Mud / Грязь

— Сними это, — говорит Энакин, закончив разговор по комлинку. "Давно хотел это сказать, хотя предпочёл бы другие обстоятельства," — отчётливо думает он, и я краснею. После взлёта, по сравнению с которым огонь пиратских бластеров выглядел заманчиво, Орра Синг присоединилась к охранникам Асоки в камере. Энакин рассказал её историю. Её нанимателям было нужно оружие и взрывчатка. Онака был поставщиком, а Орра — посредником. Она несколько недель ездила с Палавы на Доломар и обратно — простая работа за хорошую плату. Обычно Орра встречалась в джунглях с группой охотников за головами, армию не видела, хотя груз, который она доставляла, явно предназначался не для одного человека. Она несколько раз слышала, как они обсуждали Храмовый Район. В какой-то момент Орра решила, что заслуживает больше денег, и начала подворовывать из перевозимого груза. На такой товар всегда найдётся покупатель — этим покупателем и стали кореллианские террористы. Здесь она просчиталась: бластеры можно было достать где угодно, но доломарская взрывчатка выдала всех участников. Во время последней доставки ребята с Палавы хотели прекратить деловые отношения самым радикальным способом из-за того, что мошенничество Орры навело республиканские органы на их след, но Орре удалось сбежать — такие дела. — Со мной всё в порядке, Энакин. — Шпилька, скажи ему. Асока поворачивается в кресле лицом к нам. — Прости, Скайгай, я зареклась вмешиваться в ваши перепалки. Она всё это время извинялась за то, что позволила себя похитить. — Если ты истечёшь кровью, мы не прилетим на Корускант быстрее, Оби, — фыркает Энакин. Он поскальзывается, и нам с Асокой смешно смотреть, а он хмурится, чтобы скрыть смущение. — Убедил, Эни, — передразниваю его, максимально подчёркивая последнее слово. Асока фыркает, и Энакин смотрит на неё с укором. Я начинаю раздеваться до пояса, испытывая адскую боль при каждом движении правой руки. Энакин со вздохом достаёт из аптечки ножницы и разрезает мою одежду, после чего начинает отдирать её от раны. Это длится невероятно долго, и рассказывать об этом гораздо веселей, чем испытывать на себе. Когда бластерный ожёг, наконец, обнажается, Энакин хмурится ещё сильней. Я вижу лишь размытое красное пятно, так как он слишком близко к ключице. — Ого, он почти попал, — Асока морщится. — Мастер, показывать свою боль не зазорно. — Не дёргайся, — командует Энакин, удерживая меня за талию и накладывая повязку. Несмотря на боль, я испытываю привычное возбуждение от его прикосновения. Энакин закончил, и мне пора одеваться, но его рука всё ещё на моём боку. Я опускаю взгляд, и он резко отдергивает её. Асока испытующе смотрит на нас, и мне не нравится её улыбочка. Мы связываемся с Винду, который сообщает, что когда Джедаи добрались до Палавы, там никого не было. Орра нарушила конспирацию, и сепаратисты ушли, вероятно, торопясь осуществить то, к чему готовились. Так или иначе, наши сведения позволили КСБ организовать патрулирование и эвакуировать окрестности храма. Эта мысль немного утешила нас, когда, незадолго до прибытия, мы получили известие о взрывах и масштабном нападении в этом районе. Я говорю Энакину, что предупрежу наших коммандеров, и чуть тише добавляю, чтобы он проверил, как там Падме. Он кивает с озадаченным видом. — Мы сядем прямо на месте происшествия? — спрашивает Асока. — Нет, — отвечает Энакин, — нам нужно передать заключёных, а Оби-Ван не сможет. Прежде чем я успеваю ответить, он шикает на меня: — Я видел тебя с людьми Хондо: ты не в состоянии сражаться и нормально держать меч. Не могу поверить. — Случилось ровно то, о чём я предупреждал вас, — констатирую я. Асока пристально глядит в пол, и я добавляю, что сейчас неподходящий момент. Энакин слишком взвинчен, чтобы слушать. — Доверься мне хоть раз. Не всё, что я делаю, продиктовано грёбаной привязанностью! — Значит, не веди себя так. — Святая Сила, — Асока поднимается, и кажется, что её маленькая фигурка возвышается над нами. — Падаваны делают то, что скажут Мастера, а ваши ранги равны, и вы оба взрослые — согласитесь, что вы должны решать каждый за себя. Она игнорирует мой взгляд и готовится к посадке, поджав губы. — Надеюсь, сегодня Республику спасёт кто-нибудь другой, потому что вы оба — ходячая катастрофа. Они убегают, как только мы спускаемся с корабля. Территория вокруг храма объята пламенем, а сам храм, обычно такой тихий и спокойный, в бешенстве. Я занимаюсь доставкой заключённых, но не могу оторвать взгляда от окон, за которыми горит мой город. Рука болит, но функционирует. Осторожно шевелю ей и тихо вскрикиваю. Размышляю, присоединяться ли к битве, и чувствую едва уловимый след знакомой подписи. Пытаюсь дотянуться до неё, но след исчезает, а когда я уже готов сдаться, снова возвращается. Мы играем в кошки-мышки, и подпись приближается. Застываю на месте, закрыв глаза. Люди обтекают меня, как река — камень. Затем пользуюсь лифтом и поднимаюсь по лестнице на террасу под Северо-Западной башней. Моя гостья выходит из истребителя. Это высокая чисска в униформе, холодная и резкая, как грубая дорасталь. Я читал о ней в отчётах — выкормыш Дуку. — Значит, это ты, — заявляет она с надменной ухмылкой. Храм под нами содрогается от ужасного взрыва. Ветер разносит ядовитый дым, пламя окрашивает небо в оранжевый цвет. — Война — это искусство. Хорошо выполненной работой всегда нужно гордиться, — произносит она, глядя на горящий город. Затем, оглядев меня с ног до головы: — Разве генерал Кеноби не должен сражаться вместе со своими солдатами? — А генерал Танн не должна? — Мне нужно было убедиться, что Переговорщик и жалкий сгусток ненависти к себе, который я ощутила на Палаве, — одно лицо, — её красные глаза загораются, и Танн самодовольно усмехается. — А вы знаете, что ненависть к себе подпитывает Тёмную Сторону? Джедаи поклоняются солнцу и презирают тени, которые оно порождает. Вас уничтожит не Тьма, а страх перед ней. Она насмехается надо мной, говоря болезненную правду, но я не могу не наслаждаться её чистым высокомерием. Кажется, она кого-то мне напоминает. — Борьба за Свет бесконечна, — признаю я, — она требует силы и выносливости, в то время как Тёмная Сторона довольствуется несдержанностью. Не могу понять, почему столь сильная и талантливая одарённая продаётся в рабство, чтобы служить не своему делу. — Я ценю возможность попрактиковаться в своём искусстве. Убийство джедая — лишь бонус, хотя, признаюсь, очень приятный. — Кстати, — отвечаю ей, — боюсь, пришло время превратить эту милую беседу во что-то более материальное. — К несчастью, — в её голосе сквозит искреннее сожаление, — в другой раз, Кеноби. Долг превыше всего. Сомневаюсь, что смогу разделаться с ней одной левой рукой. По крайней мере, драться с ней сейчас было бы безрассудно. — Возбудила и не дала кончить. — Тем сильней будет удовольствие в итоге.