Из песка и крови

Морфей, залез к нему на диван, не спрашивая разрешения, как раз в тот момент, когда Хоб уже собирался спать и вышел, чтобы умыться. Вернувшись, он увидел Сна под одеялом так еще и на него любимой подушке. Он уже успел задремать, такой милый и сладкий, что жалко лишний раз его будить, однако для них двоих здесь места не было. - Милый, не засыпай здесь, - прошептал Хоб и погладил его по волосам. Морфей завозился, недовольно открыл глаза и поймал его руку. Мужчина положил ладонь на бледную щеку и большим пальцем поласкал скулу. - Я хочу спать вместе с тобой. - Хорошо, иди сюда, - Морфей потянулся к нему, обнял за шею и позволил взять себя на руки, все еще завернутый в одеяло, все еще легкий и худощавый. Хоб начал подозревать, что ему просто нравится, когда его носят на руках. В спальне Хоба положил его на расстеленную кровать, из которой Морфей и вылез, чтобы умоститься на диване, а потом сам улегся к нему под одеяло. Сон тут же придвинулся ближе, прося объятий. Он говорил, что отвык от прикосновений, однако Гэдлинг теперь был уверен, чтобы Морфей без них жить не мог и после заточения никак не мог насытиться ими. Всю ночь Морфей сквозь сон закидывал на него руки и ноги, чуть не залезал сам, нежно обнимал и удовлетворенно сопел куда-то в шею. Хоб чувствовал прохладу бледной кожи даже во сне, а когда пугался, что все это ему приснилось, то искал костлявое тело, гладил по спине и снова проваливался. С утра Хоб проснулся первым, открыл глаза, потянулся осторожно, чтобы не разбудить. Морфей спал, откинувшись на мягкие подушки, Гэдлинг набрался смелости и провел пальцами по его щеке, поцеловал в скулу и, обнаглев, чмокнул в губы. На самом деле, ему все еще казалось, что он снова застрял в сне и после звонка будильника он снова окажется в пустой постели. Однако Сон был рядом, все еще в кольце его рук. Гэдлинг решил его будить, поэтому он как можно тише выскользнул из постели, накрыв Морфея одеялом, по самые уши и пошел на кухню. С вечера он принес индюка, которого Шерил распотрошила, замариновала и нафаршировала, купил вина и продуктов для нескольких блюд, которые он хотел приготовить к вечеру. Ближе к обеду на кухню спустился Морфей, еще теплый после сна. Он протер глаза, уселся на стул за обеденным столом, наблюдая, как Хоб оторвался от приготовления ужина и поставил перед ним завтрак. На тарелке лежало несколько ломтиков румяного хлеба, блестел капельками жира бекон. На схватившемся на сковороде яичном белке растекался желток, а консервированная фасоль плавала в томатном соусе. - Чаю? - Спросил Хоб после короткого поцелуя в губы. Морфей прошептал что-то утвердительное. Потом Гэдлинг долго и нудно готовил рождественские блюда, пока Сон ошивался рядом, заглядывал через плечо и лез обниматься. Хобу нравилось, Хоб хотел бы бросить этот сучий пудинг, что мог подгореть на огне, чтобы прижать Морфея ближе и зацеловать до полусмерти. Со временем Морфею надоело, что Хобу постоянно приходилось отвлекаться на готовку и он пошел в гостиную читать. Через полтора часа мужчина пришел к нему с двумя кружками, сел рядом на диван и протянул ему одну. Там плескалось что-то красное и ароматное. Нагретое вино пахло специями и апельсинами, переливалось от почти черного до ярко-багрового и Морфей без колебаний отпил. Вино сладко коснулось языка, приятно согрело горло, Сон довольно облизнул губы. - Вкусно, - он сделал еще один глоток. - Не спеши так, - Хоб забрал у него чашку и поставил на столик. - Не хочу, чтобы ты уснул еще до ужина. Морфей прильнул к нему поближе, положил руки ему на талию, огладил бока и смазано чмокнул в подбородок. - Обещаю, что не усну, - Сон придвинулся теснее, голодный к человеческому теплу и ласкам. Гэдлинг ему не отказал и обнял в ответ. Морфей провел кончиками пальцев по колючей челюсти, и Хоб увидел в его глазах тень улыбки и нежность, которой не видел никогда раньше. Их губы встретились и продолжили поцелуй , неспешно, медленно. Сон провел мягкими ладонями по его плечам, коснулся шеи и спустился к ключицам, которые виднелись под расстегнутым воротом. Даже совсем немного захмелевшим, Морфей сразу становился нежным и мягким, словно таял под его ладонями и прикосновениями. Гэдлинг положил руки ему на талию, нащупывая кости. Пожалуй, он мог бы обхватить ее так, чтобы кончики пальцев коснулись друг друга. Эта мысль ему понравилась, он провел рукой ниже, пересчитывая нижние ребра. Хрупкого Морфея хотелось ласкать и целовать, и любить, все равно, что в нем силы было больше, чем Хоб вообще мог представить. - Хоб , - прошептал Сон в губы, и снова поцеловал, так страстно, что Гэдлинг едва не потерял голову. Он щупал выступающие позвонки тонкого позвоночника, на удачу спустился до самого крестца и нежно сжал тощую ягодицу. Морфей, не ожидав такого, шумно выдохнул. - Хоб, подожди. - Извини, - Хоб немного отстранился, но оставил руки на его талии, потому что Морфей все еще гладил его шею и плечи. - Поспешил. Больше не буду. - Нет, Хоб . Там что-то горит. Гэдлинг вдохнул поглубже, почувствовал запах паленого и поспешил на кухню. Из духовки повалил дым, Хоб распахнул окно в надежде, что это поможет и достал керамическую форму. Картошка была припеченной, корочка теперь стала темно коричневой, однако не испортилась, может, только несколько из них. - Могло быть и хуже, - Морфей заглянул ему через плечо, Хоб почувствовал тонкие пальцы на своем мягком животе. - Честно? Если бы она вся сгорела, пока мы целовались, я бы не расстроился. Гэдлинг перебрал всю картошку и принялся накрывать на стол. Он застелил дубовый стол молочно-белой скатертью. Ткань, покрытая едва заметными узорами, местами украшенная кружевом, края обрамляли пушистые кисточки, свисающие чуть ли не до пола, и не щекотали ноги только потому, что Морфей согласился надеть брюки, что ему подарил детектив. На столе была аккуратно расставлен китайский фарфор, с которым Хоб наверное не хотел расставаться еще с прошлого столетия. Морфей рассматривал его с любопытством. Перед ним стояла большая тарелка с золотым, блестящим ободком, ее края были похожи на ажурное фарфоровое кружево, даже при вечернем свете почти просвечивались насквозь. Справа лежали два столовых ножа, большой и поменьше, оба серебряные, начищенные до блеска. Ручки ножей украшали переплетенные вензеля, на лезвиях выгравированы рисунки. Слева были вилки, из этого же набора. Их тоже было две, большая и маленькая, и Морфей знал человеческий этикет достаточно, чтобы понять их назначение. Подальше от вилок Хоб поставил маленькое блюдце для соусов. Однако все это заинтересовало Морфея, особенно, когда Гэдлинг поставил на стол рождественские блюда. Румяная фаршированная индейка лежала на подушке из зелени, с корочки, по цвету напоминавшей медь, стекали прозрачные капельки жира. В расписанной золотом миске были маленькие соцветия зеленой капусты, обжаренные с сыром и беконом. Хрустящую картошку, которую они чуть не сожгли, пришлось перебрать и поставить на стол самую симпатичную. Они о чем-то говорили, над чем-то смеялись и выпили глинтвейна, поужинали за столом, десерт решили съесть в гостиной за журнальным столиком. Хоб полил пудинг ромом и поджег, дождался, пока схватится румяная корочка, и затушил. Пудинг на вкус был превосходным: мягким, застывшим и не очень сладким и Хоб сам был удивлен, что у него получилось так хорошо. Затем он расслабился слишком сильно и понял, что после нескольких минут поцелуев Морфей оседлал его бедра, напористо терся по нему бердами, и острые кости бедер упирались в него. Гэдлинг понял, что это уже слишком. - Подожди, Морфей, - он положил руки на хрупкие плечи, чуть отстранил от себя. Сон удивился, чуть сжал губы, недовольный, что его остановили. - Ты уверен? -В смысле? - Ты уверен, что хочешь заняться сексом? Со мной? Сон фыркнул - Мы уже занимались любовью, в моем мире, - Морфей положил свои ладони на его, спустил с плеч на грудь, где под кожей колотилось сердце, что так ему мешало. - Разве ты не хочешь сделать это здесь? В своем мире? Конечно, Хоб хотел этого. Но Морфей так мало прожил в человеческом теле, понятия не имел, как это делать и даже не представлял, что может пойти не так. - Я волнуюсь за тебя. Я ведь может, что тебе это не понравиться. - Хоб , я не девственник. У меня было достаточно партнеров, и из этого мира тоже. Хотя я давно этого не делал, - Морфей повел плечами, черная ткань упала на пол. Потом он наклонился, нашел пальцами пуговицы на рубашке Хоба и начал медленно их расстегивать - Тогда просто скажи, если, - Сон перебил его коротким поцелуем, - если что-то будет не так. В ответ Хоб пробормотали что-то бессвязное, Морфей был занят его пуговицами и Гэдлинг подумал, что он их сейчас сорвет. Пришлось помогать. Под рубашкой он чувствовал, как горит его кожа, но контраст от прохладных ладоней вызвал мурашки на спине. Морфей положил руки на его голую, мягкую грудь, огладил так по хозяйски, словно проверяя, как она изменились. Хлб мгновенно почувствовал, как щеки налились румянцем. После войны он поправился, стал мягче и нежнее, чем теперь Морфей так бессовестно пользовался, лаская между пальцев соски, сминая и массируя. Гэдлинг так отдался чувствам, что и не заметил, как пальцы остановились на ребрах. - Хоб , что это? Хобу понадобились секунды, чтобы понять, о чем речь. Он замер, задумался, посмотрел туда, где Морфей держал свою руку и к ужасу увидел татуировку с рубином. Впервые за сорок с лишним лет он об этом пожалел. - А, ну... - Гэдлинг честно попытался, но понял, что у него ни одного аргумента, чтобы объяснить свой поступок. И чем он только думал? - Зачем ты это сделал? - Я... - Хоб подумал еще немного, давая себе последний шанс, а потом решил, что сказать правду будет лучше. - Я скучал. Боялся, что ты все же не придешь и решил оставить себе на память. Да, я знаю, это была глупость. - Прости. - Что? - Прости, что заставил тебя так думать, - Сон снова втянул его в поцелуй, не дав ни подумать, ни ответить, снова принялся нежно прикасаться, иногда задерживаясь пальцами на рубине. Ему, кажется, вообще нравилось его тело со всеми недостатками: и вьющиеся волосы на груди и внизу живота, и жирок, появившийся и тут и там, из-за чего Хобу пришлось перешивать почти всю свою одежду. Морфей придвинулся к нему ближе. Хоб не признавал, что отпускать его от себя не хотелось ни на минуту, даже для того, чтобы расстегнуть и приспустить штаны. Нижнее белье Морфей не надел. Прямо сейчас Хоб вообще не собирался на это жаловаться. Член у него был под стать телу, тоже тонкий и длинный, чем у Хоба. Он лег в руку приятно и знакомо, как десятки раз для этого, Гэдлинг вспомнил, как он растягивался на нем, каким наполненным себя чувствовал, когда Сон входил в него на всю длину и ему захотелось, чтобы он снова оказался в нем. Хоб сжал его член в ладони, вызывая тихий стон у Морфея, проведя с низу до верху. Сон накрыл своей ладонью головку, но раздраженно фыркнул, когда Го убрал руку. - Не спеши, у нас есть время, - прошептал ему в ухо и сам себе не поверил, как хорошо это звучало. Под пальцами затрепетало чужое нежное тело, податливое и желанное. Хоб поглаживал торчащие кости, ласкал шелковую кожу, чтобы подразнить, а Морфей играл в игру по своим правилам, поэтому сам терся об него, чтобы получить еще больше ласки. Гэдлингу хотелось доставить ему все удовольствие, на которое был способен, чего Сон заслуживал, но не так быстро. Хоб стянул штаны еще немного, обнажил худые ягодицы и жадно сжал их, отпрянул и хотел еще осторожно хлопнуть, но не стал. Сон и так уже тяжело дышал ему в шею, подмахивал бедрами, специально или нет – не важно. В его снах Морфей был чувствительным, но напористым любовником, принимал его, как хотел, а Хоб мог только благодарно стонать и просить еще, однако Морфей всегда все держал в руках, даже тогда, когда позволял Хоб у заключить себя в тяжелых, крепких объятиях и вбиваться внутрь него как можно сильнее. Но сейчас Повелитель его сладких снов вдруг оказался в человеческой коже, почувствовал, какого оно – быть смертным и таким хрупким и чувствительным, каким никогда не был. Даже его тихие, стоны на ухо были чем-то новым и непривычным: раньше Сон был невероятно молчаливым любовником, таких у Хоба никогда не было. Гэдлинг снова вернул руку на его член, но теперь прижал его к собственному животу, но Морфею было мало, он был жадным и голодным, поэтому позволял Хобу почти все. Однако когда он вздрогнул, скривился и схватил Хоба за запястье, Гэдлинг начал переживать. Цепкие пальцы вдруг стали очень слабыми, между бровями залегла кривая морщина. - Что случилось? - Заволновался мужчина, наблюдая, как он беспомощно хватал ртом воздух. - Оно... оно не успокаивается, - простонал Сон, отпустил его и приложил руку к груди. Хоб, почувствовав, как бешено билось нечеловеческое сердце, нежно обнял любовника, успокаивающе погладил по спине. - Почему оно так дерется? - Все хорошо, так бывает, - Гэдлинг дал ему немного времени, чтобы овладеть собой, поцеловал в макушку. Сон уже начал дышать ровнее, словно вспомнил, как это правильно делается. - Для нас это привычно, оно бьется всю жизнь. Тшш, не волнуйся, иначе оно вообще не успокоится. Хоб посмотрел в его красное лицо, заглянул в затянутые пеленой страсти глаза и вытер с подбородка каплю слюны. Сон поймал его большой палец губами, лизнул подушечку, и Хобу на мгновение показалось, что он сейчас потеряет все свое терпение, повалит его на диван и отымеет так глубоко, как только сможет. - Просто это странно, - Морфей снова взял себя в руки, однако Хоб чувствовал под ладонями его дрожь.. - Пойдем на кровать, там будет удобнее. Сон слабо кивнул, Хоб подхватил его под ягодицы и понес в спальню, там он положил Сна на матрас. Морфей поднял ноги, помогая стянуть с себя брюки. Казалось, что его суставы были ненастоящими, а шарнирными, как у кукол и отличался лишь тем, что кожа немного их обтягивала, мужчина не удержался и поцеловал его колено, надавил и развел бедра. Ему открылся невероятный вид на темно-розовый член и сжатый вход. Морфей закинул руки над головой, без слов прося его сделать все,и Хоб черт побери, был только за. Если в нем что-то и не изменилось за столько лет жизни, то это то, как его возбуждала невинность и Морфей сейчас разжигал в нем страсть, о которой Хоб успел забыть. Собственный член неприятно терся о ткань брюк, мужчина не спешил их снимать. Он наслаждался прекрасным видом на такого раскрытого и избалованного Морфея, кончиками пальцев ласкал его бедра, которые оказались бархатными на ощупь. Сон нетерпеливо напомнил о себе, закинув ноги на талию Хоба. Гэдлинг прижался к нему. Вместо ожидаемого поцелуя в губы, Морфей получил нежное прикосновение губ к своей груди, четко туда, где находилось сердце. Хоб приложил ухо, чтобы послушать, как билось его сердце, готово вырваться из груди , словно птичка в клетке. Мужчина накрыл одной рукой его сосок, острый и напряженный, тоже розовый. У людей таких не бывает, наверное, только у бесконечных. Хоб нашарив бутылку на туалетном столике, в невзрачном темном стекле плескалось льняное масло, которое Хоб всегда хранил в спальне. Мало кто из его любовников и любовниц оказывался здесь, обычно Гэдлинг радушно раздвигал ноги и залезал под юбки или брюки где придется, где не было лишних глаз: в переулках, чужих квартирах, ночных парках или где-нибудь еще, ибо отказывать себе в удовольствии в пользу каких-то глуповатых правил приличия не привык. Мужчина вылил пахучее масло себе на пальцы, однако оно сразу стекло и тяжелыми каплями упало на яички. Морфей поднялся на локтях, посмотрел на руки Хоба и затем на себя, скользнул между ног ладонью и размазал капли по коже. - Это масло? - Морфей провел по члену смазанными пальцами, тяжело выдохнул, когда Гэдлинг погладил его между ягодиц. - Зачем? -Чтобы тебе не было больно, - Хоб скользнул в него пальцем, который вошел легко в расслабленное тело. У Сна на секунду сбилось дыхание, он напрягся и острые коленки уперлись Хобу в бока, однако Морфей почти сразу взял себя в руки и качнул тазом, чтобы Гэдлинг вставил палец до конца. - В реальном мире на такие мелочи все же надо тратить время. Ты никогда его не использовал? - Люди не могут причинить мне боль. Гэдлинг фыркнул, это был не ответ, однако он не стал его расспрашивать и легко потер пальцем в анусе, пытаясь нащупать простату. Он достал из него палец налил на руку еще масла, чтобы Морфею было приятнее, и растягивал уже двумя. - Хоб , хватит, - Морфей облизнул губы. - Я хочу тебя. Не заставляй меня ждать. Хоб и не думал. Он вылил масло себе на член, нетерпеливо размазал и навалился на Морфея почти всем телом, ища рот для поцелуя. Сон прогнул спину, почувствовав его в себе, насадился глубже и наконец, беззвучно простонал. Гэдлинг подождал немного и начал двигаться. Морфей в противовес своему костлявому телу и холоду оказался теплым и мягким внутри. Хобу захотелось остаться так навсегда, как можно глубже в нем, с ним, вокруг него, просто лежать в хрупких объятиях тонких белых рук все отведенные его бессмертном жизни дни. Захотелось, чтобы Морфей навсегда остался с ним, чтобы ждал его дома и грел их постель, нежно целовал, забирая всю будничную усталость, оставляя опасный и пугающий мир где-то за окном, где-то далеко. Даже сейчас Сон влажно чмокал его в щеку, играл с волосами и развел ноги еще шире, принимая Хоба и все его движения в себя. Морфей стонал, по его щекам катились слезы, и он цеплялся за плечи Хоба, ища поддержки и опоры. Сон был раскрытым, растянутым на его члене, дрожащим и напуганным новыми, незнакомыми ощущениями. В любой момент Хоб прислушивался к ощущениям, был готов, что Морфей попросит остановиться и отпустить его и Хоб, конечно, сделает так, как ему попросят. Он знал, что каждое прикосновение, толчок и сорванный с губ стон– это невероятное везение, что каждый поцелуй – благословение, а мгновения без него и мысли о том, что он вот-вот уйдет – кара. Гэдлинг не знал, чем заслужил все это, однако думать сейчас, как болтать во время спектакля –было бессмысленно. Милостивый король и его верный подданный. Хобу хотелось посмотреть на то, что Сон называл домом, по чему так скучал, хотя в глубине души он боялся. Наверняка, ему понравится настолько, что он сам захочет стать любовником короля и навсегда останется в его покоях. Думать о таком было страшно, ведь Гэдлинг у это импонировало гораздо больше. Морфей вскрикнул, сжался так сильно, что у Хоба чуть не потемнело в глазах, сперма горячей лужицей испачкала живот Морфея. Гэдлинг замер в нем во время толчка, пытаясь кончить, однако Сон в тот же миг застонал в голос. - Больно, больно! Прекрати ... , Хоб. - Да, да, извини, - мужчина осторожно вышел из него, тяжелый член качнулся, напоминая о себе нытьем и жаром. Морфей тут же попытался свести ноги, однако коленками все равно оперся в сторону бока. - Что это такое? Почему ... - он шмыгнул носом. Хоб потянулся к нему. - Почему это больно? - Такое бывает после оргазма, ты просто стал очень чувствительным. Это пройдет совсем скоро, - Гэдлинг еле сдерживал себя, чтобы не лечь на него полностью, поэтому опустился на бок, боясь сделать Морфею неприятно. Собственный член тяжело качнулся, головка мазнула шелковоебедро Морфея, и Хобу захотелось продолжить касаться его. - Ты стал ... другим? Таким чувственным. Во снах ты был другим. - Это все из-за смертного тела, - Сон зажмурился, когда Хоб провел по впалому животу, возбуждаясь от мысли, что Морфей был скользким и растянутым. - Теперь все такое странное, - Морфей придвинулся ближе, член Хоба теперь прижался к его бедру и Гэдлинг повел бедрами. - Я помогу тебе. Хоб не успел ничего сказать, только втянул воздух через сжатые зубы, когда нежные пальцы обвили его под головкой. Руки Морфея, лучшие руки на всем белом свете, ласкали, двигаясь от яичек до самой головки, играясь с уздечкой. Ни у одного любовника или любовницы не было столь мягкой и бархатной кожи, ни у одного не было таких искусных пальцев. Гэдлинг притянул Сна в долгий, мокрый поцелуй, чувствуя, что он почти, что ему нужно еще немножко, и…..наконец кончил, сперва была на бедре и руке Морфея. На самом деле, ему хотелось кончить в него. Иногда во снах Морфей ему позволял. На самом деле, Хоб надеялся сделать это в следующий раз. А пока пусть Сон немного придет в себя. Стоило отнести его в ванную, чтобы помыть, однако Гэдлингу хватило сил только на то, чтобы вытереть их полотенцем, что он оставил на изголовье кровати. Морфей заснул, все еще прижимаясь к нему и Хоб провалился в сны вслед за ним. ** Первый час ожидания Джон курил сигарету за сигаретой, вдыхал дым за несколько длинных и глубоких затяжек, а потом сразу брался за следующей. На второй час сигареты почти закончились, остались только две и маг нашел в себе силу воли их не прикасаться к ним. На третий час волнение исчезло, Константин расслабился и почти уснул, поэтому стук в дверь заставил его вздрогнуть. Джон встал с кровати, выждал минуту, словно не ждал кучу времени до этого, и открыл дверь. Коринфянин белозубо улыбнулся, дождался, пока Джон пропустит его внутрь. Джон поднял его очки на лоб, заглянул в зубастые глаза, в которых тоже мог разглядеть улыбку. Коринфянин обнял его за талию, жадно поцеловал и прижал к стене. Джону пришлось встать на мыски, чтобы было удобнее вцепляться в воротник его пальто. Так не должно было быть, маг этого не планировал, но какая вообще разница, когда он может снова прикоснуться к нему и побыть вместе лишний раз. - Коринфянин, - только и смог произнести Константин, получив секунду передышки между настойчивыми поцелуями. Любовник на секунду его отпустил, скинул пальто и не стал тратить время на то, чтобы повесить его на плечики. Одежда полетела на пол. – Подожди,… остановись! Коринфянину пришлось собрать всю волю в кулак, чтобы остановиться. - Да? - Я догадался, кто ты, - Джон не удержался и улыбнулся, поняв, как нагло врет. Ему пришлось повторить в лоб несколько раз, чтобы до него дошло. Коринфянин весело фыркнул, облизал губы и вытер их тыльной стороной ладони. - Ты кошмар. Ночной кошмар. Или я не прав? Все веселье с его лица исчезло, сменилось на удивление, а потом на еле заметное восхищение. Он взял мага за руку, коснулся пальцами перстня. - Правильно, - Коринфянин поцеловал его пальцы. - Как ты это сделал? - Догадался, - Джон потащил его за собой на кухню. Коринфянин сел за стол, маг опустился рядом, нащупал в кармане портсигар и спички. - Будешь? - Нет, не хочу. Кто тебе сказал? Константин не смог убрать с лица улыбку, тяжелую и мрачную, даже когда зажал в зубах сигарету. Посмотрел на голубой камешек в кольце, тесно сидящем на его пальце. Наверное, он был проклятым, не перстень, а Джон, потому что с кем еще могло случиться такое... такое. - Парень один, тощий блондин, прямо, как я. Он умер, правда, поэтому я вызвал его для моего детектива его дух, - маг затянулся, выпустил дым и стряхнул пепел в пепельницу. - Знаешь, как умер мой отец? - Вопрос повис между ними тишиной. Коринфянин чуть склонил голову, видимо, посмотрел на него, но Джон никак не мог привыкнуть к его нечеловеческим глазам. - Он был убит. Соседка нашла его в нашей квартире. Я приехал в Лондон, чтобы опознать тело и, - его голос дрогнул, - у него не было глаз. - Поэтому ты теперь охотишься за тем убийцей? - - Коринфянин все еще выглядел спокойно, не человек, а непробиваемая стена, ни одной лишней эмоции, ни одного намека. Джон понимал теперь, почему его было так сложно поймать. Сколько допросов ни проводи – не расколется. - Не придуривайся. Меньше всего на свете я считаю себя идиотом, глупым – да, но не идиотом. Я знаю, что это был ты. - И что же теперь? – Кошмар фыркнул, наконец, сбросил с себя маску человека, но ни тени раскаяния или страха маг там не увидел. - Люди обычно хотят мести за такое. - Мести? - Джон засмеялся, чуть не подавился дымом и дал себе лишнюю минуту, чтобы овладеть собой. Сделал глубокий вдох, выдохнул. Он столько раз продумывал этот разговор, столько ночей представлял, как и где это произойдет, но никогда не думал, что будет говорить со своим любовником. - Коринфянин, я все это время искал тебя, охотился на тебя, ведь я так хотел тебя поблагодарить. Я никогда бы в жизни не решился на это, но ты... - маг снова вдохнул немного дыма, чтобы не сорваться. - Знал бы ты, что он... каким он был… - Я знаю, - отрезал Коринфянин так уверенно, словно снова орудовал своими ножами. У Джона по коже пробежали мурашки, похолодел затылок от мысли о том, что он все видел. - Я могу увидеть то, что видели люди, когда съедаю их глаза. Большая часть быстро забывается, но кое-что навсегда остается со мной. Но искать меня, чтобы поблагодарить? Я не понимаю. - У тебя есть родители? Твой Творец, Сон из Бесконечных, например? Коринфянин тихо шикнул, отшатнулся и Джон подумал, что он сдержался, чтобы не закрыть ему рот рукой. Что угодно, лишь бы только не слышать имя своего Повелителя. - Нет, он скорее художник, а я его шедевр. Немного не то, что люди называют отцовством. - Да, может поэтому ты и не понимаешь, - Джон затянулся в последний раз и потушил папиросу. Достал еще одну, но понял, что не хочет больше курить. - Я убежал из дома, когда мне было шестнадцать, научился магии, начал бороться с чудовищами, попытался снова и все такое, но в глубине души я все это время оставался маленьким напуганным мальчиком, слабым и запуганным, - он вздохнул, сглотнул, чтобы убрать мерзкий ком из горла. Плакать не хотелось, только не сейчас, только не тогда, когда он наконец сказал это ему. - В мыслях я постоянно вспоминал его слова, потому что неважно кем я был, кем я стал, пока он жил, я оставался «убийцей Джонни» и больше всего боялся увидеть его снова... А потом ты пришел и просто убил его. Как будто он ничего не стоил, словно... словно... - Джон не сдержался, прикрыл рот рукой и вытер ладонью щеки, по которым так предательски покатились слезы. - Я никогда в жизни не чувствовал себя таким свободным, как тогда, когда увидел его в морге. Коринфянин оперся локтями на колени, посмотрел ему в глаза, так пронзительно, что Джон оцепенел. Ни дать, ни взять – змея охотившаяся на мышь. Пепел с тлеющей папиросы упал на стол. - У тебя не отеческие глаза. Я бы узнал тебя быстрее, если бы были как у него, - Коринфянин не сводил с него взгляда, но маг нашел в себе силы подняться, отвернуться и посмотреть в окно. Там сиял ночной Лондон, такой равнодушный, что почти больной. Разве не для него Константин так старался всю жизнь, выметая из углов всю гадость? - Джон, ты же понимаешь, что я теперь должен тебя убить? Голос любовника вернул его в реальность, к этой точке, где Джон выложил на стол все карты и наконец, дождался ответного хода. Не то, чтобы его это удивило. Не то, чтобы он на него обиделся. - Конечно, понимаю, - маг развернулся, Коринфянин бесшумно поднялся и встал напротив. - Ты в курсе, что у меня нет детей, ну, тех, о которых я знаю, так что можешь собрать себе коллекцию из всех Константинов. Только, у меня все же будет одна просьба, - кошмар заставил его отступить к подоконнику, опереться бедрами, но замер, слушая. Кошмар провел ногтем от челюсти к скуле, словно мог выцарапать ему глаза просто так. - Говори. - Поцелуй меня. Коринфянин опустил голову, покачал ею и сбросил очки на пол. Стекло разбилось, оправа сломалась. Их губы встретились в мучительном, пылком поцелуе, Джон бессильно обнял его за шею, ласкал по щеке. Кошмар перехватил его руку, увидел на пальце подаренный перстень и поцеловал его пальцы. Маг неожиданно вздрогнул, когда рука кошмара скользнула по его талии. - Я убью тебя, - прошептал Коринфянин ему в самые губы и снова смял их, чуть не укусив, - обещаю, убью. Джон открыл глаза и вздохнул с облегчением, увидев, как в темноте блеснул нож.