Битва за Англию

15 июня 1940 года — Франция, я хотел бы предложить тебе пожениться, — будничным голосом Англия произнёс совершенно невероятные слова. Франсиск поперхнулся. Услышать такие слова от Артура было более, чем неожиданно. Несмотря на то, что они были вместе чуть больше тридцати лет, их отношения были далеко от идеала. Франция сам не понял, как однажды влюбился без памяти в своего бывшего врага — а заключение союза в преддверии Первой Мировой способствовало их ускоренному сближению. Он до сих пор помнил открытки¹ с двумя танцующими человечками, выпущенные в его стране в честь этого союза. Да что уж там, не только помнил — одну из них Франсиск всегда носил с собой, особенно, когда надолго уезжал из дома, как это было сейчас. Франция очень ценил эти отношения. Эта странная любовь была одним из немногих явлений, которые давали ему силы жить в этот тяжёлый период, когда его страна пылала в огне и была на грани полной капитуляции перед жестокими войсками Германии. Несколько дней назад он и несколько членов его правительства приехали в Англию для временного убежища — и Франция слишком хорошо понимал, что это значит. И тем не менее, несмотря на ежедневные болезненные кровоподтёки, появляющиеся на рандомных местах его тела, Франсиск эта ситуация позволяла ему наслаждаться совместной жизнью с человеком, которого искренне и глубоко любил. Если ему было суждено прожить последние дни своей жизни, он по крайней мере хотел прожить их в любви. Однако в отношениях с Артуром всё не было просто. Несмотря на то, что их секс всегда был неистовым и жарким, разговоры глубокими и интересными, а поддержка в тяжёлых ситуациях была на уровне ближайших союзников и друзей — как будто бы не хватало ещё одного компонента. И этим компонентом была сама любовь. Когда Франсиск делился с Артуром всей палитрой всех своих чувств и эмоций по отношению к нему, как правило, он получал в ответ только сдержанные комплименты и улыбки. Англия делал всё правильно, даже слишком — никогда не забывал поздравить его с днём взятия Бастилии, писал письма и звал на свидания — но Франсиска не покидало чувство, что Англия всё это делает просто потому, что знает, что эти действия надо делать в отношениях с партнёром. Знает и делает, но не чувствует. Франсиск долгое время убеждал себя, что проблема заключается в обычной чопорности и сухости англичанина, действительно характерной для него большую часть времени. Франсиск надеялся, что Артур его действительно любит, просто не умеет это выражать. А также, вероятно, стесняется своих чувств до сих пор и зачем-то скрывает их. В это можно было бы поверить. Но Франсиск не просто так был страной любви — он был наделён талантом распознавать это чувство по мельчайшим признакам. И однажды он действительно увидел эти признаки в глазах и поведении Англии. Это случилось во времена Первой Мировой на внеочередном заседании Антанты прямо внутри военной палатки в непосредственной близости от боевых действий. Они вместе с Англией и Россией сидели грязные и измотанные после очередного сражения и обсуждали дальнейшие планы. Всё шло неплохо и в целом их победа была уже довольно близка, даже несмотря на изрядно побитого собственными революциями Россию. Франция нежно приобнимал Англию, заглядывал в его уже привычно пустые и потухшие зелёные глаза и старался шептать ему что-то ободряющее о том, как они будут праздновать победу и что из небольших жизненных радостей сделают первым, как только смогут покинуть фронт. Англия продолжал выглядеть таким же депрессивным, каким и был, и это ранило эмпатичное сердце Франции. Он изо всех сих пытался понять, что он делает не так, как вдруг услышал грохот снаружи, который по нарастающей приближался к их палатке. Все три страны поежились от испуга, но потом услышали предельно знакомый жизнерадостный смех. Франции он тогда показался безумно раздражающим, а Англия расплылся в улыбке. Спустя секунду в палатку неаккуратным движением ввалился Америка, глупо хихикая и споткнувшись о палаточные крепления, чем чуть не навернул всю конструкцию. «Ха-ха-ха, герой прибыл! Я теперь сражаюсь на стороне Антанты, так что можете считать, что победа у вас в кармане!» — произнёс тогда Альфред. Первым, что испытал Франция, было банальное бытовое раздражение — Америка шумный, гиперактивный, разрушительный, хвастливый и наверняка заберёт себе немало трофеев победы, ради которой они боролись несколько лет и были уже близки. Франция скривился от отвращения и повернулся к своему возлюбленному, чтобы пошутить вместе с ним пару шуток об Альфреде — Франсиск знал, что Артур это оценит. Как только взгляд Франсиска затронул лицо Артура, его сердце упало и разбилось на маленькие кусочки. Он увидел на его лице глупую улыбку — абсолютно не характерную для замкнутого и язвительного Англии. Он увидел расслабленное и счастливое выражение лица. И главное, он увидел глаза — впервые за много лет они блестели и сияли, а зрачки в них расширились. Франсиск попытался вспомнить, когда он в последний раз видел такие глаза у Англии и понял, что это было незадолго до войны за независимость. Внутри у Франсиска всё сжалось и заболело. Он проследил за направлением взгляда Англии и, разумеется, тот был приклеен к американцу, который как назло выглядел великолепно. Альфред был в своей новенькой форме, чистый, жизнерадостный и источал запах чего-то свежего. «Всякий может хорошо выглядеть, когда война не на твоей территории и воюешь первый день» — подумал тогда Франция с завистью. На фоне Америки они все трое выглядели грязными замарашками. Если в обычных условиях он ещё мог надеяться, что сразит Англию своей изысканностью в противовес грубости, инфантильности и неряшливости американца, то в таких условиях все козыри явно были в руках Альфреда. Артур потом долго доказывал Франсиску, что его радость во время прихода Америки была обусловлена исключительно военными соображениями — якобы он понял, что с Альфредом победа им точно гарантирована. Франция сделал вид, что поверил, но это было не так. Увы, страна любви никогда не ошибается, когда видит любовь. И когда видит её отсутствие тоже. Франсиск понимал, что их отношения с Англией до добра не доведут — как и любые отношения, где любит только один из двоих. Но он продолжал надеяться, что однажды завоюет сердце Англии. В конце концов, не факт, что американец когда-нибудь вообще ответит на чувства Артура. И возможно, они начнут угасать и Англия переключится на кого-то поближе — например на кого-то, с кем уже и так спит и встречается в надежде забыть прошлое. Весь двухтысячелетний опыт и знания подсказывает Франсиску, что он идиот. Но всё его сердце хочет быть с Артуром хотя бы так и любой ценой. Поэтому после ситуации в палатке и в целом после завершения Первой Мировой они продолжают встречаться. Каждый год четвёртого июля Артур стабильно плачет и напивается. Франсиск тоже — но оттого, что в этот день он особенно остро видит, что он не тот, кто нужен Артуру. Франсиск радуется возобновившейся напряжённости в англо-американских отношениях и видит в них надежду. Он видит надежду даже в чертовой Второй Мировой войне, которая разрушила его страну и дом — потому что надеется, что они с Англией снова по одну сторону баррикад, а Америка снова показывает себя эгоистичным болваном. Однако поселившись у Артура дома, он замечает, как тот плачет над каждым письмом с другого берега Атлантики с отказом в военной поддержке. Замечает, как много по дому Артура лежит памятных вещей об Америке: его детские игрушки, тот самый мушкет времён войны за независимость, стопка писем от Альфреда за весь период его существования — включая даже самые официозные дежурные отписки, рисунки с изображением Альфреда — вероятно, авторства Канады. Недели в этом доме хватило Франции, чтобы потерять надежду. Именно поэтому он сейчас недоуменно смотрит на Артура, который предлагает ему свадьбу. С ироничной усмешкой просит прощения за то, что без кольца. Говорит что-то про одного из его граждан — Монне — который, дескать, и предложил идею франко-британского союза². Распинается о том, как это может помочь выиграть войну и отсрочить капитуляцию Франции. О том, что даже Черчилль не против. Франция переводит взгляд на Англию и смотрит в исступлении. — Ты... предлагаешь мне политический брак? — тихо произносит Франсиск шокированным голосом. — Да, а ты против? Этот союз сможет защитить тебя от неминуемого поражения. Я искренне хочу помочь тебе, Франция! И в целом для борьбы с нацистами нужно... — монотонно распинается Англия. — ДА ОТКУДА В ТЕБЕ СТОЛЬКО ЦИНИЗМА?! — неожиданно даже для самого себя кричит Франсиск. Англия недоуменно смотрит на него. — Ты о чём? — Брак — это союз двух любящих сердец! Не грязная военная сделка! Как же ты этого не понимаешь... — Франция разочарованно качал головой. — Слушай, да мы же и так встречаемся. А этот союз поможет нам выжить в этой тяжёлой войне, — ровным голосом говорит Артур. — Я думал, тебе это нужно даже больше, чем мне. Разве не так? Его лицо непроницаемо, на нём нет совершенно никаких эмоций. В отличие от лица Франсиска, на котором сражались между собой гнев, отчаяние и пронзительная боль. — Англия, мы оба знаем, что ты меня не любишь, — констатирует Франсиск с плохо скрываемой дрожью в голосе, — и мы оба погрязли во вранье друг другу и самим себе. Если мы заключим брак, всё только усугубится. Мы оба хотим, чтобы ты полюбил меня — я потому что искренне влюблён в тебя, а ты потому что влюблён в Альфреда и до сих пор пытаешься его забыть. Но любовь не работает по указке, её нельзя включить или выключить. Я не хочу веками плакать от того, что вижу как ты плачешь на четвёртое июля. Это не будет работать. Мы взрослые ответственные страны и должны признать это и действовать соответственно. Англия уставился на Франсиска изумлëнным взглядом. — Ты... я не... да с чего ты вообще взял, что меня волнует этот долбаный янки! — тщетно пытался отрицать Артур, но взглянув в глаза Франсиска, понял, что это бесполезно и сел на диван, закрывая лицо руками от отчаяния. — Какая разница! Нам с ним всё равно уже не получится быть вместе. Рано или поздно мне нужно будет избавиться от этих разрушающих чувств и жить дальше. Неужели я был плохим партнёром для тебя? Мы... могли бы просто быть вместе, разве нет? — Нет, Англия. Прости. Это слишком больно — постоянно быть рядом с тем, кто тебя на самом деле не любит. Франсиск оставил на щеке Артура лёгкий и призрачный прощальный поцелуй. Он действительно это произнёс. Он действительно был готов расстаться с самым дорогим, что у него было — в очередной раз увидев холодное равнодушие и расчетливость со стороны Англии, он понял, что его надежды бессмысленны. Эти отношения не исправить и лучше прекратить их как можно скорее, пока всё не зашло слишком далеко и Франсиск не связал себя необходимостью быть одним государством с Артуром. Не связал себя необходимостью каждый день смотреть в эти пустые безразличные глаза и знать, что они никогда не будут принадлежать ему. Страны прервали свой тяжёлый диалог, услышав ругань с первого этажа здания. Там находились их боссы и ещё какая-то часть аппарата правительств обеих стран, они в очередной раз обсуждали дальнейшие военные планы и, очевидно, что-то шло не так. Франция и Англия переглянулись и быстро побежали вниз. Когда они ворвались в зал заседаний, там было гораздо больше людей, чем планировалось. Франсиска удивило, что там присутствовали не только те его генералы и политики, которые сбежали вместе с ним в Лондон и призывали продолжать бороться с немецкой оккупацией — в зале так же присутствовали и генералы, про которых он точно знал, что те выступали за перемирие и капитуляцию. Вероятно, именно их появление в Лондоне и спровоцировало происходящий конфликт. — Франсиск! Собирайся, ты возвращаешься домой! — строгим басом гаркнул один из новоприбывших генералов. Франция поморщился. — Но он только прибыл, вы не можете просто взять и увезти его обратно! Ему опасно сейчас находится в зоне оккупации. Нацисты могут этим воспользоваться и выкрасть его, чем подорвут наш военный дух и подтолкнут страну к капитуляции! Это недопустимо! Франция должен остаться свободным! Он должен сражаться! — горячо сказал Поль Рейно, премьер-министр Франции и яростный противник заключения перемирия с Германией. — Именно я, как премьер-министр, сейчас отвечаю за его судьбу! Ругань продолжилась. Франсиск был абсолютно дезориентирован. С одной стороны, его разбитое сердце хотело убраться из Лондона так быстро, как только это возможно. Безумно хотелось домой, и казалось что там обязательно должно было стать лучше — ведь любая персонификация чувствует себя более гармонично и спокойно на родной земле. С другой — сдаваться жестокому и сошедшему с ума Людвигу совершенно не хотелось и быть дома, когда он оккупирован, могло быть ещё больнее, чем находиться вдали от него. Однако сил на борьбу не было. Его тело болело от бомбёжек, а моральный дух был растоптан депрессией и драмой в личной жизни. Он молча продолжал наблюдать, как его генералы и политики ссорятся и пытаются решить его судьбу. Англия подошёл к Уинстону Черчиллю, который тоже присутствовал на встрече, в надежде прояснить происходящую ситуацию, но премьер первым задал ему вопрос. — Артур, у вас получилось? — с надеждой в голосе произнёс лидер страны. — Вы о чём? — Англия был в замешательстве. — О Франции. О вашем союзе с ним. Вы смогли его уговорить? Англия покачал головой. — Вот как. Неужели Франсиск поддерживает пронемецких коллаборационистов? Я был о нём лучшего мнения, — разочарованно пробормотал премьер. — Он не поддерживает. Просто... не хочет быть со мной вместе, — смутился Англия. — По личным причинам. — Как так? Я думал, вы близкие союзники. Я бы даже сказал — больше, чем союзники, — Черчилль удивлённо вскинул брови, а затем усмехнулся. — Откуда вы знаете? — Англия залился краской. — Я должен быть осведомлён о стране, которой я управляю. И я никогда не страдал от недостатка наблюдательности, — спокойно сказал премьер. — В любом случае, между нами всë кончено, — быстро сказал Артур. — Сожалею. Но разве вы не можете просто объединиться ради борьбы за важное дело, ради победы в войне? Будущее всего мира под большой угрозой. Не уверен, что одобряю, что две взрослые и достаточно умные страны рискуют такими вещами в угоду личной драме, — резко сказал Черчилль. — Господин премьер-министр, я всё это прекрасно понимаю. Я так ему и сказал. Но это его ещё больше оскорбило. Чёртов глупый романтик! Назвал меня циничным и чёрствым, — обиженно сказал Англия. Черчилль тяжело вздохнул. — Франция действительно на вас так сильно обижен? — Да нет, не то, чтобы совсем так... Разговор Англии с премьером прервали очередные чересчур громкие крики перепалки на собрании. — Слияние с Англией равно слиянию с трупом³ сейчас! Вы обречены так же как и мы, и если мы не заключим перемирие, наши города просто будут стёрты с лица земли! — басил ещё один неприятный генерал. Артур слышал о нём от Франсиска — это был маршал Петен, который метил на место главы нового правительства и, вероятно, искренне верил в то, что капитуляцией спасёт Францию от бомбёжек. Только от этого его слова и действия не становились менее отвратительными и разрушительными. — Полностью с вами согласен! И вообще — те, кто додумался до такой глупости как франко-британский союз, похоже слишком долго торчали здесь в Англии и им знатно прочистили мозги! Нет никакой нужды впутываться в коварный план британцев по захвату себе наших колоний, а то и нас самих превратить в колонию. Да уж лучше быть нацистской провинцией, чем доминионом британской империи⁴! Уверен, что наш дорогой Франсиск поддержит меня! — поддерживал генерала какой-то из французских министров. Англия думал о том, действительно ли Франсиск согласен со словами своего министра. Считает ли он, что лучше попасть в плен сумасшедшего Людвига, чем быть рядом с ним? Артур искренне сожалел о том, что принёс настолько много боли своему другу, что тот даже не способен рационально и здраво мыслить сейчас — и готов даже подвергнуться угрозе уничтожения, лишь бы оказаться дальше от источника боли. Дальше от него. Франция упорно молчал. Черчилль выразительно посмотрел на Англию. — Ох, ну ладно. Да, Франсиск действительно сильно на меня обиделся, — нехотя признал Артур. — Но за что? — За... за то, что никогда по-настоящему не любил его, хотя искренне пытался все эти тридцать с лишним лет альянса, — пробормотал Англия, оглянувшись по сторонам и убедившись, что все слишком увлечены конфликтом французских политиков, чтобы подслушивать их. ***** 18 июня 1940 года Прошло два дня с момента того, как Францию увезли обратно в Париж. Сторонники перемирия с Германией победили, правительство Рейно было распущено, премьер подал в отставку — а власть тут же была захвачена одним из тех неприятных генералов. Вовсю готовились документы для заключения «перемирия», по которым от должен будет в ближайшее время отдать Париж и половину своих территорий под контроль Людвига и с позором отправиться на южное побережье. Франсиск не ожидал, что требования Германии будут такими высокими. Он был морально раздавлен. Проиграл, по всем фронтам проиграл — французское правительство возглавляют трусливые коллаборационисты, Париж скоро будут топтать немецкие сапоги, страна раздроблена и повержена, надежд никаких нет и союзников почти не осталось. Кроме... ну да, Англия всё ещё остался союзником, хотя они так и не поговорили после той встречи — генералы слишком быстро его увезли, да и он сам не хотел лишний раз говорить с Англией из-за неловкости. Да, ещё одно поражение — на личном фронте. Везде проиграл. Франция злился на своего бывшего премьер-министра за то, что он не посоветовался с ним насчёт идеи союза с Англией. Вероятно, когда его и английские чиновники обсуждали этот вариант, они не думали, что Франсиск в его положении и с его чувствами способен на отказ — оттого и решили сосредоточиться на том, как уговорить подписаться на это Англию. Получилось омерзительно — вместо того, чтобы планировать дальнейшую борьбу за свободу, он почувствовал, что его пытаются втянуть в брак по расчёту. С опозданием Франсиск понял, что Артур, вероятно, даже не сам до этого додумался — его политики убедили его, что это лучший способ поднять французский моральный дух и объединить военные силы. И Англия, стиснув зубы, пошёл и предложил ему это. Ради страны — своей и его. Ради свободного мира. Франция мечтательно подумал о том, каким Англия бывает стойким, упорным и самоотверженным, если речь идёт о по-настоящему важных вещах. И тут же постарался отогнать эти мысли. Не стоит рисовать излишне идеализированный образ, если он хочет справиться с этим разрывом. Франсиск очень злился, что из-за этой неразберихи и эмоций, он позволил увезти себя обратно во Францию и спокойно принял крайне неприятный ему государственный переворот. Если бы политики не попытались за спиной у него поиграть на его чувствах — у него было бы гораздо больше сил сражаться, а союзническое взаимодействие с Англией не было бы так отравлено. Англия. Интересно, чем он сейчас занят? Как же трудно заставить себя перестать думать о нём... Франсиск повернул ручку на своём радио и настроил его на вещание BBC. На удивление, он услышал оттуда голос одного из своих военных, которые оставались на стороне сопротивления. — Разве последнее слово уже сказано? Разве надежда должна исчезнуть? Разве это поражение окончательно? Нет! Поверьте мне, я говорю вам, опираясь на знание фактов и я говорю вам, что ничего не потеряно для Франции. Те самые средства, что победили нас, могут приблизить день победы⁵! Генерал Де Голль. Лидер движения «Сражающаяся Франция». Амбициозный патриот и бывший военный министр. Один из тех его граждан, которые ещё в него верили, даже несмотря на череду провалов. Франция улыбнулся и сделал радио погромче. Возможно, надежда ещё есть. — Ибо Франция не одинока! Она не одинока! Она не одинока! За ней стоит обширная империя. Она может объединиться с Британской империей, которая господствует на морях и продолжает борьбу. Она, как и Англия, может без ограничений использовать огромную промышленность Соединенных Штатов! Франсиск закрыл лицо руками и заплакал. Когда его жизнь стала такой отвратительной, что у него осталось всего два варианта: или унизительный захват и, вероятно, смерть от рук безжалостных противников из стран Оси, или раздирать себе сердце в клочки бок о бок с тем, в кого безумно безответно влюблён и ждать подачек от того, кто навсегда лишил его Англии и скорее всего даже об этом не знает. Франсиск уже почти потянулся к ручке радио с острым желанием выключить его, но генерал, к счастью, перестал говорить о союзниках. — Эта война не ограничивается лишь несчастной территорией нашей страны. Исход этой войны не решается битвой за Францию. Это мировая война. Все ошибки, промедления, страдания не означают, что в мире нет всех необходимых средств для того, чтобы раздавить наших врагов. Поражённые сегодня механической силой, мы сможем в будущем победить при помощи превосходящей механической силы. Судьба мира зависит от этого! Франция вытер слëзы и подумал о том, что ведёт себя недостойно. Полмира в огне, множество невинных людей страдают от преступлений нацистов, разрушаются целые города, с карты мира исчезают целые страны — а он опустил руки и плачет из-за своих любовных страданий. Ему стало очень противно от себя. Франсиск снова подумал об Англии. Черт, а ведь у него тоже разбитое сердце, уже второе столетие как — и он не раскис, не впал в апатию, не позволил себя захватывать всем подряд направо налево. Артур сражается за свободу — свою и всего мира. Артур был готов во всём помогать ему, Франсиску, даже несмотря на то, что не испытывал к нему чувств. Франция почувствовал себя ничтожеством и снова начал мечтать об Англии, в некоторой степени идеализируя его образ. Что за наваждение! Постаравшись отогнать ненужные фантазии, Франсиск твёрдо решил прислушаться к услышанным по радио словам генерала и примкнуть к сопротивлению. К тому же... если Англия так уж сильно влюблён в Америку, то, вероятно, ему нравятся сильные и смелые страны. Что если Артур смог бы посмотреть на него другими глазами, если бы он перестал быть таким трусливым? Что, если бы он всё-таки смог по-настоящему влюбиться в него? Тем более, Англии сейчас угрожает серьёзная опасность — победив Францию, Германия очевидно не остановится. И Франсиск догадывался, зачем Людвиг запросил для оккупации именно северное его побережье — чтобы поближе подобраться к следующей своей цели. У Франсиска сжалось сердце — он вспомнил слова одного из своих трусливых министров. «Слияние с Англией равно слиянию с трупом. Он обречен так же, как и мы». Нет, Франсиск определенно точно решил примкнуть к сопротивлению... ***** Исторические справки и прочие замечания: 1. Имеется в виду открытка, которая была выпущена во Франции в честь Англо-французского союза 1904 года (который также называли "Сердечным согласием"). Можно посмотреть по ссылке (дублирую её в комментариях к части, потому что в тексте она не открывается): https://en.wikipedia.org/wiki/Entente_Cordiale#/media/File:Entente_Cordiale_dancing.jpg 2. Концепция союза была примерно такая: «Франция и Великобритания больше не будут двумя нациями, а будут одним франко-британским союзом. Конституция Союза будет предусматривать совместные органы обороны, внешней, финансовой и экономической политики. Каждый гражданин Франции сразу же получит гражданство Великобритании, каждый британский подданный станет гражданином Франции». Была предложена французским политиком Жаном Монне и поддержана премьером Франции Полем Рейно и ещё рядом министров, так как в реализации этой идеи видели спасение от угрозы оккупации нацистами. Британцы (в том числе премьер Черчилль) согласились на это, чтобы дать французам надежду и убедить отказаться от перемирия с Германией. Но идею отклонили в связи с тем, что она вызвала много негатива среди остальных французских министров из-за того, что им казалось, что условия союза выгоднее для Великобритании и превращают Францию в её колонию. Рейно ошибочно посчитал отказ от союза также и поддержкой перемирия с Германией (а это было не совсем так) и подал в отставку, после чего власть перешла в руки генералов, которые действительно хотели перемирия — и в итоге всё закончилось капитуляцией Франции. 3. Фраза про "слияние с трупом" — реальная цитата французского министра о идее слияния Британии и Франции в одно государство 4. Фраза про "нацистскую провинцию" тоже взята из реальных диалогов и действительно принадлежит Петену, генералу, который был лидером Вишистской Франции (по факту — нацистским коллаборантом) 5. Франсиск слушает по радио реальную речь Шарля де Голля, который был одним из лидером французского сопротивления нацистам. Речь была произнесена в Лондоне через два дня после капитуляции Франции, но вдохновила многих отчаявшихся французов на продолжение борьбы.