Химия, оказывается, не только в пробирках.

Последние пару часов вы наблюдали за тем, как Доктор очень активно занимался какой-то химией. Запах стоит специфичный, вы заканчиваете с «дозой» выданных документов и рисуете на краю листа бумаги цветочек, просто от скуки. Второй снова топает куда-то, бубнит себе под нос, вы ещё с первого дня заметили, что он иногда говорит сам с собой. Поворачиваетесь на него, зная что стоит спиной к вам — всегда приятно наблюдать за занятым и увлеченным человеком, но вы засматриваетесь именно на Иль Дотторе, а не на начальника. Вьющиеся короткие волосы на затылке, там же задняя часть маски идёт от висков. Воротник чёрной рубашки, контрастно белый халат. Удивительная для мужчины под сорок талия, которая вообще присутствует, что тоже не всегда достаётся сильному полу. Длинные, также стройные ноги, на которых, какая глупость, всё ещё каблуки. Вы только сейчас задумываетесь о том, что Дотторе это его титул, а не имя. — Че ты пялишься? — не отвлекаясь от занятия спрашивает. — Задумалась просто, вот и смотрю. Позволите маленький такой вопросик? — Да, задавай. — Как вас зовут? Титул я знаю, можете не пытаться меня запутать. — Секрет, — чувствуете в голосе улыбку, а далее и видите её, поскольку предвестник поворачивается к вам. — Зачем тебе эта информация? — Потому что получается как-то нечестно, что вы моё имя знаете, а я ваше нет. Поверьте, трепаться о том, что я работаю с «тем самым», мне нет с кем. — Мне в голову пришло, что твоим титулом может быть «Василёк», — отворачивается обратно, вы заметили, что он копошится с запчастью, вероятно одного из автоматонов. — Я отрёкся от своего прошлого, поэтому моё настоящее имя не так уж и важно. Тем более, я не рассказываю о нем кому попало. — Ну какой же это титул… Сокращение от имени не может быть полноценным титулом, — вздыхает девушка. — А остальные предвестники знают ваше имя? — Не все. Я же шучу, разве ты не понимаешь? К слову, тебе бы пошёл синий цвет или аксессуары с цветочной тематикой. Это может даже немного выделить то, что у тебя в радужке есть оттенок голубого. Вообще красивый цвет, позитивный для психоэмоционального восприятия, да и значения у него приятные, — он заговаривается и, вероятно, таким образом переводит тему со своего имени. — А ещё у вас голубые волосы, да. Мне больше оттенки синего нравятся. Не сине-черный, но где-то около того… А про цветы вы верно подметили, у меня есть небольшое количество одежды в цветочек… Предвестник медленно поворачивается на вас с достаточно серьёзным выражением лица. — Это ты сейчас намекнула на то, что я тебе подхожу? — Я просто отметила, что вы приятный для психоэмоционального восприятия, — девушка картинно закатила глаза, сделав вид, что ничего такого интересного не говорила. — И, кстати говоря, это вы сейчас акцентировали на этом внимание, а не я. Он полностью поворачивается к вам, опирается поясницей о стол и складывает руки на груди. — Фабьен, — говорит тише, вы непонимающе смотрите на собеседника несколько секунд. — Настоящее имя — Фабьен. — Оу… — девушка застывает, ошарашенно глядя на собеседника. В голове крутились множество мыслей, однако никакую из них девушка не могла сказать. — Я перешагнула грань «кто попало», верно? Поэтому вы сказали мне своё… Имя? В любом случае, приятно познакомиться с вами, Фабьен. — Скажешь кому-то — кишки выпущу, — он кажется стал намного серьезнее, чем даже минуту назад. — Вообще забудь, иди отсюда, рабочий день окончен, — резкая агрессия и ни одного ответа на вопрос. — Хорошо, тогда продуктивной вам работы, господин Доктор. — кивает девушка и выходит из лаборатории, решив не пытать судьбу.

***

Очередное утро, очередной рабочий день, снова эта белая дверь перед лицом. Шаг внутрь помещения — черт, вы же только недавно прибирались, почему тут опять бардак… Центральный стол завален какими-то бумажками, кучей различных колб, мензурок, ошметков чего-то растительного, мусором и кусками железа, ночь была явно бурная. Дотторе хорошо вписывается в этот хаос, сидит на столе со стаканом… Это у него вискарь стоит на полке? — О, привет, — улыбается вашему появлению и делает глоток, слезая с поверхности. — Как дела? — Что за бардак вы тут учинили, док? — Это творческий беспорядок! — он явно пьян. — И вообще, я в депрессии, — снимает с горелки небольшой котелочек, ставит на подставку и берет в правую руку круглую колбу. — Меня никто не любит и не ценит, это пиздец, — матом вызывает у вас смешок и с хирургической точностью, естественно чуть ли не мимо, наливает в жидкость в содержимое более крупной тары. — Да вообще ужас, подумать только, наказать всех не любящих и не ценящих. Как это они такое счастье из-под носа упускают, — шутливо выражаете сарказм и продолжаете. — Что ты там мешаешь уже, горе-химик? — Мне надо растворить покрытие на запчасти, — не обращает внимания на то, что вы перешли на «ты». — Блять, у меня кислоты нет, Василиса, — махает вам рукой. — Найди. — Найди то, не знаю что. Хоть бы уточнил, какую кислоту. Они так-то разные есть. — Вася, металл, кислота, ничего в голову не приходит? — поднимает на вас голову. — Серная, она у нас только одной концентрации в лаборатории существует. — Откуда я знаю, что там в этом котелке намешано и что туда подходит. Но ладно, — идёте к полкам и внимательно присмотревшись к содержимому находите нужный химикат, несёте всё это дело к предвестнику. — Спасибо, — наигранно, при чем специально показав это тоном улыбается вам и принимает предмет. — Что хочешь делать сегодня? Я не в настроении командовать. — Ммм, документы? — с приторной улыбочкой ссылается на все предыдущие дни. — На деле хотелось бы понаблюдать, если уж не ассистировать. — Ладно, как хочешь, — чуть прокашливается в кулак и намешивает вещества далее. Налив нужное количество поднимает котелок вместе с дощечкой и несёт к окну, медленно, чтобы не пролить. — Расскажи хоть что нибудь, не знаю, мне скучно в тишине, — ставит предметы на стол под окном и открывает его, вы слышите шипение из-под крышки. — А что говорить-то… — бурчите под нос скорее себе, чем собеседнику. — Хах, из нового, сегодня с утра ворчит живот, не знаю, эм… — чтобы заполнить тишину проговаривает шутя. — Мда, я ещё думал что с тобой есть о чем поговорить, — возвращается к основному месту событий и обратно взяв в руки стакан допивает содержимое, пялится на вас. — Как ты думаешь, жизнь после смерти существует? — Не думаю, что вас с вашим возрастом и теоретическим бессмертием должны беспокоить такие вопросы. Но порассуждать интересно. Точного ответа я не могу дать, но лично я верю в перерождение, потому что как мне кажется, это более логично. — Ебало, — показывает вам открытую ладонь, а далее широко смыкает четыре верхних пальца с большим, изображая закрытый рот. — Сорок лет — вторая молодость, — с полки сходит бутылка алкоголя, чьё содержимое малой частью отправляется в стакан. — Она существует. Особенно если умираешь рядом с кем-то типа меня, — вы стоите и думаете, что не догадывалась о настолько бранной речи предвестника, вам казалось он вообще не позволяет себе такого. — Пить будешь? — Смотря что, — девушка подставляет руку под щеку, наблюдая за действиями мужчины и зевает. — Вообще, это у вас сороковка это вторая молодость. У женщин, можно сказать, лавочка вся уже прикрылась. А, и да, пить не буду. И кстати, я недавно услышала что вам, вероятно, около пяти веков, хах… — Почему? — опять садится на стол, медлит из-за ваших слов о возрасте. — И где ты это слышала? Гандон Регратор рассказал? — было легко поймать его на лжи, когда тот не трезв, даже смешно. — Я с Господином Регратором встречалась дважды в жизни. И то, из-за ваших разборок, — вздыхает девушка. — Поэтому нет. Можно сказать, я владею прекрасной способностью. Со мной очень охотно люди делятся слухами. Второй на ваши слова улыбчиво сложив ногу на ногу снова пьёт пару глотков, а после наклоняет голову к плечу, чуть скалясь. — У каждого же должны быть секреты, я прав? — в голосе игривость. — Позвольте вопрос, а что вы пьете? — девушка щурится. — И меня всё ещё парит, что вы обо мне знаете больше, чем я о вас. Но вы сейчас предпочитаете ме- Точнее мое общество вот этим двум штукам. Так что я не буду слишком возникать. — Коньяк, — смотрит на стакан и продолжает. — Не только же Панталоне дарить, надо и себя радовать, — выдыхает. — Хотя почему я говорю об этой мрази, если у меня тут чудесная девушка сидит, — переносит внимание на вас. — Бездна знает, почему «Регратор то, Регратор это». А ещё алкоголь вреден и является депрессантом, напоминаю. И под алкоголем вы не несёте ответственности за свои действия. — Про алкоголь я все знаю, не учи, — вы прямо через маску можете понять, что он закатил глаза. — Я увлечён наукой, не людьми. Поэтому хотя бы подыграй ради шутки, мне нельзя подурачиться немного? — по доброму улыбается вам. — Хоть руку откусить тебе уже не хочу, ха-ха, радуйся. — Да кто я такая, что бы запрещать вам что-то? Я лишь ваша подопечная… Или правильней будет сказать подчинённая? — на секунду задумывается девушка. — В любом случае, я рада что вы решили оставить меня со всеми моими конечностями. — Меня бесит, когда люди себя унижают. Я пытаюсь говорить с тобой на равных. Чего тебе не хватает, чтобы перестать чувствовать себя моей подчиненной? Да, я люблю себя и свои заслуги знаю лучше других, но я же вроде не унижаю тебя, — заливает остаток алкоголя из стакана в рот, а у вас складывается ощущение, что предвестник решил напиться до отключки. — Как минимум пытаюсь. Я тебя уже потрогал, все на месте и очень даже неплохо, что было, того и ожидал, — снова улыбка, но теперь расслабленная, как и сам Второй в данный момент. — Так по какому поводу такое алкогольное «веселье»? С вами все в порядке? — Этого тебе знать не обязательно, — вздох и поворот головы на вас, до этого собеседник пару минут тупил в стену, слушая что вы скажете. — Могу рассказать, но это глупо. Да и праздники, чего нет-то. — Так не обязательно или можете рассказать? В любом случае, я не против послушать, — пожимание плечами и хмыкание в ответ. — А «праздники» я бы поняла, если бы вы были не на рабочем месте. — Меня нельзя уволить, я слишком важен в воплощении плана, — снова расплывается в самодовольной улыбке, покачивает ногой. — Состояния не влияют на мою работоспособность, как ты могла видеть. Причина… Ты? Меня убивает твоё сходство с Валей. Разболтал имя из-за помутнения, идиот, влюблюсь ещё и можно смело вешаться, ха-ха. Совсем я из ума вышел, да? — опирается прямыми руками позади себя. Очень тяжело вздохнув и скрестив руки на груди, бросаете взгляд на бутылку коньяка. Возможно, стоило бы и выпить, ибо слов в ответ не находится. Кроме ироничного: — Пытаетесь сделать меня виноватой во всех бедах? — Нет, просила рассказать к чему пьянка — ответ дан. А вообще, я всё ещё не против лишиться трезвости не один и закончить сегодняшний день выходным, — это намёк, уж совсем отвратительно скрытый. Второй слегка нервно подносит руку к маске у виска, всё ещё пытаясь что-то отколупать от неё, видимо, он так нервничает. — Ладно, хорошо, — вскидывая руки в жесте поражения, неловко тараторит и кивает. — Я тоже не против. Пожалуй, это даже нужно сейчас. Нальёте, пожалуйста? Дотторе слазит со стола, секунда уходит на попытку удержать равновесие. Отходит от места кипения страстей, вы не знали, что под столом за которым вы обычно сидите, в пластиковой коробке лежит посуда, надо бы в свободное время порыться в шкафчиках и выяснить местонахождение подобных предметов или чего либо ещё полезного, не только для работы. Вы уже думали что ученый ударится затылком о край стола, но этого не произошло, к счастью. Вернувшись он наливает вам полстакана алкоголя и ставит его рядом с вами, сам усаживаясь туда же, где был до этого. — Что ж, за Царицу? — улыбается, выдвинув тост. — Ваше «лишиться трезвости», кстати, звучало как «лишиться девственности», — хмыкает, пока наблюдает за копошением Доктора. Поставленный рядом стакан придирчиво обнюхивает, но запах у коньяка оказывается неожиданно приятным. Ну да, логично, Второй не стал бы пить бурду. — За Царицу, — салютирует стаканом и отпивает. — Хах, — тоже отпивает, после того как наклонился к вам чтобы чокнуться. — Ну, в алкоголе ты явно почти девственница, сама же мне тут задвигала, что не пьёшь, и вообще: ни капли в рот, ни сантиметра в жопу, — вы громко усмехаетесь на выражение. — К слову о смерти, если бы, чисто в теории, ты могла стать роботом или монстром, то каким? — Будем считать, вы лишили меня алкогольной девственности, — ухмыляется уголком рта и подпирает голову рукой, смотря прямо на Доктора. — Драконом. В любой непонятной ситуации стоит быть драконом. Летаешь, сила элемента есть, огромный. Красота же. — Кстати, неплохая идея. Есть роботы-драконы, такие красивые, — вас аж умиление хватает. — Мне опять грустно из-за этих машин. Может просто не везёт? Что вообще за тупое выражение, «не везёт», мы даже не едем, — сам улыбается от своего каламбура, а вы чётко видите степень опьянения собеседника. Она высокая, если подробнее. — На мой взгляд, настоящие драконы покрасивее. Морды такие эстетичные, — внимательно наблюдает за доктором. Позволяет себе короткий смешок и ухмылку в ответ на каламбур, хотя и не совсем улавливает мысль. Кажется, кому-то определённо хватит пить. — Сколько вы уже выпили, если не секрет? — За ночь вторая бутылка, но первым было вино, да и при тебе выпил больше, чем наверное за всю ночь с утром, — параллельно со словами расстёгивает верхнюю пуговицу рубашки. — Боюсь скоро пора баиньки, а то начнётся что-то чересчур весёлое. — А точно тут у меня алкогольная девственность? Кто ж после вина коньяк пьёт, — дергает бровью и старается не смотреть на эту чёртову пуговицу. Тепло от пары глотков коньяка уже дурно влияет, развязывая язык и эмоции. Возможно, спать было бы хорошим вариантом, но… — Спать — скучно, — и улыбка выходит такая. Лукавая. Плутовская. Лисья даже. — Хах, уж похмелье-то переживу как нибудь. Хотелось чего-то крепкого, почти не пью напитки ниже двадцати градусов, если и пить — то до потери сознания. А вот по поводу сна полностью согласен, поэтому и пренебрегаю возможностью. Знаешь, ухаживания в сторону здоровья очень раздражают, когда нарочно не останавливаешься в делах пока не потерял идею, рад что ты не лезешь с этим. Тебе снятся сны? — пока говорит очередной раз слезает с насиженного уголка. Забавно, как он скачет по мыслям. Невольно вызывает смешок. Закинув ногу на ногу, усаживается в более расслабленную позу. — Вы быстро говорите и слегка перебегаете с мысли на мысль. Что-то заставляет вас нервничать? А ещё сном пренебрегать не стоит в целом. Я говорила конкретно про сейчас, — качает головой, заглядывая в свой стакан и созерцая там остатки коньяка. Пить или не пить… — Снятся. Они всем снятся. Но не всегда мы их помним. — Нет, некоторые не видят снов, — чуть отходит, тянется наверх, к полке, оттуда достаёт фаллической формы предмет, вы пока не рассмотрели. — Но рад, что ты имеешь такую возможность, как и я. Мм… У меня постоянно мысли путаются, даже когда трезв, — мужчина с клацающим звуком снимает маску. Из чехла, который и был этим предметом, достаёт очки и надевает их взамен снятой маски. За спинку берет свое кресло и тащит ближе к вам, как оказывается в метровой дистанции придержавшись за стол садится на любимое место. — Как думаешь, рождаются выводы и теории? Думаю об одном, говорю другое, а потом вспоминаю третье и потихонечку схожу с ума. — О, так у вас есть очки. И они вам идут, — наклонив голову, не удерживается от комплимента. — Теории и выводы… Хм, выводы рождаются в результате обдумывания полученной информации. Теории подобным же образом, но часть информации отсутствует, потому теории могут быть неправильными. Вы просто пытаетесь сконцентрироваться на нескольких делах одновременно, поэтому у вас часть знаний просто выпадает на время из-за перегрузки мозга. — Очень интересно было услышать очевидную информацию, спасибо, — с сарказмом в словах подносит кружку к губам и допивает её содержимое, теперь вы видите, что он хмурится от вкуса. Голос отдаёт приятной хрипотцой, к слову в бутылке остаётся жидкости лишь на одну «порцию». — Пхах, ты думала у меня нет очков? Я в них только при клонах или… Ну, теперь уж и тебе. — Как вы говорили ранее, ваши клоны… Или правильнее сказать срезы, мертвы, так что получается я единственный человек, кто видел вас таким, — хмыкает девушка. Тянется к бутылке и выливает остатки напитка себе в стакан. — Я думала вы вообще не будете при мне одевать. Но видимо Жизнь распорядилась иначе. — Не единственная конечно, — ухмыляется вашим действиям. — Но сейчас мне неудобно в ней, а мы вроде хорошо сидим. Сама только не напейся, нам нужен хоть кто-то более-менее трезвый, — смазано хихикает и подпирает голову кулаком, смотря на вас. — Зачем это? — кидает подозрительный взгляд поверх стакана, спокойно допивая остатки алкоголя и стараясь не морщиться. Не выходит — коньяк слишком обжигает горло. Хочется чем-то заесть, но приходится делать вид, что всё в порядке. И что это иррациональное алкогольное тепло не кружит голову всё сильнее, постепенно снимая предохранители с сознания и ограничители с языка и эмоций. — Да и с двух маленьких стопок коньяка напиться сложно. Я ж не пила вино перед этим, — ухмыляется, отставляя пустой стакан в сторону и словно случайно при движении ногами задевая стопой колено Доктора. Или не словно, а действительно случайно. Кто разберет. — Блядь, ну вот пни ещё меня, — усмехается и складывает ногу на ногу, спиной окончательно опираясь о спинку кресла в расслабленности. — Чтобы сохранять в ком-то из нас здравый рассудок, который старательно уходит от меня последние пару минут, — щурится, смотря на вас с чуть запрокинутой головой. Локтями опирается о созданные для такой нужды подлокотники, сплетая собственные пальцы в замок перед грудью. — Не пререкайся, — тон становится чуть ли не ласковым. — Ты не знаешь, что у меня в голове, чтобы пытаться осуждать. Недоумённо вскидывает бровь, скрещивая руки на груди и убирая ноги подальше от Доктора. Защитная поза, отстранённая. Слова Дотторе всё-таки резанули неприятно, хотя и не совсем понятно, почему и какие именно. — Как скажете, больше не пью. И нет. Здесь никто не осуждает Вас. Лёгкая поддевка с целью… в общем, не осуждает, — передёргивает плечом, заставляя себя заткнуться на полуслове и отвести взгляд в сторону. Да. Хватит. А то язык вот-вот превратится в помело и понавыдает что-то постыдное. — С целью сделать что? Её не было, дай угадаю? Люди удивительные существа, — кажется последние пара стаканов выпитого начали бить в голову. — Такие иногда глупые, даже странно. Разум дан нам для свершений, для развития, но другие существа, также наделенные сознанием не хотят этого и теперь мы лишь в страхе отворачиваемся от прогресса, поджав хвосты. Знаешь, я не боюсь Селестии, — вы совершенно не поняли каким образом он свернул к этой, вечной для него теме. — Я боюсь только того, что могу узнать. Возможно, я все же прав в своей шизофрении и все настолько плохо, насколько кажется. А может неправы именно мы, кто знает, может быть, разрушить этот мир и уничтожить всё это марево греха будет лучшим решением?.. — смотрит в потолок, очередной раз заговариваясь. Приоткрыв рот, чтобы протестовать, там же его и захлопывает, так и не сказав ни слова. Подперев голову рукой, смотрит пристально, чуть прищурившись. Пользуется тем, что потолок для Иль Дотторе пока что интереснее неё. А вот грешная, странная мысль, по случайности превращающаяся в слова, осознаётся не сразу. Проговаривается чуть охрипшим и совсем-совсем тихим голосом прежде, чем её удаётся поймать. — Вы красивый… Услышав сказанное, Второй переводит взгляд на вас, непонимающе моргнув. Улыбается, теперь уже без отыгрыша, ибо возможности адекватно сыграть что либо не представлено алкоголем. Вы снова видите его острые зубы, огонёк в алых глазах, составленный блеском спирта, очередной раз обращаете внимание на его чётко видный на шее кадык. Мужчина садится чуть ровнее и хрустит пальцами, это привычка. Смотрит на вас из-под приспущенных на носу очков дурной игривостью, прямо в глаза. — Совсем захмелела? — наклон головы к плечу и средний палец на переносье очков. — А если я скажу, что и ты хороша, м? — Я и трезвая так думаю, — хмыкает и невольно ёрзает, ощущая странную смутную неловкость. Смущение даже. Взгляд невольно скользит в сторону, но зацепиться за что-то им не удаётся. Всё это такое неинтересное по сравнению с Иль Дотторе. Но смотреть на него кажется опасным. — Я… скажу «спасибо». — Ты боишься меня? — внезапный вопрос, после которого голубые волосы поправляются у чёлки. — Я ведь не лезу к тебе, даже не давлю в беседе. Что у тебя случилось? — у вас начался небольшой прилив размытого воспоминания, один раз он сказал то же, что было озвучено в последнем предложении. Ах да, это было во время эксперимента. — Я… что? — недоумённо нахмурившись, всё-таки переводит взгляд на Дотторе. Что за ерундовое предположение? Это потому что отвела взгляд? Или из-за каких-то персональных демонов в голове Второго? В любом случае, вопросы кажутся немного странными. Облизнув пересохшие губы, растирает предплечье в нервном движении. Взгляд с лица Доктора соскальзывает на шею, цепляется за расстёгнутую пуговицу и застывает на изящных руках. Лучше смотреть на них. — Нет, — лёгкий и спокойный смешок, даже весёлый. Как легко и быстро меняются эмоции под алкоголем. — Я не боюсь Вас. Я опасаюсь собственного опьянения. — Ты точно не делала, да и не сделаешь чего-то хуже, чем я, — говорит тише, почти переходя на шёпот. А ухмылка не спадает, как и пристальный взгляд, Доктор тщательно следит за каждым вашим движением, загадочно мерцая глазами. Следующее сказано настолько тихо, что если бы не тишина лаборатории, вы бы и не разобрали: — Я боюсь, что влюблен в тебя. Сказанные слова заставляют девушку застыть. Василиса хмурит брови, пытаясь найти хоть что-то, что будет ей похоже на хоть какой-то призрачный знак вранья. Но их цепкий взгляд не находит. Сердце начинает биться тяжелее, а она встаёт. Лишь трижды каблуки стукнули по кафелю. Как же удачно сегодня она облачилась в брюки. Поставив край обуви на серединку кресла, Василёк наклоняется ниже, упираясь локтем на свое колено. Два отросших ноготка на свободной руке невесомо поднимаются от основания шеи до подбородка. Указательный палец таки заставляет мужчину поднять голову выше. — Вы ведь боитесь этого чувства, верно? — Василиса облизывает губы и склоняется ещё ниже, застывая в паре сантиметров от чужого лица. — Но все же вы не пытаетесь сбежать от меня. Предвестник молча проследил за вашими действиями и выслушал слова, не издав не звука. Вы слышите как он сглатывает, когда приближаетесь, рассеянный взгляд поднимается к вашему лицу. — Я… — берет ваше запястье пальцами. — Какая разница? — всё ещё смотря в глаза плотно прикладывает язык к вашей ладони и облизывает её. — Это очередная ошибка, которую я забуду утром, — слова выходят с особой интонацией, завороженной. — Ты знала, что у тебя приятная кровь? — тянет вашу руку за свою голову, чтобы вы обняли его. — Огромная, — тяжело вздохнув, наклоняет голову набок. И крупно вздрагивает, задерживая горячее дыхание в горле, когда язык мажет по коже. Действует хуже коньяка, опьяняя моментально до того, что коленки едва ли не подогнуться готовы. Желание трогать горит в подушечках пальцев. Ошибка, которую забудет утром? Ощущаются слова горько. Болезненно скручивают в груди и дёргают уголок губ в какой-то тоскливой усмешке. — Ну… из ошибок состоим все мы. Это нормально. Голос сам по себе понижается до сорванного шёпота. Слова роняются в воздух одновременно с тем, как женская ладонь прикасается к светлым волосам, цепляя на палец несколько вьющихся прядей. Нежное и неторопливое прикосновение опускается ниже, по хрящику уха к шее, оглаживая светлую кожу. Вторая рука цепляется за плечи Дотторе, мажет по ним в намеке на неуверенное объятия. А вот губы жмутся к губам уверенно, легко, словно никаких сомнений не остаётся. Дотторе, будто не пьян вовсе, кладёт руки на ваши ляжки и немного надавив даёт понять, что хочет, чтобы вы сели на него. Вы с горем пополам поняв это садитесь. Поцелуй получается прерывистым и вязким, в основном из-за того что Доктор то ли отвлекается, то ли не знает чего хочет. Обнимает вас под плечами, еле дышит и настырно расцеловывает губы, пока вы будто повторяете за ним, создавая гармонию в происходящем. От Второго душит спиртом, что совершенно не удивительно, неудобства не такого уж и широкого кресла стираются на фоне легко укушенной губы и вступившего в игру языка. Вас телом прижимают поближе, жарче, с большим чувством страсти. Но как только вы собираетесь лезть куда либо ниже груди, попытки жестоко пресекаются. В итоге на пару секунд отвлекшись от поцелуев ученый берет вас за обе руки, смотрит в глаза. — Тшш, — чмокает в губы, сам не пытается трогать вас как-то пошло, — Не дури, это лишнее, — приятный и сиплый шёпот, даже успокаивающий. Как только руки перехватывают, Василиса не сдерживает несколько расстроенного выдоха. От пристального взгляда девушке становиться жарче и ей как-то везёт вытащить запястье из захвата. Два верхние пуговицы брюнетка таки успевает расстегнуть и дернуть ткань, запуская под рубашку холодный воздух. Щеки предательски красные и от алкоголя, и от некоторого напряжения. Ладонь снова перехватывают и Василиса хмурит брови, поднимая взгляд на мужчину. — Лишнее, хах? Неужели вам жалко? — взгляды встречаются и девушка вновь повторяет финт, освобождая уже две руки. Секунда — и уже запястья мужчины находятся в плену женских пальцев. — Как нечестно с вашей стороны, господин Доктор, поступать вот так. — Ты… — с раздражением хочет что-то сказать, но только стонет на выдохе, сопротивления не получается. — Выше пояса, — ставит границу и чуть дёргает головой, пытаясь таким глупым образом поправить очки. — Бляха, всё плохо, — усмешливо произносит и тупо смотрит на вас, все это время даже не пытаясь высвободить руки из ваших. — Вроде в очках, но все равно ничего не вижу, — более размеренно и тихо, говорит скорее самому себе, чем вам. Немного выпрямившись снова целует вас, коротко, но губы остаются мокрыми. — У тебя не бывает приступов тактильного голода? — выделяет интонацией именно последнее слово, — Может, как нибудь потом повторим? Ты хорошо целуешься, — его игривость вызывает только больший румянец и умиление, а не грубую пошлость. Разрешение оказывается встречено довольной игривой ухмылкой. Выше пояса — этого достаточно. — Бывает. Ответ короткий и тихий. Болтливость Доктора, даже в такой ситуации, поражала. Его губам можно было найти применение получше, чем произношение такого количества слов. Вот у девушки такое применение нашлось. Кожа на шее молочная по цвету, восхитительно мягкая. Дыхание опаляет её за секунду до того, как к ней прижимаются губы в поцелуе. Влажное прикосновение языка — к кадыку, а от него в сторону. Зубы прихватывают осторожно, чуть оттягивают кожу в нежном чувствительном местечке под ухом. Следующее влажное и горячее прикосновение языка приходится на ушной хрящик, который попеременно дразнят осторожными касаниями зубов. Ладонь, отпустив руку Иль Дотторе, нагло забирается под ткань рубашки, чтобы огладить крепкие мышцы от груди к низу живота. Затылок бьётся об обитое тканью кресло, так сильно предвестника дёрнуло от ощущений. Он кладёт ладонь на ваше плечо, без стыда отодвигая воротник рубашки настолько, насколько это нужно, чтобы увидеть наполовину зажившие за минувшие дни укусы. Пока вы заканчиваете поцелуи на ухе, на вашей шее только начинаются. Совсем лёгкие прикосновения жестоко контрастируют с прикусом кожи, а за ними сразу же следуют извинения языком, что проходится по нежному участку тела. Вы не уверены что Дотторе достаточно контролирует себя, чтобы не попытаться повторно откусить вам что-то, поэтому осторожно держите его за плечи, наслаждаясь лаской. — Мы ведь просто играемся, — он еле дышит в процессе, для вас это понимание того, что у мужчины давным давно не было подобных тактильных посиделок. — Зачем так агрессивно? — смазанный поцелуй на углу челюсти. — Не пытайся меня передоминировать, если есть такое желание, спуска не даю, — очередной раз сладкая боль разливается где-то под подбородком укусом. Первый стон тихий, жалобный, почти умоляющий. Девушка закусывает собственную губу в попытке задушить его, жмётся губами к шее Дотторе, чтобы не издать второй. Но от ощущений и внезапного тактильного голода, который все внутри сжирает, хныкать хочется и вжиматься всем телом, умолять о том, чтобы трогали, гладили, целовали. Ладонь продолжает гладить, хотя пальцы безбожно дрожат, когда обводят мышцы на животе. Прикосновение нежное, легкое. Точно одно действие, одно слово, один даже звук — и все разобьётся колким льдом, вернув трезвое одиночество. — Не пытаюсь, — едва слышный шепот сквозь тяжелое, прерывающееся дыхание. Но звучит совсем рядом с ухом, к которому секундой позже прижимаются губы. — Это не доминирование… — Как мы заговорили, — тон строже, Дотторе аккуратно подхватывает ваши волосы собранные в хвост и наматывает их на кулак, оттягивая от себя и заставляя посмотреть в глаза. — А ведь стоило лишь припугнуть. Далее поцелуй, снова такой, что в животе слетаются бабочки, вызывая дрожь. Вроде спокойный, но с такой яркой перчинкой, представить самостоятельно тяжело, понимание даст только атмосфера лёгкой грубости, флирта и чужого целомудрия в дозволенном, мучительная, выжимающая все соки до последнего в стакан, предварительно залитый кровью возбуждения и алкоголем. Открытое окно казалось леденящим раньше, сейчас же душу морозит от прикосновения к спине под вашей рубашкой, плотного и давящего, чтобы вы прогнулись вперёд, к соседнему телу. Доктор, разыгравшись оказался легко воспламеняем, нарочно чуть поднимает ногу так, чтобы прижать её к вашей промежности и заставить с каплей голоса выдохнуть ему в губы. Такие долгие поцелуи влекут чёткое последствие — колющее возбуждение, яркое. Всё же отпустив губы, Второй убирает от вас руки и одной из них поправляет очки. — Тебя устраивает, что ты сидишь на мне так по-хамски? — гнусная ухмылка, держит вас на расстоянии. — Э… Вы же сами, — заткнули вас очередным прикосновением, нежным и спокойным. Странно, что так резко всё сменилось с обычного, хоть и не трезвого разговора на эротику, но всему свойственно заканчиваться. Предвестник пожаловавшись на плохое самочувствие спихнул вас с себя, попрощался и вышел, так и разошлись. Естественно сегодня для вас обоих получился выходной день, который лично вы провели в попытках протрезветь без последствий и забыть то смущающее действо, что началось. Что значили слова Второго, почему он так легко поддался и сам начинал приставания ещё удастся выяснить, а пока вы снова одна, для того чтобы хорошенько подумать и снова отдохнуть.