потеряла семью. Как ей с матерью пришлось жить на улице. Как мама заболела и умерла. Как Пенелопа с трудом искала себе еду и как выживала. Как один раз остановилась карета герцогства, откуда вышел богатый мужчина и предложил ей стать его приёмной дочерью. И как она согласилась. Как новоиспечённые братья не пожелали принять её. Как она в страхе, что её прогонят, выкинут на улицу, если вернётся настоящая принцесса Эккартов вернётся, молилась, чтобы она исчезла или умерла. Как ей было больно, когда её окрестили воровкой ни за что. Как она постоянно прощала Рейнольда, даже не слыша банального "прости". Как было больно от пренебрежения Деррека. Как было больно, когда на прошлых охотничьих соревнованиях во всём снова обвинили её, хотя она так поступила, лишь потому что ей подали чай с комарами и насмехались. Как разбивалось сердце, когда Деррек уничтожил доказательства своими же руками и обвинил её во лжи. Как больно было просыпаться от укола иглы, как невыносимо было есть тухлую еду у себя в комнате и как же было отчаянно плохо смотреть, как ест семья и и не иметь возможности поесть самой...

***

Уже наступила ночь. Луна освещала бледное до невозможности лицо Рейнольда, которого снова начало трясти. Невозможно даже было представить, что эти ужасы, о которых рассказывала Пенелопа, были её жизнью. —... Вот и всё, — закончила девушка, чувствуя странное облегчение. Она смогла высказаться, излить всё, что творилось на душе. — Это... Это.... — Эккарт не мог подобрать слов, чтоб описать свои эмоции. — Блять, я не знаю даже, как это описать можно! — Знаю, брат. Я знаю...