Театр потерянных душ

      В этой земле всë было в изобилии. Шумные реки рассекали еë, даруя живительную силу. Изумрудные леса тянулись стеной по границе. Величественно возвышался древний город, построенный на костях отважных воинов и сильных женщин, брошенная некогда на обочине веков древняя столица и центр нового мира – Кровавая Москва.       Серебристый автомобиль скользил по Большому Патриаршему переулку и остановился возле внушительного здания с надписью на входе: «Коммуна».       Ресторан «Коммуна» – фамильный бизнес семьи Ульяновых, основанный Юрием Даниловичем Ульяновым почти шестьдесят лет назад. Несмотря на время постройки, относящееся к временам руководства страной Леонида Ильича Брежнева, приверженца брутализма, «Коммуна» выглядела, точно порождение имперской эпохи.       Из салона выбралась семья: статные мужчина и женщина средних лет – родители, юноша, до боли напоминавший мать, и сëстры-близнецы. Позади плелась бледная, согнувшаяся в три погибели и непохожая ни на кого девушка. Статная женщина молча наблюдала за ней через плечо, недовольно скривив рот.       – Магдалена, милая, не нужно притворства. Ты добилась своего, так прекрати делать вид, будто не рада.       Как только они вошли внутрь, ощутили, как «Коммуна» обрушила на их головы давящее монументальное величие. Повсюду чувствовалось немое присутствие духа, сторожившего невидимый покой здания. Покой высоких матовых стен оливкового цвета, бледно-бежевого паркета, многоярусного потолка с накладной лепниной, золотых узоров на ней и колонн.       В фойе семью встретила Мария Громова, администратор ресторана. Она улыбнулась им дежурной улыбкой, сверкая рядом ровных белëсых зубов. Маша была хороша собой: стройная, моложавая. Светлые волосы, убранные в пучок, открывали свежее лицо. Голубые глаза глядели спокойно и уверенно. Так же звучал и голос, неожиданно низкий и ровный:       – Добрый день, чем могу помочь?       – Здравствуйте! У нас назначена встреча с Евгением Васильевичем на двенадцать часов, – ответил отец семейства. – Мы приехали рано, но, может, Евгений Васильевич сумеет нас принять сейчас?       До встречи оставалась половина часа. Маша медлила перед ответом.       – Меня зовут Стефан Белиал. Это моя супруга, Изабелла. С нами наши дети: Владислав, Каролина и Агнешка, – ударение на «и» в имени молодого человека выдало польское происхождение гостей, – ах, и Магдалена.       – Евгений Васильевич занят. Я позову вас, когда он будет свободен. Предлагаю подождать его за столиком.       Маше было жутко неловко врать, но она понятия не имела, где пропадает этот злосчастный Евгений Васильевич. Он уговаривал прикрыть его, если гости прибудут раньше, но Маша наотрез отказывалась. В итоге, воспользовавшись еë отсутствием у администраторской стойки, Евгений Васильевич уехал. Нет, даже не уехал, а сбежал! Сбежал, никому ничего не объяснив и даже не намекнув о причине спешки.       Маша поднялась в его кабинет, убедилась, что враньё по-прежнему имеет вес и, закрыв лицо руками и протяжно заныв, повалилась на красный бархатный диван.       В кабинет вошëл молодой человек среднего роста с кудрявыми каштановыми волосами, прикрытыми поварским колпаком. Он молча застыл в проходе, заметив Машу, и тревожно сжал обветренные губы.       Это был Антон Волков – новый повар.       – Я его убью, если он опоздает, – бормотала Маша, не замечая пришедшего, а как опомнилась, зыркнула на него злыми глазами. – Ты почему не на рабочем месте?       – А вы? – голос его предательски дрогнул, а щëки насытились алым румянцем. – Евгений Васильевич просил пригласить его на завтрак. Все были заняты, и я сам пришëл.       Антон был принят на работу месяц назад. Евгений Васильевич сам привëл его в ресторан и без собеседования нанял, чем взволновал персонал «Коммуны», голодный до сплетен. Все дивились, что же такого особенного в этом Антоне Волкове и что за зелье он добавляет в свои блюда, которые обожает начальство.       – Что-то случилось? – спросил Антон.       – Вот смотри, Антон. Ты – руководитель предприятия. У тебя назначена важная встреча. И ровно в этот же день появляется какое-то «не менее важное» дело, но личного характера.       – Нужно решить, чему я отдам предпочтение?       – Да.       Антон облизнул сухие губы, улыбнулся и сказал:       – Я бы предпочёл не быть руководителем предприятия.       – Ловко выкрутился. И всë же я настаиваю, чтобы ты ответил, – Маша обогнула круг по кабинету и подошла к окну, где стоял рабочий стол. – А то у меня складывается впечатление, будто я одна здесь самая чëрствая и бессердечная.       – Нет, почему же, вы очень даже мягкая и, – снова облизал губы, – сердечная.       Маша усмехнулась.       – Обращайся ко мне на «ты». Всë-таки я младше тебя.       Маша сама не знала почему, но одна нечаянно брошенная Евгением Васильевичем фраза всë утро терзала еë. Маша отгоняла от себя дурные мысли, но возвращалась к одному. Она обратилась к Антону в надежде, что хотя бы он поддержит еë, а пока ждала ответа, нервно барабанила ногтями по стеклу. Вдруг Машины глаза сузились, затем широко распахнулись. На парковке красовался знакомый чëрный внедорожник, но пустой.       – Я... – начал Антон, но был перебит ударом кулака по стеклу и криком:       – Вот же тихушник!       В вестибюле кипела жизнь, в эпицентре которой оказались рыжеволосый парень, облачëнный в кавказские папаху и кафтан с воротником-стойкой и таинственная девушка. Первый был никто иной, как Евгений Васильевич Ульянов: высокий, широкоплечий, смуглый и до того весëлый, что весь светящийся бронзой. Такой беспечный и простой, что даже тяжело называть его было полным именем. Это был ещë молодой, несносный Женя Ульянов, директор «Коммуны».       – Надо же, я думал, мы опоздаем! – воскликнул он, глядя на часы.       Маша, которая только успела спуститься, застыла на месте от изумления.       – Ты обещала вернуться через неделю, – она смотрела Жене за спину и не верила своим глазам. На мгновение Маша забыла о своих намерениях, а как только вспомнила, приготовилась рвать и метать: – Да что, чëрт возьми, тут происходит?! Жека! Что за халат на тебе?       – Это архалук! – сказал Женя и скинул его с себя. Заприметив мирно стоящего в стороне Антона, он бросил кафтан ему в руки, затем повернулся к Маше и ловко надел ей на голову папаху. – Убьëшь меня позже, а сейчас у меня деловая встреча. Айшель, за мной!       Айшель Алиева – так звали таинственную спутницу Жени и по совместительству главного бухгалтера «Коммуны».       Была она необычайно высокой для женщины: выше Маши и даже Антона, только с Женей выглядела хрупкой. Волосы Айшель иссиня-чëрными волнами свободно стекали вдоль красиво очерченной шеи. Бархатистая кожа с оливковым подтоном сияла молодостью. Блестели и раскосые зеленовато-серые глаза из-под ряда густых ресниц. В руках она с особой нежностью держала букет ароматных белых лилий.       Маша бросилась к ней в объятия и залепетала:       – Ладно Женя дурак, но ты мне почему ничего не сказала?!       Айшель зажмурилась и рассмеялась. На секунду она взглянула на Антона: он небрежно мотнул головой в знак приветствия и поспешил прочь из вестибюля.       – Это было спонтанное решение. Я решила сделать тебе сюрприз.       – Тебя Женя уговорил?       – Это настолько очевидно? – Айшель осторожно высвободилась из объятий, виновато улыбаясь. – Я тоже скучала и знаю, что ты хочешь спросить, но давай обсудим это позже.       На этом они разошлись. Маша двинулась в зал к гостям, а Айшель – вслед за Женей.       Айшель хорошо знала «Коммуну». Она ходила в это место с семьёй, когда они с Женей были детьми, затем устроилась сюда работать, когда должность директора занимал Женин отец – Василий Юрьевич Ульянов. Последние три месяца она работала удалëнно из родного Баку. Изначально отъезд планировался как отпуск в начале лета, но, как бы не было иронично, вернулась она только сегодня: утром восемнадцатого августа.       Строение здания было до невозможного простым: каменные лестницы прямо восходили вверх, в коридорах отсутствовали витиеватые повороты.       В ресторане было три этажа и шесть залов, четыре из которых находились на первом. Это были два помещения для фуршетов, одно для банкетов и бар. На втором этаже находился самый большой зал вместимостью в сто тридцать человек. На третьем располагались кабинеты директора, отдела кадров и зал восточной кухни, что нарочито прослеживалось в его интерьере.       «Коммуну» отличали величавые потолки с изящной лепниной и резными карнизами, колонны и мраморные плиты с неповторимыми узорами в каждом помещении. Это было и в «Восточном» зале. Однако, колонны, как и стены, были выкрашены в красновато-коричневый цвет и испещрены тюркскими орнаментами. В отличие от других, «Восточный» не менял меню за всю свою историю. Составленное Юрием Даниловичем, оно в полной степени отражало многообразие кухни кавказских народов, входивших в состав СССР.       Айшель поднялась на третий этаж, где пахло выпечкой и пряностями. Она заглянула в «Восточный» зал, где сглатывая голодную слюну, попросила у официантов свободную от цветов вазу. Те мигом откликнулись на просьбу: принесли фарфоровый сосуд с золотой росписью плодов граната. Айшель налила в него воду, поставила букет, и довольная вошла в кабинет директора, где еë дожидался Женя.       – Как поживает Василий Юрьевич? – начала она разговор.       Поставив вазу на стол, Айшель зашла за спинку кресла, на котором сидел Женя. Одним лëгким движением она коснулась его медно-рыжих волос и приземлилась на соседнее кресло.       Весной Василий Юрьевич пожаловался на здоровье: мучила жгучая боль в груди, растущая с каждым днëм. Это лето для всех оказалось переломным. В итоге Василий Юрьевич сломался под роком событий. На должность директора «Коммуны» пришёл его сын, Женя, которому только предстояло быть испытанным на прочность.       – Мрачен, злобен, всем недоволен. Иными словами, всë хорошо. Надо проведать его. Составишь мне компанию?       – Я не против, но вряд ли он будет рад моему визиту.       Айшель имела странную способность, которая была еë проклятьем и даром. Знали об этом лишь двое: Женя и Маша. Ни в коем случае это число не должно было увеличиться. Они знали: Айшель умеет видеть души.       Души представляли собой замысловатые образы, отображающие внутренний мир человека: характер, чувства, отношения. Например, душа Василия Юрьевича напоминала айсберг, который то замерзал, то таял, то ласкал измученных жарой, то разбивал потерявшиеся корабли. В присутствии Айшель Василий Юрьевич скрещивал на груди руки, точно защищаясь, а льды его айсберга чернели и плавились.       Айшель не знала, откуда у неë дар. Она с удовольствием бы признала, что сумасшедшая и никакие это не души, а плод буйной фантазии. Но Айшель везде и всегда видела их. Видела душу каждого человека и мгновенно составляла его психологический портрет. Но двух людей она разгадать не сумела: саму себя и Женю. Рядом с собой души она не видела, что показалось логичным: возможно еë отсутствие является платой за необычную способность. Но Женя... Его души она не видела никогда, будучи знакомой с ним всю жизнь. Эта неизвестность выводила Айшель из себя. Она надеялась за лето найти ответ на терзающий вопрос и обрести спокойствие, но интуиция никогда не подводила еë. Как бы Айшель ни пыталась настроить себя на позитивный лад, она догадывалась: ничего не выйдет.       – Он и мне не обрадуется, поверь. Поэтому мы и должны поехать.       В сопровождении Маши в кабинет зашли Белиалы. Стефан энергично шагал впереди, одаривая всех улыбкой. Пахнуло ладаном и нотками дубового мха. Запах был резкий и удушающий, что Женя едва заметно поморщился, а у Айшель перехватило дыхание.       – Добрый день, Евгений Васильевич!       – Добрый день! Присаживайтесь, – Женя указал на стулья с бархатной обивкой перед рабочим столом. Молодым людям предложил занять места на диване. – Это мой заместитель, Айшель Исмаиловна, в дальнейшем можете обращаться к ней по поводу организационных вопросов.       Стефан обратил изучающий взгляд на Айшель. Та слегка склонила голову в знак приветствия, касаясь рукой сердца. Оно громко гудело и рвалось из груди. Причина тому крылась совсем не в резком повышении по карьерной лестнице с главного бухгалтера до заместителя директора.       У Стефана не было души.       – Будьте добры, напомните цель вашего визита.       Тогда оживилась супруга Стефана, Изабелла. Душа еë представляла собой величественную каменную императрицу.       – Мы готовим свадьбу нашего сына Владислава и Магдалены, – говорила она с притворной радостью, что выдавали верха голоса, лязгающие и злые.       – Свадьба – это замечательно! Поздравляю вас. Сколько вы планируете позвать гостей?       Айшель окинула взглядом молодëжь. Сëстры-близнецы сидели между женихом и невестой на диване с мертвецки матовыми невозмутимыми лицами. Владислав был совсем не весел и как-то неприязненно косился на округлый живот Магдалены, пока та, казалось, задыхалась в облаке ароматного морока, заполонившего кабинет. Айшель открыла было рот, чтобы поинтересоваться у неë, не открыть ли окно, но еë перебил Стефан:       – Понимаете ли, – было нечто отталкивающее в его безупречном облике, – мы доплатим за все трудности, которые возникнут в работе... Гостей будет сто восемьдесят.       – И на какой день вы хотите назначить торжество? – Женя заметно помрачнел.       – На двадцатое сентября.       – Как интересно! Такие вопросы решаются за полгода до мероприятия. Самый большой зал вмещает на пятьдесят человек меньше указанного вами количества. На подготовку чуть больше месяца. Обратитесь в другие рестораны. В Москве много мест, которые охотно согласятся помочь вам в организации свадьбы.       Стефан подался вперëд и что-то шепнул Жене на ухо, после чего тот преобразился:       – А что же вы раньше не сказали?       – Нет, я говорил вам, – смеялся Стефан.       – Простите, не расслышал! Будут ли ещё пожелания?       Разговор выдался долгий, и Айшель всё время наблюдала за Стефаном. Это было взаимно. Они нередко пересекались взглядами, и каждый раз Стефан улыбался по-доброму, по-отцовски, но глаза, большие и чëрные, глядели тяжело и пронзительно. Стало ясно: Стефан знает, что Айшель видит отсутствие у него души и, кажется, подозревает еë в том же.       Завершились переговоры неопределённо: Женя обещал обдумать предложение до послезавтра. В момент прощания он был задумчив, что даже не сразу пожал протянутую Стефаном руку, погружённый в собственные размышления. Когда же дверь за Белиалами захлопнулась, Женя ожил: подскочил с места и поспешил распахнуть окна.       – Блять, не могу больше, – Женя высунул голову в открытое окно и жадно вдохнул прохладный бриз с улицы. – Я чуть не задохнулся!       Айшель подошла к нему со спины, и легонько обняв его, усмехнулась:       – Ты на парфюмерию реагируешь, как чëрт на ладан, – уткнувшись в Женино плечо, Айшель посмотрела в окно: небо заволокли свинцовые тучи. Тьма давила. Такой же мрак сковывал грудь Айшель. – Кстати, про чëрта... Я тут заметила кое-что.

***

      – Вы серьëзно хотите узнать результат работы благодаря каким-то картам? – спросил Антон негромко, обращаясь к толпе: официанты и официантки, уборщицы и повара окружили стол, за которым сидели Женя, Маша и Айшель.       Рабочий день закончился, но никто не торопился уходить. Всë внимание было устремлено на Айшель, точнее на еë руки, красиво очерченные в полумраке. Над их столом находился искусственный восточный бук, вокруг ветвей которого вились сияющие гирлянды.       Айшель выбрасывала на белоснежную скатерть карты Таро, и каждый присутствующий жадно ловил эти движения.       В полумраке зала плясали души. Душа Маши представляла собой колесницу, запряжëнную двумя белыми лошадьми. Лошади ржали и тревожно носились вокруг стола. В такой таинственной обстановке любой шорох душил страхом. Показалось, будто по коридору пронеслась нечеловеческая тень.       Айшель с ужасом замечала, что расклад не выходит. Карты беспорядочно падали из взмокших ладоней, а сердце рвалось из груди. Аромат лилий призраком витал по залу, вызывая волну мурашек по телу. Айшель вытащила последнюю карту, поджала губы и показала присутствующим:       – Поняли?       На карте была изображена горящая башня, из окон которой валились люди. Все присутствующие активно закивали.       – Ты понял? – обратилась Маша к Жене шëпотом.       – Нихуя...       – Вот и я ничего не понимаю, – Айшель стукнула себя по лбу, отрешëнно глядя на получившийся расклад. Карты никак между собой не вязались.       – Извините, но я не могу. Получается какая-то бредятина.       – Ничего страшного, – Женя взял Айшель за руку и бережно погладил еë кончиками пальцев. – Ты устала, переволновалась. Я бы тоже не смог что-то делать, когда на меня пялится столько людей.       Женя окинул пронизывающим взглядом персонал, после чего по залу прокатилась глухая тишина. Смущëнные люди стали расходиться. Вскоре ушла и Маша, не дождавшись объяснения расклада.       Чуть позже зал совсем опустел. Женя неторопливо вышел вместе Айшель, ведя еë за руку и нашëптывая ободряющие слова, пока та тяжко вздыхала над дрожащими лепестками лилий.       Он поцеловал еë в уголок губ при выходе из зала. Айшель негромко ахнула, улыбнулась, но подалась назад. Женя вопросительно приподнял правую бровь. До того интимным Айшель показался этот мимолëтный момент, что она не сумела подобрать верных слов, дабы объясниться, только спрятала лицо за букетом и молча указала в коридор. Вернее, на тëмную стену, где стояли притихшие Маша и Антон.       – Вы почему до сих пор не ушли? – спросил их Женя, многозначительно усмехаясь.       Маша спокойно стояла, прижавшись спиной к стене и скрестив на груди руки. Антон, очевидно, нервничал. Женя не видел их лиц, так как был близорук, зато Айшель имела чрезвычайно хорошее зрение. Ей казалось, будто румянец на щеках Антона полыхает во тьме. Его душа, скопление алых звëзд, металась из стороны в сторону, когда же Машина колесница стояла неподвижно.       Айшель смекнула что к чему потянула Женю на лестницу.       – Желаю приятно провести время. Доброй ночи, – сказала Айшель и Женя присоединился к пожеланиям, на что Маша негодующе вспыхнула.       Они развернулись и ушли. С каждым шагом всë труднее становилось разобрать слова. Миновав лестничный пролëт, Айшель забросила это дело и наконец спросила:       – Славный мальчик. Это тот самый новый повар?       – Да.       – Бедняга застеснялся перед Машей. Так ещё и мы пришли.       Айшель положила голову Жене на плечо. Сам он улыбался, думая о своëм.       – Думаешь, она ему нравится? – спросил Женя, оказавшись на последней ступени лестницы. Дальше был вестибюль, а затем выход на улицу. Ливень не утихал, а зонта, как назло, ни у кого не оказалось.       – Да это же очевидно. Он так смотрел на неë всë это время...       – Как?       Она подняла глаза, и все мысли резко понеслись прочь из головы. Женины глаза были полуприкрыты, застеленные томной дымкой. Взгляд, пусть и затуманенный, пронизывал насквозь тяжко и исступлëнно.       – Как ты сейчас.       – И как я смотрю? – спросил Женя, остановившись у выхода.       – Как идиот.       Женя рассмеялся, но вмиг помрачнел, встретившись с Айшель глазами. Видимо, отозвалась давняя горечь, затаившаяся в груди в день, когда Айшель покинула Москву, а вместе с Москвой и его. И на перебой шумела радость: пылкая, смелая и отчаянная.       – Как романтично, милая. Я учту, – он убрал за ухо одну чëрную прядь, лезущую Айшель в лицо и тронул губами еë обнажëнную щëку. – Поехали домой.