Долг целителя / A Duty of Care

Драко Малфой был скрытным человеком, который большую часть своей жизни прожил на виду у общественности. Это был внутренний конфликт, фундаментальное противоречие, что заставляло его оглядываться через плечо в поисках камер с тех пор, как он был маленьким ребёнком. Его отец обожал внимание. Его мать терпела его. На самом деле у Драко никогда не было выбора, что делало его мнение в целом несущественным. Теперь, когда оба его родителя ушли, а сам Драко стал взрослым, он мог лучше защищать себя от пристального внимания волшебного мира. Оставшееся состояние Малфоев было надёжно спрятано во Франции, а повседневная рутина Драко в больнице Святого Мунго давным-давно перестала интересовать публику. Возможно, именно поэтому унылым утром в среду Драко было слишком легко ускользнуть из магического Лондона в маленькую магловскую общину в Севеноуксе. Для среднестатистического прохожего Драко Малфой, один из самых богатых людей в стране, выглядел как любой другой мужчина, выполняющий бескомпромиссный элемент своей повседневной жизни: посещение церкви. Церкви Святой Сесилии, если быть точным. Благодаря удаче или по счастливой случайности (его мать всегда настаивала, что это разные вещи) церковь Святой Сесилии находилась на границе территории, контролируемой Орденом, что облегчало путешествие между Святого Мунго и этим старым готическим зданием. На данном этапе надлежит чётко заявить, что Драко Малфой не был религиозным человеком. На самом деле далеко не религиозным, ибо он усвоил подозрительность и независимость, которые отвращали от веры и гораздо более традиционных людей. Действительная причина, по которой Драко обнаружил себя сидящим на потёртой скамье в семи рядах от алтаря с раскрытым псалтырём, имела очень мало общего с Богом. На самом деле это была причина, приводившая его в большинство мест в эти дни: его мать. Когда Драко исполнилось пять и первое поражение Тёмного Лорда казалось необратимым, Нарцисса Малфой взяла на себя смелость демонтировать фанатичные наставления Люциуса. В то время как магия крови, которая жила в её союзе с отцом Драко, мешала Нарциссе по-настоящему покинуть мужа, проклятие не влияло на её способность путешествовать с их маленьким сыном. И так Нарцисса отыскала магловскую общину, достаточно отдалённую от Мэнора и достаточно близкую к магическим локациям, что обеспечивало возможность передвигаться незаметно и без лишних вопросов. В церкви она представлялась Ниной Малтон, а Драко — Дэвидом. Их воскресные визиты стали для них двоих своего рода тайным приключением, и они постоянно хихикали над нелепыми предысториями, которые придумывали для своих «персонажей», посещающих церковь. Нина была отставным астронавтом, ставшая поваром, и специализировалась на выпечке зефира. Драко был вундеркиндом автогонок, которого завербовали в возрасте семи лет. Несмотря на их возмутительные альтер-эго, никто в Святой Сесилии никогда не задавал вопросов. На самом деле одно из самых ранних воспоминаний Драко было о том, как отец Сэмюэль, седеющий мужчина с доброй улыбкой и ещё более добрыми глазами, опустился на колени, чтобы представиться. — Здравствуй, приятель, — сказал Сэмюэль со своим странным американским акцентом. — Здравствуйте, — ответил Драко из-за безопасной юбки своей матери. Теперь, примерно два десятилетия спустя, изменилось так много и так мало одновременно. Церковь Святой Сесилии по-прежнему находилась на углу Декстер-стрит и Холли, а дуб снаружи по-прежнему раскидывал свои вялые ветви по всё трескающемуся тротуару. На Рождество каждое окно было украшено венком из белых роз, которые сверкали в золотистом свете свечей. Люди, конечно, изменились. Глаза отца Сэмюэля были всё теми же тёпло-карими, теперь однако мерцавшими за парой сиреневых очков для чтения. Женщины, которые когда–то нежно поглаживали свои беременные животы, теперь входили в святилище с малышами на руках — ходячая реклама детского бутика дальше по улице. Однако самое большое изменение касалось места непосредственно рядом с Драко. Ибо там, где сейчас царило холодное молчание, всего шесть месяцев назад сидела красивая женщина с внимательным взглядом и тёплой улыбкой, и от неё пахло мёдом, лавандой и любимым печеньем Драко. Она сидела рядом с ним, держала его за руку и потирала ему спину во время длинных проповедей. Безусловно, для Драко самым мучительным напоминанием о том, что время прошло, было отсутствие его матери. Несмотря на печаль, которая поселялась в нём каждый раз, когда он занимал их привычное место — ибо это всегда было бы их местом, даже если бы её не было рядом, чтобы сидеть с ним — Драко ходил в церковь каждое воскресенье и среду. Близость со святилищем, уют от общения и богослужения дарили ему время и пространство, чтобы справиться со своим ноющим горем, горем, которое он прятал, когда находился в больнице. Здесь, в церкви, он мог плакать, если ему это было нужно. Он мог искренне улыбаться детям, которых знал с рождения. Он мог пожимать руку пожилой женщине, которая всегда сидела тремя рядами сзади, провожать её до машины и благодарить за открытки с соболезнованиями, которые она подписывала каждый месяц после смерти его матери. — Мальчик мой, — пронёсся голос отца Сэмюэля в пустом святилище спустя немалое время после того, как все ушли. — Как твои дела? Драко стоял за одной из скамей, его глаза были прикованы к кресту, который возвышался над комнатой. — Я скучаю по ней, — тихо признался он, потому что здесь ему не нужно было прятаться. Сэмюэль положил руку на плечо Драко и испустил мягкий, понимающий вздох. Вместе они наблюдали, как утреннее солнце окрашивает крест в золотой цвет.