Общественное мнение

Вся эта вакханалия с их несуществующими отношениями прервалась на целую зиму. Майк все еще цеплялся взглядом за излишне подозрительные усмешки девчонок, когда они с Уиллом отказывались от общих посиделок в кафе или Аркаде, потому что у них были свои собственные планы, рассчитанные только на двоих — и даже если они включали в себя пустую болтовню напротив дивидишника или целые два часа уютной тишины, за которую Уилл успевал закончить проект по искусству, а Майк — вдоволь на него насмотреться, Уилер не готов был променять это ни на что другое; все еще игнорировал деликатное покашливание мамы, которое она направляла ему в спину всякий раз, когда он с демонстративно раздраженным видом захлопывал дверь подвала у нее перед носом, пока она, не дай боже, не решила заставить их сгореть со стыда какой-нибудь нелепой фразой с завуалированной просьбой вести себя прилично; все еще возвращал Уилла домой к точному времени, которое неизменно устанавливал Хоппер каждый раз, когда они вдвоём собирались куда-то позже шести, и только прилежно кивал головой, пока Джойс благодарно поглаживала его руку за общим столом, а провожая на пороге, шептала ему в шею «спасибо, что заботишься о нем»; все еще никак не комментировал неожиданно появившуюся у Холли привычку стучаться, когда она осторожно заходила к нему в комнату, если они с Уиллом были внутри — без Байерса поблизости младшая сестра предпочитала влетать в его спальню подобно порыву зимнего ветра, которые в этом году в Хоукинсе выдались особенно пронизывающими и стремительными, бьющими в окно с завидной силой. И по вечерам от них становилось настолько тоскливо, что Майк, не раздумывая, хватался за рацию на прикроватной тумбе, чтобы услышать родной голос по ту сторону связи — тоски и след простывал. Он все еще упорно делал вид, что его это не беспокоит. Ведь не стал бы Майк каждого встречного убеждать в том, что между ним и Уиллом ничего не было, даже если вслух этого никто не произносил, так? И дело тут было вовсе не в том, что Майк испытывал почти садистское удовольствие, позволяя себе тонуть в иллюзии о том, что все вокруг считают, будто Уилл его любит. А в том, что сам Уилл ни о чем не догадывался, также простодушно запрыгивая на переднее сидение его машины, даже если Лукас и Дастин недовольно ворчали на заднем — Байерс знал, что Майк их прогонит, чтобы усадить рядом именно его, — также бесхитростно смеялся над шутками Нэнси о том, что ей и Майку на роду написано липнуть к Байерсам, словно на них свет клином сошелся, также наивно-вежливо улыбался, когда отец по настоятельной просьбе мамы с каменным лицом интересовался, как Майк ведет себя с ним и не позволяет ли себе чего лишнего, пока Майк буквально находился в той же комнате, мечтая провалиться сквозь землю от стыда. Для Уилла все это было лишь привилегией лучшего друга. Очень удобно размывало грань между платонической и романтической связью, которую Майк сам так долго не мог разобрать. И если Уилл до сих пор относился ко всем этим двусмысленным вопросам и взглядам как к нечто само собой разумеющемуся, у него наверняка и мысли не было о том, что они с Майком могут быть чем-то большим, нежели просто друзья. И Майк, наверное, должен был по гроб жизни быть благодарен и за это — после всего того эмоционального ада, через который он провел близких в свои лучшие деньки под названием «переходный возраст», ему надо было радоваться, что Уилл вообще до сих пор с ним общается, — но Майк всегда был слишком жадным. Всегда хотел самые дорогие игрушки, самую большую порцию мороженого, самые новые комиксы и самого лучшего Уилла Байерса, полностью и без всяких оговорок, во всех смыслах, в которых мог принадлежать человек. Раньше это было так легко и безопасно путать с дружбой и детской привязанностью. Теперь аппетиты его росли не по дням, а по часам, и невинного держания за руку, которое приходилось провоцировать как нечто вынужденное или случайное, становилось невыносимо мало. Теперь хотелось, чтобы мама многозначительно поглядывала на него перед тем, как он собирался на очередную бессмысленную вечеринку их одноклассников только потому, что Уилл согласился составить компанию Оди, вовсе не просто так, а потому что он мог и правда выкинуть какую-нибудь романтичную глупость, граничащую с безумием; чтобы подозрения Хоппера в том, что они прогуливают уроки ради поцелуев под лестницей, были абсолютно обоснованы; чтобы шутки Макс о том, что он втрескался в Уилла — вызванные, справедливости ради, лишь тем, что он едва не сошел с ума от беспокойства, когда друг подхватил простуду, и едва смог высидеть первые три урока, не сорвавшись к Байерсам, — перестали быть просто шутками, от которых сердце заходилось болезненным спазмом, моментально отражающимся на лице недовольной гримасой. И Майк бы, наверное, так бы и трусливо захлебнулся в своем желании обладать и ненависти к отражению в зеркале, если бы не День святого Валентина. Не то чтобы Уилер был его особым фанатом — 14 февраля в его понимании было исключительно четырнадцатым днем февраля, и даже когда они встречались с Оди и ему приходилось изощряться, чтобы выдумать оригинальный способ поздравить ее и не поставить себя под очередной удар и звание «так себе бойфренда», этот день воспринимался скорее как обязательство, чем праздник. Более того, Майк терпеть не мог наблюдать в школьных коридорах и на парковках у продуктового лобзающиеся парочки, которые обменивались таким непристойным количеством слюней посреди бела дня, что его всерьез начинало подташнивать, не говоря уже о том, что последние три года День святого Валентина напоминал ему обо всем, чем угодно, кроме пресловутой любви, но больше всего — о том, что он до сих пор одинок потому, что никто из ныне живущих на планете Земля людей не в состоянии сладить с его невыносимым характером, а человек, о котором он эти три года грезит, беззаботно сидит с ним бок о бок и даже не догадывается о том, что Майка пробирает дрожь всякий раз, когда они случайно соприкасаются коленками под столом. Февраль 1988 не обещал стать исключением, но Майк с самого утра забыл о том, что сегодня День святого Валентина — накануне он проболтал с Уиллом по рации до трех ночи, и успешно проспал будильник, заведенный на семь тридцать утра. Если бы мама не решила проверить его комнату перед тем, как увозить Холли в школу, он бы так и провалялся в постели до обеда. Пришлось на скорую руку принимать душ, приводить себя в порядок, натягивая первые попавшиеся шмотки, и завтракать, и времени на то, чтобы с усердием возненавидеть очередной день всех влюбленных, как-то не нашлось. Майк даже проморгал гигантский плакат с сердечками на входе в школу, так спешил на первый урок — мистер Моррис жуть как не любил опоздания. Следующие сорок пять минут он потратил на то, чтобы урвать драгоценные остатки сна на задней парте — история не входила в список его любимых предметов, но была хотя бы лучше химии, — а со звонком ему предстояло увидеть Уилла, поэтому настроения киснуть не было. Они с Джейн и Дастином послушно отсидели лекцию учителя и вылетели из кабинета одни из самых первых. Майк жутко завидовал Уиллу и Макс — у них-то первым уроком было изобразительное искусство, которое преподавала молоденькая студентка, позволяющая опаздывать на занятия хоть на все сорок минут, а у Лукаса была дополнительная тренировка по баскетболу, и как назло Майк не обладал способностями ни в рисовании, ни в спорте, зато все гуманитарные предметы у него шли на ура. Он вовсе не жаловался на компанию Джейн и Дастина, о лучших компаньонах в урывочном сне и жалобах на пятнадцатистраничный реферат нельзя было и мечтать, но едва ли это могло сравниться со временем, которое он проводил в компании Уилла. Уже во время обеда, когда первые три урока были позади, а кафетерий вдруг начал походить на увеличенный до реальных размеров домик Барби — столько в нем было розового, — Майк вспомнил. Макс и Лукас, спасибо им большое, избавили их компанию от публичного проявления чувств, но Майк видел, что им жутко хочется остаться наедине и свинтить куда-нибудь в укромное местечко. Лукас со своим сентиментализмом наверняка притаранил в школу какую-нибудь гигантскую плюшевую игрушку или коробку кассет Кейт Буш лимитированной версии, а Макс, получив ее, упорно делала вид, что все эти розовые сопли не по ее части, а сама лыбилась во все тридцать два и краснела как рак. Майк даже пожалел, что из-за своего опоздания не застал друзей утром — они с Дастином здорово бы посмеялись над ними. Но момент уже был упущен, подловить парочку было не на чем, и единственным напоминанием о злополучном празднике служил только Херндерсон, ноющий под ухом о том, что жутко хочет увидеться со Сьюзи. Уилл и Джейн о чем-то увлечённо болтали с краю стола, поочередно передавая друг другу альбом для рисования, игнорируя и главного страдальца, и не менее угрюмого Майка, у которого настроение портилось все сильнее и сильнее — Байерс едва обращал на него внимание. Ревновать к сестре — это, конечно, сильно (глупо), но Майк уже убедился в том, что когда дело доходит до Уилла, его мозг способен выдавать самые абсурдные идеи в истории человечества. — Все хорошо? — Майк, яростно гоняя одинокую горошину по тарелке, так отчаянно и бескорыстно погрузился в перечисление причин, по которым День святого Валентина был худшим праздником на свете, что не заметил, как Уилл отдал анализ рисунка Оди на попечение друзей и оказался к нему вплотную, одарив обеспокоенным взглядом. — Ты какой-то молчаливый. Обычно за обедом болтаешь без продыху. — Не выспался, — буркнул Майк скорее для вида, потому что как только Уилл переключил внимание на него, грустить резко расхотелось. — И чья же это вина? — со смешком поинтересовался друг, потягивая виноградный сок через трубочку. Выглядел он при этом крайне довольным собой и до того красивым, что Майк даже не сразу понял всю суть вопроса — так загляделся на чужое лицо, освещенное проникающим сквозь широкие высокие окна солнечным светом, что совершенно потерял нить разговора. Кожа Уилла казалась подсвеченной изнутри, в глазах затаились искрящиеся смешинки, а пухлые вытянувшиеся губы, слегка поблескивающие от капель сока, виделись Майку самыми мягкими и сладкими на всем белом свете. Ну как в него вообще возможно было не влюбиться? Он даже не сразу понял, что друг в шутку упрекнул его — Байерс раз пять предупреждал, что им лучше отправиться спать, потому что завтра рано подниматься, но Майк все уламывал его остаться на пять минут, потом десять, а потом те перерастали в часы, и, в конце концов, он вырубился, едва кудрявая голова коснулась подушки. — А ты что-то больно довольный, — усмехнулся Майк, чувствуя, как все раздражение утекает под напором ласковой улыбки напротив, словно его и не было. Из-за чего он там вообще злился? — Уж ты-то, наверное, получил свои законные восемь часов сна. — Не поверишь, но не вышло! — с притворным возмущением сообщил друг, вертя в руках карандаш. — Кое-кто полночи штурмовал наш канал, а я грозился схлопотать нагоняй от родителей или Оди. Она, знаешь ли, за стенкой была. Приходилось глушить смех подушкой. — Кто посмел так жестоко обойтись с твоим драгоценным режимом? — Майк напустил на себя задумчивый вид, но улыбку стереть с лица был не в состоянии. Теперь ему казалось, что и он сияет изнутри — так сильно нагрелись и раскраснелись щеки. — Один наглец, страдающий от бессонницы, и любитель поваляться в кровати до часу дня, — Уилл отложил сок и полностью обернулся к нему. Если бы Майка сейчас вдруг ослепило, он бы ничуть не удивился. — Для человека, который стал причиной того, что я не спал полночи, только чтобы тебе угодить, ты выглядишь возмутительно недовольным. — Кто говорит о недовольстве? — удивился Майк, будто пару минут назад не готов был испепелить соседний столик взглядом. — Я на седьмом небе от счастья. Готов повторить в любое время дня и ночи. Только бы храп Хоппера не просачивался сквозь динамики, — Уилл не выдержал и рассмеялся, легко и радостно, как он смеялся только в кругу самых близких, когда громкость собственного голоса становилась последней заботой. Майка же моментально затопило восторженной гордостью просто потому, что у него вышло заставить обычно сдержанного Уилла Байерса разразиться хохотом посреди наполненной людьми столовой. — Чего это вы там гогочете и без нас? — с обидой спросил Дастин, пока Джейн сочувственно похлопывала его по плечу, очевидно проникнувшись переживаниями друга насчет любимой девушки. — Что-то там про то, что Майк не давал Уиллу спать полночи, — вместо виновников происшествия ответила Макс, поглядывая на них одновременно с лёгким отвращением и забавой. — Кто бы мог подумать, Уилер, — почти уважительно усмехнулась она. — А ты так сможешь? — девушка обернулась к Лукасу, любопытно приподнимая брови и заставляя теперь уже Дастина рассмеяться. Майк поспешил вскочить со своего места, хватая рюкзак, пока Уилл не понял, в чем именно их подозревают друзья. Тот пока только беззаботно улыбался, наивно хлопая глазами на активную мимику Оди, которая пыталась ему о чем-то очень настойчиво намекнуть. — У нас сейчас физика, — напомнил Майк Дастину и Лукасу, прерывая всеобщее веселье. Друзья нехотя поднялись со своих мест и затопали в сторону выхода, напоследок обменявшись короткими прощаниями с девочками и Уиллом. Майк не удержался от мимолетного прикосновения к чужому плечу, отходя от общего столика. Нежно-голубой свитер Уилла под пальцами ощущался как настоящий шелк, и Майк еще несколько секунд после этого чувствовал отголосок едва заметного, эфемерного тепла на собственной коже. — Куда вы с Уиллом собираетесь сегодня? — вопрос Лукаса вырвал его из мечтаний, и Майк, в замешательстве нахмурившись, становился возле своего шкафчика, собираясь выудить наружу учебник по физике. — Я вот что-то сомневаюсь, вести Макс в кафе или просто завалиться в кино? — С чего бы нам куда-то собираться? — ответил Уилер, распахивая дверцу. Дастин по правую сторону от него безнадежно вздохнул, создавая впечатление, что Майк только что ляпнул какую-то глупость. — Он неисправим, — подтвердил догадки друг, перекидываясь с Лукасом красноречивыми взглядами, таинство которых для Майка осталось неразгаданным. — Сегодня День святого Валентина, болван, — напомнил Синклер с таким раздосадованным видом, словно Уилер как минимум забыл о чьем-то дне рождения. — И что дальше? — Майк сурово захлопнул дверцу. Он и правда успел забыть про 14 февраля, теперь же напоминание о собственном одиночестве с привычной обидой отдалось в груди, моментально заставляя помрачнеть. — Это идиотский праздник для идиотов. И я терпеть его не мог все эти годы. С чего вдруг я должен поменять свое мнение? — подумать только, выдумать целый день для того, чтобы во всеуслышание заявлять о своей любви — неужели остальных 364 дней в году мало? Будь у Майка возможность, каждый день в году был бы для Уилла Байерса четырнадцатым февраля. — Может быть, с того, что ты теперь в счастливых отношениях?! — не отставал от него Лукас, пока они топали к кабинету. Ах вот оно что! Майк уже и запамятовал, что окружающие возомнили себя ведущими психологической телепередачи и анализировали каждое его взаимодействие с Уиллом на предмет секретного романа. — Это не отменяет того факта, что День святого Валентина — полная херня, — уперся Майк, позволяя себе несколько минут сладкой иллюзии, в которой не приходится на каждую реплику запальчиво божиться «мы просто друзья!». — А вот Уилл другого мнения, — вдруг заметил Дастин с таким видом, словно сообщал им какой-то важный секрет. Тактика сработала — Майк моментально заинтересовался и вперился в друга требовательным взглядом, как только они уселись за парты, пока вокруг сновали другие будущие светила физики. — Помнишь, Лукас, он нам совсем недавно сказал, что любит этот день. Все счастливы, никакого напряга, вокруг парочки обмениваются надушенными валентинками, только розовые сердечки и слащавые песни о любви. Почти что Рождество. Это было супер очаровательно. — Майк мог представить. Но почему Уилл рассказал о таком Лукасу и Дастину, а не ему? — Да, точно, — опомнился Синклер, — Уилл помог мне выбрать подарок для Макс и сказал, что это очень мило. Могу поспорить, он тоже ждет от тебя сюрприз. — Уилл это сказал просто, чтобы ты не чувствовал себя сентиментальным придурком, — с беспечным видом отшутился Майк, но внутри уже начали зарождаться сомнения. Если Уилл и правда так любит День святого Валентина, будет обидно, если он вновь останется ни с чем в этом году. — Вовсе нет, — серьезно заметил Дастин, — Уилл тонко чувствует настроение окружающих. Наверняка он и правда рад, если все вокруг счастливы и заботятся только о том, где бы достать красивую открытку. Да и что плохого в дне всех влюбленных? И правда мило. Еще один повод сказать о своих чувствах без ненужного осуждения. — Да, все это конечно круто, — сухо ответил Майк, решив поскорее заканчивать с этой темой, потому что чем больше они говорили, тем сильнее ему хотелось приложиться лбом о парту, — но мы с Уиллом не встречаемся, так что трепаться об этом нет смысла. Я не в том положении, чтобы дарить ему что-то. — Чувак, только не начинай, а, — устало протянул Лукас, водружая учебник и тетрадь на стол одним мощным ударом. — Мы нормально к этому относимся. Уже реально обидно становится, что вы так скрытничаете с нами. — Серьезно, неужели думаете, что мы будем против? — добавил Дастин, ободряюще улыбнувшись. — Хуже твоей одержимости Уиллом в средней школе уже вряд ли что-то будет. — Ничего я не начинаю, — хмуро возразил Майк, — мы не вместе. — Ага, и вы вдвоем кидаете нас каждый вечер пятницы, потому что…? — Лукас выжидающе уставился на него. — И ты одним своим видом отгоняешь от него девчонок в радиусе километра, — подкинул масла в костер Хендерсон, глядя на Майка с нескрываемой насмешкой. — Да, мы много времени проводим вместе! — взорвался он, привлекая к ним несколько любопытных зевак и тут же тушуясь. — Но это по-дружески, ясно? — на этот раз вышло гораздо тише. — И я никого от него не отгоняю. Просто ему нужен кто-то… лучше этих куриц, которые начали замечать его только потому, что он вдруг вырос и стал шире в плечах. — Кто-то типа парня по имени Майкл Уилер? — закатил глаза Лукас. — Ага, никто не будет достоин Уилла больше тебя, у которого паранойя каждый раз, когда он на пять минут опаздывает в школу, — Дастин по всей видимости вновь попытался перевести все в шутку, но очередное замечание насчет тревожности Майка окончательно вывело его из себя. — Что здесь, блять, такого забавного?! Что-то я не припомню, чтобы вам было смешно, когда Уилла затащило на ту сторону, или когда он был одержим Истязателем Разума, или когда Векна его проклял, или когда демопес едва не оттяпал ему ногу! — Майк вцепился в края парты с такой силой, что та заходила ходуном под его напором. Просто воспоминания об этих событиях заставляли что-то внутри болезненно переворачиваться вверх дном, а произносить их вслух и вовсе казалось подписать себе приговор. Майк понимал и принимал решение друзей двигаться дальше после всего пережитого, справляясь с общей травмой здоровыми способами — в конце концов, они все заслужили хотя бы надежду на нормальную жизнь, заслужили последний год побыть беззаботными подростками, не спасающими мир от вселенского зла, — но это вовсе не значило, что сам Майк по-настоящему забыл обо всем. Когда ты вскакиваешь посреди ночи в холодном поту от очередного кошмара-воспоминания, в котором твой лучший друг бьется в истерике на больничной койке, где вам обоим по двенадцать, сложно без конца притворяться, что все хорошо. — Я боялся, что сдохну, Дастин! Просто двину кони, если мы не найдем его. Ты хоть раз думал о том, что было бы, не наткнись мы тогда на Оди в лесу? Я вот много раз! Нихрена хорошего, как ты понимаешь. И когда я носился с его полумертвым телом по всей лаборатории, а Боб помирал у Джойс на руках, мне было пиздец как не смешно. Так что да, извините, если я вдруг слишком беспокоюсь о нем. Майк думал, что кричит, что вся школа с минуты на минуту прознает о его кошмарах, что его боль становится осязаемой, отражается в напуганных лицах друзей и дрожи собственных пальцев, но к концу речи вдруг обнаружил, что произнес последнюю фразу на грани шепота, едкого и мучительного шипения, а вокруг — словно вакуум, сотканный из шума в голове. Руки у него дрожали так сильно, как если бы он оказался на холоде при тридцатиградусном морозе в одном легком свитере, но в классе было душно и шумно, никто даже не обратил на него внимания, все были заняты своими делами, и только Лукас и Дастин смотрели на него одновременно с тревогой и виной. Майк почувствовал себя идиотом. Разумеется, никто из друзей не считал все произошедшее с Уиллом смешным. И потрясение у них было общее на всех, поэтому и справляться им был легче, чем тем же Уиллу, Макс и Оди, которым пришлось пережить события, по своей тяжести гораздо более серьезные. Майк до сих пор замечал, как с наступлением осени Уилл уходит в себя, как говорит все меньше, а спит все больше, как кутается в вязанные пледы, сворачиваясь клубком в кресле, даже если Хоппер на полную выкручивает отопление, как неосознанно проводит пальцами по шраму на бедре, где однажды зияла окровавленная рана, а лоскуты кожи уродливо разошлись под напором зубов демопса. Майк едва не потерял сознание, когда увидел, сколько из Уилла тогда вытекло крови. И все же Байерс находил в себе силы двигаться дальше: коротко целовал маму в лоб перед уходом в школу, с готовностью помогал Хопперу в гараже, несколько часов к ряду говорил с Джонатаном по телефону на выходных, обнимал Джейн перед сном, улыбался ему, Майку, так, словно он был центром его вселенной, смеялся над шутками их друзей. И все это было не напускным, не просто для вида. Уилл пытался забыть. Он знал — да они все — что это невозможно, что такое просто нельзя взять и стереть из памяти, но если рядом кто-то вроде Лукаса или Дастина, то иллюзия беспечности дается в сотню раз легче. Майк убедился в этом на собственном опыте, когда после общих кампаний с друзьями еще несколько часов не мог заснуть потому, что был слишком перевозбужден, когда смеялся вместе с ними до боли в животе, когда лез вечером через окно вон из дома, потому что его посадили под домашний арест, а ему жуть как хотелось покататься с друзьями на великах. Когда они спасали друг друга от одиночества, боли, отчаяния, самой смерти. Они знали, что это не смешно, знали как никто другой. Но никому из них не пришлось нырять за Уиллом в портал на Изнанку, не пришлось смотреть в заплаканные воспаленные глаза, рассказывая об их первой встрече, не пришлось давить в себе первые признаки влечения, смешанные с отвращением и ненавистью к себе, усилившейся в несколько раз после неизбежного осознания, что Майк Уилер — плохой друг, возлюбленный и человек. Никому из них не пришлось простреливать себе сердце ради Уилла Байерса. — Прости, Майк, — первым нашелся в гнетущей тишине Дастин. — Ты прав, это вовсе не смешно. Просто иногда мне кажется, что если о чем-то пошутить, то сразу станет легче. Перестанет быть запрещенной темой, знаешь? Это как шутить про секс. Серьезно разговаривать всем будет стремно, но если вставить какую-то нелепую шутку, то сразу станет пофигу. — Чувак… — неуверенно протянул Лукас, намекая, что пример не самый удачный. Но прежде, чем он успел сказать что-то еще, Майк вдруг с облегчением рассмеялся. Господи, Дастин реально был что-то с чем-то. Сравнить ужас, через которых их протащил Векна, с сексом — вряд ли бы кто-то еще до этого додумался. Следом за ним шумно расхохотался и Лукас, видимо, уже давно сдерживающий смех, а потом и сам Дастин, лишь ненадолго замявшийся после предупреждающей фразы друга. — Скажите, легче же? — спросил Хендерсорн, когда они успокоились, а в коридоре прозвучала громогласная трель звонка, оповещающая, что учитель с минуты на минуту будет в классе. — Как ты только до такого додумываешься, — пораженно покачал головой Майк, открывая тетрадь. Дастин беззаботно пожал плечами и принялся грызть карандаш, утыкаясь в домашний конспект, а Лукас перекинулся с Майком изумленным взглядом, все еще улыбаясь. Тревога прошла, уступая место привычному спокойствию, посещающему лишь в кругу друзей, в которых ты уверен больше, чем когда-либо был в себе. Майку вновь жутко захотелось спать.

***

Разговор с Дастином и Лукасом не выходил у него из головы весь оставшийся день. На английский вся их развеселая компания ходила вместе, поэтому Майк всю дорогу прожигал затылок Уилла взглядом, раздумывая, стоит ли что-то предпринимать. Байерс, словно кожей ощущая его повышенный интерес, постоянно оборачивался и смотрел с немым вопросом, на который Майк только неловко улыбался. А что он мог сказать? «Ты тут как-то упомянул, что любишь День святого Валентина, так что я хочу позвать тебя на свидание, но это типа по-дружески, чтобы ты не грустил». Более жалкого предложения Уиллу наверняка никогда в жизни не делали, да и от правды тут было лишь десять процентов всего сказанного. Майк действительно хотел позвать его на свидание, но вовсе не по-дружески, а вполне себе серьезно, так, чтобы весь вечер между ними искрило, а в конце дня губы от желания целоваться покалывало так сильно, что Майк совсем бы не смог сдержаться, и Уилл ответил бы без промедлений и удивленного взгляда, будто всю жизнь только и ждал этого момента. Уилеру сложно было представить вселенную, в которой все было бы настолько просто. К счастью, и в этой ему не пришлось сильно напрягать извилины. Последним уроком у него и Макс было креативное письмо, пока у остальных членов Партии школьный день был окончен, и они были вольны отправиться по домам. Однако по вторникам Уилл всегда задерживался на один урок, потому что ходил на дополнительные по искусству, и домой они ехали вместе. Майку нравилось думать, что Уилл взял этот урок просто для того, чтобы больше времени проводить с ним, но рисование вполне могло посоперничать с Майком за первенство в сердце друга. Едва они с Макс вышли из класса, Майк увидел ее. Дженнифер Хейз собственной персоной нашлась рядом со шкафчиком Уилла, куда он с вежливой улыбкой запихивал свои учебники. Не подумайте, Майк вовсе не презирал всех девчонок в радиусе километра — только тех, которые бог знает какой год подряд клеятся к его лучшему другу, не понимая очевидных намеков. Вот и сейчас Дженнифер настойчиво втирала что-то Уиллу, не замечая его напряженной позы и виновато бегающих по коридору глаз. Ну конечно, он был слишком хорошим, чтобы дать ей категоричный отказ. — Какая же она упрямая, — фыркнула Макс над ухом Майка, выглядя при этом подозрительно заинтересованной в происходящем, словно для полного удобства ей не хватало только мягкого кресла и пачки попкорна. Вместо этого она облокотилась на бетонную колонну, выжидающе глядя на Уилера. — Режим охранного пса уже включился или мне самой пойти придумать отмазу? Думаю, Джен в шаге от вручения валентинки. — Я сам, — сердито буркнул Майк, стремительно зашагав в сторону парочки. Увидев его, Уилл облегченно выдохнул и заметно расслабился, а Майк от гордости едва нос не задрал. — В общем, вот я и подумала, что если ты не занят и захочешь пойти со мной погулять, я всегда свободна и… — Он занят, — прервал торопливую болтовню девушки Майк, закидывая руку Уиллу на плечи, чтобы привлечь его ближе. Дженнифер растерянно заморгала своими тусклыми серыми глазами, переводя взгляд то на него, то на Уилла. — У нас планы. Он не может с тобой пойти. — Пояснил Майк более настойчиво, мечтая поскорее избавиться от лишней компании. — Извини, — виновато добавил Уилл, неуверенно пожав плечами. Майк ликующе усмехнулся и едва удержался от детского желания язвительно показать девчонке язык. — Нет-нет, вес нормально! — опомнилась она, густо покраснев, и сделала осторожный шаг назад, словно сам вид Майка нагонял на нее неподдельный страх. — Я не знала, что ты занят. Тогда хорошо вам провести время! — сбивчиво добавила она и поспешила умчаться за угол. — Господи, Уилер, даже у меня холодок по коже пробежался, — прыснула Макс, подходя к ним. Уилл сконфуженно простонал что-то невразумительное себе под нос, а Майк нагло решил не убирать руку с чужих плеч, пока его об этом прямо не попросят. Почему Дженнифер Хейз можно лезть в чужое личное пространство, а ему нет? — Ладно, лузеры, поехали домой, у меня свидание намечается. Подкинув Макс до дома и прервав спор о лучшим фильме, вышедшем в 1987, на самом интересном, Майк завернул на шоссе, ведущее до дома Байерсов и принялся донимать Уилла расспросами о том, на чью сторону он бы по-настоящему встал, если бы речь шла о вкусе в кино. — Майк, даже если бы твоим любимым фильмом были «Грязные танцы», я бы выбрал тебя, — успокаивающе признался Уилл, заставляя его сменить крайне сосредоточенное выражение лица на самодовольную улыбку. — Эй, вообще-то «Грязные танцы» крутые, мама с Нэнси смотрели его достаточное количество раз, чтобы я смог в этом убедиться, — попытался хоть немного оправдать себя Майк. Уилл бы выбрал его. В любом случае. — Не сомневаюсь, — согласно покивал головой друг с видом, означающим «да-да, только хватит уже про это трындеть». Майк очень хотел его пихнуть локтем, но рисковал безопасностью на дороге. — Кстати, спасибо. Ну, за Дженнифер, — неожиданно сказал Уилл, неловко поерзав в кресле. — Да без проблем, — отозвался Майк, все еще кошмарно довольный собой. — Тебе все-таки уже следует прямо сказать ей, что она тебе не интересна. А то в следующий раз меня не будет рядом, и придется опозорить ее перед всей школой или еще чего похуже. — Да, знаю, — вздохнув, отозвался Байерс. — Просто она… ну, хорошая, знаешь. В средней школе она меня никогда не задевала. И всегда была приветлива. Не хочется ее обижать. — Придется, раз она дальше своего носа ничего не видит, — не сдержал Майк ехидного замечания, получая легкий щекотный толчок в бок. — А что?! — воскликнул он, боковым зрением ловя усмешку друга. Глаза Уилла искрились неподдельным весельем, хотя он и обвинял его в излишней грубости. Майк знал, что Уилл сам может постоять за себя — может ударить Троя, если вдруг понадобится, и может отказать Дженнифер, если та перейдет черту допустимого, но это не значило, что он хотел это делать. Грубость и пренебрежение чувствами окружающих были не в его характере и доставляли ему больше расстройства, чем удовольствия — после всего пережитого друг искал в мире вокруг лишь спокойствия и равновесия. Для Майка же подпортить кому-нибудь противному день было сродни развлечению, так зачем же тогда лишать его этого удовольствия? Это было до странного иронично — Уилл, который с детства был тихим добрым ребенком, стремящимся к гармонии и благополучию, вечно оказывался в эпицентре всех происшествий, а Майк, всю жизнь жаждущий приключений и не способный минуты усидеть на ровном месте, постоянно был вынужден сам их себе наживать. И раз уж он все равно наврал этой Дженнифер, что у них планы… — Ты занят сегодня вечером? — Уилл растерянно покачал головой. — Не хочешь сходить в парк аттракционов? — Майк затаил дыхание, напуская на себя как можно более безмятежный вид. — Сегодня? — удивленно спросил друг, очевидно намекая на то, что предложение казалось двусмысленным, а Майк пока не готов был его разъяснять. — Там наверняка будет куча народа. — Сегодня везде будет куча народа, — ответил он первую глупость, которая пришла в голову. Дома, дома не будет кучи народа! Там, где и собирался Уилл провести сегодняшний вечер. И черт его дернул за язык ляпнуть такое. — Я просто предложил, все нормально. Вдруг ты захотел бы повеселиться. — Я хочу, — тут же отозвался Уилл, словно боялся, что Майк сейчас переведет тему на что-то нейтральное, бытовое и бессмысленное, способное дать отбивающему набат в ушах сердцу передышку. — Просто ты так неожиданно позвал. Все равно мама и Хоппер уйдут в ресторан, а Оди — к Дастину. Поэтому я хочу пойти. — Круто, — расслабившись, выдохнул Майк, не в силах совладать со счастливой улыбкой, которая отзывалась жаром не только на щеках, но и проникала волнительным теплом до самых кончиков пальцев. — Круто, — ответил Уилл, откидывая на спинку кресла и заметно краснея. Майк до безумия хотел коснуться его щеки, наверняка мягкой и горячей на ощупь. — Тогда я заеду в семь? — спросил он, заворачивая на подъездную дорожку к чужому дому и сопротивляясь желанию схватить Байерса за руку, чтобы еще хоть на пару секунд заставить его остаться. — Я буду ждать, — отозвался друг, покидая салон. Майк всю дорогу до дома сидел с абсолютно нелепой улыбкой, отчетливо ощущая в машине легкий пряный аромат чужих волос.

***

По-хорошему Майку надо было сесть за домашнее задание, чтобы не корпеть над ним после их с Уиллом недосвидания, но приехав домой, он неожиданно понял, что именно натворил, и уже не смог взять себя в руки до самого вечера. Мама была на пилатесе, отец работал, а Нэнси могла посмеяться над ним только через телефон, поэтому оставалась лишь Холли, которая наблюдала за его волнением и бессмысленным похождением из стороны в сторону с таким видом, как если бы на ее глазах воздвигалось восьмое чудо света. Да, Майк давно так сильно не нервничал. Черт возьми, он даже Макс позвонил, чтобы узнать, в чем лучше идти сегодня в парк! И пусть Уилл думал, что они просто повеселятся, для Майка все было куда серьезнее. Он вылетел из дома гораздо раньше положенного и еще тридцать минут сидел в машине, уткнувшись лбом в руль. Только панической атаки из-за такой дурацкой причины ему не хватало. Господи, Уилл знал его с детского сада, видел его в слезах и ужасе, радостным и счастливым, видел его разъяренным и умоляющим, чувствовал, как Майк безжалостно топчет его сердце и как, раскаиваясь, склеивает его вновь, он был знаком с каждой существующей версией Майка. Кроме одной. Той, самой, которую Уилер должен был ему сегодня показать, которую должен был заставить увидеть. Смотри, каким я могу быть. И буду, для тебя, если только захочешь. Он не стал сильно выряжаться и уж тем более не последовал совету Макс уложить свои «лохмы», просто пройдясь пару раз расческой по непослушным кудряшкам, но потратил неприлично много времени на то, чтобы решить, в чем пойти — для футболок и рубашек было слишком рано, и хотя снега в Хоукинсе давно не было, воздух был пронизан зимней прохладой и легкой изморозью, поэтому Майк остановился на синем однотонном свитере, любимых черных джинсах и утепленной кожаной куртке. Ничего из того, что Уилл не видел бы раньше, но Майку необходимо было выглядеть так, чтобы его одежда не вызвала подозрений в желании понравиться, чтобы все казалось естественным — Уилл был не из тех людей, которых можно было заставить что-то делать, вынудить кого-то полюбить, вызвать чувства искусственным путем. Его нужно было заманивать аккуратно и тщательно, с выверенной осторожностью. Майк в жизни не считал себя осторожным человеком, но с Уиллом никогда не выходило по-другому. У порога чужого дома он оказался на десять минут раньше. Двор пустовал, что не могло не радовать — Хоппер точно не удержался бы от комментариев, завидев Майка на своем крыльце вечером Дня святого Валентина. Уилл тут же открыл дверь, словно ждал его в гостиной, и выскочил наружу, ослепляя Майка своей лучистой желтой круткой. Наверняка на фоне друга он виделся мутным блеклым пятном черного цвета. В Уилле же все излучало свет, тепло и нежность, неудивительно, что все вокруг пытались заграбастать себе хотя бы маленькую его часть. — Мы прям как противоположности, — с улыбкой заметил Байерс, увидев их силуэты в отражении машины. Его полосатая водолазка и светло-голубые джинсы и правда здорово контрастировали с мрачным однотоном Майка, но это вдруг перестало казаться ему минусом. Возможно, если он тянулся к колеблющемуся свету Уилла, другу нужна была его твердая тень? — Противоположности притягиваются, — многозначительно ответил Майк, распахивая дверь. Уилл с легким замешательством плюхнулся на свое привычное место, а Майк обошел капот и уселся у руля, заводя машину и стараясь отделаться от ощущения, что сейчас на кону находится его жизнь. Они просто едут развлечься. От волнения он всегда трещал без перебоя, вот и сейчас завалил Уилла рассказами и вопросами, всю дорогу не давая и слова вставить в ответ. Но друг совсем не возражал, привычно выдерживая напор чужой болтовни, и послушно отвечал, если его мнение требовалось. — Ты и правда любишь День святого Валентина? — не сдержал Майк любопытства, пока они катили по оживлённой улице в сторону парка. Слева от них, когда они остановились на светофоре, Майк заметил увлечённо целующуюся парочку. — Кто тебе сказал? — удивлённо спросил Уилл, хмурясь. Майк даже немного оскорбился — друг что, скрывал это от него? — Лукас сегодня рассказывал, что ты помогал ему выбрать подарок для Макс. — Не знаю, мне кажется, это хороший праздник, — Байерс неуверенно пожал плечами, слегка поразмыслив, — здорово, что люди придумали целый день для того, чтобы посвятить его любви. Это прекрасное чувство, хотя иногда и не доставляет ничего, кроме боли, — Уилл задумчиво поглядел в окно, и Майку показалось, что в голосе его проскользнуло что-то отдаленно напоминающее грусть. — Любви можно посвящать любой другой день в году, хоть каждый, — упрямо отозвался он. — День святого Валентина словно обязывает это делать. «Если не притащишь ободранный цветочный букет 14 февраля, будешь спать на диване». — Это ты меня поэтому позвал? — Уилл обернулся на него с веселой улыбкой. — Твой протест дню всех влюбленных? Вместо девушек будем звать на свидания друзей! Голосуйте за Майка Уилера! — Это вовсе не протест! — возмутился он с излишней поспешностью. Все было как раз наоборот — Майк купился на дешевый маркетинг и надеялся, что шоколад в форме сердец и любовные флюиды создадут настроение, под которое его неумные желания затащить Уилла на заднее сидение машины и распустить руки перестанут казаться абсурдными. — Я позвал тебя, потому что захотел. — Ты такой неромантичный, Майк, — Байерс насмешливо фыркнул. Когда они выехали из-за поворота, заходящее солнце золотой негой окутало салон и вплелось в волосы Уилла лучистыми зайчиками, отражающими свет. — Я-то думал, ты хочешь признаться мне в своей неземной любви. А тебе просто не с кем коротать вечер, — слова друга звучали почти как вызов. Будто он всерьез ждал, что Майк сделает это. Но такого не могло быть, не сейчас. Уилл ни за что бы не захотел признания от Майка, которого знал — ему нужен был кто-то лучше, кто-то, кого Майк собирался показать только сегодня вечером. — Я не мог позволить Дженнифер Хейз выиграть, — глупо отшутился он, списывая промелькнувшее в чужих глазах разочарование на игру тени и света — ему просто показалось, ведь Уилл улыбался и даже коротко рассмеялся на его реплику. — Надеюсь, ты поменяешь свое мнение о Дне святого Валентина после нашего дружеского свидания, — сказал Уилл, когда они выехали напрямую к парку аттракционов. — Не сомневаюсь, — тихо бросил Майк в ответ, выискивая среди бесконечного потока машин место для парковки. В парке и правда было полно народу. Обычно ни Майк, ни Уилл не были фанатами толпы, но сегодня садящееся солнце припекало тепло и сладко, а музыка, доносящаяся из подвесных колонок, и вправду создавала празднично-романтичную атмосферу, так что их едва ли волновали снующие повсюду люди. Первым делом Майк потащил друга на колесо обозрения — Уилл обожал его, к тому же не застать такой потрясающий закат с высоты птичьего полета было бы преступлением. Пока Байерс восторженно глазел на раскинувшийся будто на ладони город, Майк вглядывался в отблески зажигающихся огней, отражающиеся в родных глазах, мимоходом слушая, как Уилл рассказывает про парк развлечений в Калифорнии. — Там было очень круто, но не было тебя, так что пока Хоукинс выигрывает, — смущенно признался друг, заставляя Майка впериться в него шокированным взглядом. Да в Хоукинсе, наверное, не было и половины тех аттракционов, что настроили в Леноре, но для Уилла было важно только его, Майка, присутствие. Дальше они купили сразу несколько билетов на американские горки, «Седьмое небо», автодром и комнату страха, и пока обошли все места, визжа от восторга и ужаса, солнце окончательно скрылось, погружая парк в бесконечный калейдоскоп разноцветных фонарей и оглушительного смеха. Майк сам не заметил, как в толпе схватил Уилла за руку, а когда опомнился, было слишком поздно отпускать ее, да и вовсе не хотелось — вечером на улице стало гораздо холоднее, а ощущение чужой ладони в своей дарило хотя бы намек на необходимое тепло, которая его распахнутая кожанка вскоре перестала удерживать. Они купили карамельных яблок в ларьке и все измазались в сладкой вязкой нуге, утирая друг другу щеки и рты под глупый беспричинный хохот. Майк настоял заплатить — по-дружески. — Майк, серьезно, я мог бы и сам, — уговаривал его Уилл, когда они оказались возле тира. Байерсу понравился игрушечный тигр, и в Майке взыграло что-то отдаленно похожее на тщеславие, когда ему в руки вложили ненастоящую винтовку с резиновыми пульками — он научился прилично стрелять за последние пару лет. Не лучше Уилла, но хватило бы на плюшевого тигра с голубыми глазами-кнопками. — Ты обвинял меня в неромантичности, теперь получай, — ответил Майк, выбивая все до одной мишени. Парень за прилавком с невозмутимым видом передал им игрушку и попросил пропустить очередь. — Ну что, теперь я подхожу под твои стандарты? — Да, это было очень романтично, — Уилл радостно прижал тигра к груди и наградил Майка подозрительной усмешкой, — для друга, разумеется. — Разумеется, — эхом отозвался Уилер, глупо подвисая. Уилл с ним флиртовал или что? — Я куплю нам билеты на «Вихрь», а ты займи очередь, ладно? — вовремя очнулся он спустя несколько долгих секунд интенсивных гляделок. Ему казалось, что стоит протянуть руку, и напряжение между ними можно будет ощутить кончиками пальцев — легкие разряды тока, создающие приятную тяжесть где-то в низу живота. Сердце в груди выделывало кульбиты, какие даже самым экстремальным аттракционам в Калифорнии не снились. Майк пробился к кассе и встал в очередь, оставляя позади несколько недовольных вторжением парочек — ему было все равно, эти здоровые лбы могли тусить хоть всю ночь, а у них с Уиллом комендантский час. Быть несовершеннолетними отстой. — Вы хорошо смотритесь вместе, — женский голос, неожиданно раздавшийся сбоку, здорово напугал. Майк обернулся и увидел Дженнифер Хейз, приветливо улыбающуюся в компании воздушного шарика в руке. — Извини, я вовсе не хотела его уводить. — Майк не сразу понял, о чем речь, а когда до него дошло, сразу стало слегка совестно — она ведь и правда подумала, что они вместе. — Да все нормально, не парься, — он неловко пожал плечами и уже собирался отвернуться. — Просто Уилл всегда так запутанно отвечал мне на просьбы провести время вместе, — продолжила девушка, не дав ему возможности избежать уличения во лжи. Наверняка ей было совестно за то, что пыталась подпортить им малину — она выглядела как девчонка, которая беспокоится по любой мелочи. — Я думала, у меня есть шанс, представляешь? Всегда считала, что мне просто кажется, будто он влюблен в тебя. — Майка словно огрели обухом по голове. От удивления он несколько секунд лишь растерянно хлопал ртом, и судя по всему, Дженнифер это здорово позабавило. Майк знал, какое впечатление создается у людей, когда они видят их с другом вместе — что Майк влюблен без памяти, одержим до той нездоровой степени, когда без чужого присутствия начинаешь задыхаться и терять рассудок, а Уилл лишь милостиво позволяет опекать себя, брать за руку, любить. Он никогда не был таким нагло прилипчивым как Майк и никогда не страдал от снедающей потребности быть для кого-то рыцарем в белых доспехах. — Кто влюблен? Уилл? — Ну конечно, кто же еще, — Дженнифер посмотрела на него словно на полного дурака, — он же тебя боготворит. Прежде, чем Майк успел сказать что-то еще, подошла его очередь, и разговор пришлось прервать, а когда он купил билеты, Дженнифер уже болтала с каким-то незнакомым парнем, явно не настроенная вновь обсуждать их с Уиллом очевидные, по всеобщему мнению, отношения. — Все хорошо? — спросил его друг, когда они уселись в кабинки и пристегнулись. Майк понял, что вновь был непривычно молчалив, и поспешил кивнуть, успокаивающе улыбнувшись. Уилл расслабился и мягко взял его за руку, потому что кабинка вот-вот должна была соскочить с места, и поездочка обещала быть далеко не из спокойных. Но едва ли от нее сердце Майка забилось бы чаще, чем от мурашек, пробегающих по затылку, когда Байерс сплел их пальцы вместе. Ему отчаянно хотелось быть ближе. Поэтому когда они резко полетели в неизвестном направлении, он моментально прижал Уилла к себе, позволяя спрятаться от порывистого ветра и беспорядочно прыгающей перед глазами картинки в сгибе своей шеи.

***

К концу дня у Майка в глазах все плыло. Обилие сахара, которое он затолкал в себя посредством карамельных яблок, сладкого покорна, сахарной ваты и двух стаканов колы, угрожающе просилось наружу, и они с Уиллом напоследок зашли в фотобудку, чтобы покривляться перед камерой на память, а потом уселись на пустую скамейку у выхода с намерением хотя бы немного прийти в себя — Майк сомневался, что довезет их до дома в сохранности в подобном состоянии. — Ну что, ты поменял свое мнение о Дне святого Валентина? — с заманчивым видом спросил его Уилл, дуя эти свои невыносимо соблазнительные пузыри из жвачки, в этот раз мятной. Майк из вредности сделал вид, что глубоко задумался, когда на самом деле ответ лежал на поверхности с того момента, как он позвал Уилла провести вечер вместе. — Все было не так плохо, как я думал, — благосклонно сообщил он, с беззвучным смехом наблюдая, как лицо друга возмущенно вытягивается. — Определенно лучше, чем все мои 14 февраля до этого. — То есть, я подарил тебе лучший День святого Валентина? — хитро прищурился Байерс, интерпретируя чужие слова в свою пользу. — Выходит, что так. Кстати, это еще и мое лучшее свидание, — на выдохе признался Майк, — дружеское. — Я рад, — Уилл улыбнулся, отводя глаза со смущенным румянцем на щеках и словно быстро раздумывая над чем-то. Пока Майк наблюдал, как из-за головокружения вертится небо над головой, Байерс отрешенно смотрел на светящееся огнями чертово колесо. Если бы была возможность, Майк бы прямо сейчас опустился головой на чужие колени и сладко засопел — усталость и сонливость вернулись с новой силой, когда адреналин от каруселей и чужих прикосновений сошел на нет. Майк сделал все, что мог, теперь решать должен был Уилл. Когда его щеки мимолетно коснулось что-то мягкое и явственно отдающее запахом мяты, Майк вздрогнул будто от удара тока — очень приятного — и едва не рухнул со скамейки. В животе трещала убийственная смесь всевозможных эмоций, начиная от полного восторга и заканчивая подозрительным недоверием, и Майк даже не пытался ухватиться хотя бы за одну из них, позволяя теплой, восторженной сладости затопить все внутри. Глаза, до этого умиротворенно прикрывшиеся, удивленно распахнулись, натыкаясь на настороженный, слегка испуганный взгляд Байерса — будто он сам не понял, как решился на это. Майк с трудом сдержался от жалкой просьбы повторить поцелуй вновь — убедиться, не почудилось ли ему. — По-дружески, — с легкой, застенчивой усмешкой оправдался Уилл, резко поднимаясь и протягивая Майку руку. — Пора домой. Мы и так опоздали на полчаса. Сегодня никаких полуночных разговоров. Если Майк и пребывал в состоянии нездоровой эйфории следующие сорок минут, когда обнимал Уилла на прощание, отмахивался от вопросов мамы, заставшей его на пороге с улыбкой до ушей, и прокручивал в голове ощущение, которое подарило едва заметное прикосновение губ к своей коже, ему было вовсе не стыдно. Он был до беспамятства влюблен.