умершие цветы внутри меня

— я заявился на этот ебучий фестиваль, так что придется ехать и играть, — Серафим вроде на Андрея смотрит, но Федорович видит, что взгляд товарища проходит куда-то сквозь него. парень выдыхает, притягивает стакан с чаем и делает последний глоток. — я тебе говорил подумать об этом, Сим, — светлые глаза вновь на Сидорина смотрят. заросший, в худаке, который в несколько раз больше его самого, Сим напоминал ему котенка сейчас. эти мысли вызывают легкое подобие улыбки. — никто мою работу за меня не сделает, Дюша, — Серафим все-таки находит силы сконцентрировать взгляд на чужих глазах. Федорович рядом с ним последние полгода как нянька сидит, не позволяя сорваться на крайность. руки Сима уже чистые давно, а хочется ведь, блять. хочется закончить эту борьбу за хорошую жизнь, которую он, вроде как, заслуживает даже. хер его знает. последние несколько лет — пытка. настоящая пытка, к которой Серафим себя сам лично привел.       и это нормально — не все отношения становятся тем самым, что уже навсегда. и Серафим не знает, чем думал, когда верил, что в такое вечное выйдут отношения с таким человеком, как Глеб. возможно, в это его заставили поверить те флюиды, которые ему Глеб повесил перед глазами. и Сим ведь правда поверил и бегал все несколько лет дружбы и отношений. как собачка. мысли о том, что было, бьют сильно, так, что Серафим вновь выпадает из реальности. Дюша, заметив это, сразу встает, подходит ближе и обнимает, заставляя Сидорина в собственный живот ткнуться. — я рядом, хорошо? Дюше такого Серафима видеть страшно. он знал, конечно, что возраст людей меняет, что многое люди пересматривают с годами, но тут другое. Серафима сломали отношения и, кажется, только сейчас тот более менее вылезать начинает. психотерапия помогает. это факт. а психотерапия это сложно и Серафим решился на такое с трудом. понять, что человек, которого ты любишь — абьюзер и нарцисс — очень сложно. принять, что в ситуации жертва ты, а не твой бывший, вечно давящий на чувство жалости — сложно. принять, что можно жить дальше — еще сложнее.       Сидорин альбом посвящает ему, все, что чувствует, выливает в текст, который накладывает на музыку. не думает в момент даже, что потом выступать с этими песнями едва ли сможет — каждое слово будет по ране той, которая еще ничерта не зажила, бить, со всей силы бить, заставляя его вспоминать все, что было. до мельчайших подробностей.       последняя просьба приехать со стороны Глеба была осенью. Серафима тогда это сообщение до панической атаки довело вполне успешно — только, сука, забывать о существовании человека стал. ребята, благо, рядом были, успокоили, в сознание привели. тогда он впервые Викторова послал, заблокировал, а потом пить поехал. пиво, выше что-то по градусу. эта ночь до сих пор в памяти Сима частями хранится.

***

      в день мероприятия Серафим пьёт. Дюша, как всегда, рядом, будто телохранитель ходит, всегда по сторонам смотрит, чтобы с Глебом они не пересеклись — нельзя так. сразу все то хрупкое, что построили, порушится разом. а Симу даже с этой мысли чисто по человечески хуево — бегает от бывшего, будто собака подбитая. хотя и понимает, что если пересекутся, то вечером будет очередной приступ всего и сразу. не выгорая до тла, допивай алкоголь уходи до темна и возвращайся домой — ты, сука, сломал его, — Андрей смотрит на Глеба и держится, чтобы прям здесь, в курилке, не удушить. жалко потом сидеть за это. Викторов не стоит таких жертв. — а ты че думаешь, починишь? бывший мой в сердце запал? — Викторов пьяным взглядом на Андрея смотрит и показательно пиво отпивает. — ну так я ему скажу, слушай. может, потрахаетесь наконец, — Глеб смеется, а Федорович уже готов ударить — останавливает Артур, сообщающий, что Сим уже вышел на сцену.       голос, который ломается на каждом припеве, которые Сим поет отрывками, слышат все. зал, организаторы за сценой, Дюша, которого до сих пор гнев не отпускал.       Сим на сцене пытается сконцентрироваться на исполнении, чтобы перед собой быть честным, что он отыграл все на всю сотку, которую может. парень ловит какую-то точку в зале, куда смотрит, пропевая припевы. голос все равно ломается, эмоции берут верх. припевы кричит почти, голос срывая, получая, правда, отдачу зала. кажется, здесь все всё понимали и без слов.

***

— ну привет, дорогой.       Серафим, развалившись, в кресле гримерной сидит, когда туда заходит Глеб, все-таки нашедший нужный момент. кучерявый в комнату проходит и сразу дверь за щеколду закрывает. Сидорин выдыхает и откладывает телефон. встает сразу, делает несколько шагов вперед и мажет по чужому лицу кулаком. коленом в живот, бьет, останавливается, правда, вовремя, когда Викторов, пополам согнувшись, кровь сплевывает. — какие мы агрессивные, — Глеб смеется хрипло, только выпрямиться хочет, так Сим его резко за волосы поднимает, крепко сжимая кудри в кулаке. — завались, — Сидорин в глаза чужие с гневом смотрит, причем даже не скрывает. — завались, сука, пока не убил прям здесь. — боже мой, Сим, откуда столько злости? что, Дюша не дает? так он тут по уши в тебя влюбился, между… — очередной удар заглушает фразу. Серафим окончательно срезает тормозные шланги.       дальше он не особо помнит, что было. помнит громкий звук выбитой двери и ребят, которые их разнимали. и взгляд Глеба помнит. пьяный и довольный собой он лишь больше желания ударить вызывал, которое Сидорин удачно сдерживал.       помнит Андрея, который ему руки обрабатывал. помнит, как после, дома уже, на коленях у Андрея заснул, крепко сжимая его руку в своей.       кажется, дальше будет правда легче.