Театр потерянных душ

      Небо полыхало заревом заката. Тëплые золотистые лучи стекали по склонам гор и расплывались, точно мëд, по изумрудному лугу. Под босыми ногами горела трава. Невыносимо жгло горло и грудь. Силы были на исходе, и Айшель слышала погоню. Слышала знакомый голос за спиной, и сердце наполнялось ядом.       – Айшель! – повторял голос за спиной, но она и не думала останавливаться, хоть двигаться в свадебном одеянии было ужасно неудобно. – Ты подводишь всю семью, чëртова трусиха! – преследователь остановился, чтобы отдышаться.       Айшель сделала ещë несколько шагов и тоже остановилась. По щеке покатилась слеза. Одна только фраза пошатнула всю еë решимость. Преследователь же не унимался:       – Есть такая вещь... называется долг. И ты должна сейчас же вернуться. Должна извиниться перед своим мужем. Потому что он сидит и ждëт тебя, дуру, которая не то что его, а себя не уважает!       Вдруг холодные мужские руки схватили еë за запястья и скрутили их у неë за спиной. Айшель вырывалась, но безуспешно. Она рычала, будто дикий зверь, и рвалась из плена цепких пальцев. Но было очевидно – соперник победит. Айшель понимала это, и оттого все еë попытки были наполнены горечью безысходности.       – Айшель! – послышался другой мужской голос.       Айшель зажмурилась, рванула вперëд и ощутила, как тело стремительно падает вниз. Распахнув глаза, она не поверила себе. Айшель лежала на полу в спальне. Женя смотрел на неë с кровати, хлопая сонными глазами. На заспанном лице его отпечатался след от подушки.       – Доброе утро, красотка, – проговорил Женя, сладко зевая.       Он протянул Айшель руку, чтобы она поднялась на кровать, и внимательно осмотрел. К взмокшему лбу еë липли чëрные прядки, которые Женя бережно убрал кончиками пальцев.       – Что-то нехорошее приснилось?       – Да... Только я не хочу это обсуждать.       Женя пристально посмотрел ей в глаза, но больше ничего спрашивать не стал. Айшель нервно сглотнула. На мгновение даже показалось, будто не она, а Женя умеет видеть человеческие души, и ему удалось разгадать еë новоиспечëную тайну.       Внешность у Жени была красивая: на правильном точëном лице изящно вырисовывались аккуратный нос и губы, нижняя из которых была чуть пухлее верхней.       Глаза большие и карие были обрамлены длинными, с каплями золота на концах, ресницами. Золото тонкой нитью обрамляло и широкие зрачки. Было что-то в его взгляде хищное и пронзительное, что и отталкивало, и манило одновременно.       – Хорошо. Тогда поторопимся, пора собираться на работу.       День обещал быть насыщенным. Необходимо было поскорее решить вопрос со свадьбой: стоит ли браться за дело или отказаться от него.       Задумавшись вчера о разрешении проблемы с рассадкой, Айшель, Женя и Маша выяснили, что возникает ещë целый ряд проблем: приготовление еды, загруженность персонала, да и вообще нехватка времени.       Сформировалось два лагеря: сторонников проведения мероприятия и его противников. Первый возглавил Женя: по причинам, понятным ему одному, он был преисполнен энтузиазмом. Второй – Маша, уверенная, что ни за какие деньги нельзя браться за дело, из-за которого придётся лезть из кожи вон. Что же до Айшель: она приняла нейтралитет. И стала врагом обоих лагерей.       Дебаты должны были продолжиться сегодня. Лидеры обеих партий уже прибыли в кабинет директора и готовились решать терзающий вопрос.       – Доброе утро, – обратился Женя к Маше. Айшель присоединилась к приветствию.       Маша кивнула и села в кресло напротив Жениного рабочего стола, положив обе руки на подлокотники.       – Доброе.       Маша явно солгала, сказав, что утро доброе. В сочетании с сильной худобой еë сонливый вид создавал впечатление жуткой усталости или даже болезни.       – Начнëм? – спросил Женя.       Маша секунду помолчала, затем подняла на Женю невинные глаза и сказала:       – Знаешь, я тут подумала... Надо соглашаться на предложение.       Женя недоумевающе приподнял правую бровь, но промолчал, ожидая продолжения.       Маша даже воспряла духом. Еë душа, белоснежные лошади, запряжëнные в колесницу, ластились к Жене, будто благодарили его. Тот в свою очередь сел, подобно Маше и заинтересованно склонил голову на бок.       – Белиалы обещают очень хорошие деньги, грех отказываться. Но гостей, однозначно, придëтся сажать близко друг к другу. Если Стефана устроит это, то отлично.       Женя кивнул. Айшель сидела, скрестив на груди руки и опустив глаза в пол. В голове еë роились странные и несвязные мысли: о свадьбе, о Жене, о Маше, о жгучем желании затянуться крепкой сигаретой... и о сне, после которого горло будто сжали ледяными тисками.       – Извините, что перебиваю... Мне не очень хорошо, я пойду на улицу, – Айшель поднялась с кресла, взяла со стола чистый лист бумаги, карандаш и надела на плечо сумку. – Попробую что-нибудь набросать.       – Может, мы вместе сходим? – остановил еë Женя.       – Не надо. Я буду более эффективна, работая в одиночестве.       Женя заметно встревожился, но кивнул, а на непонимание Маши только развëл руками. В это время Айшель покинула кабинет, а затем, минуя коридор, вышла на лестничную площадку, откуда поднялась на крышу.       Тучи лениво ползли по небу, очерченные золотом солнца. Внизу кипела жизнь: машины и люди утопали в туманной дали.       У Айшель имелось два метода борьбы с тревогой. Первый заключался в раскладе на картах Таро. Порой она просто перебирала их, разглядывала яркие изображения, глубоко дышала и успокаивалась. Второй способ был гораздо более примитивным: курение. Начать Айшель решила именно с него.       «Видела бы меня сейчас мама... Тут же бы убила».       Облачëнная в деловую одежду, сопровождаемую всегда остроносыми туфлями на небольшом каблуке, Айшель неуклюже села на корточки и закурила.       Пока сигарета тлела, в памяти всплывали события этой недели. В понедельник состоялся неприятный телефонный разговор с родителями. Мать напомнила, что девятого сентября Айшель исполняется двадцать два года, а она по-прежнему не замужем.       Отец во время звонка больше молчал, – впрочем, как и всегда. Хотя Айшель догадывалась: тот поддерживает мать.       «А по другому и быть не может».       Айшель родилась в Баку, но большую часть жизни провела в Москве. Они жили вместе с родителями отца: азербайджанцем дедушкой Джахидом и русской бабушкой Валентиной Николаевной, которая являлась негласным лидером в семье.       Джахид и Исмаил Алиевы преподавали в университете. Первый – градостроительство, после долгих лет работы архитектором, а второй – прикладную физику. Валентина Николаевна всю жизнь посвятила психотерапии. В детстве Айшель мечтала быть на неë похожей. Как она сама говорила:       «Разве могли воля и самодостаточность этой женщины не покорить воображение маленькой девочки?»       То был рассвет молодой жизни Айшель, но время не стоит на месте: оно стремительно несëтся к полудню. А в полдень, как известно, солнце горит особенно ярко, и тени обретают более ясные очертания. Так сгустились тени старых кумиров, а на языке осел горький вкус табака. Потушив сигарету, Айшель взялась за лист и начертила в центре большой прямоугольник, обозначив тем самым зал на втором этаже, затем колонны вдоль стен.       «Похоже, я здесь надолго».       А вообще, Айшель с годами стала ближе мать, Лейла. Чем дольше работала, больше хотела стать, как она, домохозяйкой.       Ветра не было. Только изредка прохладные его потоки сотрясали блестящие чëрные локоны Айшель и щекотали еë крепкую спину. Вот только в груди было жарко. Странное предчувствие мучило Айшель, будто кто-то наблюдает за ней: видит еë слабость и упивается беззащитностью.       Айшель отложила листок в сторону, отыскала в сумке колоду карт и принялась гадать.       Айшель с детства была склонна к уединению. Не выносила шума, больших компаний, долгих и бестолковых разговоров... В такие моменты еë тянуло оказаться где-нибудь на дне Антарктиды, чтобы никого не было вокруг, ничто не тревожило, только шум волн щекотал бы слух. Правда, это не касалось компаний, где оказывался Женя.       Они познакомились девятого сентября, когда Жене было шесть лет, а Айшель исполнялся год. Их семьи жили по соседству и дружили. Айшель этого дня, разумеется, не помнила, знала только по рассказам родственников и Жени, который помнил всë в детальных подробностях.

***

      Утро было туманным и прохладным. По коридорам носился запах сандала: любимого парфюма Жениной матери, Натальи Григорьевны. Она бегала из одной комнаты в другую, пытаясь найти Женю, чтобы уложить его непослушные волосы.       – Женечка, милый, пожалуйста, я не могу больше, – в отчаянии говорила Наталья Григорьевна, заходя в гостиную. Поиски не удавались: она обыскала все шкафы, посмотрела под кроватями, даже заглянула в стиральную машину, но Жени нигде не было. – Мы опоздаем... И подведëм столько людей.       Она села на диван и хотела уже закрыть лицо руками, но вдруг подорвалась, будто ударенная током.       Знала бы Наталья Григорьевна, что после несносного поведения в детстве, сын вырастет пунктуальным и очень сострадательным человеком. Правда, совершенно не умеющим быть тихим. Как только она села, услышала короткий, сдавленный стон. Недолго думая, Наталья Григорьевна подняла диванные подушки и увидела Женю, свернувшегося калачиком и всего красного из-за нехватки воздуха и стыда.       Именно в этот день Женя понял, что чему суждено случиться, того не миновать. Правда, тогда, он понятия не имел, что у судьбы сегодня были на него огромные планы.       Наталья Григорьевна уложила ему волосы и в очередной раз упомянула, как удивлялись родственники: ни она сама, ни Василий Юрьевич не были рыжими. Зато рыжим был Женин дедушка, Юрий Данилович Ульянов, который умер за неделю до рождения внука.       Наталья Григорьевна всучила Жене подарок, заранее ею купленный, а сама взяла букет пушистых голубых гипсофил, и вместе они отправились в соседний дом.       Там их радушно встретили Валентина Николаевна, Исмаил и Джахид Алиевы. Последнего Женя особенно боялся. Дедушка Джахид был очень высокого роста с густыми угольно-чëрными бородой и усами и зелëными хищными глазами. Он улыбался и нос его тянулся вниз, как у коршуна.       – А где же именинница?       Женя недоумевал: в этом доме никогда не было детей.       У входа в прихожую появился красивый женский силуэт. Это была Лейла. Уставшая после долгой готовки, но счастливая, она держала на руках свою дочь, Айшель.       Исмаил забрал девочку себе, чтобы Лейла как следует поприветствовала гостей. Женщины обнялись и поцеловали друг друга. Та же участь последовала и за Женей. Он поморщился, но не отпрянул.       – Какая прекрасная девочка! – восхитилась Наталья Григорьевна, глядя на Айшель. – И так похожа на отца!       Сходство было в действительности поразительное, особенно глаза: серовато-зелëные и раскосые с длинными чëрными ресницами.       – Да, у неë даже усы уже растут, – иронично заметила Валентина Николаевна и провела пальцем над пухлой губкой девочки, где образовался пушок.       – Ну, до усов Исмаила ей далеко!       – Не так уж и далеко, она же азербайджанка, – сказала Лейла, жалостливо выгнув брови.       Исмаил смеялся, поглядывая на Айшель. Всë же, девочка была милой, как бы злостно не шутили мама и бабушка. Исмаил легонько поцеловал еë в висок и вдруг заметил, что глаза Айшель направлены в сторону Жени и были широко распахнуты.       – Что такое? – спросил он еë низким хрипловатым голосом.       Айшель застенчиво уткнулась отцу в грудь и указала пальчиком на Женю.       – Хочешь увидеть подарок? – он подозвал Женю поближе.       Тот подошëл и протянул коробку в красивой обëртке, на которой были изображены серебряные луна и звëзды. Вдруг прежде спокойная и кроткая Айшель начала ëрзать и требовательно дëргать ворот рубашки отца.       – Опусти еë, – вмешался дедушка Джахид, наблюдавший за действом из кресла в углу комнаты.       Исмаил так и сделал. Сел на корточки, чтобы Айшель и Женя поравнялись. Взрослые замерли в ожидании. Айшель застенчиво улыбалась Жене, но в глазах еë полыхал восторг. Она потянула к нему свои ручки и неуклюже погладила его по голове, как котëнка. Все присутствующие рассмеялись. Один Женя стоял как вкопанный, не зная, как реагировать. Айшель гладила его по рыжей макушке, будто пытаясь приручить.       – Айшель, это – Женя, твой друг, – говорил дедушка Джахид.

***

      С того самого дня в глазах Айшель поселился диковатый огонëк, частичка того непокорного пламени из Жениного сердца. Сам того не замечая, Женя привязался к Айшель. Он стал первым человеком, кому она открыла свой дар видения душ. И первым, кого она по-настоящему полюбила. Теперь Айшель не сомневалась, что это любовь. Это чувство оказалось сильнее всех других, терзавших еë, что и отразилось в раскладе. Айшель ощутила, как запылали щëки. Со спины еë будто обнимали, но никого кроме неë на крыше не находилось. Как многозначительно говорила сама Айшель:       «Ни души».       Айшель огляделась. Моментами ей самой становилось с себя смешно. Никто, как она, не умел выдумывать себе поводы для беспокойства. Айшель посмотрела в последний раз на одну карту, неожиданно выпавшую ей, и приложила к груди.       «Сила».       А ведь весной она не могла и подумать об этом.       Началось всë с того, что черты характеров, которые прежде Айшель и Женя любили в друг друге, стали причинами конфликтов. Айшель любила Женины острый ум, решительность, инициативность. Теперь эти качества виделись ей в худшем их проявлении. Остроумие превратилось в грубость, решительность – в жестокость, инициативность – в назойливость.       Женей же привычное спокойствие Айшель воспринималось как равнодушие, чистоплотность – как привередливость. А мрачные предсказания, к которым Женя обычно прислушивался, стали выводить его из себя.       Ссоры быстро начинались и также быстро заканчивались. Но жить в таком напряжении становилось невозможно. С приходом весны проблемы коснулись и чувственной стороны отношений.       Вспоминая одну из таких ночей, Айшель покрывалась холодным потом. Она вспоминала грубые Женины руки, его хриплый голос, неровное дыхание, его попытку обняться и последующее за этим разочарование.       – Такое ощущение, будто тебе противен не сам секс, а я, – сказал Женя и нервно улыбнулся.       Айшель промолчала. Позже последовали извинения, но Женя лишь отмахивался. Он оделся и бросил одну только фразу:       «Я тебя понял».       В гнетущей тишине прошëл следующий день. Обычно перед сном они могли подолгу болтать, лëжа в кровати, но в этот раз Женя молча отвернулся. Айшель осторожно дотронулась до его плеча, проверяя реакцию, затем обняла. Женя лежал смирно. Даже не вздрогнул, когда горячее дыхание обожгло шею.       – Повернись ко мне, – попросила Айшель.       – Зачем?       – Я хочу смотреть тебе прямо в глаза.       Женя нехотя перевернулся на другой бок.       – Ты совсем молчаливый весь день. Меня это очень пугает.       – Ты тоже промолчала, когда мне было страшно, – эта короткая, но такая резкая фраза бросила Айшель в холод. – Знаешь, бывают такие случаи, когда молчание красноречивее всяких слов. Это был как раз тот случай. Ты ведь меня уже не любишь, да?       На последнем предложении он улыбнулся так спокойно и так жутко, что Айшель пожалела, что начала этот разговор.       – Ты просто привыкла. Это уже не любовь. За двадцать семь лет жизни я понял, чем отличается привычка от любви, поэтому прекрасно знаю, о чëм говорю.       Айшель судорожно дышала. Ей жутко не хватало воздуха. Она проговорила тихо и жалко:       – Ты был моим героем.       – А сейчас я – злыдень, который отравляет тебе жизнь.       Женя погладил своей горячей ладонью плечо Айшель. Он не злился и не обижался. Просто слушал, как Айшель повторяла слово «нет», и чувствовал, как на губах пеплом оседала горечь.       – Не будем пороть горячку, – сказал Женя мягко, – Всë будет хорошо. Справимся. По одиночке или вместе, но мы справимся.       Когда градус напряжения понизился, они пошли к психологу. Прошëл ещë месяц. Женя стал директором «Коммуны». Неохотно, тревожась, они приняли решение разъехаться. Айшель улетела в Баку, а Женя остался в Москве.       Первое время пришлось очень трудно. Только ступив на родную землю, Айшель ощутила, как заныло еë существо. Перед ней открылся мир, совершенно противоположный тому, в котором она жила последние годы. Айшель потеряла связь с мусульманскими корнями. Теперь в Баку она была чужой.       За лето Айшель обособилась. Завела новые знакомства, путешествовала по Азербайджану, и с каждым днëм понимала, что родина еë – Россия. Родина еë там, где Женя.       С раскладом было покончено. Айшель распрямила плечи, и тело охватила ломящая боль. Она мученически застонала и вдруг снова ощутила присутствие. Тëплое, ненавязчивое, родное и знакомое. Осмотрелась, а как только отвернулась, чтобы убрать карты, услышала шаги и тяжкий, протяжный вздох.       – Ужас, всего-то два лестничных пролëта, а я выдохлась, – это была Маша. – Мы договорились с Женей в начале августа ходить по выходным в спортзал. По итогу сходили только в ту субботу...       – И как прошло?       – Отвратительно. Но потом мы пошли в бар, и всë было отлично. Решили, что пусть здоровый образ жизни идёт... – Маша махнула рукой, не закончив.       – И правильно, – Айшель протянула Маше пачку сигарет. – Будешь?       – Нет, спасибо, – Маша подошла ближе. – Она тут и гадает... На что в этот раз?       На карте была изображена девушка на залитой солнцем поляне. Она обнимала огненно-рыжего льва.       – Это же, по-моему, хороший знак, да?       Айшель смутилась. Она собрала карты в чехол и положила обратно в сумку.       – Да.       – Это расклад на Женины чувства? Да? А почему ты не рада.       – Я рада. Не знаю, почему ты так подумала.       – Тогда что с лицом?       – Обычное лицо женщины кавказской национальности.       Маша и Айшель познакомились, когда впервые пошли в школу и оказались в одном классе. Затем поступили в один институт, правда, на разные направления. Но весь этот тяжëлый и туманный путь во взрослую жизнь они прошли вместе.       Тогда же, в первом классе, Маша познакомилась и с Женей, который тогда учился в шестом. За эти годы он стал ей, как старший брат. Они частенько спорили, ругались, так как оба имели бунтующие характеры. Но чем чаще спорили, тем сильнее крепла связь между ними и выяснялись сходства.       – Антон принëс нам завтрак, – опомнилась Маша. – Пойдëм.       Добравшись до кабинета, Айшель принялась объяснять свою идею, попутно нанося на лист новые детали: президиум и столы. За время пребывания на улице она представила примерную рассадку.       – Гостей в любом случае придëтся посадить близко друг к другу, – сказала Айшель и обозначила в правом верхнем углу первый стол. – Нужно сделать это так, чтобы осталось свободное место в центре зала. Гостей сто восемьдесят. Отбросим жениха и невесту, будет сто семьдесят восемь. Сдвинем столы так, чтобы объединить за каждым где-то человек по десять. То есть, нам нужно восемнадцать. Или тридцать шесть столов. Я это к чему... – опомнилась Айшель, – вечером проверим эту идею. Если останется достаточно свободного места, то можем смело соглашаться на предложение Стефана.       – Нужно будет то же самое придумать касаемо залов для фуршетов, – сказала Маша.       – Понимаешь... – обратился к Айшель Женя, – на таких свадьбах он всегда бывает. Стефан проговорился, что ему этого тоже бы хотелось.       – Ему много чего захотелось. Мы будем кое-как объединять гостей за столами, а здесь ещë и фуршет. Вы представляете, каково придётся поварам, которые будут готовить и закуски, и основные блюда?       – Когда я работал здесь администратором, отец брал заказы ни чуть не меньше нынешнего. Да, поварам тяжело, но это их работа, – Женя покачал головой и строго добавил: – Свадьба должна пройти достойно. Мелочиться нельзя.       Маша, отпив из кружки небольшой глоток чая, объяснила Айшель:       – Не знаю, как делают в Азербайджане, но в последнее время популярно проводить фуршеты на свадьбах. Это отличный вариант, чтобы гости развеялись, поговорили с теми, с кем сами пожелают. Потому что за время банкета это сделать невозможно.       Айшель тяжко вздохнула и перешла в отступление:       – Хорошо. Если это и вправду нужно, сделаем.       За фразой этой крылся весьма очевидный посыл:       «И не говорите потом, что я вас не предупреждала».

***

      Весь день они провели в нетерпении. Дождавшись окончания рабочего дня, Айшель поужинала и вышла прочь из «Восточного» зала. Маша и Женя решали какие-то вопросы, поэтому шла она одна. Довольная вкусным ужином, Айшель не особо торопилась. Взгляд еë был немного туманным, по телу разливалось тепло. Но безмятежность продлилась недолго.       Вдруг Айшель ухватили за запястье и потянули за массивную колонну.       Айшель не потребовалось усилий, чтобы узнать этого человека. Поэтому, оказавшись прижатой к стене, внешне она осталась невозмутима. Только лëгкий румянец выдал еë.       Женя навис над ней сверху, оперевшись рукой о стену.       – Это такие у тебя с Машей важные дела?       Удивительная Женина черта: его язвительность. Даже молча он умудрялся проявлять еë. Так и сейчас Женя сделал невинные глаза и просто кивнул. Но и Айшель была непромах.       – Как жаль, что ты не разговариваешь. Я вот хотела с тобой обсудить кое-что важное, а потом поцеловаться.       Женя усмехнулся.       – Я не ребëнок, чтобы на это купиться, – сказал и потянулся поцеловать Айшель, но она накрыла его губы ладонью.       – Ты просто так пришёл или что-то хотел?       Женя немного отпрянул.       – Пойдëшь со мной завтра на свидание? – встретив негодующий взгляд Айшель, Женя пояснил: – Завтра звездопад. Я подумал, тебе захочется посмотреть.       Айшель обняла Женино лицо ладонями, и губы еë изогнулись в лëгкой ухмылке.       – Звездопад?       – Именно. Можно прогуляться до прудов и посмотреть там. Но, знаешь, я бы предпочëл посмотреть с балкона. Взять вино, закуски, соорудить кальян...       – Мне нравится второй вариант.       Не дожидаясь ответа, Айшель поцеловала Женю в губы. Он обнял еë за талию и прикрыл глаза от удовольствия.       На втором этаже Айшель и Женю ждали Маша и Антон. На Маше лежала миссия собрать свободный народ, чтобы расправиться с планировкой как можно быстрее.       – Антош, я в тебе не сомневался, – сказал Женя, засмущав тем самым Антона. – А где все остальные?       Маша обречëнно развела руками и ответила:       – Как ни странно, у всех дела дома: начиная родами кошки и заканчивая операцией по пересадке заусенцев.       – Понятно, – Женя подошëл к Антону, оглядел его с ног до головы и заключил: – Спасибо.       Айшель, улыбаясь, кивнула Антону, присоединяясь к Жениной благодарности.       – Ты знаешь, что надо делать?       – Маша показала мне эскиз. Поэтому, да.       Айшель предлагала сдвинуть друг к другу каждые два стола и объединить тем самым сто семьдесят восемь гостей в группы по десять человек. И только за одним столом посадить оставшиеся восемь.       – Тогда приступим.       Роскошные люстры покачивались над их головами, озаряя комнату медовым блеском.       Каждый звук в этой звенящей тишине звучал ужасно громко и резал слух. Айшель помогала Жене расставлять стулья, Маша – Антону.       – Какие планы на выходные? – первым молчание прервал Женя и все резко обернулись на него. – Твои планы я знаю, – сказал он Айшель и они многозначительно друг другу улыбнулись.       Вопрос был совершенно невинный, но Антон заметно напрягся. Айшель видела, как взволновалась его душа: звëзды вдруг вспыхнули ярким алым светом, а затем начали гаснуть, и так снова и снова. Маша тоже слегка занервничала. Колесница вкрадчиво двигалась вдоль колонн, наблюдая за звëздами.       – Скорее всего, останусь дома, – сказал Антон, пожимая плечами. – Неделя выдалась трудная, хочется отдохнуть.       – Понимаю, – ответил Женя, тяжко вздыхая. – Слушай, Антон, а ты не хочешь повышение по работе?       Маша и Айшель переглянулись. Обе ожидали какого-то подвоха: такой добродушный тон в сочетании с серьëзным лицом у Жени не предвещали ничего хорошего. Казалось, вот-вот он попросит Антона продать ему свою душу. Даже карие глаза его стали хищно-янтарными.       Антон расправил плечи, набрал в грудь побольше воздуха и спросил уверенно:       – Что мне нужно будет сделать?       – Взять на себя руководство подготовкой к фуршету. Справишься – назначу су-шефом, – Женя взглянул Антону в глаза долгим пронизывающим взглядом, ухмыльнулся и продолжил: – У тебя есть время подумать до завтра.       – Антон, а где ты работал раньше? – спросила Айшель. – У тебя был когда-нибудь опыт такого рода?       – Опыт был. В Нальчике я работал в ресторане «Панорама», – Антон немного усмехнулся. – О масштабах кавказских свадеб вы знаете, тут и говорить ничего не нужно.       – Так ты кабардинец? – уточнила Айшель.       – Наполовину. Моя мама из Кабардино-Балкарии, а отец – русский.       Женя многозначительно посмотрел на Машу, и губы его дрогнули в лëгкой ухмылке.       С перестановкой было покончено. Айшель окинула зал долгим взглядом: столы стояли по бокам, тем самым в центре образовалось большое свободное пространство. План оказался удачным.       – Ну вот, а ты переживала! – сказал ей Женя, а затем обратился ко всем присутствующим: – Всем спасибо за работу!