лайка в космосе

Он родился одним солнечным днём в теле двадцативосьмилетнего. Свет откуда-то сверху ударил в глаза, заставив его моргнуть и сощуриться. — О! Ты очнулся!.. Можешь попробовать встать? Он повернул голову, привлечённый словами и звуком. Смутно знакомое лицо улыбалось ему, стоя рядом в изголовье стола. — Как ты себя чувствуешь? — оживлённо спросил человек… мальчик. Он попытался ответить, но из горла вырвалось лишь коряво-несуразное: — М-м-гм… гх-х-х… — Тебе трудно разговаривать? Ничего страшного, ты скоро привыкнешь, — заверил его улыбавшийся мальчик. — Знаешь что? Ты — ультрасовременный андроид. У тебя есть доступ к различным базам данных. Если немного подучишься, то в кратчайшие сроки станешь неотличим от человека. И у тебя есть способность переносить любые повреждения. Ты сможешь выжить хоть в лаве, хоть в открытом космосе… Он привстал, потёр затёкшую шею и нащупал выходящий из неё провод. Недоумённо нахмурился. Мальчик, заметив это, засуетился возле него. — Ой, извини... Сейчас отключу это! Что-то бормоча про себя, мальчик завозился у него за спиной. Пара секунд — и чёрный стебель провода отсоединился от его тела с лёгким шипением. Смутно знакомое лицо вернулось в его поле зрения вновь. Они смотрели друг другу в глаза, не говоря больше ни слова. Мальчик первым прервал их контакт, потупив взгляд в белый пол; подойдя вплотную к нему, крепко взял его за руку и со странной интонацией в голосе заговорил: — Есть одна вещь, которую ты должен знать: ты довольно выносливый. Я сделал тебя сильным — ещё сильнее, чем прежде. Так что… пожалуйста… никогда больше не умирай. Он смотрел, как мальчик вдруг резко прижался к нему, крепко стиснув в руках его голые плечи. Его обнимали, рыдая у него на груди. Он не знал, как должен реагировать на это. Он неуверенно опустил пальцы на ёжик чёрных с зелёным отливом волос. — Добро пожаловать домой… Хисока, — прошептал между всхлипами Гон.

***

Наблюдать за миром вокруг оказалось весьма любопытно; в первые дни он только и делал, что трогал и переносил с места на место всякие вещи. Тетради, книжки, посуду, диван, даже мальчика — Гона — один раз поднял, потому что захотелось узнать, сколько весит такой, как он, маленький человек. «Ты прямо как младенец», — смеялся на все его выходки Гон, полулежа на передвинутом диване и смотря на него с бесконечным интересом в глазах. Казалось, он тоже занимался изучением: ему было любопытно наблюдать за ходом мыслей Хисоки. Мысли… Одна мысль крутилась внутри него на повторе, словно пластинка — заевшая, раз за разом возвращающаяся к единственной точке. Он уже несколько дней серьёзно обдумывал её в своей голове. Очевидно, что для Гона он был копией… кого? Его умершего близкого друга, не так ли? Гон так сильно переживал и заботился о нём. Гон… Пронзительно пискнул будильник, стоявший на столике слева. Семь тридцать утра — значит, пора идти вниз. Он открыл глаза. Перезапуск. Ошибок не выявлено. — Хорошо. — Хисока поднялся с кровати, механически привычно сложил на ней одеяло, поправив подушку, и направился в кухню в пижаме, как был. Босиком. — Доброе утро, Хисока, — поприветствовал Гон, сосредоточенно помешивая что-то в кастрюле. Он не обернулся к нему, но Хисока знал, что его лицо улыбалось. — Доброе утро, Гон. Стул принял его тело с тоненьким скрипом. На столе лежали три сэндвича с мясом, сыром и зеленью, и он любознательно стал рассматривать их. — Сегодня у нас мармелад! — радостно объявил Гон, выключив плиту и ставя на стол к кофе блюдце с любимым десертом. Хисока одобрительно кивнул в ответ и спросил: — Когда ты пойдёшь в школу? Гон немного смутился от внезапного, хотя и вполне ожидаемого вопроса. Хисока спокойно-выжидающе взирал на него — прямо как тот, прежний… Он неуверенно почесал щёку, отведя в сторону взгляд. — Ну, в общем-то… — Ты опять проспал? Почему ты ждёшь меня, хотя мог бы пойти в школу? — Хисока склонил голову набок; неподдельный, искренний интерес в пряном бархатном голосе. — Н-ничего страшного. В последнее время я поздно прихожу домой из-за дел в Ассоциации охотников, так что практически не вижу тебя. У нас остаётся только утро… — Гон вздохнул расстроенно, с сожалением глядя в золотые глаза. Повисла пауза. Хисока оторвался от лица Гона и посмотрел в небольшое окно. — Смотри, Гон-кун. На улице снег пошёл, — заметил он, разрывая непонятную тишину между ними. — Ага, — легко согласился Гон, последовав за ним оживившимся взглядом. Загорелое лицо озарилось более светлой, беззаботной улыбкой. Позавтракав, они оделись потеплее и вышли из дома. Гон шёл чуть впереди, увлечённо пиная не успевший уйти под снег камушек. — Не поскользнись, — предупредил Хисока и тут же хмыкнул, сощурившись. — Хотя было довольно забавно, когда в прошлый раз ты проскользил всю улицу, едва не врезавшись в конце в витрину с игрушками. — Пожалуйста, не напоминай об этом, — смущённо кашлянул Гон, поправляя лямки рюкзака и всё-таки сбавив шаг, когда отбросил камешек в сторону. Два поворота спустя показалось вдали здание школы. Ещё пара метров вперёд, и до них донёсся аппетитный аромат свежей выпечки — сосед-пекарь не покладая рук трудился в пекарне, сотворяя в своей мастерской кулинарное волшебство. Хисока всегда провожал Гона по утрам в точности до этого самого места. Здесь они и остановились, чтобы снова расстаться. — До встречи, Гон. Будь осторожен, спускаясь с горки. — Хисока засунул руки в карманы красной куртки, в последний раз окидывая мальчика взглядом. — Конечно, — весело отозвался Гон и, отбежав чуть вперёд, помахал ему рукой на прощание. Хисока повернулся, уже намереваясь уйти, когда тот же голос тихо остановил его: — Хисока! Ты ведь… будешь дома, когда я вернусь? Он засмеялся красивым переливчатым смехом, каждый раз переворачивавшим что-то у Гона в груди. — Обижаешь, Гон-кун. Увидимся завтра утром. Его спина была ровной, чёткой, прямой. Привычная уверенная осанка. Гон помнил: на теле под одеждой — ни шрама. Смотреть, как Хисока уходит — тёплый, сильный, живой, — а перед глазами — картина того, как Хисока лежал там, изувеченный, бездыханный, недвижный… Он был уже далеко и потому не услышал, как Гон прошептал ему, глядя вслед: — В этот раз… точно… всё будет хорошо.

***

На стенах в комнате, которая принадлежала Хисоке, кто-то повесил много географических карт — были тут НЗЖ и Падокия, Мимбо, Очима, Вергерос, Сагельта и Какин… Хисока знал, что это дело рук Гона, и даже понимал, почему; почему Гон поместил карты именно в его комнате. Гон часто говорил, что хотел бы отправиться в путешествие вместе с Хисокой. Он проводил своим маленьким пальцем по чёрным уверенным линиям, извлекая из памяти события прошлого, и о будущих приключениях грезил не меньше, когда, заворожённый, обводил незнакомые контуры далёких материков… Хисока мешал игральные карты, пробегая глазами по названиям рек, островов, плоскогорий, городов и тесно жмущихся друг к дружке стран со скоростью, достигающей скорости света (по крайней мере, так говорил ему с восхищением Гон; Хисока давно уже знал, что скорость света равна 299 792 458 метрам в секунду, но не стал огорчать мальчика тем, что случайно загрузил в себя все доступные учебники мира и запомнил их всего за 12,549 минут). Его разум молниеносно усваивал, обрабатывал, сортировал. Ему не нужно было питаться, и ему не нужен был сон… Они даже смогли бы встретиться вечером. Всё равно он не спит всю ночь напролёт. Через шесть с половиной минут в недрах уличной двери щёлкнул замок. «Он вернулся». По дому мягко, торопливо затопали. Хисока отложил карты на тумбочку и лёг на кровать, закрывая глаза. Секунд спустя в дверях комнаты показались лицо и волосы Гона. — Хисока, ты спишь? — тихо спросил его Гон. Он не ответил. Он должен был делать вид, что спит по ночам, как и любой другой заурядный человек. Гон подошёл к его постели на цыпочках, осторожно, стараясь не издавать лишнего шума. Щеки Хисоки коснулась рука — очень приятная, тёплая, человеческая. Так как он был создан по образу и подобию его друга… — Спокойной ночи, Хисока. — Гон улыбнулся, мимолётно погладив его по щеке, и заботливо укрыл прихваченным с собой одеялом. …его работа — жить обычной человеческой жизнью, заполняя пустоту в сердце Гона. Хисока перевернулся на бок и подложил под голову руку, когда Гон ушёл, просидев рядом с ним двадцать девять минут. Он вспомнил, как Гон водил пальцем по чёрным уверенным линиям — НЗЖ и Падокия, Мимбо, Очима, Какин, Сагельта… Он помнил ощущение всё того же маленького пальчика у себя на руке, в ночи задумчиво выводившего его имя. Активность на сегодня закончена. Отключение.

***

— Я дома! — громогласно объявил Гон на следующий день, зайдя в дом и сорвав с себя коловшийся всю дорогу шерстяной шарфик. Хисока оторвался от созерцания пустой улицы за окном и повернул лицо к вошедшему мальчику. — Ты сегодня рано, Гон-кун. — Всё, что я делаю, это заставляю тебя чувствовать себя одиноко, — хихикнул Гон, снимая в прихожей школьный рюкзак. — Так что я быстро-быстро разобрался со всеми делами, чтобы сегодня получилось вернуться пораньше! — Давай помогу с ужином, — предложил шевельнувшийся на подоконнике Хисока. Гон на секунду перестал раздеваться, но потом отмер и, как был — в одном ботинке, чуть съехавшей шапке и куртке, — пронёсся мимо него в сторону кухни. В карих глазах блестели искринки. — Спасибо большое, Хисока! — донеслось до него. — Если хочешь помочь запечь на ужин нам мясо, я буду очень этому рад… Хисока спустился с подоконника, убрал рюкзак Гона в комнату, повесил шарф на крючок и тоже направился в кухню. — Ты до сих пор не выкинул эту зелёную сковородку? — с недоумением спросил он, выгнув правую бровь. — Это хорошая сковородка! — вступился Гон за любимого цвета посуду. — …Погоди, нет. Тебе не нужен бальзамический соус. — Х-хисока! Пожалуйста, не надо! Я сам!.. Они наготовили еды на четверых и устроились в гостиной за низеньким столиком. — Как прошёл день? — полюбопытствовал Гон, скрестив ноги и в нетерпении шевеля пальцами ступней. — М-м… Я снова пробовал освоить нен. По-прежнему не выходит, но я не удивлён: в конце концов, нынешний я всё-таки не человек… Хисока заметил, как при последних словах у Гона заметно помрачнело лицо, и решил перескочить на несколько цепочек вперёд в алгоритме. — После обеда звонил Леорио, восемнадцать минут обвинял меня в том, что я отвлекаю тебя и мешаю тебе заниматься. — Услышав, как Гон слабо фыркнул, Хисока улыбнулся и продолжил рассказ: — Твой друг явно был чем-то недоволен, но когда я сказал ему, что ты стал лучше понимать в математике, он прослезился, поблагодарил меня и… В общем, расстались мы с ним на довольно дружеской ноте. Ещё мне написал Иллуми с просьбой о деловой встрече. Назначил дату, место и… Что такое, Гон-кун? — Хисока оборвался на полуслове, заметив, что Гон просто смотрел на него и не говорил ничего уже больше трёх минут. Три минуты просто взглядов с просто молчанием, как он понял из книг, зачастую не были признаком чего-то хорошего. Гон моргнул, резко тряхнул головой и неожиданно рассмеялся. — Ничего, просто… Так странно слышать, как ты рассказываешь мне обо всём, — признался вслух он. — Обычно ты был скрытным и переменчивым. Иногда мне удавалось тебя понять, но большую часть времени ты был похож на… на… На математику, вот. — Мне стоит прекратить собирать данные и рассказывать тебе о них? — Нет, нет, что ты, — замахал руками Гон. — Пожалуйста, продолжай делать так, как ты сейчас делаешь. Я… мне очень нравится слушать всё это, сидя рядом с тобой. Это так здорово! Хисока заинтересованно подался вперёд, едва не уткнувшись своим носом в нос Гона. Гон резко отпрянул, задев ногой стол, и изумлёнными глазами уставился на него. — Х-хисока!.. — Так вот что в книгах называли румянцем. Теперь я это понял. Как думаешь, Гон-кун, у меня получилось бы так же? Гон принялся растирать рукавом рубашки горевшие щёки, но, поняв, что делал лишь хуже, быстро сдался, придвинул к себе тарелку и с некоторой грустью ответил: — Нет… Думаю, нет. — Почему нет? Гон долго молчал, делая вид, что отвлёкся на пищу. Время для ответа, положенное правилами хорошего тона, давно уже вышло дважды, когда он отложил палочки в сторону и, сложив руки на коленях, взглянул ему прямо в глаза. — Потому что ты не совсем человек. Да и прежнему тебе, я уверен, было чуждо подобное… чувство.

***

В один из безветренных мартовских дней они снова вышли прогуляться на улицу. Казалось несколько странным слышать дыхание сотен живых существ рядом, но при этом не слышать, не ощущать в себе собственное. Все эти сотни боролись за каждый миг своей жизни, бросая вызов судьбе: посмотри. Ещё живу. Ещё дышу. Надеюсь. Гон забавно сопел, когда шёл. А ему… Ему не требовалось дышать, чтобы выжить. Всего на пару секунд Хисока замедлил шаг, изучая ближние здания, затем лениво указал пальцем в сторону одной из крохотных улочек, сообщив: — Здесь налево, затем прямо до перекрёстка. Там будет магазин, продающий спортивную обувь. — Твоя функция поиска очень полезна, Хисока, — издал тёплый смешок Гон, благодарно сжав на миг его руку. — Я рад, если смог помочь тебе, Гон-кун, — последовал привычный уже монотонно-механический ответ. — Друзья друзей не оставляют в беде! Я надеюсь, мы всегда будем понимать и поддерживать друг друга… Гон достал из кармашка куртки йо-йо и коснулся холодного, шероховатого от многих неровностей металла. Погладил бережно — со всей своей теплотой, слегка склонив голову, словно вспоминал что-то. — И хотя Киллуа больше не навещает меня, — вздохнув, продолжил начатую мысль Гон, — потому что это место напоминает ему… о плохом, когда-нибудь мы снова встретимся, я верю в это. Однажды он вернётся — в такой вот солнечный день, как сейчас… Пальцы дрогнули и на секунду ослабли, когда он погрузился в воспоминания о былом, и этого мига хватило, чтобы йо-йо, упав на землю с ладони, на секунду завис, словно думая, как поступить дальше, затем — решился, тронулся с места и стремительно понёсся к дороге. Гон опомнился; затуманенный взгляд прояснился. Он вскинул голову, бросаясь за йо-йо на проезжую часть. Хисока видел, как чья-то машина, почти бесшумно вынырнувшая из-за угла, неумолимо быстро приближалась к тому, кого он мог, хотел, обязан был защитить. Всё происходило как в замедленной съёмке, особенно для него, оценивающего, анализирующего мир за доли секунды. Золото переполнило радужки, и он бросился вперёд, чтобы сделать то, для чего был рождён. Визг тормозов. Вскрики прохожих. — Гон!.. …Когда Гон открыл глаза, первым, что он увидел, были загнутые кверху мыски ярких туфель. Не поднимай взгляд выше… Пожалуйста, просто не надо… — Гон-кун, ты в порядке? Нигде не ушибся? Гон всё-таки не сдержался, поднял голову на звук голоса, который так ласков… и ощутил, как до боли, до судорог исказилось лицо. С тихим ужасом лицезрел он искорёженную машину — там, сразу за спиной у Хисоки. О боже. Боже. Капот — вдребезги, всмятку… Он не хотел всего этого. Он понял, что не может дышать. Слова вылетали из горла рваными, слабыми хрипами, когда Гон осел на землю, вмиг лишившийся сил. — Нет... Всё нормально… Я… в норме, Х-хисока. Металл беспомощно хрустнул под когтистой рукой. Из головы водителя и пассажира рядом уже хлынула, пачкая салон со стёклами, кровь. — Какое облегчение, — расплылся в лучезарной улыбке Хисока. — Я рад видеть, что ты в полном порядке, Гон-кун.

***

— Никому не говоря, ты создал этого монструозного робота. У тебя всё хорошо с головой?! — Эта новость разнеслась по всему миру! Они наверняка захотят использовать его в качестве оружия! — Он убил людей. У него не было лицензии охотника для убийства. Мы не можем оставить его, эта машина станет огромной угрозой для всех! ...Они были слишком большими и сильными. Гон, маленький мальчик Гон, плакал, готовый встать для них на колени, но знал, что всё это бесполезно. Он знал, что это не тронет их — ничего не тронет, совсем, — но всё равно отчего-то пытался, зачем-то продолжал бороться за сотворённую им шесть месяцев назад новую жизнь. — Но он ведь хороший! Он просто хотел помочь! — всхлипывал Гон, вытирая лицо рукавами. — Я поставил необходимую защиту. Я исправил все возможные и невозможные ошибки, так что, пожалуйста… не отнимайте его у меня… …Гон проснулся в своей постели в холодном поту. Голова была будто ватная. Кошмар со дня экстренного заседания Совета Мировой Безопасности преследовал его уже пятую ночь. Нужно срочно на кухню, попить холодной воды. Так тошнит… Он добрался до раковины, налил себе воду из крана; поднёс губы к чашке и сделал много маленьких спешных глотков. Он убрал чашку в шкаф и закрыл его с лёгким стуком. Он покинул кухню, не заметив, как в углу у окна мешал подаренные игральные карты Хисока. Загудел холодильник. Дверь в комнату Гона притворили — чуть слышно. «Всё ещё выглядит грустным, — подумал Хисока, тасуя колоду. — Что я могу сделать, чтобы был счастлив Гон-кун?» Два золотых огонька рассеянно блуждали по сумрачной кухне и входам в соседние комнаты, пока не дошли до мастерской, где был создан почти-человек. — Оу... Кажется, понял, — расплылся в улыбке Хисока. Живо спрятав карты в карман пижамных брюк, он вышел из кухни. Проведал спящего Гона. Зашёл к себе. Собрал всё самое нужное. …Он провёл в мастерской всю оставшуюся ночь, пока над горизонтом снаружи не забрезжил карминово-красный рассвет. — Это было довольно легко, — хмыкнул Хисока и, склонившись, провёл ладонью по коже чужого лица. Веки закрытых глаз дрогнули и без усилия распахнулись. Со стола в мастерской на него смотрел такой же, как он, двадцативосьмилетний почти-человек. Янтарные радужки. В уголках рта ухмылка. На левой щеке — капля, на правой — звезда. Хисока внимательно изучал свою копию. Руки, ноги, тело, лицо, даже голос… Бесспорно, он создал идеальную, абсолютно точную версию. Пока у него есть я… Мысль оборвалась, когда не закрытая до конца дверь жалобно скрипнула, и на пороге мастерской возник заспанный Гон. — Доброе утро, Хисока, — поприветствовал он, потерев ладонью глаза и сладко зевнув. — М-м… а что ты делаешь здесь? И что ты так рано вско… чил. Гон запнулся, заметив, что перед ним теперь был не один, а сразу два, два совершенно идентичных Хисоки. — Ты удивлён? — пронзительно засмеялся Хисока, помогая подняться своему двойнику. — У меня есть доступ к твоей базе данных, так что это было несложно. Гон изумлённым взглядом уставился на обоих. Хисока встал плечом к плечу с копией и, подзадоривая, шутливо толкнул в бок двойника. — Если у тебя будет моя копия, ты ведь не будешь расстроен, когда я уйду? — обратился он улыбчиво к Гону. — Потому что я теперь буду с тобой, — подхватил его мысль второй, новый, так же улыбчиво смотревший на Гона Хисока. Гон шумно выдохнул, прикрывая глаза. Во всём теле, казалось, поселилась усталость. Он впился ногтями в кулак; острая боль — и первое удивление спáло. Он подошёл к двойникам и, помедлив, уткнулся им в грудь. Что-то горячее намочило пижаму Хисоке. Шею щекотно трогал тёмный ёжик волос. — Хисока… — Гон отчаянно стиснул пальцами одежду первого и руку второго, сквозь пелену слёз едва слышно шепча: — Причина моей грусти в том, что ты опять будешь не здесь… не со мной. Вот в чём всё дело, Хисока.

***

Сидя на кровати под картами мира, Гон отстранённо наблюдал, как Хисока укладывает свои вещи в сумку. Сумка была небольшой — символической даже, скорее. Знаком того, что Хисока скоро, совсем уже скоро уйдёт. В голове всё крутились слова с того заседания — послание некоего безымянного человека от лица всех известных учёных их мира. — У нас есть одно хорошее предложение, — сказал ему тогда человек. — Мы планируем отправить ракету в далёкий космос — как часть национальной космической программы. Нам нужно исследовать его неизвестные области… Ракета будет высылать информацию до тех пор, пока не оборвётся связь с нашей планетой. Сейчас мы работаем над искусственным интеллектом корабля. Твой друг кажется достаточно сильным, чтобы выжить в открытом космосе. Идеальный кандидат, тебе так не кажется?.. Гон стоял там, закрыв от ужаса уши, и даже представить не мог… не мог… не хотел… Он и сейчас страстно желал просто сжаться в комок, закрыть глаза, уши, рот, вообще всё, всё, всё, так, чтобы никто не смог достать рукой-голосом-ножом до души, не смог сказать бы, что все старания понапрасну, что он не в силах предотвратить неизбежное, и что Хисока, собранный им после смерти от рук Куроро, вовсе не тот, который помогал ему, верил в него, жил на этой планете с ним раньше — по-настоящему, не искусственно жил… Не слышать ничего — никого, кроме Хисоки. Но теперь и этот звук кто-то отбирал у него. Хисока… Мне жаль. Когда мы… наконец-то… вместе… Он смотрел, как Хисока складывал вещи в сумку, а перед глазами стояли их совместные завтраки по утрам, когда они сидели в уюте солнечной кухни и пили разлитый по кружкам дымившийся чай, когда Гон рассказывал об успехах в математике в школе и когда изящные пальцы Хисоки ловко орудовали вилкой и ножиком, как будто помнили свою прошлую жизнь. Хисока, созданный им, часто вёл себя так, как и тот, неискусственный, неподдельный Хисока. С ним Гон чувствовал себя так же волнительно, как и тогда, с неповторимым-настоящим-другим… Хисока собрал сумку, и Гон слез с кровати, чтобы проводить его до порога. За дверью они обнялись и, простояв так минут десять, расстались. Гон держал его за край куртки, шмыгал носом и всё смотрел на ботинки. Никто из них не проронил ни слова. Им это и не было нужно — жесты, взгляды, выражения лиц давно уже всё сказали за них. — У тебя всё есть? — спросил второй Хисока, выйдя к нему после ушедшего в комнаты Гона. — Конечно, — кивнул в ответ первый. — Мне много не нужно, учитывая, что я буду делать отныне... Ну, я ухожу. — Береги себя... Люди могут догадаться, что я твой клон, так что не смогу проводить тебя до ворот, извини, — лёгкий звенящий смешок. — Позаботься о Гон-куне, ладно? — улыбнулся первый, запуская руку в карман. — Разумеется. Ты же знаешь: я сделаю всё возможное. Хисока хмыкнул и протянул колоду карт своему двойнику — так, на память… Возможно, он даже передаст её когда-нибудь Гону. — Что ж… вот и мой последний день на планете — здесь, рядом с ним. Повеселись без меня, за меня и для него тоже. В этот по-апрельски тёплый день облака безмятежно плыли по лазурному небу… Хисока кивком головы попрощался со своим двойником, шутливо откланялся дому и отправился в путь, по странной новой привычке слегка покачивая во время движения бёдрами.