pink (like the holes in your heart)

День, когда все меняется, начинается так же, как и любой другой день.    Йеджи просыпается около десяти. Сегодня понедельник, а в воскресенье вечером она обычно уходит с работы раньше, так как кафе закрывается в восемь вместо девяти. И поскольку она поклялась не работать в любом месте, где продают кофе по утрам в понедельник, она может выспаться и весь день готовиться к своей смене в клубе. Она убирает волосы так, чтобы они не касались шеи, и бредет из спальни в тесную маленькую кухню, наливает воду в кофеварку и включает ее, рассеянно протирая горсть тарелок, которые накануне вечером оставила в раковине, пока ждет, пока заварится кофе.   Приготовив кофе и помыв посуду, она направляется к своему дивану, осторожно садится и просматривает сообщения на телефоне, чтобы посмотреть, что она пропустила, пока спала. Ничего особенного — только сообщение от Юны о том, что она благополучно добралась домой, и сообщение от Черен с просьбой «позвони мне и не останавливайся, если я не свяжусь с тобой до трех». Йеджи устанавливает напоминание и складывает ноги крест-накрест в яблочное пюре, потянувшись за пультом от телевизора. Если Черен не нужно начинать готовиться до трех, то и ей не следует этого делать.   Черен танцует в том же клубе, что и Йеджи, хотя она работает там дольше и имеет более широкую клиентскую базу. Вот почему Черен работает только на одной работе, в то время как Йеджи работает на двух. Не обязательно, что Йеджи нужна работа в кафе — она бы и без этого выжила, — но ей нравится иметь запасной план. И кроме того, Юна работает почти во все те же смены, что и она, так что это довольно весело.    Йеджи, хотя она на год старше, окончила университет одновременно с Черен. Ей пришлось поменять класс, когда она была моложе, прикованная к постели из-за осложнения болезни. В тот год она провела много времени в больнице и пропустила слишком много занятий в школе, ей пришлось наверстать упущенной, перейдя в другой возрастной класс. С тех пор она просто смирилась с тем, что она старше своих одноклассников, и за это время завела пару довольно хороших друзей.   Черен — лучшая из них. Она уже работала неполный рабочий день в их клубе Crown, когда они еще учились в университете, поэтому, когда они закончили учебу и Йеджи поняла, что не собирается делать традиционную карьеру в музыке, как она планировала, Черен поручилась за нее в Crown, и Йеджи предложили место. Она быстро приспособилась — она всегда была талантливой танцовщицей, так что ей было нетрудно приспособиться. Кроме того, она любит выступать, так что это беспроигрышный вариант. Во всяком случае, она приносит деньги, а это действительно все, о чем кто-либо может просить.    Crown не обслуживает определенную клиентуру — вместо этого они рекламируют то, что у них есть, в основном девушек, и тогда любой, кто захочет прийти, может оставаться столько, сколько заплатит. Как однажды выразилась Черен, люди есть люди, а деньги есть деньги. Йеджи должна согласиться. Хотя она всегда считалась натуралкой, она не возражает танцевать для женщин. В этом есть что-то приятное, что-то более безопасное, так что она не может жаловаться.   Йеджи проводит день, наполовину занимаясь домашними делами в своей квартире и лежа в постели, просматривая социальные сети, позволяя своему мозгу таять внутри черепа. Она это заслужила, думает она, после прошлой недели. Она взяла дополнительные смены и в кафе, и в клубе, так что на этой неделе ей будет спокойнее. По крайней мере, танцы просты и даются ей естественно, и она отрывается от неспешного воскресного вечера в кафе.   Три раза подряд; телефон Йеджи жужжит, напоминая ей позвонить Черен, поэтому она встает с кровати, переводит телефон на громкую связь и собирается порыться в шкафу, когда он звонит.   — Я встала. — Голос Черен звучит сонно. — Спасибо.   — Добро пожаловать, - отвечает Йеджи. — Долгая ночь?   — Да, у меня была рвота, — говорит Черен, в ее голосе слышится отвращение. — Мне пришлось потратить целую вечность на то, чтобы смыть это с волос. Я легла спать не раньше семи, потому что не могла найти машину, которая подвезла бы меня домой.   Йеджи корчит рожицу, вытаскивая обтягивающий черный боди. Оно сшито из атласного материала и имеет вырез в виде сердечка, чтобы подчеркнуть ее декольте; она бросает его на кровать и надевает туфли. — Это отвратительно, извини, — говорит она. — Я не знаю, как это еще не случилось со мной.   — Ты страшнее, я думаю, ты пугаешь по-настоящему пьяных, — говорит Черен. — Или мне просто очень не везет. Что ты наденешь сегодня вечером?   — Мое черное боди с вырезом в виде сердца и, кажется, мои красные туфли-лодочки на каблуке в форме сердца? — Йеджи вытаскивает их и подносит к свету. — И я собираюсь собрать свои волосы в эти треугольные мини-пучки.   — О, мило, — восхищается Черен. — Ладно, звучит неплохо. Тогда я надену белое.   — Девственная фантазия?   — Девственная фантазия, — подтверждает Черен. — Ты же знаешь, какие они. Ладно, мне нужно поесть, так что я собираюсь повесить трубку, но скоро увидимся!   — Увидимся! — Говорит Йеджи, роясь в своей сумке, чтобы убедиться, что у нее все еще есть наборы косметики. Ее телефон слабо пищит; Черен закончила разговор.   

* * *

  Поездка на автобусе приятна. Все еще достаточно холодно, так что Йеджи может накинуть поверх своего наряда спортивные штаны и куртку, поэтому никто не смотрит на нее странно, когда она садится. Ее туфли в сумке, а также запасная пара черных туфель на шпильках на всякий случай. Она стучит каблуками своих конверсов, пока ждет, постукивая в такт музыке в наушниках.   Знакомые магазины расплываются в предвечернем свете. Еще ранняя весна, так что солнце светит слабо, но Йеджи все равно приходится щуриться на свой телефон. В их групповом чате Черен написала: «Юна дерется!» Завтра мы угощаем тебя, чтобы отпраздновать это событие.    «Если мой экзамен не убьет меня первым», — написала Юна в ответ, сопроводив ответ целой вереницей плаксивых смайликов.   Не унывай, Юна! Типы Йеджи. У тебя все получится! И как бы плохо не было, просто помни, что Черен вчера вечером стошнило, так что все не может быть так плохо.    Почему ты так говоришь, посылает Черен.   Спасибо, ребята, говорит Юна. Йеджи почти слышит ее хихиканье.    Юна на пару лет младше и все еще учится в школе. Она работает в кафе в соответствии со своим расписанием занятий и проводит много свободного времени за учебой. Иногда она приходит в клуб на выходные, чтобы удивить Йеджи и Черен ужином или каким-нибудь угощением, но это случается редко, поскольку она все еще студентка и у нее много других дел — особенно сейчас, когда приближаются промежуточные экзамены. По крайней мере, у Юны первый выпускной экзамен по математике, так что она может справиться с ним.   Йеджи понимает, что она всего в нескольких кварталах от своей остановки, и тянет руку, чтобы дернуть за шнур, осторожно останавливаясь, когда они сворачивают за угол. Она закидывает сумку на плечо и медленными, размеренными шагами направляется к двери. Автобус резко останавливается, двери со скрипом открываются, и Йеджи выходит на свежий вечерний воздух.   За кулисами уже шумно и хаотично, когда Йеджи протискивается внутрь. Черен там, она тщательно подводит глаза перед зеркалом. Она не отводит взгляда от своего отражения, когда Йеджи приближается, просто говорит ей «привет».    Йеджи расстегивает куртку, стряхивая ее. — Мне нравится, — говорит она, кивая на наряд Черен. — Это что-то новое?    Черен немного изгибается, пытаясь показать свой кружевной укороченный топ и трусики, не вставая. — Ага, — говорит она. — Получила его два дня назад. Я просто надеюсь, что меня сегодня снова не стошнит, я не знаю, как я выведу пятна. — Она вздрагивает; Йеджи делает сочувственное лицо.   — У меня есть пятновыводитель, которым я клянусь, Джуди, - говорит одна из других девушек, Карина, с другой стороны от Черен. — Ты можешь одолжить его, если что-то случится — ты тоже, Люси.   — Спасибо, — тепло говорит Черен.   Они используют сценические псевдонимы только для того, чтобы защитить свою частную жизнь и сделать себя более запоминающимися. Обычно лучше всего использовать одно- или двухсложные имена, хотя очевидно, что это не жесткое правило. Кроме Черен, Йеджи не знает настоящих имен ни одного из своих коллег, и они не знают ее имени. Она уверена, что со временем некоторые из них станут ее друзьями, но она здесь всего шесть или семь месяцев.   Йеджи переодевается, а затем запихивает все, кроме косметики, в свой шкафчик и садится рядом с Черен. Шум вокруг них усиливается по мере того, как появляется все больше девушек, по мере того, как происходит все больше модных происшествий, по мере того, как напитки передаются по кругу. Йеджи берет только один. Она любит оставаться в сознании, если только это не особенный вечер. Кроме того, все, что она делает, — это танцует. Даже в отдельных кабинетах ее клиенты знают, что нельзя прикасаться к ней, пока она им не скажет, так что никакой жидкости для храбрости не требуется.   Это еще одна особенность Crown: она безопасна. У мамы все в порядке, и она без колебаний запрещает клиентам, которые заставляют ее девочек чувствовать себя некомфортно. Она также не испытывает угрызений совести, увольняя девушек за то, что они устраивают драму, даже если они хорошие исполнительницы. Хотя она может быть строгой, все они знают, что это для их же блага и что она заботится об их интересах. Кроме того, она обычно приносит им закуски перед выступлением.   Под носом у Йеджи появляется мини-круассан. — Привет, мам, — говорит она, встречаясь со своим взглядом в зеркале. Как и у остальных, настоящее имя мамы неизвестно. Она просто мама.   Мама улыбается. — Привет, детка, — говорит она. — Ешь. Мы давно не употребляли углеводы, и некоторые из вас становятся слишком худыми. Ты не сможешь танцевать, если не будешь есть.   — Спасибо, — говорит Йеджи, принимая круассан и с удовольствием вгрызаясь в него. Они хрустящие снаружи и мягкие в середине; должно быть, мама сама испекла их только сегодня днем.   У Йеджи сегодня вечером сольное выступление, поэтому она тратит немного больше времени, чтобы убедиться, что ее макияж идеален. К счастью, новички открываются, пока ждут заполнение клуба, так что у нее есть еще немного времени, чтобы пофлиртовать перед зеркалом. Черен остается, чтобы помочь ей с прической, хотя она могла бы быть вне гримерной, заманивая клиентов.   — У тебя есть соло, — говорит она, когда Йеджи протестует. — И полчаса меня не разорят.   Йеджи ждет за кулисами, когда объявляют ее имя; она прогуливается по сцене, машет рукой нескольким знакомым завсегдатаям, прежде чем погрузиться в свой танец. Ее единственная опора — стул — в отличие от Черен, она еще недостаточно хороша в пилоне, чтобы основывать на нем целую программу, — но небольшая толпа, которая образовалась вокруг сцены, придвигается ближе. Она может чувствовать тепло их тел, когда ее хореография приближает к началу.   К тому времени, как ее сет заканчивается, у нее перехватывает дыхание. К счастью, в уборке нет необходимости, поэтому она проскальзывает за кулисы, чтобы подкраситься, когда выйдут следующие девушки. Некоторое время назад клуб перешел на цифровые технологии, поэтому любые чаевые делаются с помощью устройств в зале и за столами. Хоть это и лишает его части старомодного веселья, оно эффективно и, безусловно, более безопасно. После вычетов все это входит в их еженедельную зарплату, которая зачисляется на их счета каждый вторник. Некоторые клиенты все еще любят давать чаевые наличными, но это редко случается на сценических выступлениях. Обычно он зарезервирован для частных танцев, где они могут быть уверены, что деньги попадут в нужные руки.    Йеджи пробирается сквозь толпу, останавливаясь на мгновение, чтобы понаблюдать за девушками, которые в данный момент находятся на сцене, слабо улыбаясь про себя. Хоть это и громко, басы пронизывают все ее тело, в этом есть что-то умиротворяющее. Это ее второй дом, где она может заниматься любимым делом, где ее окружают другие девушки, которые любят то же самое.    — Это Люси, не так ли?   Йеджи поворачивается и, моргая, смотрит на женщину, стоящую всего в футе от нее. — Да, — говорит она, улыбаясь, чтобы скрыть свое удивление. Хотя это не в первый раз, женщины редко обращаются к Йеджи. Может быть, сегодня все дело в прическе; иногда мужчин отпугивает сложная внешность. — Что я могу для вас сделать?   — Я думаю, я бы хотела увидеть танец. — Женщина почти оценивающе смотрит на нее, когда говорит это. Йеджи пользуется возможностью, чтобы оглядеть своего потенциального клиента. Она примерно того же роста, что и Йеджи, хотя и немного ниже, даже без каблуков. На ней белые брюки и шелковая голубая рубашка на пуговицах. Ее руки в карманах, а прядь черных волос падает на лицо, отбрасывая тени. Йеджи не может быть до конца уверена, но что-то подсказывает ей, что эта женщина старше ее — с довольно значительным отрывом. Неважно. Люди есть люди, а деньги есть деньги. Она хорошенькая, не считая возраста; может быть, именно это заставляет сердце Йеджи трепетать в груди.    — Приватный танец? — Спрашивает Йеджи.   — Мм, — напевает женщина. — Я бы предпочла не делиться. Мне говорили, что я плохо играю с другими.   Йеджи хихикает; она бы хихикнула, даже если бы шутка не была смешной, но это искренне. — Тогда позволь мне отвести тебя в бар, — говорит она, протягивая руку. — Один из наших парней поможет нам все подготовить.   Однако вместо того, чтобы взять ее за руку, женщина предлагает свою руку. Йеджи принимает это, польщенная. Держаться за руки — это для детей; когда тебе предлагают руку, ты чувствуешь себя гораздо более изощренно.   Йеджи дали ключ от одной из комнат примерно в середине коридора. Она цепляет пальцем брелок с ключами и ведет женщину к задней двери. — Я не видела тебя здесь раньше, — говорит она, пока они идут, просто чтобы завязать разговор. — Ты здесь в первый раз?   — Нет, — говорит женщина. — Но я приезжаю всего на пару недель. Я не часто выхожу из дома. — Йеджи смотрит на нее и видит, что она улыбается. — Я слишком стара, чтобы гулять каждую вторую ночь.   — По-моему, ты не выглядишь такой уж старой, — честно говорит Йеджи. Конечно, она считала ее старше, но она была бы удивлена, если бы ей было на день больше тридцати пяти. — У тебя прекрасная кожа.   Женщина тихо смеется. — Спасибо, — говорит она. — Впрочем не нужно мне льстить.   — Я серьезно, — настаивает Йеджи. — Она лучше, чем у меня.   Они останавливаются перед дверью; Йеджи убирает руку, чтобы отпереть дверь. — Сомневаюсь, но приму комплимент, — говорит женщина. — Но я пришла сюда не за лестью. Я пришла сюда, чтобы посмотреть, как очень красивая девушка танцует для меня.   — Я знаю, — говорит Йеджи, с улыбкой придерживая для нее дверь. — Пожалуйста, устраивайся поудобнее. Не хочешь что-нибудь заказать?   Женщина качает головой. — Я бы хотела помнить тебя, — просто говорит она, и дрожь пробегает по спине Йеджи. Что-то в ее тоне ей нравится, или, может быть, просто ее взгляд темный и тяжелый. Йеджи все еще чувствует это, даже повернувшись к ней спиной.    Йеджи редко танцует полный, частный танец на коленях, просто потому, что это ее как бы ограничивает. Есть только определенный набор движений, которые ты можешь делать, когда ты в ловушке у кого-то на коленях. Она подходит поближе, но не часто делает то, что собирается сделать сейчас.    Йеджи убавляет громкость в динамиках, прежде чем нажать кнопку воспроизведения, затем поворачивается и пересекает комнату к своему клиенту. Она упирается коленом в плюшевую кожу дивана, всего в нескольких дюймах от бедра женщины. Она двигает бедрами вперед, протягивая одну руку к спинке дивана, чтобы сохранить равновесие. — Это нормально? — тихо спрашивает она. — Ты можешь прикоснуться ко мне, знаешь, я не против. — Йеджи тоже не совсем понимает, откуда это берется; обычно она просто прижимает руки своих клиентов к своим бедрам и уходит за пределы досягаемости, если они пытаются дотронуться до чего-то еще. Но она хочет, чтобы прикосновения этой женщины были повсюду. — Я скажу тебе, если мне не понравится.   Женщине больше не нужно поощрение. Она кладет одну руку на талию Йеджи; другой она проскальзывает через щель между бедром и рукой Йеджи, кладя ладонь на поясницу Йеджи, когда она опускается на колени женщины.   Музыка звенит в ушах Йеджи, как второе сердцебиение, когда она набирается смелости посмотреть женщине в глаза. Обычно это несложно, но что-то в этом танце изменилось с самого начала. Однако это не страх или тревога; это трепет от чего-то другого, чего-то более сладкого. И еще что-то более темное. Йеджи встречается с ней взглядом и обнаруживает, что она наблюдает, ждет, как будто она знает, что Йеджи собирается сделать дальше, прежде, чем Йеджи это сделает.   «Никогда не давай им власти над собой». Это был первый намек, который дала ей Черен. «Они платят нам, да, и если им это нравится, ты можешь изображать покорность столько, сколько захочешь, особенно если это принесет тебе хорошие чаевые. Но это должно оставаться притворством, ты понимаешь, о чем я говорю?» Такая интенсивность редко встречается у Черен, поэтому Йеджи кивнула головой. «Неважно, как сильно ты думаешь, что они тебе нравятся. Они приходят сюда, чтобы убежать в фантазию. Ты приходишь сюда работать. В тот момент, когда ты обнаруживаешь, что тоже погружаешься в фантазию, ты попадаешь в беду».   Йеджи изо всех сил старается держать голову выше этого. Иногда она спохватывается и отмахивается от этого, но это легко, это всегда так легко. Так почему же сейчас это так сложно? Она прижимается к коленям женщины, пытаясь скрыть, как сильно она хочет большего, и при этом не выглядеть робкой, поднося свободную руку к щеке женщины. — Как мне тебя называть? — тихо спрашивает она. — Ты так и не сказала мне свое имя. Обычно, когда это случается, Йеджи просто называет своего клиента чем-то вроде «детка». Им нравится интимность этого. Но почему-то здесь это кажется неправильным. Эта женщина — не ее ребенок, как бы хорошо Йеджи ни притворялась.    Улыбка женщины ленива, хотя глаза у нее острые и проницательные. — Как ты хочешь называть меня, малышка?   Йеджи рада красному свету; он скрывают ее румянец. — Я не знаю, — признается она, пытаясь сохранить застенчивый тон. — Вот почему я спрашиваю.   — Хм. Женщина проводит большим пальцем взад-вперед по тазовой кости Йеджи. — Мне нравится, когда меня называют по-разному. Мисс — это хорошо. Мэм лучше. — Она делает паузу, склонив голову набок, как будто пытается оценить реакцию Йеджи. — Мамочка лучше всех.   — Мамочка, — тут же выдыхает Йеджи, даже не для того, чтобы доставить ей удовольствие, а просто потому, что она хочет, хочет это сказать. Это кажется правильным.    Улыбка женщины становится шире. — Хорошая девочка, — тихо говорит она, и Йеджи думает, что ее тело может гореть. Ничто еще так не ощущалось — и разве это не жалко? Ничего, ни все парни, с которыми она целовалась, ни кто-либо из ее влюбленностей, и уж точно ни один из ее клиентов.   — Да? — спрашивает она. Это выходит более задыхающимся, чем она хотела, сердце колотится в груди, в голове. — Тебе нравится, мамочка?   — Я знаю, — соглашается женщина. — Идеально для меня, такая хорошая танцовщица.   Никогда не давай им власти над собой. Голос Черен звучит у нее в голове, как предупреждение, неважно как ты сильно думаешь, что они тебе нравятся.   Но, о, Йеджи не думает, что Черен когда-либо встречала кого-то, кто заставлял ее чувствовать себя так. Это как океанский прилив, желание Йеджи, беспомощность перед гравитацией Луны, волны набегают медленно, так медленно, что она сначала даже не заметила. До тех пор, пока она не окажется в нескольких секундах от того, чтобы пойти ко дну.   Ну и что с того? Йеджи задумывается. Почему бы и нет, только один раз?   Она не может отвести взгляд, не может оторвать взгляда от глаз этой женщины. В том, как женщина смотрит на нее сейчас, нет резкости; все это мягко, все это осторожное намерение, как будто она знает, что уже поймала Йеджи. Ей больше не нужно пытаться — не то чтобы ей с самого начала приходилось очень стараться. Йеджи принадлежала ей с самого начала.   Минуты сливаются воедино. Йеджи позволяет своему телу взять верх; такие танцы теперь даются ей легко. Все, что она может видеть, — это глаза этой женщины, всегда ясные, всегда наблюдающие, даже когда они полуприкрыты. Она бормочет похвалу, которую Йеджи едва слышит, голова и так слишком занята всем остальным. Ее горячие руки на спине Йеджи, ее бедрах, ее бедрах, и все же этого недостаточно; с толчком Йеджи понимает, чего она действительно хочет. Видение этой женщины над ее слезами в ее сознании, ее улыбка, ее губы, ее пальцы, ее—   Йеджи подавляет вздох, но глаза женщины все равно вспыхивают. Ее пальцы дергаются, и на мгновение Йеджи позволяет себе представить, что она тоже этого хочет — всего этого, каждой сцены фильма, которая прокручивается в голове Йеджи. Она наклоняется ближе, преследуя ее, и чувствует горячее дыхание женщины на своей щеке, и дрожит.   А потом песня заканчивается, и Йеджи вырывают из сна. Она сползает с дивана, почти пошатываясь, как будто она пьяна, только все, что она выпила сегодня, — это вода. Она моргает, и женщина моргает в ответ. Йеджи понимает, что она улыбается.   — Ты работаешь здесь почти каждый вечер? — спрашивает женщина, роясь в карманах.   Йеджи кивает, пытаясь обрести голос, пытаясь вернуться на землю. — Обычно, — удается ей, надеясь, что она выглядит кокетливой, а не неловкой. Она сомневается, что это сработает, но она получает баллы за попытку, верно?    Женщина достает пачку банкнот; встав, она вкладывает их в руки Йеджи. — Спасибо, — говорит она, — за танец.   Слова застревают у Йеджи в горле. Ей не следовало спрашивать. Она должна принять деньги, поблагодарить ее, пожелать спокойной ночи. Но она ничего не может с этим поделать. — Я увижу тебя снова? — спрашивает она, когда женщина открывает дверь и придерживает ее для нее. — Мамочка?   Женщина улыбается, следуя за ней обратно в холл. — Думаю у тебя получиться, — отвечает она. — Я думаю, что хочу увидеть тебя снова.   Йеджи не знает, почему облегчение проходит через нее, как яд, почему оно делает ее слабой. Она снова кивает. — Мне бы этого хотелось.   Сейчас они приближаются к полу; басы звучат громко и требовательно. Но Йеджи не упускает из виду улыбку женщины, когда она отстраняется, широкую и выжидающую. — Я бы тоже этого хотела, — говорит она, а затем поворачивается и идет через комнату, оставляя Йеджи наедине с пачкой потеющих купюр в ее ладони. Она наблюдает, как женщина направляется к другой женщине ее возраста, как они берутся за руки, как другая женщина целует ее в щеку. У Йеджи замирает сердце. Конечно, у нее есть партнер, конечно, она на свидании. Почему кто-то старше, кто-то такая красивая должна быть одна? И почему Йеджи это должно волновать? У многих ее клиентов есть партнеры; почему в этот раз все кажется по другому? Йеджи смотрит, как они уходят, почти не моргая, когда ее глаза следуют за двумя женщинами к двери.   — О боже мой. — Это Черен, у нее за плечом. Йеджи вздрагивает, отрывая взгляд от выхода. Музыка снова вливается в ее уши; она не знает, когда перестала ее слышать. — Это твои чаевые? Это сотни.   Йеджи секунду смотрит на нее, а затем подносит купюры к ее глазам. Черен права; пять стодолларовых купюр потеют у нее в кулаке. — Ага, — говорит она еле слышно. — Думаю, что да.   — Ты их проверила? — Спрашивает Черен, подталкивая ее к кассе.   Желудок Йеджи переворачивается. — Нет, — признается она. — Я... я...   Взгляд Черен меняется от шока к беспокойству. — Ты в порядке? Ты что-нибудь выпила или...?   Йеджи качает головой, передавая счета одному из их серверов для проверки. Он проверяет его под фонариком, затем под ультрафиолетовым светом. Наконец он возвращает их, пожимая плечами. — Они законны. Поздравляю, Люси.   — Спасибо, — отвечает Йеджи, складывая их и засовывая в лифчик. Черен все еще пялится. — Что?   — Кто это был? — спрашивает она. — Ты узнала ее имя?   Йеджи качает головой. Ей кажется, что она плывет, ее мысли далеко, она плавает в водах этой женщины. Мамочка, думает она. Она думает о тепле своих ладоней. — Нет, — туманно отвечает она. — Я не знаю.