Театр потерянных душ

      Дым летал по кабинету директора «Коммуны». В залитом золотисто-медовым светом помещении кружили Эрн, Самир и Айшель, передавая друг другу несчастную сигарету.       Айшель смеялась над всем происходящим. Они с Самиром намеревались бросить курить и великолепно держались целую неделю. Эрн их стремления не поддержал. За день он без излишней рефлексии выкуривал по целой пачке сигарет. Лале называла этот обычай «ударом ниже пояса по бюджету». Тем не менее, Эрн продолжал курить, экономя на прочих своих нуждах. Был он человеком щедрым, если вопрос касался трат на семью или табачную продукцию. Айшель и Самир очень ценили это его качество. Ведь если бы не щедрость Эрна, поделившегося последней сигаретой, они бы продолжали страдать под гнётом здорового образа жизни.       – Ты когда начнёшь свою пепельницу от окурков чистить?! Запах, как в богадельне! – звенел голос Лале в трубке телефона.       – Ляля, ну извини, – отвечал Эрн до того жалобно, что Айшель и Самиру становилось и смешно, и неловко одновременно. – Ляль, ну правда, я забыл! Да, в сотый раз извиняюсь. Да! А знаешь, больше всего в браке я люблю извиняться!       Айшель с Самиром рассмеялись, и Эрн злобно зыркнул на них, но вмиг смягчился, когда в трубке раздался детский лепет.       – Селин, милая, мы скоро вернёмся! – грустно улыбнулся Эрн, и следом вздохнул, поясняя для Лале: – Юра обещал нас познакомить с клиентом, как раз ушел за ним.       Сегодня будто сама судьба противилась их приезду в «Коммуну». Одеваясь, Айшель нечаянно порвала колготки на обеих ногах. Лале долго ворчала, помогая их латать, и причитала, что порядочные люди вечером не назначают деловые встречи. Самир уверял её, что всё будет в рамках приличия.       Как только собрались выходить, внезапно захныкала Селин, которая даже последовала за Эрном в коридор, повторяя слово, отдалённо напоминающее «папа». Пришлось задержаться.       – Я не знаю, что за клиент, – Эрн затянулся в последний раз и выкинул окурок в окно. – Юра говорит, какой-то поляк.

***

      Утро было сладким и тёплым. Кожа таяла в объятиях мужских рук. Рыжие волосы полыхали медным пожаром, и как же Айшель скучала в одиночестве, вспоминая утреннюю безмятежность: как Женя, проснувшись, поцеловал её в уголок рта, поздравил с днём рождения, долго обнимал и вскоре умчался на работу. Сама Айшель осталась дома: события прошлой ночи даровали ей на то полное право.       События же более ранние, уже прошедших дней, даровали право хозяйничать на их с Женей кухне Лейле и Валентине Николаевне. Событиями этими были брошенные невзначай приглашения. Приглашения приехать вечером, когда Айшель приготовит праздничный стол, и прибудут Женя с Машей и Антоном. Осознание ненужности в уточнении сроков пришло позже, когда всё семейство Алиевых толпилось у двери в квартиру в полдень. Обострилось оно, когда Лейла и Валентина Николаевна взялись за готовку, а Исмаил и дедушка Джахид расположились на балконе, вооружившись сигарами и свежими новостями. Весь день Айшель разрывалась, бегая то к женщинам на кухню, то к мужчинам и поддерживала с ними различные разговоры. Правда, после недавнего сна ни одна беседа не увлекала её: страсть к разгадке той тайны, что унёс с собой в могилу Эрн, сводила с ума.       «Вечно с этими поляками какие-то интриги...»       – Женя тебе подарил уже что-нибудь? – спрашивала Лейла в перерывах между готовкой, и Айшель рассеянно отвечала, что подарок ей обещан вечером, а следом убегала к дедушке Джахиду.       Тот сидел на балконе покинутый: Исмаил ушёл в гостиную в разгар их социо-культурных дебатов.       – Видите ли, Исмаилу не нравится Ницше. У Жени твоего вкус хороший, читает прекрасные книги, – пробормотал Джахид, сидя лицом к окну: Айшель он распознал по вкрадчивым шагам. – Что там, снится ещё мой братец?       – Об этом я и хотела поговорить, – ответила Айшель, сначала опешив: дедушка Джахид всегда угадывал её мысли. – Почему никто не говорил, что Эрнест дружил с Жениным дедушкой?       У Джахида на оливковом лице не дрогнула ни одна морщинка.       – Знаешь, Юра как-то внезапно сначала появился в наших жизнях, и также внезапно исчез. Я-то его толком не помню, а Валя даже не знает, кто это. Исмаил и Лейла тем более.       – Но ты ведь знаешь, что Эрнест с Самиром строили «Коммуну»? Если я правильно понимаю, после этого у них с Юрой и начался разлад.       – Про разлад ничего не могу сказать, Эрн меня в свои дела не посвящал. А так да, они с Самиром делали проект по переделке старого театра в ресторан.       – А они работали с иностранцами?       – Это гораздо позже было. Да, они же и в Париж ездили, и в Милан по работе.       – А с поляками они работали?       Дедушка Джахид молча пожал сутулыми плечами. Из прихожей скрипнула дверь и следом раздался хор голосов. Приехали Женя, Маша и Антон, и всё семейство Алиевых кинулось их встречать. Женя лучезарно улыбался, сверкая медью волос и рыжеватым золотом ресниц. Он бережно заключил в объятия Айшель, тихо приговаривая:       – И снова здравствуй, – следом вручил пышный букет розовых пионов и подарочный пакет. – С днём рождения, милая.       Айшель невольно ахнула. Щёки вспыхнули алым под прицелом любопытных глаз матери, бабушки и Маши и тёплых, до того нежных Жениных.       – Спасибо, – ответила Айшель трепетно.       Валентина Николаевна потянула всех в столовую, призвав вручить свои подарки позже. Женя с Айшель остались в прихожей.       – Ты какая-то взбудораженная. Всё в порядке? – спросил Женя, легонько тронув щёку Айшель грубой ладонью.       – Ты не поверишь, что я узнала, – зашептала Айшель быстро, пока их не позвали к столу. – У Эрна был некий клиент поляк. Они познакомились в «Коммуне».       Женя заметно напрягся: взгляд его потемнел, челюсти сжались. Он тяжело выдохнул и, взяв Айшель за плечи, сказал ровным, твёрдым голосом:       – Мы это обязательно обсудим, когда все разъедутся, договорились? – получив согласный кивок, смягчился и добавил: – В конце концов, у тебя день рождения, надо отдыхать, веселиться. Вот, посмотри подарок. Надеюсь, он тебе понравится.       Оставив цветы в вазе в прихожей, Айшель вытянула из пакета Женин подарок – чёрную бархатную коробку, перевязанную атласной бирюзовой лентой. Сердце её трепетало. Пальцы неуклюже развязали ленту. Раскрыв коробку, Айшель горячо выдохнула и залепетала взволнованным шёпотом:       – Женя, да ты с ума сошёл, это же так дорого!       Внутри коробки лежал ювелирный комплект серёжек и колье из белого золота, украшенных круглыми изумрудными камнями и мелкой россыпью сапфиров. В полумраке прихожей вместе они сияли почти магически, гипнотизируя глубиной невыносимо красивого насыщенного зелёного цвета.       – Не нравится? – ответом Жене были сладкий поцелуй в щёку и отрицательный кивок головой. Он невольно рассмеялся и спросил следом: – Наденешь сейчас?       Чуть помедлив, Айшель, волнуясь, улыбнулась и согласилась. Расправляясь с жемчужными гвоздиками, она ловила себя на лёгкой дрожи в руках. Женя сам осторожно надел новые. Когда он оказался за спиной, Айшель судорожно вздохнула. Обнажённую шею обожгло лёгкой влагой поцелуя и холодом цепочки. Женя обходился с украшениями бережно, на мгновение замирая, любуясь светящейся бронзовой кожей, на которой так заманчиво сверкало белое золото.       Когда они зашли в столовую, Лейла воскликнула:       – Какая красота!       Все взгляды были устремлены на Айшель, отчего та волновалась, и ладони её мокли. Они сели вместе с Женей на диване. По левую сторону от Айшель находился Исмаил и, улыбаясь сквозь густые чёрные усы, сказал:       – Это же твой телефон лежит? Там какое-то сообщение пришло.       Айшель заинтересованно приподняла бровь: за день она получила все возможные поздравления, оттого не могла представить, кто ей писал на этот раз. Айшель беспечно подобрала телефон, но, увидев сообщение в мессенджере, вдруг вся покрылась ледяной испариной. Текст гласил:       «Добрый вечер, Айшель Исмаиловна! Поздравляю вас с днём рождения! Следуйте своей судьбе и знайте – вам суждено сиять. И пусть ваше имя означает «подобная Луне», будьте подобны Солнцу: оно никогда не забывает о своём одиноком великолепии. Стефан Белиал».       Айшель нервно сглотнула, но постаралась видом не выдавать растерянности. Она отложила телефон и принялась общаться с семьёй и друзьями, пробовать приготовленные блюда и пить игристое вино. Всё перед ней плыло. Звуки голосов сливались в единую звонкую хаотичную гегемонию. Синий цветочный узор на тарелках будто подрагивал, обуреваемый вихрем страстей. Ветви растений на фарфоре гнулись, и лепестки сыпались в белоснежную сверкающую бездну. Айшель невольно судорожно вздохнула перед глотком вина – то осталось на языке горьковатым осадком. Наблюдая за улыбающимися лицами гостей, она ощутила себя чужой. Чужд ей был этот громогласный праздник жизни.       Что-то внутри кольнуло, но не сердце. То будто отозвалась ожившая душа.       – Маш, а это твой мальчик? Простите, молодой человек, забыла, как вас зовут, – ворковала Лейла, неловко смеясь, будто не замечая, как Исмаил легонько толкает её в бок.       Айшель подняла взгляд на спокойную Машу, улыбающуюся кротко и сдержанно. Антон рядом с ней весь полыхал алым румянцем и от стеснения, и от вина.       – Не стесняйте нашего повара, тётя Лейла, – вмешался Женя, и все рассмеялись.       Айшель рассеянно заулыбалась и сама не заметила, как экран телефона, лежащего у неё на коленях, засветился. Первым на это обратил внимание Женя: ясновидящий и всезнающий в очках.       Новое сообщение тоже последовало от Стефана и гласило:       «При первой возможности передам вам подарок».       Айшель взволновалась и хотела было оправдаться, но Женя, чуть приобнимая её за плечи, сказал едва слышно:       – Передай, что если он осмелится на это, я выбью ему все зубы. Тоже при первой возможности.