Когда всё закончилось.

Тао запер дверь и привалился к ней спиной. Что теперь делать? Ах да… Ждать возвращения босса. Хоть в этом детям не соврал. А вернётся ли Франкенштейн вообще? Ему сейчас хуже их всех вместе взятых. Кто знает, куда его занесёт в таком состоянии? В любом случае, надо крутиться, надо что-то сделать для Франкенштейна. Прибраться? Да, хотя бы так. Тао побрёл обратно в гостиную, чтобы вымыть посуду от чая и вытереть круги на столе. По дороге он чуть не врезался в дверной косяк. Голова кружилась, в затылке стреляло. Почему-то в доме было очень темно. Сейчас что, ночь? Которые сутки он не спал? Фиолетовые тени ползли по стенам. Тао хотелось провалиться сквозь землю. «Последняя ракета была автономной, систему нельзя было взломать», — повторил он себе в десятый раз, но это не помогло. Вот бы его тут просто не было сейчас. Вот бы вместо него был кто-то другой. Что-то другое. «Уборка, — Тао помотал головой, отчего у него запульсировало в висках. — Уборка ради босса.» Он подцепил со стола кружку, отнёс её к мойке и тут заметил на столешнице кухонного уголка чашку Рейзела. Мрак, странно окутавший всю комнату, расступался возле неё. Фарфор блестел чистотой, и странно — белизна не резала воспалённых глаз аналитика. Очень осторожно Тао дотронулся до ручки. Такая холодная. «Это был твой друг, хён?» Другом был Такео: общее прошлое, понимание с полуслова в бою и в доме. Регис оказался надёжным товарищем, с которым хоть в огонь, хоть в воду лезь, даже иногда проигрывать ему в настолки было не обидно. Другом был М-21 — к восторгу Тао, этот умел быть наглым и жёстким в любой опасной ситуации, от атаки оборотней до гнева Франкенштейна…направленного иногда в адрес самого Тао… Вот Франкенштейна так просто другом не назвать — но он был кем-то, кого хотелось не расстраивать, и вовсе не из боязни перед Копьём. А все вместе они — пытались уберечь Рейзела. «Это был твой друг, хён?» Не уберегли. Наоборот, он их всех спас. Чашка — вот и всё, что осталось после Ноблесса, которого Тао сам проводил сегодня на смерть. — Господин Рейзел, вы сделали меня рыцарем, знаете? Белоснежная керамика казалась надгробным камнем. Безмолвным и нерушимым. — Вы дали нам возможность выжить, потому что поняли нас, увидели в нас что-то, чего мы сами не осознавали. Наверное, зря я этого никогда не проговаривал, да? Вы… Друг? Я не знаю. Я, наверное, всё ещё очень плохо понимаю, что это слово значит… Тао вцепился в столешницу так, что занемели костяшки. — Вы — друг? Нет! Вы больше! Вы самый благородный из всех, а я, ну как бы — что я? Ввалился в ваш дом в одной растянутой кофте, без планов на жизнь, без желания жить, в конце концов! Здесь всё изменилось. Я не знал, что умею быть таким, что мне когда-нибудь будет не плевать, как я выгляжу и вообще… Что кому-то будет не плевать на меня. Сама собой вновь загорелась люстра — а может, фиолетовый мрак отступил под напором этих слов, вполз в маленькую щёлочку, притаился, не смея больше мучить своего носителя. Осколок Копья — Я сам ещё не знал, на что способен, а вы уже знали, Рейзел-ним. Странно: вас ведь было не видно и не слышно в доме, несмотря на колоссальные силы и власть, а всё равно жизнь двигалась благодаря вам, будто вы — электричество в сети, ну или попросту воздух. Вот мы и захотели быть достойными вас, понимаете? Дух благородства, он наполнил нас всех. Нас, Рыцарей Рейзела. Ими мы и останемся. Тао перевёл дыхание. Выпрямился, словно давая отчёт маленькой чайной чашке. Поправил на себе пиджак. — Рыцарь Номер Первый салютует вам, Рейзел-ним. Ваш п-п-последний приказ выполн… Стоп. В чём заключался последний приказ? «Оставляю семью на твоё попечение, Тао. И передай им всем… И скажи Франкенштейну…» — Ой-ой, — вымолвил Тао, покрываясь мелким потом. — Я же ещё ничего не выполнил и не передал! Там наши до сих пор посреди пустыни, в неизвестно каком состоянии, без связи, а я… Так, погнали! Через несколько минут он уже созванивался по видеосвязи: — База вервольфов, как слышно? Да, это опять РК. Передайте мне точные координаты госпожи Лунарк на данную секунду, будьте добры, и сообщите ей, что за ними будет вертолёт. Головокружение прошло. Лучше всякого чая бодрила единственная мысль: «Я всё ещё на посту. По-прежнему Номер Первый. Всегда.»