Жук в коробке

      Люди имеют удивительное свойство оказываться в нужное время в нужном месте. Спорный вопрос, кто перед кем возникает спасением растворяющихся суток. Сереже суждено оказаться важным. Неизвестно, каким путем тащит за черные дреды жизнь. Оказаться уборщиком во «Вдовьем» — еще поплутать. Надо бы старосте намекнуть про подпольного сотрудника.       Листок смахивается обратно, в корзину. Брезгливость к поверхности черновика; материал зафиксирован очень и очень достойный. У Сережи хромает на ступню грамотность, но мысли формулируются четко и лаконично. Не такой абсурдной кажется идея взяться за обучение недооцененного сотрудника. Получить слушателя, того, кто будет ценить, за ничтожную цену; валютой выступает информация.       Арсений, положи он перед собой степлер и начни изливать душу — эффект тот же, что от младшего брата. Мысли об оставленном конфликте запускают без шанса спрятаться в темном уголке тоску. Счет за электроэнергию придет к концу месяца. Щелкая выключателем, Арсений предугадывает восхищение коллег ночной «продуктивностью» и вздохи за «Калькулятором». Делить платежи на всех.       Вопроса не возникает, что предпринять после отчисления. Место Арсения во «Вдовьем». Не обсуждается. Это не подвергает сомнению, в отличие от маминого мужа, отец. Стычка на кухне — зуб за зуб. Дача против независимого издательства. Смешно, но всем дороги разные вещи.       Арсений разряжает смартфон в ноль, подсвечивая «Фонариком», работая параллельно с Интернетом. Упрощает коллегам работу, самостоятельно выстраивая структуры по пометкам на липких стикерах, составляя списки ключевых слов. В ближайшем дворе найден мусорный бак, куда высыпается содержимое корзины для бумаг. После «пробежки» у Арсения горят щеки. Ночь не кончается. Город глуп, со своим упрямым стремлением к свету.       Отец не курит. И Арсений тоже. Стоя у двери, смотреть на Гешу — заняться больше нечем. Это место он преодолевает часто. Иногда — счастливым, бегом, потому что на встречу с отцом не опаздывают. Сейчас темнота поглощает, хищный колодец.       Люди не видят, что происходит вокруг. Видят, что показывает «Персональная лента». Ячейки спящих квартир терпеть не могут отличаться. Выходят из себя, если есть то, чего они не понимают.       Сережа, видимо, твердо решает отвечать за капризное светило. Арсений поправляет Геше горшок, когда металлические нашлепки щелкают о стену дома. Странно, он почти засыпает: стоя, с открытыми глазами, плененный автоматическими движениями собственных конечностей. Сверху, на уровне тротуара, взвыв, проносится автомобиль.       — Я не все! — заверяет Сережа, вручая бумажный стакан. Жалко использовать этого золотого человека, чтобы вернуться к жизни. — Просто подумал, что вам нужно кофе.       — Провидец, — Арсений усмехается, по-доброму. Он, правда, выжат ядовитым диалогом на кухне, не ночным рутинным броском. Проблемы не в состоянии тягаться с теплом божественного напитка.       — Я хочу сказать… — дождавшись от собеседника первого глотка, Сережа берется за Гешу, поглаживая колючки большими пальцами, будто стирает пыль. — Для меня это очень важно. Ваше задание. Спасибо.       Если взглянуть вперед и вверх, виден многоквартирный дом на параллельной улице. Редкие окна вспыхивают, открываясь. Женщина в пальто останавливается и, повинуясь загадочному импульсу горожан пенсионного возраста, разворачивается. Про «глубокомысленное лицезрение пройденного пути» пишет как-то заметку Жаворонок, спровоцировав собрание псевдо-конспирологов.       — Буду рад увидеться снова, — Арсений салютует стаканом, переступая в сторону двери. Пьет; ему доставляют прямо в руки кусочек пазла. Последний в бесполезной, но красивой картинке.       — До свидания! — Сережа пятится до первой ступеньки, затем разворачивается и поднимается в спешке.       Смелости не хватает спросить, куда. На смену в другом заведении, или работа по ночам — необходимость дневного ухода за кем-нибудь дома.       Наверху шагает все больше и больше людей. «Вдовье» погружено в полумрак. Независимое издательство с заклеенными глазами, как символично. Арсений откапывает некое сходство с Фемидой. Самому неудобно: пустой стакан отправляется в корзину для бумаг. Впрочем, не зря такие емкости для кофе называют «бумажными».       Плюс одна тема для исследования.       Издательство как косвенное воспоминание об отце. Отголосок прежней жизни. Арсений не может жить без нее. Садится за компьютер, только чтобы узнать время. Глаза на взаимодействие с ярким экраном восстают резью.       Жаворонок быстро справляется с удивлением, заметив Арсения. У журналистов это профессиональное — распознавать запах кофе. Коллега поводит носом, и ее чуйка, черт возьми, не обманывает. Уткнуться в экран.       «Вдовье» развенчивает эстетику из фильмов и книг. Работа журналиста не такая прибыльная, если писать правду, не всегда интересная, закована в шаблонный разум потенциального читателя, не имеет ничего общего со спокойным стуком клавиатуры, незахламленным столом, прямой осанкой и «ясным взором что летнее солнышко». Время от времени пополняется коллекция «золотых» реплик Рашида, чтобы обосновывать новым коллегам периодические взрывы смеха.       Арсений улыбается. Неидеальность позволяет ему влюбиться во «Вдовье» без памяти.

***

«Choked for a Reason» официально запрещены. Прокуратура Ленкурска сообщила о том, что на основании поступивших из органов внутренних дел материалов в отношении группы «Choked for a Reason» возбуждено уголовное дело. Как отметили в ведомстве, в ходе мониторинга СМИ выявлены материалы, содержащие информацию о способах причинения себе телесных повреждений, а также призывы к суициду. В частности, на сайте группы были размещены аудиозаписи, способствующие совершению самоубийства. «Спасите наших детей!» — такие послания строчат отчаявшиеся родители. Аудиторию музыкального коллектива составляют подростки. Это не только школьники, но и студенты, которые ищут в музыке утешение и смысл жизни. «Я понимаю, что у них есть слушатели, но надо думать о последствиях», — комментирует прокурор Ленкурского района. Напомним, «Choked for a Reason», группа из эстонской провинции, прославилась в конце прошлого года, когда в сети появился клип на песню «I want to die».

***

      Жаворонок, фыркнув, морщит нос. Чтобы и без того притупленный запал Рашида не пострадал, озвучивает:       — Им бы разобраться, что запрещать.       — И плохое, и хорошее, — ворчит из-за своего ноутбука один из близнецов. Арсений, пытаясь собраться, высматривает на чужом экране шаблонные фразы. — У нас запрет — знак качества.       Староста сегодня не в духе. Минут пять распинается, что они ничего не успевают. Коллегам, с которыми Арсений не видится вчера, даже разогнаться шутками про отчисление не дают. «Вдовье» плохо переносит отсутствие сплоченности, теплого чувства. После чьих-то попыток разрядить обстановку всем становится хуже.       Глаза открыты невероятным усилием воли. Арсению сложно удержаться от поиска, который он так легкомысленно сваливает на Сережу. Доверить малознакомому человеку часть себя, интимную. Сережа — часть «Вдовьего», а значит, семья.       — Студентов приглашали участвовать в обысках, — староста не отрывается от смартфона. — Стоять рядом и кивать, насколько понимаю. Сегодня в пять утра поехали несколько наших. Закончили в час. Обещали подготовить материал, связанный с «Choked for a Reason».       — Нашли картонного лидера группы? — мрачновато шутит Жаворонок.       — Езжай домой спать, — на плече устраивается рука Рашида. Коллега вздыхает, читая результаты предварительной работы Арсения. — «Валюлюта» в шестой строчке.       Ответственность. Стать одним из вещателей желтой прессы, писать, какая звезда с кем спит, заливать в читателей «воду» на обеденных перерывах и за ужином. Бывает и так, безусловно, этот путь безопаснее, прибыльнее. Арсений предпочитает деньгам правду. Когда-нибудь «Вдовье» от него избавится, и тогда придется забыть о журналистике. Даже если он согласится платить за пребывание здесь.       Образования не будет, работы не будет. Отца уже нет.       Собственная комната опаздывает обстановкой на несколько лет. Арсений будто возвращается к началу поступления, до «Вдовьего». Книги, случайные фигурки, фотографии выпускного, на котором Арсений танцевал с одноклассницей, чтобы после та устроила публичное признание в любви. Отказ встречаться портит общий настрой. Врать ради красоты момента — не про Арсения. Еще Саша, близкий друг. Они проводят вместе старшие классы: соперничают в театральном кружке, лазают по «заброшкам», снимая для архива комедийное шоу «А потом я провалился», переписывают «Двадцать тысяч лье под водой» Верна, потому что им не нравится несколько сцен. Перед экзаменами Саша признается: он — гей. Арсений говорит, что «принимает» друга, но советы касательно отношений давать не будет. И на выпускном будет танцевать с девушкой. Саша порывается добавить к каминг-ауту что-то важное. Безмолвным соглашением принято решение не рушить взаимоотношения. Арсений помнит мучительный страх, когда умолять остается взглядом. Благодаря этой недосказанности и, пожалуй, окончанию школы, дружба сходит на нет.       Университет. Арсений использует только кровать и ноутбук. На письменном столе — конспекты, книги, стопки липких стикеров. Отложить несколько изданий для Сережи, поставить ноутбук заряжаться. До выработки привычки рановато. Но работа по ночам — единственное, что держит на безвременном отрезке. Смена даты отдаляет от отца, превращая «только что» в «давно». Нельзя доверять темноте пустую, не занятую мыслями голову.       Арсений раздвигает шторы, открывает форточку. Теперь спальное место окружено светом и шумом. То, что нужно. Голова — практически на подушке, когда в комнату протискивается мама.       — Можно?       — Да, — Арсений отрешается от реальности заранее, прежде чем мама начнет обсуждать вчерашний конфликт.       Ожидания не оправдываются. Об этом следует догадаться, когда губы, по-старчески блеклые, дрожат.       — Мы с твоим отцом хотели подарить тебе кругосветное путешествие. На окончание университета, — говорит мама. — Открыли счет. Я взяла оттуда немного, чтобы не брать кредит на похороны. Теперь и твоего отца нет, и тебя отчислили.       — Мам… — Арсений медленно слезает с кровати.       — Я все сняла, — мама, склонив голову, достает из халата конверт. Рассеянно вертит в пальцах, тонких прутиках, обтянутых воспаленной кожей. — Ты взрослый. Не торопись. Я верю, что ты не потратишь деньги на ерунду.       Арсения тянет сделать что-нибудь важное, кардинально меняющее ситуацию. Они не должны стоять вот так и говорить об этом.       — Путешествие — идея твоего отца, — сложно, наверное, не срываться на фальцет, когда взгляд пульсирует обжигающим «больно». — Возьми, — мамин голос становится ниже, горькой усмешкой: — Иначе это пойдет на ремонт дачи.       Как брат в своем «склепе» не задыхается — загадка. Опускаясь напротив монитора, Арсений молчит. Если нет в сгорбленной спине по-настоящему живого, то и бояться нечего.       — Не знаю, нормально ли любить не человека, а издательство.       Щелчок мыши. Шумный выдох, когда на экране что-то взрывается.       — Вдруг не встречу того или ту самую, — Арсению пора спать. После разговора с мамой он пытается уснуть, но эмоциональное возбуждение против неподвижного отдыха. — Думаю, и работа может считаться «личной жизнью», если любимая.       Скрип — брат ворочается в кресле, заново устраиваясь на заднице. Картина стола терпит со вчерашнего дня неуловимые изменения; что-то убрано или добавлено.       — Но никому не могу сказать… — Арсений сцепляет пальцы в замок, запинаясь. — Все же знают, что мне плохо. Но этого никто не видит.       В виртуальном пространстве смерти наверняка переносятся проще. Эмоции лежат на поверхности, на волнах звуковых эффектов. Или для брата эти объемные разноцветные фигурки значат не меньше, чем реальные люди. Арсений встает, считая, что достаточно, аккуратно прикрывает за собой дверь.       Конверт оставлен в квартире. Сумка с ноутбуком стучит по бедру. Трапеции фонарного света. Физиономии прохожих перекошены усталостью. Пусть солнце сегодня не греет, асфальт источает тепло. На Арсения оглядываются с уважением, на книги под мышкой.       Своих накоплений хватает, чтобы купить два стакана. Разглядев у начала лестницы силуэт, Арсений фыркает: четыре кофе на двоих. Сережа смеется издалека, однако, стоит приблизиться, начинает с неутешительных новостей:       — Геша пропал!       Арсений едва не расстается со всей своей ношей. На подобное дерьмо фантазия у жизни не иссякает.       — Вместе с горшком! — жестикуляция Сережи вдвойне опасна: горячий напиток в хлипких стаканах.       — Украли? — предполагает Арсений.       — Возможно все!       Неправильно в освободившейся стенной нише выглядит кофе. Но так бесспорно на улице удобнее. До Арсения не сразу доходит, почему они стоят перед дверью. Ключ похищен вместе с Гешей. У Сережи есть запасной, не с собой. Проверить время: звонить старосте не поздно. Арсений, формулируя собственные аннотации на принесенные издания, тянет время.       — Спасибо большое! Я обязательно верну, — Сережа благоговейно перелистывает страницы. Словно его пальцы недостойны касаться белого материала с чуть ощутимым запахом типографской краски.       — Записать ваш номер телефона? — натянуто улыбается Арсений, выходя из журнала вызовов. Он позвонит старосте, но позже. Смена замков дорого для «Вдовьего» обойдется.       Сережа диктует, сжимая слегка трясущимися руками книги. Глазам, кажется, некуда раскрываться шире. Некоторым так мало надо для счастья. Арсению — гребаное библейское чудо.       Входящий вызов. Староста.       — На концерт, Арсений, быстро! К утру мне нужен лонгрид!       Сережа, вцепившись в стакан, замолкает. Смотрит так, будто Арсений только вопросы жизни и смерти человечества по телефону решает.       — Подробнее, пожалуйста, — облегчение временное.       — Нашим на обысках попался новичок. Много болтает, — фоном для голоса старосты стучит клавиатура, плачет младенец.       — Хорошо, — Арсений не успевает поспать дома. Реальный мир колышется перед глазами, как водоросли.       — После выхода последнего альбома «Choked for a Reason» число самоубийств возросло в десять раз! В телефоне последней жертвы обнаружили закрытый чат поклонников. Группа продолжает тур по нашей стране! И сегодня ночью — концерт в нашем городе. Помнишь «Блинную» на Ленина? Дом напротив, где первый этаж можно арендовать.       — Как достать билет?       — За тебя это сделала та девочка. Частным переводом, танцпол для всех. Твой «пароль» — попробуй «bleach in my stomach» или что-то подобное.       — Понял, — бормочет Арсений. Через пелену восприятия радостно колотится сердце. «Настоящее исследование», как выражается Сережа, этот детский восторг никуда не исчезает с опытом, просто внешняя реакция сдерживается.       Арсений, как-никак, профессионал. Горлум со стаканом остывшего кофе.       — Предупредите кого-нибудь из наших о Геше, — умоляюще округлив глаза, подается к Сереже. — На ваш номер перезвоню, как будет время.       — Вы ведь работать едете? — шепотом интересуется тот.       — Вроде того, — сумка с ноутбуком передана потенциальному коллеге. Арсений кивает на дверь. — Закиньте, пожалуйста, под какой-нибудь стол, — перед наступающими планами чувство безопасного хранения дорогих вещей притупляется.       — Это так… — Сережа, неожиданно смутившись, прячет лицо за спутанными дредами. — Удачи!