Театр потерянных душ

      Айшель стояла у зеркала, разглядывая серебряные серьги, заманчиво сверкающие сквозь вьющиеся у висков чëрные пряди. Самир, одетый в деловой бежевый костюм, топтался в тесном коридоре, играя с Селин. Время тянулось необъяснимо долго и, слушая ритм вкрадчивых шагов, Айшель чувствовала нарастающую тревогу. Тягучую, жуткую, путающую мысли и пальцы, неуклюже теребящие пуговицы на блузке. Айшель глянула на Лале, которая усердно пыталась обвести губы розовато-коричневым карандашом, но, надавив слишком сильно, сломала стержень.       – Звонил Юра. Просил, чтобы мы приехали пораньше, – крикнул Эрн из коридора.       Столкнувшись с Самиром у входа в комнату, он поцеловал Селин в лоб, а затем перевëл взгляд на Айшель и Лале. Первая была полностью собрана, зато последняя задумчиво сидела перед зеркалом и всë водила истерзанным карандашом по контуру побелевших губ.       – Ляля?– встревожился Эрн и быстро зашагал к ней. – Ляль, всë хорошо?       Он сел рядом на колени, и бережно убрал волосы с лица Лале, открывая обзор. Та, не отводя взгляда от зеркала, сказала, едва перебирая губами:       – Я не поеду.       Совсем маленькая, исхудавшая и до дрожи хрупкая Лале казалась рядом с Эрном ещë мельче. Он осторожно взял еë крошечные ладони в свои и спросил:       – Почему?       Айшель тоже села на пол подле Лале, тревожно заглядывая в еë сверкающие влагой чëрные глаза.       – Я неполноценная женщина, – голос предательски дрогнул, а по щекам потекли слëзы. – Не смогла выносить ребëнка, а наряжаюсь, будто мне есть чем гордиться.       Эрна словно ледяной водой окатили. Лицо его вытянулось, а глаза широко раскрылись. Он бережно поднял Лале на руки и, сев на стул, усадил к себе на колени. Та, не смея поднять глаз ни на Эрна, ни на Айшель, закрыла руками лицо, сотрясаясь от плача.       – Эрн, я не поеду, правда... – прогнусавила она, вжимаясь головой в чужое плечо.       Тот молчал, поглаживая еë тонкие руки и спину, и вдруг сказал:       – Если ты не поедешь, то и я останусь дома.       Лале всколыхнулась, и вцепившись пальцами в ворот его пиджака, залепетала:       – Нет, тебе надо поехать!       – И оставить тебя одну? – отвечал Эрн спокойно. – Если ехать, то только вместе. И решать проблему будем мы тоже вдвоëм.       Лале смотрела на Эрна, и её нижняя губа жалостливо подрагивала. Видно, слова задели еë за живое, и в глазах вспыхнул живой огонь.       – Я выгляжу отвратительно.       Эрн стëр с еë щëк слëзы, и прошептал на ухо:       – Ты очень красивая сейчас, даже без косметики.       Лале отрицательно мотнула головой, и Эрн обнял её крепче. Оказавшись вплотную друг к другу, он тронул губами еë влажную щëку и заговорил ещë тише:       – Mənim mələyim, если не веришь, я сделаю всë, чтобы тебя переубедить.       Лале по-прежнему плакала, но зарывалась в объятиях Эрна пылко и жадно.       – Мы попробуем ещë раз, – сказал, и Лале вздрогнула. Она глянула ему в глаза, изнемогая от ведомого ей одной чувства. Еë щëки порозовели, а руки отчаянно и любовно держали плечи Эрна, будто в них было спасение.       Лале кинулась обнимать его за шею, и от этого порыва они чуть вместе не упали со стула.       – Я тебя люблю, – проговорила она отчаянно сквозь слëзы.       И Эрн, умиротворëнно улыбаясь, ответил:       – Я тебя тоже.

***

      Вечер сгущался. Закат розоватыми брызгами любовно скользил по верхушкам елей. В напряжëнном воздухе гудел ароматно-сладкий табачный дым, взлетая над досчатой террасой в небо. Айшель удержала губами сигарету, мысленно проговаривая вопрос картам.       Манара ей полюбилась. Вопреки негативным мнениям, Айшель с удовольствием гадала на ней и получала объëмные ответы.       «В каких отношениях находились Юрий Ульянов и Айшель Алиева?»       На террасе перед ней сидел Женя, который был в курсе всех последних событий. Айшель полагала, что скоро он не выдержит и обвинит её в сумасшествии. Но сейчас он тихо наблюдал за движениями еë рук на стуле напротив, прижав колено к груди и положив на него голову. На металлическом столике быстро образовывались карточные ряды, сменявшие друг друга, и Айшель всë более увлечëнно задавала новые вопросы.       «А Эрнест и Юрий?»       Окончив расклад, Айшель откинулась к спинке стула и обеими руками схватилась за голову.       – Что там? Ничего не понятно, но как всегда очень интересно? – спросил Женя, грустно улыбаясь.       Рабочая неделя промелькнула незаметно. Женя провëл еë в напряжении, поэтому Айшель взяла планирование отдыха на себя. Она арендовала дом на двое суток, купила продукты и пригласила Машу и Антона. Ради последнего пришлось прибегнуть к уловке. Шутя, Айшель предложила Жене написать Антону приглашение, а передать его через Машу.       – Не-а! – усмехнулась Айшель. – Я вроде поняла. Только все мои старые предположения оказались не верны.       Женя вопросительно выгнул правую бровь. Он молчал, позволяя Айшель свободно говорить столько, сколько посчитает нужным.       – Мы ранее выяснили, что у Юры был конфликт с моими родственниками, который разрушил их отношения. Я полагала, они с Айшель были любовниками, но карты говорят, что между ними ничего не было, – ткнула пальцем в центральную карту. – Зато какая-то непонятная связь имелась у Юры и Эрнеста. Шут говорит об отношениях, в которых один – манипулятор, а другой – игрушка в чужих руках. Судя по всему, Юрий пользовался Эрнестом, а тот не понимал этого.       На карте была изображена милая синеволосая девушка, на коленях которой лежала деревянная кукла, восторженно смотрящая ей в глаза.       – Только для меня не ясно, что могло заставить Юру относиться к Эрнесту таким образом. Допустим, да, ему было полезно иметь в окружении архитектора, который смог бы воплотить план строительства «Коммуны». Но они подружились гораздо раньше, когда Эрнест был ещë подростком.       – А ты уверена, что это именно дружба была? – вдруг равнодушно бросил Женя.       Айшель чуть не подавилась дымом.       – А что тогда? – спросила Айшель, откашливаясь.       – Ну, – протянул Женя, – между мужчинами не всегда бывает только дружба. Вот как у нас, например, с Антоном.       – Деловое сотрудничество?       Женя прыснул и, кивая, ответил:       – Оно самое, – затем, мгновение помолчав, добавил: – Я думаю, причина их конфликта носит личный, а не деловой характер.       Айшель согласно кивнула, хотя была поражена. Кончики пальцев неприятно кольнуло, когда они коснулись Шута.       – Знаешь, а ведь Лале мне и слова не сказала о Юре, да и вообще о связи Эрна с «Коммуной». Ни бабушка, ни дедушка: вообще никто не говорил об этом.       – Понятное дело. Никто бы не захотел вспоминать о человеке, который причинил вред твоему близкому, – Женя задумчиво глянул на багровеющий лес и, немного помолчав, сказал: – Ты же веришь в реинкарнацию?       – Верю, – ответила Айшель, стушевавшись по началу. Она догадалась, к чему клонит Женя.       – Что если это видения из прошлых жизней? В моëм случае вышло так, что дедушка Юра умер незадолго до моего рождения. Может, его душа перешла ко мне?       – Возможно... – проговорила Айшель негромко, делая последнюю тяжку. – А моя тогда кому принадлежала?       Вопрос был риторическим. Воспоминания о лете, проведëнном с Лале, и о поездке к родителям ясно и живо отзывались в ней по сей день. Памятью Айшель обладала отличной, и она точно помнила:       – Айшель умерла гораздо позже моего рождения, а Эрнест... как раз за месяц до него.       По телу прошëлся холодок. Слова вместе с привкусом табака осели на языке горечью. Айшель потушила сигарету и посмотрела Жене в глаза. Он глядел на неë пристально и, по обыкновению, пронзительно, выражая тем самым немое согласие и поддержку.       Тем временем за спиной раздался глухой стук. За окном, возле которого сидели Айшель и Женя, стояла Маша, зазывая их в дом.

***

      Закат скользил вдоль бревенчатых стен, увешанных персидскими коврами. Айшель, Женя, Антон и Маша расселись на диване перед дубовым журнальным столиком, на котором брызги зарева отражались, точно кровавые ягоды граната.       Именно насыщенный аромат этого фрукта окутал помещение вслед за напряжëнным хлопком пробки винной бутылки. Маша заулыбалась, радостно хлопая в ладоши, когда из сосуда потянулся тонкий дымок, и Антон принялся разливать напиток по бокалам.       Женя видел, как тот нервничает. По приезде Антон признался ему, что ужасно переживает, так как не внëс никакого вклада в организацию мероприятия. Женя успокоил его, сказав, что этим не занимался даже он сам. Впрочем, глядя на стол, усеянный закусками, понял, что их разговор оказался бесполезен.       – За встречу! – воскликнула Маша, и компания дружно чокнулась бокалами.       Гулкий звон стекла провозгласил начало застолья. Женя глянул на Айшель, вжавшуюся в спинку дивана. Та удовлетворëнно вздохнула, облизнула губы, на которых призраком осел вкус граната, и наконец встретила Женин взгляд. Слова были лишними. Женя тут же протянул Айшель брускетту с жареными шампиньонами и пармезаном.       – Спасибо, – улыбнулась Айшель.       – Неделя сумасшедшая выдалась, правда? – обратилась к компании Маша, залпом выпившая бокал вина.       – Она ещë не закончилась, заметь, – парировал Антон, лениво бросивший в рот кусочек винограда. – Может ещë что угодно произойти.       – Что же, Антош? – загадочно спросил Женя, заглянув сквозь полузакрытые веки Антону в глаза и улыбаясь одним уголком рта.       – Ты первым напьëшься и пойдëшь пьяный дебоширить, вот что, – бросила Айшель, и все разом засмеялись.       Женя повернулся к ней с чрезвычайно важным видом, выставляя вперëд грудь, и совершенно серьёзно спросил:       – Когда такое было? – в конце всë же не удержался и усмехнулся.       – А когда такого не было? – вступилась Маша.       Тогда Женя и вовсе прекратил притворяться и рассмеялся.       – А я думаю, что Маша первая напьëтся, – сказал Антон, и все мигом повернулись на него.       Маша улыбалась, но в серовато-голубых глазах еë сверкнула сталь.       Зато Женя был доволен, и он расслабленно откинулся к спинке дивана. Подняв голову, он приметил необычный ковëр с восточным узором, в центре которого цвëл синий бутон, напоминавший глаз, пристально следящий за компанией.       – Поспорим? – шутливо спросила Маша.       – Давайте лучше сыграем во что-нибудь, – Антон на удивление ловко маневрировал, уворачиваясь от конфликтов, и делал это чрезвычайно уверенно. – В ту же правду или действие.       Все переглянулись и согласились.       Вечер протекал незаметно, и никто уже не считал часов, как и выпитых бокалов. Женя был спокоен и с удовольствием замечал, как расслабленно дышит, положив голову ему на плечо, Айшель, и как веселится Маша. Антон оказался прав: она опьянела первой и выдавала правду без замедлений и всяких тайн. Женю это даже умиляло: по-детски смешной и восторженной она была, рассказывая различные истории, без стеснения дурачилась и выглядела совсем не пошлой, а родной и забавной. Иногда она заигрывалась и, отвечая на вопросы, переводила их в целые дискуссии. Так в один момент Маша выпалила:       – Да, вот мой первый секс был в двадцать один, и что? Вот у вас когда это произошло?       Женя только повëл бровями, но промолчал. Он больше не пил, и аппетит резко пропал.       – В восемнадцать, – ответила Айшель равнодушно. – Но знаешь, я ничего такого не вижу в том, чтобы лишаться девственности и позже. Лучше делать это, во-первых, с человеком, которого ты не просто любишь, но и которому доверяешь. А во-вторых, не наспех, лишь бы это случилось.       – Согласен, – добавил Антон, тяжело вздыхая.       Айшель хитро прищурилась, наблюдая за ним, и спросила, понизив голос:       – Антон, а у тебя как это было?       – Как раз-таки наспех и лишь бы случилось, – усмехнулся он. – Мне тогда шестнадцать было, а мозгов-то не имелось.       – Да прям уж не было. Всякое бывает, тут постыдного ничего нет.       Антон отмахнулся и заулыбался шире.       – Ну, знаете, когда ты стоишь и совершенно не втыкаешь, что, куда и как... В общем, я опозорился тогда страшно.       Маша жалостливо выгнула брови, смеясь, а затем перевела взгляд на Женю.       – Жень, ты чего молчишь? Ты-то тогда втыкал?       – Ещë как, – усмехнулся Женя и нечаянно посмотрел на Айшель, не сводящую с него глаз. – Мне тоже было тогда восемнадцать.       – А вы... вместе это?.. – неловко поинтересовался Антон.       Женя, Айшель и Маша рассмеялись.       – Так уж вышло, что я его уже целованным подхватила, – пояснила Айшель. – А вообще, вы тут все грехопадением занимаетесь. Мужчину до свадьбы может ласкать один только ветер.       – Правильно! – подхватила Маша воодушевлëнно, и они с Айшель чокнулись наполовину пустыми бокалами. – Жень, так что, правда в восемнадцать? Я думала, ты гораздо раньше.       – Ну, вот так, – Женя пожал плечами. – Девушка, с которой я впервые занялся сексом, была меня старше на три года, а потом уже вскрылось, что у неё был парень.       – А как вообще ты об этом узнал? – удивилась Маша, услышавшая эту историю впервые.       – Когда этот парень меня после пар подкараулил у моего подъезда. Ну как парень... Мужчина. Ему, на вид, лет тридцать было, – нервно сглотнул и поднял глаза на присутствующих. – Вот и начал он меня допрашивать о наших с той девушкой отношениях, угрожать и всë прочее. Я почему-то тогда подумал, что это он – изверг, не даëт ни ей, ни мне быть счастливыми. Короче, как и у Антона, мозгов тоже не было.       Постепенно тема первого секса забылась. Они допили вино, и помаленьку начали убирать со стола закуски, от которых остались одни крошки. Маша неустанно шаталась из стороны в сторону, путаясь в собственных же ногах. Борясь с плетущимся языком, она заговорила:       – Хорошо посидели, мои хорошие! А теперь я пойду спать.       – Давай, Маш, доброй ночи, – крикнула ей Айшель с кухни, на момент прекратив мыть посуду.       Женя стоял в дверном проëме, вытирал мокрые руки полотенцем и наблюдал за Машей: она поплелась в сторону лестницы и едва не подскользнулась. Он хотел было подорваться и довести еë на второй этаж, где располагались все спальни, как еë мигом подхватил Антон.       Женя удивлëнно вскинул брови. Никогда он прежде не видел такой прыти у человека, который в считанные мгновения преодолел периметр комнаты, чтобы успеть поймать пьяную Машу.       – Доброй ночи, – попрощался Антон с Женей и Айшель и попытался заставить Машу шагать по ступеням, опираясь на его плечо.       – Ага, доброй, – ответил Женя, наблюдая за отчаянными потугами Антона, как вдруг тот подхватил еë на руки.       На секунду Женя даже не поверил глазам, а когда поймал себя на том, что трëт уже сухие руки, вернулся на кухню. Он подошëл бесшумно, но внезапная икота всколыхнула и его, и Айшель.       – Чëрт, ты напугал меня, – выдохнула она.       – С чего это я чëрт? – сказал и снова икнул.       Айшель усмехнулась и налила Жене стакан воды. Тот принялся пить жидкость мелкими глотками, но икота никак не отпускала.       – Я не помню, чтобы ты рассказывал про свой первый секс. Ты же был с той девушкой в отношениях?       – Да.       – Если честно, я, как и Маша, думала, что у тебя это было раньше.       Женя знал, к чему Айшель ведëт. Он помнил этот взгляд с прищуром и улыбку, трогающую одни уголки губ.       – Знаешь, я был бы и рад лишиться девственности с тобой, в двадцать четыре года, – на момент задумался. – Мне же тогда столько было? Но вот судьба моя так сложилась.       – Ты жалеешь?       Женя помрачнел и медлил, прежде чем ответить.       – Немного. На самом деле... – не успел договорить, как раздался телефонный звонок.       Айшель извинилась и подорвалась к телефону, как вдруг насупилась и тут же сбросила вызов.       – Пошëл к чëрту, Стефан! Колдуй без меня.       – Правильно, – серьëзно ответил Женя, как вдруг снова икнул, вызвав у Айшель трогательную улыбку. – Ты как всегда права, дорогая.

***

      Антон уложил Машу на кровать и собирался уже уйти, как та, глядя на него совершенно ясными и напористыми глазами, сказала:       – Не уходи! – Маша схватилась за полосатую голубую рубашку Антона, сама не осознавая, что впилась в ткань, как утопающий за спасательный круг.       – Маш, ты пьяная, прекрати, – прошипел Антон, но не освобождался.       – И что?! Да, пьяная, зато искренняя, – возразила она, и Антон едва сдержался, чтобы не прыснуть от смеха. – Я очень хочу, чтобы ты остался. Неужели откажешь?       Маша судорожно дышала и непроизвольно укрепляла хватку. Молчание Антона делало из еë тела один сплошной оголëнный нерв. И сердце, и разум толкали Машу рискнуть: поймать надрывную ласку, не страдать, не медлить, надеясь, что Антон сжалится над ней, такой нелепой и пошлой. Он открыл было рот, чтобы сказать что-то, но Маша резко прильнула к его губам с грубым, диковатым поцелуем.       «Сам виноват! Надо брать, пока есть возможность».       Безумная и резкая, она в глубине души боялась быть слишком откровенной с Антоном. Первую их близость ещë старалась сохранять самоконтроль, но сейчас даже разум, разбалованный алкоголем, свирепо кричал ей выжечь на чужом сердце больную метку. Чтобы Антон разделил с ней муки, чтобы знал, до чего невыносимо ей было терпеть жажду, когда они не знались, и всю эту неделю, пока они избегали друг друга.       Маша быстро стянула с чужого туловища рубашку и потянулась расправляться с ширинкой джинс. Руки неумолимо тряслись в волнительном и жгучем предвкушении. Антон на мгновение отпрянул, и Маша, засмотревшись в его глаза, разом отвернула голову на бок.       «Что со мной? Неужели я боюсь?»       Антон снял футболку и навис над Машей, проведя кончиком языка вдоль еë уха.       «Да что же это такое!?»       Маша закрыла лицо ладонями, вздрагивая всем телом. Но ощутив, что Антон поднимается над ней, испуганно выглянула сквозь пальцы.       – Может, нам не стоит? – спросил Антон, обжигая Машину душу спокойным голосом.       – Нет, нет, всë в порядке! Не знаю, что со мной... Я странно...       – Волнуешься?       Помедлив, Маша стыдливо кивнула.       – Хочешь, я сам всë сделаю? А ты будешь направлять меня, как тебе будет приятнее.       Маша чувствовала себя, как будто занималась сексом в первый раз. Она хорошо помнила, как боялась делать это впервые, но вопреки страху, старалась не выдавать неопытности. Она помнила испытанную боль. Помнила страсть, купленную пожизненным позором, и по щекам невольно струились слëзы.       – Маш? – тревожно спросил еë Антон, встряхивая за плечи.       – Я хочу, Антош, правда. Просто... будь осторожен.       Антон ещë немного постоял, теряясь в сомнениях, и, наконец решившись, смахнул с лица Маши солëную слезу и накрыл это место поцелуем. Затем, бережно запуская руки ей под футболку, поцеловал шею и острые ключицы. Он раздевал Машу неторопливо и осторожно. В его больших, мозолистых руках она казалась чрезвычайно хрупкой, прозрачной, точно хрустальной.       Антон исцеловывал каждый уголок еë тела, сладко придыхая. Даже добравшись до стоп, ничуть не стесняясь, приласкал и их. Маша дëрнулась, негромко смеясь.       – Щекотно, – пояснила она и повторила громче, взрываясь хохотом, когда одной рукой Антон удержал еë за лодыжки, а другой принялся щекотать пятки. – Прекрати, щекотно!       Тогда Антон навис над ней, опираясь на левую руку, а правой скользнул по животу. Та инстинктивно шире раздвинула ноги, и ахнула, ощутив, как пальцы медленно, но верно принялись наращивать темп. Невыносимо тяжело было дышать под тяжестью чужого тела, но и так приятно оказалось вдыхать его призрачный аромат с горьковатыми нотками чëрной смородины, зарываться пятернëй в русые кудри и ощущать в районе шеи ровное, но пылкое дыхание. Маша заново знакомилась с Антоном, охваченная истомой, отчаянно подмечая в хмельной голове, что тот носит серебряную ледяную цепочку, на плечах и спине у него целая россыпь родинок, а на груди есть слегка вьющиеся волосы. Все эти детали рокотом мурашек прокатывались по еë взмокшей коже. Маша стонала и то и дело кусала губы, чтобы не издавать лишних звуков, но не удерживалась и то скулила под ритмом чужих пальцев, то судорожно вздыхала, когда Антон ложился сверху и сжимал горячей ладонью еë грудь. То и дело он шептал ей на ухо бессвязные комплименты, пьянящие уже не плоть, а Машину душу.       Маша вдруг вскрикнула и зажала рот кулаком. Тело объяло жгучим пламенем, и напряжение, насытившее каждую его клеточку, было невыносимым – Антон вошëл в неë и, выдержав мгновение, принялся неторопливо толкаться глубже.       Каждое его новое движение заставляло Машу содрогаться. В порыве она обняла Антона за шею и приятнула к себе, взвывая от удовольствия. Она укусила его плечо, а он, не издавая ни звука, ускорился. Маша только чувствовала, как напряжены мускулы его рук. Она знала, что он на пределе, к тому же сама изнывала от тягучей истомы и, жалобно постанывая и дрожа, вдруг выгнулась до острой боли в пояснице и требовательнее задвигала бëдрами.       Маша всегда была человеком практичным и знала, что у любого действия есть завязка, кульминация и финал. Но тогда ей ужасно хотелось продлить момент, когда жар, скопившийся внизу живота, разошëлся по венам отрезвляющим током. Тогда она бы и вовсе продала душу кому угодно, лишь бы истома, как уроборос, тянулась до бесконечного долго.       По окончании Антон, собравшись с силами, поплëлся в душ, а после и Маша. В комнату она возвращалась протрезвевшей и чрезвычайно взволнованной. Сама не зная почему, торопилась и шагала на носочках, будто опасалась, что вот-вот еë поймают на некой непристойности. Даже одетой Маша чувствовала себя нагой и спешила в спальню, чтобы надеть забытые доспехи.       – Не звоните мне, пожалуйста. Если мне понадобится ваша помощь – я наберу, – услышала Маша приглушëнный голос Айшель. Следом раздался скрип двери, ведущей на балкон, откуда та вышла.       Заприметив Машу, Айшель улыбнулась и обняла еë, поцеловав напоследок в щëку и пожелав доброй ночи.       «С кем это она говорила?»       Маша не стала допрашивать Айшель, поэтому быстро улизнула в спальню, где еë ждал Антон. Полусонный он лежал на кровати, укрывшись одеялом по пояс, и скучающе глядел в телефон. При виде Маши он воспрял духом, улыбнулся тепло и бесхитростно и протянул руки, приглашая еë лечь ему в объятия. И та охотно юркнула к нему под бок.