Кастлванский синдром

Он очнулся через несколько часов, когда было уже светло. Солнечные лучи давяще палили в глухие темные шторы, подсвечивая их зловещим алым и золотым. Зловещим для вампира – любому человеку показалось бы скорее умиротворяющим, как и ненавязчивые звуки дня за окном. Оглушительно заливались соловьи, и изредка принимались возмущенно квохтать одна или две из пестрых кур, разведенных ораторами в таком множестве, что Бельмонт порой задумывался, не размножаются ли эти куры путем деления на два, как некоторые монстры. В их с Сифой семейной кровати было как-то тесно. Похоже, она опять всю ночь придвигалась к нему, стремясь по-кошачьи прильнуть вплотную, распределить свое теплое маленькое тело равномерно по боку Тревора, сопеть ему в шею, упереться острым локтем в грудь... почему нельзя делать это сиськами? Они мягкие, если бы Бельнадес прижималась к нему голыми сиськами, а не своим дурацким локтем, это было бы подарком судьбы. Однако рука на его талии казалась Тревору слишком тяжелой. Сифа хрупкое создание, она маленькая и миленькая, ее ручка не может весить как чугунная кочерга. Бельмонт недовольно подвинулся, пытаясь отвоевать себе место, повернулся и тут же резко отвернулся обратно, переваривая увиденное: вместо Сифы рядом спал Алукард. Это его рука покоилась у Бельмонта на талии. Одеяло сползло с голых плеч дампира до самого бедра, когда Тревор начал свои шевеления, и зрелище не оставляло сомнений в том, что Цепеш спал в чем мать родила. И то, что упиралось недавно Тревору в половинку жопы, могло и не быть коленом Сифы. Точно не могло быть ее коленом, ведь Бельнадес спала на другой части постели, справа от Алукарда, подальше от Тревора. Бельмонт заметил ее взлохмаченную рыжую макушку. Точно, они ведь поссорились, и Бельмонт вообще мог провести ночь где-нибудь на коврике. Блудный блохастый несчастный пес. Тревор медленно, осторожно повернул голову обратно. Прятаться не имело смысла: Алукард наверняка уже проснулся, своим вампирским чутьем отметив изменение дыхания Тревора, или же просто потревоженный его возней. Так и было. Золотые глаза, чуть подернутые сонливой ленцой, посмотрели на него в упор, стоило Бельмонту повернуться. - Что ты здесь забыл? Что вчера было? – язык едва ворочался, во рту было сухо и колко, как в брошенном колодце. - Спи, Бельмонт, ты всех разбудишь, - Алукард вновь закрыл глаза: лицо его было умиротворенным и нежным, пряди льняных волос немного спутались, на губах притаилась тень полуулыбки. Рука на талии Бельмонта чуть напряглась, ласково и нахально прижимая его ближе. - Спи, - повторил Цепеш. Если бы Тревор не опасался разбудить Сифу и навлечь на себя ее гнев, он бы уже спрыгнул с кровати и сделал все, чтобы вышвырнуть из нее Алукарда. Он на такое не подписывался! События ночи неохотно восстанавливались в памяти. Словно огромные портновские ножницы грубо выхватили кусок, в котором Бельмонт, пьяно шатаясь, пытается добраться до поместья, забредает на освященную землю, едва не гибнет, а когда все же приходит домой, то видит, как его жена ебется с его бывшим лучшим другом. С его любовником. Это был его Алукард, и только он имел право делать с ним такие вещи, это между мужчинами, и это, блять, ДРУГОЕ! Когда такое делает Сифа, это супружеская измена! Это подло и ужасно! Ему и без того плохо живется! Никто не испытывает к нему сострадания, все только и делают, что пинают, с тех пор, как он стал вампиром, как будто он в чем-то виноват! Это ведь Алукард покусал его, Тревор сделал все, чтобы убрать клыки Дракулы из своей шеи, но он переоценил свои возможности и явно недооценил блондинчика. - Ты, блять, Дракула ебаный, - как мог тихо, прошипел Бельмонт в ухо Алукарда, накручивая на кулак золотистые волосы и обозначая твердость своих намерений отпиздить Цепеша прямо здесь и прямо сейчас, в этой кровати. Если он не ответит на его вопросы. А если ответит, он все равно отпиздит его сразу после. - Ты мне сказал, что обиделся, а сам пошел совращать мою жену, пока этот уебок Сен-Жермен заговаривал мне зубы! Ты спланировал это с самого начала! В ответ раздался тихий абсолютно мудацкий довольный смешок. Тяжело было видеть так близко Алукарда, его глаза с темной хитринкой, русалочье бледное лицо, совершенно не помятое сном. Видеть, и не заехать по нему кулаком. - И что? Что ты мне сделаешь? Я теперь твой хозяин, - провокационно прошептал дампир. Чеширская улыбка стала отчетливой, показались длинные клычки, - спи, после поговорим. Тебе нужно отдохнуть, вчера ты забрел на святую землю, и где только ты ее нашел в поместье закоренелых чернокнижников... нам с Сифой пришлось отпаивать тебя кровью. Тревор... тебе нужно лучше заботиться о себе, ты долго голодал и мог погибнуть. Хочу тебя заверить, смерть вампира ужасна, тебе точно не понравится. А потом ты попадешь в ад, в пропасть, полную призраков. - Спи, Тревор, сладких снов, - передразнил Бельмонт, неохотно разжимая руку и выпуская из своей хватки шелковые гладкие пряди. Насчет вампирской смерти он и сам уже понял, то, что было вчера, до сих пор леденило кровь в жилах, - ты умеешь убаюкивать, мастер колыбельных песенок. Может, потренируешься на Рихтере? Это будет сложнее, чем со мной, вампир. Сейчас Рихтер наверняка под присмотром ораторов. Тревор надеялся на это. Ведь юный наследник дома Бельмонт постоянно куда-то исчезал, точно владел телепортацией. А затем находился мирно спящим где-нибудь на солнцепеке возле змеиной горки, или в птичнике, слопавшим несколько сырых яиц (мам, пап, живот бо-бо), или вообще в хранилище Бельмонтов, сосредоточенно разбирая скелет доисторического чудовища, а то и делающим кривоватую пирамиду из вампирских черепов, находящихся там в избытке. - Уверен, я смогу усыпить его меньше, чем за пять минут. - Спорим, что нет. - Я знаю много сказок, и все они одна скучнее другой. - Как-то раз, когда я читал ему сказку, я уснул сам, а он удрал в лес, и мы искали его три часа среди ночи. - Ты сказал, читал? Ты же не умеешь читать, Бельмонт. - Завали хлебало! - Тебе надо вымыть рот с мылом, если ты так выражаешься при сыне, могу представить, какими были его первые слова. - Дай, - мрачно усмехнулся Тревор, - его первым словом было «дай», и он имел в виду мой нож. А когда я не дал, он сказал «дай, бля». - Серьезно, Бельмонт? – глаза Алукарда восторженно расширились, он едва сдерживался, чтобы не рассмеяться. - Рихтер, маленький Рихтер с тяжелым угрожающим взглядом Бельмонтов и хорошенькой мордашкой Сифы Бельнадес, говорит папочке «дай, бля», требуя его нож. Это достойно вашей фамильной хроники! - Если ты думаешь мне польстить, то зря стараешься, я все равно не собираюсь тебя здесь терпеть. Думаешь, я буду спокойно смотреть на то, как ты трахаешь мою жену? – вновь вызверился Бельмонт, не оставляя надежды в своих территориальных планах. - Может, мы разрешим тебе присоединиться, - усмехнулся Цепеш, снисходительно-клыкасто и очень мудацки, - если будешь себя хорошо вести. - Может, вы перестанете болтать и дадите мне поспать? – воскликнула Сифа со своей части кровати, - я убью вас обоих, если не замолкнете, наконец! Рихтер с ораторами? – это уже Бельмонту. - Слишком много солнца, чтобы я мог проверить, но я чувствую его присутствие где-то неподалеку. Кажется, он носится по двору и играет с курами. Алукард кивнул в знак подтверждения: Рихтер действительно играл в вампиров и охотников с другой стороны поместья, поэтому Сифа не могла слышать его сердитых или довольных криков, в зависимости от того, удавалось ему поймать курицу (ужасное ночное существо) или нет. - О, прекрасно, - зевнула Бельнадес, - нужно хорошенько выспаться, потому что вечером мы с Алукардом уезжаем по делам. Присмотришь за поместьем без меня, Бельмонт? Тебе можно доверить нашего сына, или лучше забрать Рихтера с собой? - Мне, может, и нельзя доверить, - огрызнулся Тревор, выглядывая из-за плеча Алукарда, - но у нас тут куча боевых магов в роли нянек. Я думаю, что любой, кто приблизится к поместью хотя бы на версту с недобрыми намерениями, сильно об этом пожалеет. Уехать с Алукардом и забрать Рихтера. О, как здорово, просто, блять, охуенно. Разрешим присоединиться, если будешь себя хорошо вести. Отвернувшись и лежа очень тихо, Бельмонт кипел от бессильной ярости. Как это могло с ним произойти? Почему такое говно в принципе с кем-то происходит? И вдруг это воздаяние за распиздяйство в прошлом? Тогда, может, и правда следовало вести себя как-то по-другому, ведь с хорошими мальчиками ничего подобного не случается? Но разве он недостаточно страдал? Алукард теперь повернулся на другой бок, к Сифе, и, как Тревор ни напрягал слух, он ничего не слышал: ни шепота, ни влажного звука поцелуев, только постепенно углубляющееся дыхание. Парочка отправилась спать, как ни в чем не бывало! Но у Бельмонта сна не было ни в одном глазу. Ему до сих пор не верилось, что это действительно происходит с ними. Он даже ущипнул себя пару раз, дабы убедиться: нет, не кошмарный сон, Алукард и правда здесь, в одной постели с ним и с Сифой, а замок Дракулы высится совсем рядом, из окон можно увидеть даже в пасмурный и туманный день. А сейчас так и вообще, старая вампирская развалина бросала столь длинную тень, что заслоняла ненавистный Тревору солнечный свет на части земель Бельмонтов. Дотягивалась почти до самого порога поместья, словно символизируя собой недобрую волю Дракулы. А вдруг ублюдок в самом деле вернулся? И только прикидывается собственным сыном, а Алукарда он прикопал где-нибудь в склепе под Грижитом или просто прикопал. Земли в Валахии дохренище, они никогда не найдут его могилу. Тревор прикусил губу изнутри. Лежать бок о бок с Дракулой казалось ему стремным занятием, недостойным никого из рода Бельмонт. Алукард – это другое! Но что, если это его отец? Лиза-то померла на костре, и теперь кровосос нашел ей замену в лице Сифы Бельнадес. Да нет, бред какой-то. Мысли Тревора постепенно сменили направление. Теперь вместо подозрений он думал о том, что раздет, и что Алукард лежит рядом такой же голый. И даже бровью не повел! Чертов вампир! Как будто не тыкался стояком ему в бедро, разнеженный сном, разгоряченный и едва ли осознающий, что делает. Нет, намного безопаснее было думать о том, не Дракула ли перед ним. Ведь если так, он изнемогает от желания переспать с Дракулой. Что можно занести отдельной строкой в табель его страшных прегрешений. Но почему Сифа на это согласилась? Тревор кусал губу до тех пор, пока не распорол клыком до крови. Тогда, поспешно слизывая ее, он установил, что ощущает чужеродный привкус. Как будто кто-то всыпал в его вены порох, растертое в порошок железо и соль, впрыснул нечто электрическое и старое, могущественное. Так пахло в реакторной замка Дракулы, такой на вкус была кровь его сына, Адриана Цепеша. Долгие века тьмы, целые эры правления чудовищ на пустой земле, в тумане, в холмах, где бродят тени неосуществленных и неосуществимых желаний. Там расцветают бледные ядовитые цветы, чьим удобрением станут гниющие трупы животных и людей, закопанные в жирный чернозем в глухую полночь. Пахнет комьями земли, прелой листвой, грибницей и плесневелой влажностью. Как будто он давно уже похоронен вне стен фамильного склепа, в ничьей неосвященной земле, далеко за оградой под увитыми плющом деревьями. Электричество, молнии и тьма; костры Самайна и могильный прах. И зеленые неживые свечки огней святого Эльма. Они всегда ведут к самому гиблому. * Алукард и Сифа уехали на закате. Они взяли с собой повозку и одного из ораторов в качестве кучера, а Тревору сказали, что вернутся, как только раздобудут все необходимое для ремонта реакторной. Стоя на дороге и глядя вслед катящей прочь от поместья повозке, в которой сидел Цепеш и махал ему рукой, Бельмонт испытывал неприятное, щемящее чувство дежавю. Ах да, несколько лет назад это они с Бельнадес так уехали, бросив здесь Алукарда наедине с его болью. Вероятно, это действительно его кара. У бога нет других рук, кроме твоих, вспомнил Тревор старинную поговорку тамплиеров. У бога нет других рук, кроме твоих. Теперь это звучало пугающе, ведь это значило, что никто не будет ждать, пока небо покарает Бельмонта. Его покарают самостоятельно. По ночам было прохладно, сегодня на Алукарде была белоснежная меховая накидка, очень похожая на ту, которую носил сам Тревор когда-то. И, подсаживая Сифу на повозку, он подал ей руку, а она приняла ее с улыбкой. Как будто это они чета Бельмонт. Дьявол, вот дьявол. Тревору ничего не оставалось, как скрипеть зубами. На плече у него сидел ни о чем не подозревающий Рихтер, и радостно махал маме и дяде Алу ручкой. Спустя час он будет оглушительно реветь потому, что его не взяли, и спрашивать, когда мама вернется, а сейчас он просто вцепился Бельмонту в волосы, чтобы было удобнее вытянуться и при этом не свалиться. - Охуенно, - забыв о своем намерении не ругаться при сыне, вздохнул Бельмонт, - ты это не слышал, если что. Ему еще предстояло снять белье, сушащееся на веревке возле мастерской Сифы.