Философский Беспредел

      Гавлик Плотный всегда знал, что шерстяные волчары – это к какому-то попадалову. Он читал фанфики MaksimXap-а. Даже те, которые ещё не выложены – про охотника на драконов браконьера-Трандуила и волка, попавшего в Большой Адронный Коллайдер, про скормившую французского президента (или короля, или императора – Гаврила Потный пока что не определился) волкам бретонскую Красную Шапочку и даже про совершенно бешеную, аки фруктовый пирог, одномерную струну, решившую внезапно слиться в экстазе с многомерным пространством и случайно заставившую тем самым наш бренный мир вылупиться из яйца.       То яйцо было, понятное дело, волчьим. Какие оно имело размеры, каким образом было отделено от остальной туши и куда та туша, собственно, делась, несуществующий фанфик ответов, как водилось, не дал, но Гавриле то было без надобности. В конце-то концов, когда кого-либо интересовало, что на своём острове жрёт и куда гадит Кинг-Конг?       Гоша, в общем, напоминал себе – и, в куда большей степени, всем окружающим – эту самую чокнутую, аки пина-колада, струну. Он прекрасно отдавал себе отчёт в том, что является, так-то, опасным шизом.       И если со вторым пунктом он не ошибся (ну разве что в плане уж совсем медицинском), то вот опасность свою он, похоже, несколько недооценил – целый шерстяной вульфпак набросился на него, рыщущего в поисках камышовых людей и мега-кота по болоту, и не оставил ни единого шанса на выживание и избежание становления попаданцем.       "Некто, отдалённо напоминающий Гарри Поттера, и Философский Камень", – пронеслись перед его глазами стрёмные буквы, сложенные в не менее стрёмную и немало так дебильную надпись, и Гарри Поттер понял, что проснулся от топота свиноподобного родича.       Шерстяные волчары, пожертвовав собой и отдавшись на растерзание болоту ради загрызания одного– единственного и так норовившего утонуть шиза, выполнили своё божественное предназначение и сгинули с честью и, вероятно, исполняя "Варяг" своими волчьими лужёными глотками. Или, вероятно, просто ритмично побулькивая его в трясине.       Не найдя на тумбочке – какая, на хрен, тумбочка в чулане под лестницей? – своих очков, Гарри на радостях выбежал из чулана, неслабо удивив Дадли, и сразу же запустил ему в голову схваченным взамест очков каким-то куском пластмассы, до момента столкновения с башкой наследного борова чем-то напоминавшего гауссово-размытую игрушку. – Е-е-е, я Гарри Поттер! – проорал Гарри. – И мне придёт письмо из этого вашего Хогвартса! И вы будете сосать бибу, всю оставшуюся жизнь выплачивая мне компенсацию! – Мама! Мальчишка взбесился! – заорал что-то какой-то слишком большой и оттого более дебиловатый, нежели привычный, Дадли, спешно убегая прочь и уворачиваясь от следующей, кажется, игрушки. – Ненор-р-рмальный! – из соседней комнаты послышался истинный рёв борова-старшего. – Заколдырю! Превращу в глиста и засуну бульдогу тётушки Мардж в его поганую задницу! – Сейчас ты у меня полу-у-учишь! – Стой, Вернон! – вскрикнула в последний момент Петунья, чуть не навернувшись на пол. – И я найду камышового кота! И огромных людей! – продолжал ликовать Гарри. – Тьфу! Камышовых людей и огромного кота! – Прекрати кричать! – Вернон всё-таки догнал Гарри и схватил его за шкирку. – Ес-с-сли только твои поганые вопли услышат сос-с-седи! – злобно прошипел он, затыкая рот пацанёнку собственной потной ладонью, почему-то не такой уж и крупной.       В общем, засунули попаданца в чулан, запрели на фиг и кормили два раза в сутки, аки истинного арестанта, до того самого дня, когда в почтовый ящик попало письмо. В дни, когда семейство Дёрслей уходило из дома в полном составе, пацана усыпляли где-то надыбанным клофелином.       В самый первый день Великого Попадания Гарри понял, что ему – семнадцать лет. Во-первых, на дворе был не девяноста первый, а девяноста восьмой год (Мать-Бабушка-Прабабка Магия подсказала, вестимо, ну или газета, завалявшаяся вместо подушки), и, во-вторых, уж слишком нехилым был Дадли.       Гарри, кстати, всё же помещался в чулан. Родственники, видать, таки довели его до комплекции вьетнамца шестидесятых, и ныне Поттер мог запросто шнырять по туннелям и засранными различными -цидами джунглям.       Видимо, впечатлившись его перфомансом, Дёрсли они не стали препятствовать чтению письма. Быть может, правда, впечатлились они несколькими новыми законами ("Эти коммунистические подонки у нас отбирают наших детей!" – воскликнул как-то Вернон), но это не точно. – Ну и как я должен послать им ответ, блять, с совой? – риторически вопросил Гарри, не найдя птицы ни во дворе, ни на подоконнике.       Письмо-то в ящик пришло, так-то.       Ночью на восемнадцатилетие Гарри явился Хагрид. Эта здоровая образина даже не посчитала нужным постучать в дверь, сразу предпочтя её выломать и извиниться, увидев направленный на себя ствол, мать его, пулемёта.       "Что-то тут не чисто," – подумал Попаданец, вспоминая, что должна быть двустволка, да и вроде бы запрещено в Британии пулемёт дома держать. Законов Британии он, конечно, как и автор, не знал, но в своей правоте был совершенно уверен. – Ипать, убери от меня, оно всё в говне! – воскликнул Хагрид, чувствуя вонищу от обосранного пулемёта.       "Вот и нечистое!" – понял Гарри. – Слушай, Гарька, ты волшебник. А я – Хагрид, я тебя во-о-от таким помню, – и Хагрид показал, каким он помнит Гарри. – Я лясник у этой школы. Школы для волшебников. Ляс колдунский там есть рядом. И я там – лясник. И ты пойдешь учитьси у Хогварц. Так школа называется. И директором яё будет вяликий человек, Альбус Дамблдор. – А почему не в одиннадцать лет? – спросил Гарри. – Тебе нужно будет купить волшебную палочку, – Хагрид посмотрел на попаданца, как на последнего имбецила. – А волшебная палочка – это, слушай, как пистолет у магглов, вот. Из няё твоих родитялей убили. Кто ж дитю пистолет даст? В общем, мы йдём сяйчас у Косую Аллею и покупаем тебе всё, что нужно. – Мам, пап, а что нужно от нас этому цветному? – спросил спросонья великовозрастный дегенерат Дадли, ещё не заметив габаритов гостя, превышающих его собственные, но сразу же определив его по акценту как неместного и, соответственно, ненормального. – Потом объясню, Дадличек, – Вернон выставил сына прочь. – Ну-с, мальчишка, проваливай в свою школу! И не смей возвращаться на больше, чем требовал этот… Дамблдор! Мы и так извели на тебя слишком много своих собственных денег, орясина. – Ну так мы ж не со зла, – пробасил Хагрид. – Так надо было. Да и богатые вы. Ты ж, маггл, всё ещё держишь свою хвирму? – Да что бы вы понимали! – сплюнул Вернон, и выставил заранее собравшего вещи и одевшегося Гарри за дверь.       Больше, чем коммунистов, он ненавидел только реальных атлантов рынка, забиравших себе практически все продажи, и чёрных. Ну и ещё феминисток. – Сколько ему надо? – спросил он, наконец, задушив внутреннюю жабу и убрав уже изрядно заставивший руки устать обосранный пулемёт.       "Надо вмазать сыну за испражнения в неположенном месте, – подумал он между делом. – Ну и пулемёт перепрятать". – Родитяли оставили яму чутка наследства, нашим-то золотишком. А ты, – зыркнул он на загоревшегося алчностью Вернона, – даже не смотри у яго сторону! О компянсациях и думать не смей! Нехай, не обяднеешь! – Ишь какой, пулямёт аж достал, – пробурчал Хагрид, когда Вернон захлопнул за ними дверь. – Ну что, Гарри, что знаешь о магии? – Лишь то, что она существует, – ответил Гарри, решив не палить пока что свои нехилые – как ему казалось – об оной сакральные знания. – И что моих родителей угандошил Волдеморт.       Хагрид аж дёрнулся. – Не говори яго имя. Проклято же оно. Хотя, Дамблдор не боится. Да-а-а, Дамблдор не боится. Вяликий он человек. Ладно. Ну, Гарри, – взбодрился Хагрид, – сяйчас мы отправимся у Лондон, у Косой Переулок!       И они отправились в Лондон.