Прятки

Ночь спускалась и затягивала плёнкой все вокруг. Яша с Гриммом просидели остаток вечера в кухне, и Яша впервые пел под заклеенную гитару с новой струной, пел почти громко, не стесняясь. Потом Гримм спрятал её в чехол, а чехол отнес в гостиную. Постепенно кухня вокруг них редела, редела, пока не опустела совсем. На полу остались чьи-то чашки с недопитым горьким кофе. Ёжик вылезла из-под скатерти и тихонько лежала на коленях у Гримма, ковыряя заплатки на его штанах. Отстучали часы, дом поглотила темнота. Игра началась. Застыли люди, замерли стены и шкафы. Только трое человечков сидели на полу в кухне, всё ещё заколдованные патологическим нежеланием сидеть на стульях, за столом. Гримм курил, и в тишине его дыхание отражалось от стен. Яшка то обхватывал руками ноги, как бы защищаясь, то снова вытягивал их, и шуршал по полу. Они смутно чувствовали себя нарушителями, играющими не по правилам. - Ну что, - прошептал трехглазый, - вот и сказочке конец. Да, Ёжик? – он улыбнулся и стряхнул крошку с её лица. - И что теперь? – спросил Яша. – Не знаешь? Если выиграем – что будет потом? Гитарист только взглянул на девочку и легонько вздохнул. - Потом – всё будет, как обычно. Но со-овсем по-другому… И Яша удовлетворенно кивнул, ибо на этот раз он всё понял. Кухня сидела и терпеливо слушала вместе с ними. Огонёк от самокрутки отражался от шкафов и тарелок. Кое-где переговаривались друг с другом чашки. - Гримм, - решился спросить Яша, - а как ты здесь оказался? Он не знал, стоит ли рассчитывать на ответ. Но одноглазый подумал и, подбирая слова, сказал: - Я был… один. И, помолчав, добавил: - И мне было интересно. - Слушай, - решился Яша ещё раз. – А водой ты был? Одноглазый молча поглядел на него, настоящий глаз стеклянней искусственного. - Как и все остальные. В любом случае, - процедил он, - я здесь не за этим. - Извини, - пробормотал Яша. Одноглазый махнул рукой. - Пустое. - Интересно, - сказал Яшка, переменяя тему, - а когда мы по-настоящему, до конца умрём, где мы на этот раз окажемся? – он говорил «мы», ведь сказать «я» было по-прежнему страшно. - А ты так уж уверен, что мы когда-нибудь по-настоящему умрём? – хитро спросил Гримм. – И это после всего, что ты тут увидел? Яшка усмехнулся. И то верно. - Смерть, - продолжал Гримм, - это здесь. А там… Там будет не смерть. Там будет что-то удивительное. Ёжик зашуршала и улыбнулась чему-то своему. - Только надеюсь, - пробормотал Яша, - что в итоге я не окажусь тут опять. - Это точно… - вздохнул Гримм, затягиваясь. – Не окажешься. Тут ведь не конец пути – так, пересадка. Странное место, - прошептал он, обводя комнату глазами, словно кухня вокруг них, была не привычной, а какой-то иной. - Гиблое... здесь к тебе приходят все твои страхи. Удивляюсь, конечно. Попал в какой-то рай наоборот. Царство смерти, пытающее жизнью самоубийц. Вечный пир всем, кто его не заслуживает. - Гримм. Зря, - сморщился Яша. – Не тебе судить всех этих детей. Он нахмурился. - Н-да. Пожалуй, ты прав. Но и они – тоже зря. Страшное место, - повторил он. – Страшное… Яша щелкнул фонариком, в сотый раз проверяя, горит ли, и тоскливо вздохнул. - А чего ты боишься, Гримм? - Я… – задумался он. – Умереть просто так, наверное. Не оставив в наследство ничего хорошего. Или, ещё хуже, оставить что-то дрянное, - он скосился в сторону Яши здоровым глазом. Яшка сморщился. Ничего с собой не сделает этот рукоглазый, что ни скажет - всё равно только для себя, бередит всем раны и не замечает этого. - Разве ты уже не умер? - решил ранить в ответ. Гримм как-то странно блеснул глазами. - Я ж тебе говорю, если бы я умер, меня бы здесь не было. Тут ведь всё же живут. - Он помолчал. - Все те, кто обидел собственную жизнь. - Думаешь, он так уж обиделась? - Смею предположить, что она не любит, когда её убивают, - усмехнулся одноглазый. - Тогда, значит, что она - не наша, и никакой власти и свободы нет. Гримм затянулся и выдохнул. - Во-первых, не надо смешивать власть и свободу. Как я вижу, это ошибка всех кураторов. А во-вторых, власть над жизнью есть. И только над своей. Правда, её еще надо получить. - И как же? Он пожал плечами. - Не знаю. Это каждый сам себе отвечает. Могу сказать только про себя. - он помедлил, собирая слова. - Наверное, если ты отдашь взамен что-то стоящее. Что-то гораздо дороже, чем ты сам. Но такое что-то ещё сделать надо. — Значит, по-твоему, мы все заложники. И кому отдавать? И почему? Гримм развёл руками - Кому хочешь. Я же говорю, тут каждый решает сам... Что это там? – он замер и вслушался в темноту. - Шаги, - Яша вскочил, сам немного удивляясь своему проворству. - Волк идёт. Пошли, поймаем его! *** Они шли стремительно, молча, и вместе с тем - немного напуганные. Яша весь пропал в погоне, высматривая углы, мотая фонариком тут и там. Гримм, чуть-чуть отставая, шёл за ним, бегал всеми тремя глазами туда-сюда и излучал невидимые волны лёгкой тревоги - то ли от того, что Яша теперь был за главного, и вёл всех вперёд, как одержимый, то ли просто боялся волка. А может, ещё чего. Ёжик держала его за руку и молча семенила рядом, смотря на всё равнодушными глазами-бусинками. Волка всё не было, и дом замер. Странное явление - все попрятались, даже окна задержали дыхание, и водящий убежал куда-то. Словно это их троих теперь боялся весь дом, и от них затаились вещи и игроки. Коридоры и комнаты попадали в пятно света от фонарика и неловко отскакивали, будто старались сжаться и исчезнуть под гнётом электрической желтизны. Они шли и шли. Гримм елозил пальцами в воздухе, как бы перебирая струны оставленной гитары. Ёжик хлюпала носом. Фонарик тухнул и снова горел. Где-то далеко Кира Пятница обнимала заплаканного ребёнка, укрывшись под зелёной кроватью, и шептала ему что-то сказочное. Из темноты на них магнитом давило множество спрятавшихся глаз. Яша буквально кожей чувствовал их взгляд, скрюченные руки и ноги, согнутые позы, в которых они сидят тут и там. Он невольно расправил плечи и с наслаждением крутанул головой, радуясь, что просто идёт и размахивает руками, и говорит в голос. Самое забавное, подумал он, что мы их, что они нас - одинаково считают чокнутыми. Такая вот бутафория. В коридор падал бледноватый свет из окна. В свете показался волк. Вернее, волчонок. На секунду он застыл, как бы удивляясь такой встрече, - и рванулся к ним, растопырив лапы и оскалившись. Яростно, словно выслуживаясь за своё промедление перед суровым домом, он полетел прямо на Яшу, и завязки на его затылке взметнулись вверх, как два крыла. «Дракон, - подумал он.» В горле похолодело, и внутри вдруг что-то заныло, ржавой, скрипящей болью. Как бывает всегда, когда встречаешь старого, знакомого ящера. Яша мог различить тонкие, ещё не испачканные кровью пальцы со стрижеными ногтями, и длинные волосы, и узкий подбородок. Девочка. И чужие глаза - чуть-чуть поблескивающие в дырках маски. Злые. Отчаявшиеся. Он сглотнул, шагнул навстречу и развёл руки. Свет от фонаря скользнул в сторону, на стену, и волк влетел в него уже в темноте, и сбил с ног. Яша стукнулся головой о пол, кое-как удерживая рвущегося волчонка. Гримм и Ёжик просто стояли рядом, то ли в потрясении, то ли, наоборот, зная, что так и будет, и ждавшие, что случится дальше. Волчонок наконец выбился из сил и повис на Яше тяжёлым комом. Он неловко встал, поддерживая, обнимая маленькое создание, и попробовал поставить его на ноги. Тут Гримм наконец включился и помог. Встал за спиной волчонка и придержал его за плечи. Яша осторожно провёл рукой по ее щеке, вернее, по маске. И прошептал: - Бедное ты моё чудовище… Ну, давай, - он взглянул в лицо с темными глазницами, в лицо дома. – Загадай нам загадку. Или можешь не загадывать, я сам тебе все расскажу. Всё-всё, без утайки… И он рассказал. Про рассветы, бабочек и города. Про себя, про своих чудовищ и про тёмную воду. Как нескладную, странную – но, всё же, сказку. Рассказывал и видел лицо Гримма, внимательное, одновременно довольное и суровое, видел глазки маленького Ёжика, и всех, всех их видел... - Вот поэтому, - сказал он, гладя волчонка по пушистой щеке, - мы с тобой и оказались в этом домике. Вот и всё. На секунду волчонок застыл, а затем выпрямился и поднял голову. И тут Яша увидел, что он изменился. Вместо страшного, чужого лица на нем теперь была просто маска, картонная и пропахшая клеем. Он бы сам сделал такую в детстве, на утренник. Девочка в маске улыбнулась, осторожно погладила его по руке, затем отодвинула его от себя и пошла прочь, в тёмные складки коридора. Почему-то Яше очень хотелось верить, что этой ночью маленький измученный волчонок снимет маску и просто уснет. Свернувшись комочком. Может, ему почудилось – но всё могло быть. Дом молчал. Молчал и Яша, не знавший, что теперь делать. Что-то же должно было случиться? - Ёжка, - прошептал Гримм, - открывай. И тут девочка на удивление ловко и понятливо пошла к ближайшей двери, как ни в чем ни бывало постучалась в неё, приложила ухо к дереву, прислушалась. Никто не знал, что она там услышала, но в следующее мгновение она повернула ручку и терпеливо встала на пороге. А за дверью клубилась нездешняя, глубокая темнота. Гримм улыбнулся, и скорее не грустно, а радостно. - Спасибо, - сказал он с почтением. – За все спасибо! Яша посмотрел в глаза маленькой, нескладной девочки и увидел в них спокойствие и мудрость старого, векового стражника. Ёжка кивнула ему и улыбнулась. И отошла в сторонку, пропуская их в темноту. Пора было уходить. Потихоньку, чтоб не нарушать чуткий сон всех тех, кто задремал в своих юрких укрытиях. Осторожно, шаг за шагом. По неведомым, чудесным рельсам, уводящим невесть куда, туда, где наверняка есть сказочное и опасное, и всякий, кто ступил на эти рельсы, непременно будет ранен, но зато увидит нечто замечательное. По дороге с облаками. И ни-ког-да не возвращаться назад. Яша в последний раз взглянул на старые несчастные стены, на знакомые очертания стульев и столов, опустевшие артерии коридоров. И на секунду ему очень-очень захотелось поверить, что в этом дом когда-нибудь вернётся жизнь. В кухне будет хлопотать бабушка, а по вечерам собираться все-все-все, и будут расшатывать кухонные стены разговорами за чаем, гаданиями и надеждами. Утром родители неслышно выскользнут наружу, а дети будут бегать и прятаться под кроватями и ждать, когда они вернутся обратно. Кошка уснёт в углу у батареи. Из окна вместо тумана послышатся крики соседских ребятишек, зовущих во двор. И будут морские бои и машинки, любимые плюшевые игрушки под одеялом, мультики на поцарапанных дисках, и будет маленький рай под столом, накрытым простынёй, в который никогда и ни за что не залезет ничего плохого. А наутро некто рыжий найдет в гостиной бесхозную Гриммову гитару и возьмет аккорды. На мгновение он увидел всё это - и дом действительно стал таким, но секунду спустя вновь наполнился холодом и пустотой. Хоть и поблагодарил его за эту веру. А затем исчез.