Театр потерянных душ

      Полумрак раннего утра. Трезвящая свежесть ветра из окна, перебиваемая запахом табака.       Эрн лежал на двух сдвинутых кроватях, курил и читал «Происхождение семьи, государства и частной собственности» авторства Энгельса. Дешëвая болгарская сигарета без фильтра оседала на языке орехово-древесным привкусом. Дверь в комнату скрипнула, но Эрн не отрывался от чтения и не поднял глаз, даже когда загадочно щëлкнул замок.       Только оторваться от Энгельса всë же пришлось, когда того внезапно забрала Лале и спрятала у себя за спиной. Она дерзко улыбалась, стоя в белой ночной сорочке с линией тонкого кружева вдоль декольте и полуприкрыв страстные чëрные глаза.       – В чëм дело? – Эрн потянулся за книгой, но Лале увернулась, а вскоре и вовсе отбросила еë на пустую кровать Самира. – Лале!       Она уселась на Эрна сверху, обняв его туловище бëдрами, отчего подол сорочки непозволительно задрался выше колена. Не заметить этого было невозможно, как и того, как сквозь тонкую ткань ночнушки проглядывали мягкие очертания груди и живота. Лале наклонилась, выставив руки для опоры на плечи Эрна, а тот, недоумевая, неловко засмеялся:       – Ляль, ты чего? – вместо ответа последовали поцелуи в шею, от которых по телу Эрна прокатились волной мурашки. – Что за внезапный прилив нежности?       – Не нравится? – усмехнулась Лале, проводя кончиками пальцев вдоль полуоткрытых губ Эрна.       Он нервно сглотнул и тихо заметил:       – Самир и Айшель скоро вернутся.       – Ближайшие два часа – точно нет, – расслабленно выдохнула Лале, наклоняясь к уху Эрна, отчего тот вмиг напрягся. – Я договорилась с ними.       В глазах Эрна блеснул ясный огонëк – догадка, озвучить которую не хватало смелости. Накатившее волнение вообще не давало ему связать и пары слов, оттого и оставалось только водить глазами то в сторону ленивого дымка, ползущего к потолку, то в сторону стены с уродливыми обоями, но не на Лале, сидящую на нëм верхом властно и решительно.       – Не хочешь? – издевалась она.       – Чего? – смутился Эрн.       – Меня.       Эрн от стыда хотел улетучиться вместе с дымом, но ничего не мог поделать: человечность давала о себе знать. Щëки вспыхнули красным, дыхание сбилось, а внизу живота стал скапливаться жар, такой мучительно тягучий.       – Я... покурю и... – бормотал он бессвязное, пока Лале не отсекла:       – Понятно всë с тобой, – и хотела уже встать, но не успела.       В тот момент Эрн сам удивился своей скорости. Мигом выбросив сигарету в окно, он рванул к Лале, отчаянно обнял её и повалил на кровать. Как в несостоявшуюся первую брачную ночь, навис сверху, но теперь не медлил. Тело само рвануло вплотную к лежащему под ним, такому хрупкому и до безумия желанному, и губы сами стали целовать Лале порывисто и страстно, отчего не хватало мочи даже вздохнуть поглубже. Он боялся своего накала, но сдержаться не мог: эта мягкость девичьей кожи и её неуловимый запах пьянили его. Пьянили и терзали, будто окажутся сладкой химерой, пережить которую Эрн не сможет.       Он много в этой жизни страдал. Так неужели нельзя ему хоть раз насладиться всей полнотой отчаянной исступлëнной любви?       «Можно».       А потому Лале сама уложила руки Эрна себе на бëдра, да так высоко, что подол уже ничего не скрывал. Не было больше той губительной тайны невинности, как и смысла в одежде. Не разрывая поцелуя, Лале сама дрожащими пальцами подняла ночнушку до живота, а понимая, что хочет наконец избавиться от ненужного одеяния, неохотно отстранилась от Эрна, жадно и тяжело дыша. Он глядел на неë нагую взволнованно и нежно. Всякая мелочь виделась очаровательной и достойной отдельной ласки. Мысленно Эрн расцеловал Лале всю, но от фантазий был прерван обжигающим прикосновением к животу.       Лале запустила руки Эрну под майку, а вскоре бросила ту на пол. Там же оказалась остальная одежда. Эрн судорожно вздохнул, болезненно ощущая наготу: жутко неловко было предстать перед Лале обнажëнным. Сам не зная, почему, он верил, что его тело несовершенно, и стеснялся его. Потому удивительно было поймать на груди, покрытой жëсткими чëрными волосами, поцелуй. Глаза Лале в этот момент дерзко сверкнули, и Эрн, под действием спесивой смеси страсти и стыда, повалил еë на матрас, лаская в стократ напористее.       Он был вспыльчив и тороплив, намереваясь облюбовать каждую клеточку девичьей кожи, и чем ниже оказывались поцелуи, тем скорее исчезал стыд, пропав окончательно, когда Эрн устроился между ног Лале.       – Эрн, ты явно... – не сумела договорить, ахнула: по-странному приятно было ощутить поцелуй там, что принято было срамить и никогда губами не трогать.       А Эрн будто и не слышал: водя языком вдоль чувственной плоти, он не стеснялся отныне ничего, стремясь подарить нежность всему телу Лале. Накал страсти не позволил медлить и устремить все силы вдумчиво и неторопливо ласкать Лале между ног. Сердце толкало исцеловывать еë от макушки до самых пяток и кончиков пальцев.       Лале закрыла рот руками, покрываясь ярким румянцем. В свою очередь Эрн вытянул еë ноги вверх, уложив руки на полноватые икры.       – Будут у нас бесстыдные дети, – усмехнулась Лале и прикусила губу.       Эрн остановился, невольно залюбовавшись открывающимся видом: плавные изгибы талии и плеч, груди маленькие, едва трепещущие, а бëдра широкие, мягкие, раскинутые бесстыдно широко, завлекающе.       – Глупости, – процедил Эрн, закидывая ноги Лале себе на плечи.       Та ахнула, но противиться не стала. Пылая от нетерпения, она прохрипела:       – Давай, смелее.       И Эрн, гложемый тревогой и страстью, осторожно двинулся вовнутрь, не торопясь проникать полностью. Лале в ответ только пискнула, жмурясь.       – Тебе что, больно? – перепугался Эрн.       Лале приоткрыла глаза, улыбнулась и ответила:       – Нет, нет, продолжай.       Так сначала медленно и осторожно Эрн двигался то вперëд, то назад. Тело изнемогало от жара, а Лале под ним металась и кусала пальцы. Стянутое лëгким напряжением удовольствие. Эрн ощущал его особенно ярко: до того тесно ему было внутри, но и так приятно.       Лале сначала сдавленно постанывала, затем смело звала Эрна, путая слова на русском и азербайджанском. Звала по имени и по ласковым прозвищам. Она любила звук его имени на губах, но любила и нарекать его своим ангелом. До того странно и по-неземному она ощущала себя в его руках.       И какой дурак придумал стыдиться любви? Кто решил, что надо сдерживать желание?       Эрн думал о том же: он часто и сбивчиво дышал, смахивая периодически капли пота со лба. Ускоряясь, он чувствовал, как внизу живота скапливался ужасный жар, который требовал вырваться наружу, и когда Эрн, оказываясь до упора в Лале, ощутил, что вот-вот не удержится, а потому поспешно вышел и излился ей на живот.       Оба они глядели друг на друга и тяжело дышали, не в силах вымолвить и слова.       Эрн любовался Лале. Появилось в еë облике нечто чарующе новое: немая тайна, звучащая в нотках кожи, познавшей любовь. Любовь была той самой тайной. Первая любовь, любовь выстраданная, томная. Без сил ей противиться, Эрн лëг в распахнутые для него объятия и тихо, едва слышно спросил:       – Тебе понравилось?       – Да, – ответила Лале уверенно.       – Было больно?       – Совсем немного, только в начале.       Та лежала, задыхаясь, сводя, то разводя ноги, и пересиливая себя, она подняла голову, чтобы посмотреть на простынь под ней. Эрн лëг сбоку и тоже невольно глянул туда, правда сил не нашлось, чтобы удивиться: крови не было.       Они переглянулись: Лале – испуганно, а Эрн – растерянно.       – Эрн, я ни разу ни с кем!.. – залепетала Лале, кидаясь к Эрну, и судорожно трогая его лицо озябшими ладонями. – Клянусь, я была девственницей.       – Я верю, – отвечал Эрн с широко распахнутыми глазами, но голос его оставался ровным. – Выходит... Выходит, так бывает.

***

      Мрачный подъезд, пропитавшийся ароматом сигаретного дыма. Резной узор перил. Солнечный луч тускнел и дрожал.       Эрн и Юра сидели на ступеньках, и голоса их эхом прокатывались по обшарпанным стенам. Пылинка пепла упала на потëртый шнурок старых Юриных ботинок.       Разговор не клеился, потому вопросы задавались невпопад. Эрн это осознавал, потому часто и нервно стряхивал горевший пепел с сигареты. Юра же был беспечен:       – Как там ваши дела с Лале?       – Всё в порядке, – ответил Эрн и замолчал, но немного погодя спросил чуть тише: – Тут такое дело... скажи, а у девственниц всегда идëт кровь при первом соитии?       – Да, – уверенно ответил Юра.       Эрн тревожно сжал губы. Холодея и пугаясь, он уточнил:       – А если... крови не было?       Юра ухмыльнулся и снисходительно глянул на Эрна, выгнув правую бровь. Тот ещë больше растерялся.       – К чему ты клонишь? Мы с Лале сегодня впервые...       – Не хочу тебя расстраивать, но сам подумай: вы долго не сношались, всë ждали чего-то. Лале всю жизнь в деревне прожила под надзором родителей, а тут Москва, свобода. Глядишь, девка не удержалась и прыгнула к кому-нибудь в койку, пока ты на учëбе был.       – Ты спятил? – странно громко возразил Эрн.       – Да ладно тебе, что такого? – поспорил Юра. – Лале – девчонка темпераментная. Уверен, еë это ожидание душило, вот и решила действовать.       – Лале не могла обмануть меня, – твëрдо ответил Эрн, и в голосе его проскользнула неприкрытая злоба.       – Ну, как скажешь. А с другой стороны, всё же честно. Ты ведь и сам не был девственником, так почему Лале обязана хранить себя?       Эрн не выдержал, вскочил и, схватив Юру за грудки, вероломно вжал в стену. Тот и среагировать не успел: слишком всë внезапно произошло. Да и гордость бы не позволила выдать испуг. Юра только поморщился, когда Эрн выдохнул ему в лицо дым.       – Я сносил оскорбления в мой адрес, которые ты прикрывал шутками, но в адрес Лале такого не потерплю.       Взгляд леденяще спокойный, и голос ровный, но до чего пугающе звучали эти слова. Эрн не сводил безумных, потемневших глаз от Юриных, и тот, задыхаясь, процедил:       – Ты совсем свихнулся, как с ней связался, – вдруг дëрнулся, когда сигарета оказалась потушена рядом с его щекой о стену.       – Ещë одно грязное слово о ней – тебе не поздоровится. Понял меня?       Юра неприязненно хмыкнул, но Эрн не отпускал, пока не получил пусть и злобное:       – Хорошо, я понял тебя.

***

      – Твой кофе, – произнесла Маша, ставя чашку на столик рядом с Айшель, и уселась напротив.       – Спасибо, – ответила Айшель и подняла на Машу изучающий взгляд: лицо еë было задумчиво-хмурым. – С тобой всë хорошо?       Маша хмыкнула, отмахнулась и, видимо, хотела промолчать, но бросила небрежно:       – Нормально. Просто с Антоном немного повздорили.       – Из-за чего? – удивилась Айшель.       – Да я не понимаю, что он опять эту шарманку завëл с этим: «Маша, ты мне нравишься, бла-бла-бла», – не спрашивая разрешения, Маша глотнула чужой кофе и хотела уже резко поставить чашку на стол, но в мгновении замедлилась, чтобы напиток не расплескался. – Я уже говорила ему, что отношений не хочу, а он пристал, блин.       Айшель расстроенно сдвинула брови и тихо спросила:       – У вас же были вроде отношения без обязательств, разве нет?       – Можно и так сказать, но он захотел обязательств, а я в эту мерзопакостную канитель не влезу снова ни за что!       – И что вы теперь? Не общаетесь?..       Маша отрицательно мотнула головой и скрестила на груди руки.       Из кухни вышел Антон и, заприметив Машину белокурую макушку, помрачнел. Тут же к нему подскочила рыжеволосая официантка и что-то залепетала, смеясь и активно жестикулируя. Айшель попыталась прислушаться, но не удалось: девушка, поймав её взгляд, занервничала и заговорила совсем тихо.       – Куда ты смотришь? – спросила Маша и обернулась. При виде Антона и официантки, с которой, как по иронии, были тëзками, лицо еë поменялось: скулы напряглись, а глаза, прежде спокойные и рассеянные, стали мгновенно пронзительными и леденяще голубыми.       Белоснежная колесница взбушевалась, разразившись диким истошным ржанием.       «Чëрт, Маша, не пали контору!»       Антон тут же заметил слежку и неуклюже отшатнулся от официантки. Алые звëзды его души отчаянно вспыхнули, разгораясь, подобно пламени. Бросив что-то напоследок, Антон направился в туалет, а официантка вернулась к работе.       – Маш, а ты не занята в эту пятницу? – внезапно спросила Айшель.       – Свободна, конечно, – ответила Маша, глядя на уходящего Антона. – Я помню про твой день рождения и давно подарок подготовила.       Айшель улыбнулась.       – Тогда после работы вместе поедем к нам с Женей домой.       – Договорились, – Маша посмотрела на вход в главный зал и увидела семейство Белиалов в полном составе. – Белиалы! Мне пора, потом поговорим, – и умчалась к пришедшим.