прощание.

      когда я появился, меня назвали нигредо. я был совсем фарфоровый, легко мог себя покалечить, легко мог покалечить других. я не был таким, как люди, среди которых я развивался, и мне рано пришлось принять это. единственный и неповторимый нигредо, чье имя даже не является именем. мне дали свободу изучать окружающий мир. меня научили писать, чтобы я мог придумывать названия или записывать уже существующие определения, и рисовать, чтобы запечатлеть объекты моих исследований навсегда. все, что я сделал будучи нигредо, было навсегда утеряно.       в один день, когда меня отправили в одиночестве в горы, меня назвали альбедо и дали зеркало. я взглянул на свое отражение и увидел, как пожелтели мои волосы, как кожа (была ли это кожа?) приобрела более человеческий оттенок. с того момента, я выживал один. я расположился рядом с городом, пока не набрался смелости туда войти. люди в нем были приветливые, удивительно открытые и добрые. они показали мне все, давали какие-то свои вещи, за которые они могли бы получить «мору». но особенно меня поразила алиса.       эта женщина была открытой, да. но она умело хранила тайны, которые должны были быть спрятаны от всех. я понимал, что она знает что-то про весь мир, про себя, про каждого человека и про меня. малышка кли, дочь алисы, восхваляла свою мать, словно она была божеством. иногда мне казалось, что так и было. большу́ю часть своих знаний я перенял от этой семьи. не осознавая этого, я стал ее частью. я приходил не в гости, а «домой», я был «старшим братцем» для кли. «альбедо» — не научный термин, а мое имя. я чувствовал жизнь.       когда алиса ушла, я тщательнее занялся своими исследованиями. но я больше не делал это в одиночестве. рядом со мной были тимей, сахароза и рыцари, если мне вдруг нужна была их помощь. наверное, у меня были друзья. компаньоны. и у меня была кли, которую я не забывал навещать в штабе ордена каждую ночь. она (вот глупышка!) специально ждала моего прихода, чтобы я рассказал ей историю или говорил о сегодняшнем дне. я выполнял все ее просьбы, потому что не мог отказать прекрасной кли.       но мне пришлось сократить периодичность своих посещений. исследований и опытов становилось все больше и больше, мое состояние становилось все хуже. сперва я не обращал на себя внимания.       моим зеркалом были замерзшие озера и пруды, лед, прилипший к склонам гор, и бурные реки, которые не собирались сдаваться холоду. я собирал образцы растений и нередко останавливал взгляд на своем отражении, но отказывался сначала принимать, что что-то не так. мои руки покрылись розоватыми трещинками, расползающимися по ладоням, и я начал носить перчатки. звезда на моей шее стала гораздо ярче, чем была раньше, поэтому я стал носить одежду, закрывающую мою шею. труднее всего было спрятать волосы, которые светили золотом. я смотрел в свое отражение, и мне казалось, что на меня в ответ пялюсь не я.       и это не был я. это не был альбедо, которого привыкли видеть люди мондштата. я развивался дальше, наполняясь знаниями, и приближался к тому, для чего и был создан.       все свои исследования я посвятил тому, чтобы доказать, что источник вечной жизни существует. поэтому я и проводил время на драконьем хребте. растения, проживающие в холоде, удивляли меня своей живучестью и умением приспосабливаться к настолько морозному климату. будто подыгрывая растениям, я сам адаптировался, не чувствуя сильного холода, когда я находился далеко от источника огня. но, спускаясь в мондштат, дискомфорта я тоже не чувствовал. я рос в двух климатах сразу.       я нашел записи своего создателя, которые похоронил в глубине шкафов долгое время назад. в них корявым почерком говорилось о философском камне, источнике вечного существования. нигредо, альбедо — этапы развития этого камня, этого существа. я есть это существо. на альбедо в отражении теперь смотрел цитринитас. поэтому мои волосы потеряли прежний серебряный блеск, они были более золотые, как и четырёхконечная звезда. происходило превращение серебра в золото.       последний этап, четвертый, не был описан ни в одной книге, которая у меня осталась с начала жизни. от него осталось только название и первая строчка, описания состоящая из одного слова. в конце всего этого делания я должен был стать рубедо (лунная фаза, «краснота»). я должен был достигнуть просветления, но если процесс не контролируют другие алхимики, то все приводит к одному. к разрушению.       я бежал ночью в мондштадт. от меня исходил свет, от меня пахло металлом. кажется, я перебудил весь город, но мне нужно было добраться до магистра джинн. предупредить ее, спасти всех, спасти кли. магистр не спала, она сидела за столом и перебирала какие-то бумаги. мой приход напугал ее и удивил. конечно, не всегда светящийся алхимик заходит в кабинет.       джинн слушала меня внимательно, грозно наблюдала за моими всплесками, монологами. она остановила меня, когда поняла, что я выхожу из-под контроля. попросив ее эвакуировать весь город утром, я зашел в комнату на втором этаже, где обычно спала кли.       она стояла около окна и чуть ли не прыгала от нетерпения. когда я открыл дверь нараспашку, малышка обернулась и побежала ко мне, обнимая мои ноги. «братец! ты светишься!» — воскликнула кли. я кивнул и сел перед ней на колени: «я знаю… я знаю, что я свечусь. сейчас это неважно». услышав мой серьезный тон, девочка погрустнела. я крепко обнял ее. так крепко, как только мог. «завтра, завтра утром внимательно слушай мисс джинн, следуй за ней. она тебя защитит», — сказал я и почувствовал, как кли кивает. — «я люблю тебя».       я не знаю, сказала ли она что-то в ответ, я ушел слишком быстро. вернувшись в горы, в свой лагерь там, я собрал свои бумаги, все колбы, все исследования. я сел на землю. луна плыла мимо моих глаз, играя в догонялки с облаками. мне хотелось бы, чтобы та ночь закончилась как можно скорее. чтобы я был рядом с кли. чтобы я защищал ее, а не разрушал то, где ее жизнь могла быть счастливой. сначала я разрушал себя. я снял перчатки, я следил, как мое тело становится горячее и горячее. моя звезда стучала, словно еще одно сердце. мною овладело что-то иное.       лунная фаза. краснота. рубедо. на рассвете я (я ли? был ли это я?) плелся в мондштадт. кажется, я плакал. кажется, я настоящий плакал. я просил себя остановиться. мост. я подошел к мосту. и встал, подняв голову. мое зрение исказилось, мир казался краснее. пальцами темно-бордового цвета я коснулся своей щеки. я почувствовал запах крови. ах, кровь. неприятно. но ноги двигались сами по себе. ничего, ничего нельзя было остановить.       перед глазами не было мондштадта. я видел что-то древнее, что-то и родное, и чужое одновременно. я познавал мир с гигантской скоростью, мозг не мог воспринимать такое количество информации. я, держась за голову, поднимался по пустым ступенькам, оглядывал пустые переулки. что-то подняло меня в воздух, высоко-высоко. новое бесконечное сердце выпрыгнуло из груди. я услышал свой взрыв. камни падали с домов. осколки разбивались на более маленькие части и сливались с дорожками. фонтан разбился и слезами людей потек вниз по ступеням. я смотрел на это не своими глазами, делал это не своими руками и думал, что я ужасен. я, магистерий, философский камень, монстр, монстр, монстр.       я смутно помню, как все закончилось. я стоял на земле, шатаясь, и видел, как ко мне приближается до боли знакомый силуэт. я протянул к нему руку, не смог устоять на ногах. упал. перевернулся на спину, рассматривая красный огонь. тень силуэта спрятала его от меня. силуэт поднял меня на руки, смотря на город. на мое счастье. на мою любовь. меня уносили. снова в горы, откуда видно прекрасное, сотворенное человеком вечное сознание и его создание. ах, город горит.