Mud / Грязь

Моя пилотесса совершает самую мягкую посадку на свете, и я включаю голопроектор. В новостях без остановки говорят о чрезвычайном происшествии в Мандалорском секторе. Ничего нового пока не произошло, и они рассказывают одно и то же разными словами, демонстрируя одни и те же кадры. Как и ожидалось, Сенат не выказал намерения договариваться с Танн, и не только потому, что она слишком много требует: смерть Сатин от руки сепаратистов, вероятно, раз и навсегда положит конец нейтралитету Мандалора. Кроме того, вряд ли канцлер будет лить слёзы по своим самым упорным политическим оппонентам. Что касается Шаали...её просто отправили на убой. Боюсь, Республика не заинтересована в изменении естественного хода событий. Когда Асока вернулась, я убавил звук и пригласил её сесть со мной за маленький круглый стол. Рассказываю ей, кто в заложниках, так как она не знала, и сообщаю, что её Мастер тоже на планете — она без слов понимает, что это значит. Девочка привыкла к страху за жизни близких и к тому, чтобы не показывать его. Ей потребовалось лишь несколько секунд посидеть молча, глядя в иллюминатор, чтобы проглотить новость. — Вы же его знаете, мастер, он справится, — говорит она. — Мы можем только следить за новостями. Пойду принесу нам пару бутербродов, и если дроиды отремонтируют этот металлолом, поиграем в Деджарик. Потом отдохнем и подготовимся к тому, что ждёт нас завтра. Ребёнок хочет меня успокоить, и я позволяю — этим всё сказано. Я настолько разуверился в себе, что доверяю человеку, который считает разумным в одиночку пробраться в особняк, патрулируемый сотнями элитных солдат, не говоря уже о Тёмном Аколите, могущественней которого я давно не видел. Какое-то время мы смотрим новости без звука, погруженные в свои мысли, а затем следуем плану Асоки: сохраняем спокойствие, считаем время до следующей смерти и стараемся не думать о том, чего не можем изменить. — А что с тем парнем на арене? — спрашиваю я, ожидая, когда она сделает ход. — Пытаетесь заболтать противника...так и знала, что Энакин не сам это придумал, — Асока откусывает огромный кусок бутерброда и небрежно наносит мне двойной удар, которого мне нужно было избежать любой ценой. — Ваш ход, Оби-ван. Я раздумываю с минуту, поглаживая бороду, и решаю спасать Моннока, бросив своего Ghhh на произвол судьбы. Моё эго переживёт это поражение, только если я буду лгать себе, что поддался. — Ты не ответила, — напоминаю ей. Она задумчиво смотрит на старую, обшарпанную доску, где её фигура избивает мою. — Этот мешок с гноем распускал обо мне слухи, что я не умею драться и что я переспала с ним. Я хихикаю, прикрывая рот рукой. — Впервые в жизни я рад, что ты не моя ученица: Мастер должен был бы прочитать тебе нотацию, а мне можно сказать, что он заслужил это. Когда видео с казнями крутится фоном много раз, оно теряет эмоциональную окраску. Мы уже на всю жизнь запомнили жестокое, неподвижное лицо чисски с угловатыми чертами и поднятым подбородком и её сцепленные за спиной руки. Она военная с головы до пят и просто тщательно, аккуратно делает свою работу. Если лишение жизни когда-нибудь и разжигало в ней страсть, то где-то в глубине души. У её людей на лбу написано, что они наёмники, хотя безупречное соблюдение иерархии говорит о том, что Танн обучала их лично. Он уважают и боятся свою генеральшу, понимая, что она не потерпит ошибок. В первый раз я слишком сосредоточился на зале и Сатин, но теперь понимаю, что мог бы легко узнать всех заложников с первого взгляда: широкие плечи Органа и его характерная фиолетовая одежда, миниатюрная фигурка Падме и очертания её невероятной причёски под капюшоном. Меч Шаали на поясе Танн и её короткие детские пальцы...ритмично постукивающие по бедру. — Ты видела? — спрашиваю Асоку. Она смотрит на голограмму. — Рука джедайки, — объясняю я. Мы прищуриваемся. Пальцы перестают двигаться, только когда на них попадает кровь камергера. — Мать честная, — бормочет Асока и вскакивает с кресла, чтобы взять свой датапад. — Будем надеяться, что Шаали помнит блинк-коды Мон Каламари лучше, чем я, — комментирую, перематывая видео. Нам требуется некоторое время, чтобы расшифровать сигналы. Чем больше мы понимаем, тем сильнее выходим из себя, из-за чего процесс затягивается. — Я свяжусь с Советом, чтобы они предупредили мандалорцев, — решаю я, осознав, что это необходимо. — Попробуй связаться с Энакином. Я заканчиваю сеанс связи, а Асока мотает головой над своим безмолвным коммуникатором. — Он уже там, отправь ему сообщение. Новости неплохие, по крайней мере, для твоего Мастера: большая часть людей Танн должна быть в Сундари и заниматься подготовкой удара, аналогичного тому, что они нанесли на Корусканте. У Энакина есть шанс. — Наверно вы правы, — соглашается Асока. — Если честно, чем больше я думаю о захвате заложников, тем больше это напоминает мне диверсию или западню. Она глянула на часы и быстро увеличила громкость новостей. Пожалуй, чрезвычайная пунктуальность Танн была предсказуема. Камера стоит на том же месте, но уже поздний вечер, изображение стало темнее. Красный оттенок глаз Танн стал бледнее, выдавая усталость. Кроме того, ей, похоже, скучно. В этот раз она ничего не говорит, просто снимает следующий капюшон. Падме превзошла любые ожидания: она бесстрастно смотрит прямо в камеру и выглядит так, словно только пришла с заседания Сената. Сила, даже причёска и макияж в идеальном состоянии. Я никогда не видел у Асоки таких больших глаз. Хочу сказать ей — а может и говорю, — чтобы она отвернулась. — Пожалуйста, подождите! — кричит Сатин из-под своего капюшона. Танн глядит на неё как на милого, но непослушного щенка, которого следует наказать, но в конце концов решает не обращать внимания на крики, так как они усиливают эмоциональный накал. — Пожалуйста, — повторяет Сатин ломающимся голосом. А затем всё происходит очень быстро. Мы слышим звон стекла и видим, как осколки сыпятся на заложников с крыши, после чего оттуда спрыгивает человек, который никак не может быть Креллом. Прежде чем кто-то успеет среагировать, он отталкивает Падме и освобождает Шаали от наручников синим клинком. В это же время желтый меч девушки перекочевывает к ней в руку с пояса Танн. — Солдаты, — приказывает ей Энакин, готовясь сражаться с Танн. Асока громко выдыхает, а я на удивление спокоен. Мы с ней впервые видим бой со стороны. Всё происходит настолько быстро, что мы почти ничего не понимаем, но всё равно кажется, что это длится вечно. — Ты чем-то расстроен, парень, — усмехается Сев'ранс. — Я взяла твою личную вещь? Говорят, что гнев не подобает джедаю, как и владение собственностью... Затем кто-то толкнул голокамеру набок, так что звук оборвался, и остался лишь частичный обзор из наклонного положения. Огромные окна оранжереи разбились, отовсюду посыпались осколки — крайне сюрреалистическое зрелище. Со стороны Танн и Энакина видно лишь мелькание ног и клинков, сторона Шаали размыта, но обзор полный. Она хорошо начинает, но постепенно выдыхается. После убийства примерно третьего охотника за головами ей в живот попадает заряд. Она падает на колени, продолжая отбивать выстрелы клинком, а затем бластерный огонь внезапно прекращается, солдаты одновременно опускают оружие и что-то говорят, но мы их не слышим. Энакин входит в кадр слева — для меня и Асоки сверху, — словно ангел или демон, надвигающийся на солдат. Должно быть, Танн убита, и у её людей больше больше нет причин сражаться. Они явно не намерены противостоять джедаю, который победил их могущественную генеральшу. Даже Шаали отстраняется. Она пытается встать, но Энакин произносит одно слово, и она замирает. Он продолжает спокойно приближаться к ним, вытирая перчаткой кровь со щеки. Я понимаю, что будет дальше, и Асока, вероятно, тоже. Это болезненно для нас, но мы не можем отвести взгляд. Энакин медленно, но неумолимо расправляется с охотниками за головами. Когда он заканчивает, Шаали стоит на коленях среди трупов, вся в крови. Когда в зал ворвалась армия Мандалора, над телами ещё витал дымок.