Кастлванский синдром

Жечь было наслаждением. Неумолимая тяга к огню, прирученному в кузне и стихийно бушующему при пожаре, с нежной юности сопровождала Гектора. Однажды он поддался этой тяге; в тот день погибли те, кто отравлял ему жизнь. С тех пор Гектор сдерживал себя, сознавая, как легко можно превратиться в маньяка. Но при виде огненных лепестков, раскрывающихся на деревянных балках, на человеческих телах, он, казалось, терял рассудок. Помнил сладостную дрожь, что била его в тот момент, когда огонь пожирал стены родительского дома под ужасные крики изнутри. Надежно запертые, они сгорели заживо - иногда Гектор видел эту сцену во сне, и каждый раз испытывал одно и то же: щемящий, завораживающий, пряный ужас и восторг одновременно. Он смотрел на свои измазанные в саже руки и не верил, что сделал нечто подобное. И что ему это понравилось. «Гектор, выпусти нас немедленно!» «Это не шутка, прекрати, будь ты проклят, чертов мальчишка!» «Аааааа!» Музыка для его ушей, истерзанных человечьими ненавистными голосами. Когда они умерли, а дом догорел, Гектор вышел на дорогу и шел до тех пор, пока не стемнело. Тогда он лег под дерево и уснул. Его сон не тревожил ни голод, ни раскаяние, он спал как мертвый и проснулся, только когда под утро пошел дождь. Его одежда пропахла гарью, но он выглядел крепким парнем, поэтому крестьяне, к которым он постучался, поверили в рассказ о случайном пожаре, впустили его и разрешили поесть за нехитрую помощь по хозяйству. Некоторое время Гектор прожил в этом доме: хозяева почти не разговаривали с ним, трудясь от зари до зари, и его это устраивало. Однажды, когда он поймал на себе пристальный взгляд их дочери, дородной, рябой, как старая монета, семнадцатилетней девицы, Гектор понял, что его безмятежные дни здесь окончены: если он не хочет обзавестись женой и кучей сопливых орущих детей, нужно убираться как можно скорее. Той же ночью он ушел, не попрощавшись, и ничего не взяв с собой. Гектор шел так поспешно, будто все демоны покинули ад и теперь вынюхивали его следы. Вскоре он нашел покинутую владельцами развалюху где-то в безлюдной глуши, и поселился в ней. Говорили, что в деревне несколько лет назад свирепствовала чума, и все умерли, но это не пугало Гектора. Для него такая репутация означала, что люди еще нескоро здесь поселятся. Так потянулись отшельнические годы - до тех пор, пока на его жалкую одинокую лачугу не набрел Дракула. Гектор не впервые предавался воспоминаниям, но сегодня к сердечной боли, которую он всегда испытывал, примешивалось иное чувство: то было удовлетворение, и ему удалось притушить всегдашнюю скорбь, отретушировать ее, несколькими умелыми касаниями придавая вид приемлемый и почти безболезненный. Сидя на камне с книгой в руках, Гектор наблюдал, как горит деревня. Ее жители спалили библиотеку Айзека и заслужили кару. О, книги, величайшее сокровище Дракулы и не тускнеющее сокровище рода человеческого, единственное, что стоило сберегать, потому что они таили в себе мудрость! Человеческое время быстротечно, люди постоянно забывают, но истинный масштаб проблемы Гектор осознал, только когда поселился в замке вместе с вампирами, которые хранили знания нескольких столетий так просто, как он помнил один день и одну ночь. Безмолвные века лежали между ним и прошлым нерушимым рубежом, но для вампиров этот рубеж был прозрачен и преодолим. Его вообще не существовало - их память казалась Гектору совершенной, и не проходило и дня, чтобы он не сожалел о том, что сами эти существа настолько примитивны, кровожадны и вероломны. Если бы их разум мог стать чище, возвысится над темной животной сущностью! Из вампиров получились бы неутомимые ученые, одаренные волшебники. Гектор искательно коснулся языком собственных зубов: все такие же ровные, ни намека на клыки. В порядке сугубо научном и теоретическом иногда он обдумывал возможность собственного обращения. В подвалах замка до сих пор жили несколько полусвихнувшихся вампиров, и Гектор по старой памяти ходил к ним поболтать и подкармливал кровью из запасов Кармиллы и ее сестер. Обычно он пропускал мимо ушей речи о собственных вкусовых качествах: в иные дни ему говорили, что он хорошенько промариновался в алкоголе и должно быть, на вкус как марочное вино, в иные дни - предупреждали, что если он не прекратит закладывать за воротник, то его ждут серьезные проблемы со здоровьем, а его кровь превратится в сивуху и перестанет быть такой соблазнительной. В конце концов, однажды Гектор постареет, утратив свежесть и прелесть своей золотой юности, он и сейчас не очень-то майский розан, и вообще с каждым днем все ближе к смерти и к сырой могиле. «Ты что, хочешь стать добычей мерзких червей, милый, прекрасный Гектор?» - кричали вампиры ему вслед, когда некромант разворачивался, чтобы уйти, не в силах дальше выслушивать сладострастные бредни, перемежающиеся с горячими, весьма меткими и умными философствованиями, впрочем, одинаково рассчитанными лишь на то, чтобы убедить его подставить под укус горло или хотя бы руку. Айзек постоянно предлагал прикончить обитателей подвала, но Гектор запрещал ему сделать это: когда-то полубезумные вампиры были его единственной компанией, кроме сестер, смотревших на него, как на надоедливое малополезное животное. Некоторым исключением была Ленор, но она слишком цинично воспользовалась его чувствами, чтобы Гектор мог ощущать рядом с ней безопасность и душевный комфорт. А от подвальных вампиров его хотя бы отделяли прочные колдовские решетки. С Айзеком же, как упоминалось, Гектор обычно почти не разговаривал. Вероятно, его сегодняшее поведение послужит поводом к новой серьезной размолвке. Гектор нарывался и знал это, но Айзек должен получить надлежащий урок и осознать, что все его надежды построить мирное государство с добрым, просвещенным собой во главе - это просто химера, недостижимая утопия. С час назад, повинуясь приказу, ночные существа напали на деревню. Сам Гектор, взяв факел, переходил от одного дома к другому, пока, наконец, не счел, что поджег достаточно и дальше пламя распространится само. Крестьяне метались и кричали, они могли бы попытаться убить его, если бы Гектора надежно не охраняли его монстры. Кузнец беспрепятственно и бестрепетно прошел по главной улице, оставляя за собой пылающие дома, пирующих ночных существ и смерть. Отблески огня выкрасили его бесцветные волосы в оттенки золота и ржавчины, разрумянили лицо, обосновались в глазах с широкими тревожными зрачками. Гектор на несколько минут замирал перед каждым домом, который поджигал, и смотрел, как пламя постепенно взбирается все выше, захватывает все большую площадь, как разрастается жгучий смертоносный цветок... вопящие люди тщетно выламывали двери, предусмотрительно заложенные Гектором. Кое-кто удирал через окна - их хватала, потрошила, разрывала на части ночная орда. Гектор удивился бы, если кто-то сказал бы ему, что подобное медитативное созерцание чужой смерти ненормально, еще сильнее он удивился бы, узнав, что другие люди обычно испытывают множество чувств, мешающих им так безжалостно убивать себе подобных: сострадание было неведомо его холодной душе. Разве они не планировали истребить весь род людской по великому плану короля вампиров? И разве сейчас он не продолжает дело Дракулы? И, в конце концов... жечь было н а с л а ж д е н и е м. Впрочем, подобно любому наслаждению, это пресыщало. Гектор неизбежно почувствовал ленивое, сонное и приятное отупение, накатившее от зрелища огненной феерии. Осторожно ступая, дабы не расплескать переполняющие его эмоции, некромант уселся на камень с книгой - он подобрал ее возле уничтоженной библиотеки. Огонь опалил листки из тонкого пергамента, но слова еще можно было прочесть: то был философский трактат под названием «Теория боли», показавшийся Гектору довольно любопытным. В частности, рассказывалось о пользе порки, самобичевания и других телесных наказаний для усвоения научных знаний и очищения души. Должно быть, поэтому Айзек такой умный и чистый? Просто картошечка, с которой сняли шкуру перед тем, как бросить ее в суп. - Гектор! Стоило подумать об Айзеке, и вот он здесь собственной персоной. Сэр Святая Картофелина. Запыхавшийся некромант остановил своего чудовищного скакуна прямо перед Гектором, который и бровью не двинул, прекрасно зная, что затоптан он не будет. Это слишком просто. - Что ты натворил! - праведный гнев делал Айзека таким красивым: глаза сверкают, достойные резца скульптора губы искажены отчаянной гримасой. - Ты ездишь на единороге, друг мой, - вместо ответа усмехнулся Гектор, - только девственникам это позволяется... он все еще подпускает тебя потому, что без проникновений не считается? Справедливости ради, рог на морде демонической лошади Айзека раздваивался на конце, и все же это был один рог. - Ты сжег деревню! - Айзек пропустил непристойность мимо ушей. - Ну да, сжег, а что, нужно было спустить им это с рук? Сегодня ты милуешь крестьян, спаливших твою библиотеку, а завтра они уже на твоем пороге с вилами и факелами! Это же очевидно! - всплеснул Гектор руками, - ты должен был сам наказать их! Я сделал твою работу и вот моя награда: какое недовольное лицо, - некромант закрыл книгу грациозным движением, созерцая, как пылающий гневом Айзек спешивается. Исправить что-либо было уже слишком поздно: можно только отозвать ночную орду, не мешая остаткам жителей спастись, но Гектор и не думал делать это. Из темноты выступили монстры Айзека: алые огни глаз, раззявленные пасти, капающие ядовитой слюной. Всевозможные твари, настолько отталкивающие на вид, что иначе, как богомерзкие, их и не назовешь. Существа Гектора не отличались подобным разнообразием и, следовало признать, получались послабее. Но здесь, в деревне, их было больше. - Прикажи им уйти! - потребовал Айзек. - А иначе что? Айзек, послушай, ты и сам понимаешь, сделать это было необходимо. Я помню, что ты отрекся от идей Дракулы, и живешь теперь своим умом, но что ты понимаешь в человеческом социуме? Вряд ли больше, чем я, так почему не довериться веками накопленному опыту Дракулы и других вампиров? - Потому, что я не хочу следовать опыту Дракулы и других вампиров, - отрезал Айзек, - отзови своих существ, или я прикажу своим с ними сразиться. - Если бы я не знал тебя, то принял бы твою доброту за глупость, - Гектор возвел глаза к задымленному небу, но все же крикнул: - Достаточно! Демоны неохотно бросили свою трапезу, кое-кто украдкой прихватил недоеденные трупы, унося их в темноту. - Айзек... ты слишком печешься об этих людях. Они не стоят даже грязи под нашими ногами, которую зовут дорогой. Но дело твое, - Гектор прижал книгу к груди, - ни одно государство невозможно построить без крови, если ты хочешь править, тебе придется стать деспотичным. - Как эти вампирши, да? - Айзек изломил темную бровь. - Как Дракула, - холодно проронил Гектор, - знаешь, ты обвинял меня, что я влюблен в него, но, поразмыслив, я пришел к выводу, что ты проецировал на меня собственные чувства. Я же на подобное просто не способен. - Что? - Не прикидывайся, что не слышал. Это ты был влюблен в Дракулу, а не я, - усмехнулся Гектор. - Ты обезумел, поэтому я не стану с тобой спорить, - однако голос Айзека дрогнул: едва уловимо, но Гектору этого было вполне достаточно. Вдобавок на скулах его друга проступила заметная краска смущения. Как интересно, похоже, это было близко, если Айзек так разволновался. Гектор сделал себе мысленную пометку вернуться к этому разговору в более удачной обстановке, когда рядом не будет догорающей деревни и сам Айзек перестанет полыхать. Решив так, Гектор промурлыкал: - Ты был его любимчиком, это правда. Дракула доверял только тебе, а мне - потому, что ты ручался за меня. Не только я предал Дракулу, Айзек... мы сделали это вместе. Ты позволил мне убедить себя, не вникая в характер моих мотивов... ты понятия не имел, что мной движет, а сейчас рассуждаешь о том, что сам знаешь, как нужно править людьми. Для начала, их нужно понимать, а с этим у нас обоих всегда были проблемы. Гектор протянул Айзеку книгу, и тот механическим движением принял ее. - Между прочим, тут написано, что телесная боль неразделимо связана с познанием истины, друг мой, - сопроводил Гектор акт вручения «Теории боли» насмешливым комментарием, - вероятно, твои страдания уже сделали тебя мудрейшим человеком если не на земле, то в Валахии... - А там не написано, чтобы ты, наконец, заткнулся? Пока я не надумал сделать больно и тебе. - Это будет слишком грубо с твоей стороны... - рассеянно произнес Гектор, явно не опасаясь претворения угрозы в жизнь. Он склонился к некому свертку в траве, сделанному из его собственного плаща. - Вот, познакомься: это Минерва. Я займусь ей дома. Айзек откинул край плаща и увидел окровавленную собачью мордочку с седой шерстью и остекленевшими глазами. - Дети из этой деревни забили ее до смерти ради развлечения. У нее неправильно срослась лапа, она не могла от них убежать. Вероятно, это далеко не первый раз, когда ее били, - холодно продолжил Гектор, - не все дети невинны, правда? Взять хотя бы его. Совсем не невинный ребенок в прошлом. Айзек тяжело вздохнул. - Могу подвезти тебя и твоего нового питомца в замок. - Вот как? Я думал, ты велишь мне убираться вон. - Ты ведь все равно этого не сделаешь. - А вдруг я бы ушел? Ты этого хочешь? Гектор приблизился к нему. Пожар уже не был таким ярким, и потому ночь выбелила его лицо, а глаза наполнила чернотой. Айзек уловил гарь и металлический аромат крови, уже тронутой разложением: то пах зверек в руках Гектора, а может, пятна крови на его одежде? Нет, те должны быть совсем свежими. - Я этого не хочу, - помедлив, сказал Айзек, - но ты должен пообещать мне, что больше так не сделаешь. - Извини, такого я тебе обещать не могу. Пойду еще немного прогуляюсь и пополню свою армию этими бедолагами, не пропадать же добру. Спасибо за предложение подвезти, кстати, но боюсь, после оргий у Кармиллы и ее сестричек твой единорог и близко меня не подпустит, - усмехнулся Гектор, намеренно солгав и не без удовольствия отслеживая, как Айзек изменяется в лице. - Это демоническая лошадь, а не единорог, Гектор, я думаю, она отнесется к твоим проблемам с утраченной девственностью с пониманием, - все же сумел отшутиться некромант. - И все же я предпочту прогуляться, пока ты занимаешься тушением пожара и оказанием помощи бесполезным деревенским вандалам. Сегодня чудесная ночь, не хотелось бы омрачать ее присутствием людей, тем более вопящих от ужаса, боли, все такое. К ужину не жди! Айзек так и остался стоять с книгой в руке, когда Гектор удалился, унося Минерву.