Это вьюга воет или ты ревёшь?

Палящий летний зной щедро одаривал всю землю своим жаром. И леса и пшеничные поля, всё было добротно прогрето. Тёмно-русый мальчонка в белой несколько замаранной рубахе, с янтарными глазами и девчушка, на вид заметно младше пацанёнка, светло-русая, с ясными, точно алеющий мак, глазами неспешно продвигались по своему только им двоим известному пути. Аккурат вдоль этих самых златых пшеничных полей, щедро украшающих собой округу. Полдень. Ни одной живой души в полях не сыскать, а эти двое ничего, идут себе и только изредка останавливаются под деревцем отдохнуть, если и встречают таковое на пути. Девочка по имени Настасья что-то шибко бойко приплясывает, напевая по пути, а вот старший её братец Александр несколько угрюм и молчалив. Даже более, чем ему свойственно, про себя отмечает девочка, не желая озвучивать мысль вслух. «Нехорошее время, полдень. Никого на полях не сыскать, а полудниц видать тьма тьмущая. Только странно, что нам ещё ни одна не попалась. Хотя оно может и к лучшему, Настька к бою не приспособлена, а драпать было бы сложно уже мне. Чёрт бы побрал эту слабость в теле!» — погрузившись в собственные думы на очередном привале, сидя в тени под массивным вековым дубом, мальчонка резко отвлёкся только услышав звонкое хныканье сестры. Девочка ревела, торопясь подбежать к братцу, а пока торопилась раза два точно упала лицом об землю и плачь только усилился. Наконец дойдя, она посмотрела своими заплаканными очами на старшего. — Сашкаааа, Санечкаааа! — вновь рыдания и пара шмыганий носом. — Ну и чего ты слёзы льёшь? Прекрати и говори спокойно, я ни черта не разберу! — раздражаясь слегка прикрикнул Саша, совершенно неумышленно. Ася неожиданно успокоилась, стараясь сдержать свой плач. Только слёзы ручьём всё катились по её детскому личику, а нос в такт им пошмыгивал. Не говоря ни слова она протянула ему правую свою ладонь, как бы показывая причину такой бурной трагедии. Малец шумно вздохнул. — Вот же ж… Ася, как тебя угораздило подцепить такую большую занозу? Ну что за неугомонная девка ты! Наигралась с палками, а?.. — ругаясь полулениво и негромко, однако очень убедительно, паренёк нащупал у себя на поясе кулёк и уже из него достал небольшую, но острую иглу. — С-саша…! — немного испуганно проныла девочка, заметив небольшой острый предмет в чужих слегка мозолистых руках. — Терпи. Ты же хочешь, чтобы я её достал? — посмотрев сестре в глаза и дождавшись одобрительного кивка, Сашка осторожно взял её ладонь в свою руку и зрительно прикинув, где бы поддеть небольшой острый деревянный кусочек, впившийся в кожу не так глубоко, приблизился иглой к покрасневшей ранке. Пара нехитрых движений и заноза извлечена, а ранка довольно быстро — хвала регенерации — затянулась. — Ну вот и всё, делов-то. А ты ревела, как резанная. Больше не бери в руки всякую дрянь колющую, больно мне надо каждый раз с тобой возиться и занозы выковыривать! — выдохнув не менее лениво, отчеканил словами дельную мысль парнишка, в конце неизменно и как-то даже по родительски проворчав, поднимаясь с насиженного под прохладной тенью дуба места прямо у его корней. Александр, зажмурившись, потянулся, приводя мышцы в готовность к продолжению их с Асей пути. Мальчик ожидал от своей сестры чего угодно: недовольного словца в ответ на его ворчание, лёгкого чуть ли невесомого тычка, простого суховатого «спасибо» или вовсе молчания. Но такого он точно не ожидал, хоть и мог предположить. Настасья молча, совершенно точно зная, что собирается делать, подошла к братцу и осторожно, но от того не менее крепко, обняла его. И только после добавила: — Спасибо за заботу, Сашенька. Ты всегда бурчишь, но всё ж помогаешь, потому что особливо переживаешь за меня. Я это уже давно приметила, ещё когда мы в нашей старой избе жили. Мама с Катенькой так не делали, только ругались обычно на меня, а ты потом всё равно мне помогал с такой ерундой, хоть и не должен был. И реветь мне много не даёшь, за это тоже спасибо. Пару мгновений паренёк молчал, обдумывая услышанное. А потом точно краской залился от того, что был «пойман за хвост» своей же младшей сестрой и весь его внешне суровый облик рассыпался от пары слов её да заметок. Уж наконец слегка, совершенно не грубо, отпихнув от себя младшую, смущённый Сашка выпалил: — Да ну тебя, дура! Ничего я не волнуюсь, вот ещё. Мне делов нет до тебя и твоих заморочек! Глупая… — Вот, опять бурчишь и отнекиваешься. Значит я права, Санечка! Вот же ж ты сам то и глупый, ясное как день Божий признать не хочешь! — слегка посмеявшись и наконец отлипнув от брата, начала тараторить девочка. — Не отнекиваюсь я, дурында! — Отнекиваешься, дурачок! — О, коли я дурак, так и у тебя ума не палата! — А вот и палата, злыдень! Па-ла-та! — Если уж так, то особливо маленькая. А таких не бывает, глупая. Пошли уж, хватит воздух попусту сотрясать. Нам бы с тобой до вечера хоть одну деревню отыскать или на худой конец избу ничейную. — прекратил перебранку сам же Александр, выходя к тропинке. А следом за ним юрко топала Настасья, в мыслях хоть и хотевшая что-то ещё высказать брату, однако рассудившая, что тот в чём-то прав, произнесла: — Эх, да, пошли… Это дело. Не хочу опять на земле аль на подстилке укладываться, как в прошлую ночь. Холодно, хоть ты и рядом, а всё ж… — грустные думки прервались чем-то очень важным, что девочка аж ахнула своей же мысли и её важности, заметно удивив и паренька — Братец, а братец, слушааай! — Ну чего тебе ещё, неугомонная? — тяжело вздыхая, произносит он, совершенно точно не догадываясь о предмете будущего вопроса девчушки. Или же догадываясь, но из последних сил стараясь не думать. — Вот уж лето на дворе, а маманя с Катенькой так и не объявились. Как думаешь, может случилось чего? — голос девочки казался настолько невинно чистым, что Саше аж дурно стало от такой наивности. И что-то больно кольнуло рядом с сердцем от осознания, что данную наивную уверенность и надежду он подарил сестре сам, ещё в тот самый день решив не рассказывать всю правду. «Ага, конечно случилось. Нас с тобой на обочину жизни выдворили, а сами каждодневно пируют в Киеве на казённых харчах князя, изредка горюя о том, что блага хапают недостаточно много.» — пронеслось у мальца в мыслях, перед тем как он ответил сестре очередную свою ложь во спасение её понимания «картины мира». Ну вот не мог Сашка и ей веру в святость семьи оборвать, как когда-то оборвали ему. Хоть и должен был, а не мог. И корил себя за это в мыслях ни раз. — Да не, всё нормально. Мать может ещё не со всеми вражинами разобралась, вот и в походах до сих пор пропадает и Катьку с собой таскает. Ты не боись, авось скоро всё яснее станет. — врал, не краснея, врал, надеясь, что когда-нибудь сможет всё рассказать Асе, Александр. — Скоро… — мечтательный вздох, а после резкое воодушевление в голосе — Да, братишка, верно ты говоришь. Не дело это, попусту горевать… Куда мы там собирались с тобой? Деревню искать? А пошли быстрее тогда! Жуть как с голоду помираю, да и тебе не мешало бы поесть. Авось попадётся нам с тобой какая добрая старушка и кашей накормит, а? — Само собой. А потом в печку ухватом затолкает. — едко усмехнулся парнишка, усмехнувшись своей забавной и одновременно пугающей придумке. Всё-таки как же легко Асю напугать такой ерундой. — Ой, да ну тебя с твоими страшилками! Дай о чём-нибудь приятном помечтать! — смешно надувшись, пролепетала девчушка и топнула ножкой по земле в подтверждение серьёзности своих слов. — Яблок ещё хорошо бы. Каши и яблок. — неожиданно проговорил Сашка, чувствуя, что слабеет с каждым своим шагом от растущего чувства голода. Однако виду мальчик не подавал, не желал сестру пугать, да и смысла в нытье не видел. Ни к чему голосить, когда от слабости всё тело немеет, лучше уж потерпеть, пока не доберёшься до первой встречной деревушки. — Хе-е-е, а вот это уж другой разговор, братюнь! А то всё одни бабки-ёжки, лешие да водяные!.. Слухай, а помнишь тот случай когда… — и вновь Настасья увлеклась своей болтовнёй. А Сашка изредка кивал ей в ответ, всю оставшуюся дорогу не проронив ни словечка. Думы были сложные, а слабость физическая не давала много и попусту болтать.