Test & Recognise

***

Ризотто изрядно напрягало чувство, что он находится под чьим-то наблюдением. А за ним без сомнения наблюдали, иначе анониму вряд ли удалось бы столько о нём узнать и так ловко избегать поимки. Но Ризотто тоже умел наблюдать. Парень стал чаще осматриваться вокруг, приглядываться к людям, хотя прежде, наоборот, максимально абстрагировался от серых масс. Однако сейчас он был настроен серьёзно. Помимо наблюдения за окружающими, важно было также тщательно проанализировать имеющиеся у него на руках материалы, ведь в них заключалось немало подсказок. Могло показаться, что наиболее информативным источником станут записки, но их содержание, на деле, давало весьма размытое представление об адресанте, скорее путало, вызывая лишь больше вопросов. Единственное, что точно можно было вынести из них, так это то, что почерк неизвестного был нешуточно поставлен и очень красив, Неро назвал бы его «аристократическим». Но в школе не обучали сложным стилям, только классическому написанию иероглифов, и хотя применяемая в записках техника отнюдь не вершина каллиграфического искусства, без должной практики нельзя было достичь подобного уровня: юноша знал это не понаслышке, потому что и сам преуспел в данном ремесле и мог по праву оценить умения других. В то же время автор этих писем точно знал о его способностях и не сомневался, что он сможет их прочесть. Ризотто подобный навык был нужен по личным причинам, но касательно своего преследователя парень не мог утверждать наверняка. Возможно, он имел дело с настоящим педантом, желающим отточить технику письма, что подкреплялось и его мастерством приготовления бенто. Но тогда из шаблона выпадал тот факт, что оригами, в свою очередь, не были выполнены столь же аккуратно, да и вряд ли такой человек позволил бы себе бросить задумку на полпути, не добравшись до надлежащей тысячи фигурок. Вдобавок в этом утверждении Неро переубедили и достаточно своевольные линии чужого почерка, говорящие о строптивом характере. Оставшимися вариантами были либо издержки высокого положения, либо требования родителей, чересчур щепетильных к учёбе или питающих страсть к каллиграфии; также это могло быть обычным хобби. Далее стоило отметить неравнодушие к миловидным вещам. Об этом свидетельствовали и извечно засоряющие его шкафчик безделушки, и яркие принты с потешными рисунками на любой доступной поверхности, и прочие украшения тусклой действительности, которые формировали вокруг незнакомца ореол несколько сентиментальной натуры. При этом Ризотто прекрасно помнил о том смелом комментарии насчёт Metallic’и, которым ему пытались показать, что ориентируются в музыке или, по крайней мере, в творчестве коллектива. Этого не отнять, даже если сама записка была лишь насмешкой в его адрес. Интерес к металу слабо сочетался с умилительной атрибутикой, но из всех насущных вопросов этот волновал светловолосого наименее всего. Ему ли не знать, какими странными порой бывают людские предпочтения. Касательно самой футболки, кроме версии с издёвкой, можно было допустить, что её украли из большой любви к группе, но юноша сильно сомневался, что человек, имеющий средства на первосортные продукты, стал бы воровать чужую, давно износившуюся футболку сугубо по этому поводу. Думалось ему, аноним легко мог себе позволить новую и не одну. Значит, дело было лично в нём. Но дальше вероятной попытки посмеяться над ним мысли Неро так и не зашли. На ум не приходило ни одной разумной, на его взгляд, идеи, что скрывалась бы за этим поступком, как и за остальными, честно говоря. Для него чужие действия были слишком противоречивы, поэтому он до сих пор не мог определить, является ли всё это просто затянувшейся шуткой или же с ним были искренни. И пусть на первых порах он склонялся ко второму варианту, теперь Ризотто подходил к проблеме предельно настороженно, полностью перекрыв кислород любому проблеску наивности. Может, что-то в нём раздражало неизвестного, и тот выбрал такой неадекватный способ заявить об этом? Или он завидовал и пытался самоутвердиться? Но чему в его жизни можно позавидовать? И зачем тогда эти приторно-оптимистичные послания, эти «дары»? Вряд ли его планировали отравить — слишком экстремально и не имеет оснований — хотя унизить всё же удалось. Как бы то ни было, некто и правда прикладывал недюжинные усилия. Но ради чего? А может, это какая-то девчонка хотела столь неудачным образом привлечь его внимание? И впрямь, мало кто осмелился бы лишний раз к нему подойти, ведь не для того он отваживал каждого, кто его беспокоил, чтобы потом происходило ровно противоположное. Но рассуждая вопреки его собственному замыслу, разве есть в её действиях смысл, если она продолжает скрывать свою личность? Тем не менее чью-то симпатию Ризотто рассматривал исключительно в рамках теории, на деле он совершенно не верил в такую вероятность и отмахивался от неё, как от назойливой мухи. Эта версия казалась ещё более сомнительной и фантастической, чем зависть. Ему было бы проще признать, что он нарвался на маньяка. По итогу противоречия выливались в какую-то безумную смесь. Учитывая сложившуюся картину, человек попался весьма неординарный, а то и вовсе неуравновешенный. Что есть истина: бескорыстные подарки или злой умысел, забота или изощрённые насмешки, девчонка или парень, — было неясно. Но оставался ещё один, решающий, пункт — лягушки. Воистину сложно было не заметить пристрастие его преследователя к ним. Кроме самого выдающегося случая — пятисот двадцати двух оригами в его шкафчике — они поджидали его и в обличье других безделушек, представали перед ним в виде печатного фона на вырванных блокнотных листах, которые часто использовали для записок, или же в виде забавных корявых зарисовок в дополнение к посланиям на стандартной бумаге, смотрели на него съедобными глазами из бенто… Лягушки бесповоротно окружили образ неизвестного в сознании Неро пестрящим разнообразием форм и цветов.

***

Собственно, чужая слабость к земноводным и сыграла ключевую роль в его скромном расследовании, развеяв всякую смуту. Кто бы мог подумать, что именно это, сущий пустяк, выдаст незнакомца с потрохами. После такого поразительного количества лягушек невозможно было не обращать на них внимания. Ризотто невольно реагировал, если они попадали в его поле зрения, поэтому брелоки и значки на сумке розоволосого парня из параллели сразу бросились в глаза. Можно было подумать, что это просто недоразумение, ведь кто угодно мог носить подобное, но юноша больше не сомневался. Он специально изучал всех встречных учащихся особо пристально в течение последних дней: разглядывал их портфели, коробочки для обедов, искал какие-то наводящие детали, — но не нашёл ни единой зацепки. Теперь же многое сходилось: вездесущие лягушки, поставленный почерк и дорогие ингредиенты, а ещё явно немалое количество свободного времени. Они нечасто сталкивались в школьных коридорах, и его взгляд редко падал на сверстника, но, несмотря на это, он отлично знал, кто это. Все знали, кто он. Винегар Доппио. И пусть светловолосый упорно отрицал возможность чьей-то заинтересованности в нём, ситуацию с девчонкой он был бы способен ещё хоть как-то себе объяснить, ведь девушкам свойственны подобные глупости. А если опираться на статистику, им больше присуща внимательность к мелочам, тяга к милым и цветастым вещицам, умение хорошо готовить и стремление чем-то угостить, делать подарки, да и такого непоследовательного поведения можно было ожидать скорее от них. Но преследователем оказался парень и не простой, а сын местного влиятельного бизнесмена. В понимании этого Неро был абсолютно бессилен. Едва ли этот выскочка представлял опасность, зато версия с насмешкой казалась уже куда более реалистичной. Будучи терпеливым и рассудительным юношей, Ризотто не стал бросаться на него сразу, вопреки всему своему возмущению. Для начала ему хотелось оценить обстановку. Теперь, когда его внимание целиком сконцентрировалось на розоволосом, он без труда заметил, как сильно тот палился. В один день приметив Винегара в школьной библиотеке, ему удалось с расстояния разглядеть, как тот чирикает на конспекте всё тех же несчастных и так хорошо знакомых ему лягушек, идентичных тем, что красовались в записках. Лягушек на портфеле, оказавших незаменимую помощь в поисках, Ризотто вообще счёл донельзя беспечным художественным решением со стороны парня. Ещё он вспомнил, что ранее видел нечто похожее на его розовую макушку неподалёку от своего дома. Где находится их фамильный особняк, говоря откровенно, также знали все, и располагался он определённо не среди всяких развалюх на окраине. Так что у него не могло быть никакой другой причины находиться там. Однажды, когда они оказались в одном коридоре, Неро застал его телефонный звонок. Разумеется, он знал раздавшуюся мелодию. Это были Rammstein и их небезызвестный индастриал-метал. Если Винегар не лукавил, рассуждая о Metallic’е, то вполне мог поставить и такое на звонок, однако с учётом последних обстоятельств Ризотто не был уверен, что это не показуха, ведь обе группы были до обидного популярны, а розоволосый, как ни крути, производил впечатление сноба. Но кое-что всё же зацепило юношу: какие бы цели тот ни преследовал, из всей немалой дискографии он выбрал не что иное, как данную песню — это что-то да значит. Тем же днём Ризотто решил освежить композицию в своей памяти. Допустив, что увлечение Винегара было искренним, он испытал неоднозначные чувства. Если отталкиваться от предположения, что на звонок обычно ставят что-то особенное или говорящее о себе, этот пример в очередной раз явил незаурядные вкусы парня, вот только прослеживающийся в тексте намёк вынудил Ризотто вновь вспомнить о версии, что он так старательно игнорировал. И хотя подросток понятия не имел, намеревался ли Доппио привлечь этим, в частности, его внимание или это просто случайность, он всё равно слегка напрягся. Из-за постоянной слежки он как-то пересёкся с ним глазами. Они выдавали розоволосого не меньше прочего. Будь то совпадение, незаинтересованный человек вряд ли стал бы сначала задерживать взгляд, а потом так подозрительно спешно отводить его. Ризотто увидел достаточно, чтобы приступить к действиям.

***

Конечно, Доппио заметил, что светловолосый начал вести себя немного иначе. Они чаще сталкивались в неожиданных местах и, кажется, Ризотто даже стал обращать на него внимание. В принципе было весьма необычно, что он не сидел в классе всё время напролёт, уткнувшись в книги. Всё это в совокупности неизбежно заставило его занервничать, но юноша упрямо убеждал себя не идти на поводу у паранойи, и продолжал надеяться, что это не приведёт ни к чему критическому. Поймав чужой взгляд, он успокаивал себя тем, что, скорее всего, просто подвернулся на глаза. Но чего Доппио точно не мог предположить, так это то, что его поймают уже на следующий день.

***

Ризотто знал, где проходят занятия параллельного класса. Всё рассчитав, он ухитрился выйти из школы раньше розоволосого и, дождавшись, когда тот покажется в толпе, буквально выудил его за шкирку прямо из потока учеников, после чего без труда дотащил до ближайшего закоулка. — Какого чёрта ты лезешь ко мне? — отчеканил он угрюмо, прижав опешившего парня к стене предплечьем и лишая всякого шанса на отступление. — Весь этот хлам, записки, обеды — что всё это значит? Глаза Доппио округлились. А ведь сестра предупреждала его… Вероятно, стоило её слушать и не лезть на рожон, тогда он не попал бы в патовую ситуацию. — П-прости… Просто… Э… Ну… — он начал невнятно бормотать, безумно таращась на Неро и совершенно не зная, что сказать. Он не был готов ни к такому повороту, ни к столь тесному взаимодействию и не смог вовремя взять себя в руки. Светловолосый полностью застал его врасплох. С другой стороны, он даже не представлял, что когда-нибудь окажется вот так, лицом к лицу с ним, и не имело значения, по какому поводу это произошло. Сам факт этого неожиданного и такого невообразимого для юноши контакта вызвал укол нездорового трепета, который он не мог контролировать. От волнения и близости ровесника всё его лицо горело, и подобное состояние никак нельзя было назвать адекватным. — Не пытайся что-то придумать. Говори, как есть, — жёстко потребовал Ризотто, глядя сверху вниз. Такому тону невозможно было пойти наперекор. Сердце Доппио, накрытого новой адреналиновой волной, на пару мгновений ушло в пятки, а сам он непроизвольно задержал дыхание, прежде чем был вынужден озвучить то, что держал в себе уже несколько лет. — Ты мне нравишься… — выдохнул загнанный в угол подросток, после чего обмяк, обессиленно опустив голову, будто вместе с признанием его тело покинула и душа. Он ожидал чего угодно, как минимум ругани или недовольства, но тут его перестали прижимать к стене. Неро отстранился, и больше ничего не произошло. Не встретив ожидаемой реакции, Винегар осмелился снова поднять взгляд на Ризотто: никаких признаков агрессии, ничего, кроме удивления и растерянности. Тогда, немного успокоившись и возвратив себе толику самообладания, он осторожно добавил. — Я просто хотел что-нибудь сделать для тебя… Вот почему… Ризотто был поражён услышанным. Неужели это правда? Перебрав буквально все возможные варианты, этот он отметал до последнего, сознательно разгоняя мысли о нём, а сейчас понял, как это было неосмотрительно с его стороны. В итоге подавляемые опасения оправдались, и юноша совсем не был к этому готов. Признаться честно, причина подобной категоричности заключалась не только в отсутствии лишнего времени или нежелании общаться. Он просто не видел в себе человека, которого могут полюбить. Не думал, что может показаться кому-то привлекательным или, тем более, что кому-то может быть интересен его внутренний мир. Он никогда и не стремился кому-нибудь понравиться. А теперь его поставили перед фактом. Хотя в случае розоволосого ему бы стоило ещё пару раз удостовериться, насколько это всерьёз, прежде чем принимать его слова за чистую монету, ведь звучало сказанное на грани невозможного. Винегар был слишком далёк от него. Даже школьная форма, призванная всех уравнять, на нём как будто выглядела иначе и выделяла его на фоне статистов, совсем не сглаживая эту разницу. И Ризотто, хоть убей, не мог себе вообразить, что двигало парнем такого уровня в настоящий момент. Однако роящиеся сомнения не изменили того, что нежданное признание полностью выбило его из колеи. Неро завис, интенсивно размышляя. Тем временем Доппио всё ещё напряжённо ждал его ответа, однозначно негативного, но пока светловолосый лишь пристально и откровенно оценивающе смотрел на него. Гадая, что же сейчас творилось в голове у сверстника, Винегар встрепенулся от внезапной мысли, что тот вполне может доложить о нём учителям: сказать, что он ему докучает или, вообще, что он какой-нибудь извращенец. Кого-кого, а Ризотто, если тот захочет поступить по справедливости, точно не остановит громкая фамилия, даже с вероятностью наделать шума. Но что-то всё-таки подсказывало, что Неро так не поступил бы. Он казался человеком, который стремится решать свои проблемы самостоятельно. Хорошо это было или плохо, розоволосый в любом случае не ошибся, ведь в конце концов тот лично пришёл разобраться с ним. Но для верности он должен был проговорить всё вслух. — Я ни на что не претендую, можешь и дальше игнорировать меня, — тихо пояснил Доппио, в надежде помочь поскорее определить свою судьбу и завершить это тревожное мгновение. — Только, пожалуйста, не говори никому… — Я и не собирался, — наконец, опомнившись от своих дум, откликнулся Неро, слегка хмурясь. В голову пришло лишь одно объективное решение, которое показалось ему целесообразным, хоть сам он и не был от него в восторге. — Если ты намерен продолжать свои выходки, то разумнее будет начать общаться нормально. Может, тогда ты перестанешь заниматься всякой чушью по типу воровства или выгадывания подходящего момента, чтобы пробраться к моему шкафчику. На пару секунд Винегар встал как вкопанный. — Это шутка? — выдал он после паузы. Ризотто, который игнорирует абсолютно всех, вдруг предложил ему такое? Доппио был настолько озадачен, что готов был даже подумать — светловолосый издевается над ним, — хотя это совершенно не в его духе. — Я не шучу, — терпеливо ответил последний, наблюдая за его недоумевающим лицом. — Я буквально следил за тобой, а ты вдруг хочешь общаться? — Доппио нервно дёрнул бровями, подозрительно глядя на него. Подобное откровение вызвало лишь большее раздражение у Неро, но он старался сохранять невозмутимость. — Полагаю, это равноценная плата за «всё хорошее», что ты сделал. Ты многое успел, а мне не нравится быть обязанным. Так будет честно, — хмуро рассудил Ризотто. Теперь стало ясно, чем тот руководствовался, но принимать такой исход розоволосый, к сожалению, не был намерен. Немного помедлив под чужим тяжёлым взглядом, он всё же рискнул озвучить то, что крутилось у него на уме. — Думаешь, мне будет приятно знать, что ты общаешься со мной только из-за этого? — уязвлённо выговорил Винегар. — Меня не волнуют твои чувства. Это единственный способ, которым я могу отплатить тебе. Но если ты отказываешься, то, будь добр, позаботься о том, чтобы никаких обедов и прочей ерунды я больше не видел, — отрезал Неро, выглядя в разы мрачнее прежнего. Предъявленный ультиматум окончательно обескуражил Доппио. Расстроенный, он вновь вскинул глаза на сверстника в попытке запомнить как можно больше, глядя будто в последний раз. Впрочем, скорее всего так и было, ведь когда они выйдут из этого закоулка, ему вряд ли доведётся снова столкнуться с ним с глазу на глаз, а тем более увидеть его лицо так близко. Он не ожидал, что светловолосый воспримет его чистосердечную помощь в штыки и лишит последней возможности проявить к нему какую-то заботу. Ризотто рубил с плеча, очевидно желая разобраться с раздражающим фактором раз и навсегда, и Доппио было бесконечно жаль, что путь, по которому сложилась его жизнь, требовал от него таких радикальных решений. Он понимал его желание не быть обязанным, однако его подарки несли совсем другой смысл и должны были быть восприняты иначе. Думать обо всём этом было очень горько. Из накатившей апатии юношу внезапно вырвало раздавшееся: — А теперь объясни, зачем ты взял мою футболку? — Неро прекрасно помнил о самом главном вопросе и приберёг его напоследок, желая обговорить отдельно. Этого стоило ожидать, но ответить было нечего. Розоволосый сконфуженно промолчал, а его лицо стало ещё краснее. Когда к Ризотто пришло понимание, он скривился. Кажется, Винегар действительно претендовал на звание маньяка, со всеми непотребствами и замашками сталкера. Конечно же, было очевидно, что Ризотто расценит случай с футболкой однозначно, но с этим Доппио ничего не мог поделать. Правда это или нет, оправдываться и переубеждать его он не собирался, ведь даже Триш не знала о ней и её истинном предназначении. Что до светловолосого, устраивать из-за этого разборки было совершенно бессмысленно, он уже выяснил всё необходимое и решил свою проблему. Так что просто ткнул пальцем парню в грудь и произнёс, внятно и сдержанно: — Всё равно верни её, — Ризотто отреагировал так спокойно, что Винегар в очередной раз не сдержал изумления. Он думал, даже от него можно получить по лицу за такое. А тот, в свою очередь, подвёл заключительную черту. — И ключ от шкафчика тоже.

***

На следующий день Доппио молча отдал Неро бумажный пакет, выполненный в его фирменном сумасшедшем стиле, и просто ушёл, не поднимая глаз. Заглянув внутрь, Ризотто ожидаемо нашёл там свою футболку, аккуратно сложенную, выстиранную и пахнущую приятным кондиционером. Когда же он развернул её, то с удивлением обнаружил, что все мелкие дырочки, появившиеся от изнашивания, были тщательно заштопаны.

***