Всевидящее око

—Как ты узнал обо мне? — спросил Рэндальфр, когда они шли через улицы Аврю-Дэ-Пе. Он, всё ещё не привыкший к тесным улочкам, не спускал глаз с земли, пытаясь поспеть за Скитальцем. —За тобой действительно охотятся братья, и охотно дают денег разным головорезам, это правда, — тот будто и половины не слышал, — Но сюда они не сунутся. Сюда не один нормальный северянин или южанин не сунется. Южанам тут плохо душевно, северянам физически. Мне очень симпатична столица, она совершенно гадкая, зловонная и, кстати, больная, так что будь осторожней. Здесь ты должен не бояться наступить нищему на протянутую руку, потому что, будь уверен, эта рука в тебя бы с когтями вцепилась. Ах, Аврю-Дэ-Пе... —Меня больше раздражают не нищие, а эти... —Пресвитеры? —Да, пресвитеры. —Слышал я сегодня одного. Призывал устроить Священный поход на Северные земли. Рэндальфр не сдержал смеха. —Интересно, как же у них это получится. Нужно либо на ледяной уступ забраться, оттуда преодолеть Драконий лес, а потом попытаться хоть шаг сделать за Мьёлвактен... Либо добираться морем. А там северные ветра. —Поход не удастся? —Неа, — Рэндальфр отпрыгнул от внезапного ливня из нечистот с верхних этажей, — Сраный Фабур. —Царевич, в бордель заглянуть не хочешь? —Что? —Ну, сам смотри, — вдруг Скиталец остановился у очередной непримечательной перекошенной двери, ручка которой была обмотана грязной тряпкой и постучался, — Нам в любом случае туда надо. —В бордель?! —Ты баб голых боишься или что? —Нет, я просто не по... Дверь резко открылась, и краснощёкая женщина в возмутительно коротком и изукрашенном платье радушно закивала и пропустила их обоих внутрь. Рэндальфр тут же пожалел, что так строго судил запах на улицах Аврю-Дэ-Пе, потому что тот затхлый и удушающий смрад, что стоял в борделе, был в разы хуже. Дурно было даже глядеть по сторонам, в глаза бросались безвкусные украшения и небрежно расставленные свечи и фонари, которые могли обратить весь этот гадюшник в пепел при одном неосторожном движении. Кто-то получал услуги прямо на диванах «гостиной», совсем не обращая внимания на вошедших, и кожа людей и труви искрилась при жёлтом свете от пота. —Катерина, — Скиталец, которого, кажется, ничего вообще смутить не могло, кинул впустившей их женщине один золотой, и она жадно поймала его, — найди развлечение для моего друга, пока мы будем обсуждать дела насущные. Та кивнула и легко ударила одну из без дела сидевших девочек, указав ей на Рэндальфра. —Господин очень хорошо заплатил, Дезири. Иди, обслужи северянина. Пустые глаза девушки фальшиво оживились, и, когда Катерина и Скиталец ушли куда-то, она подошла к Рэндальфру, медленно расшнуровывая платье. —Или ты сам хочешь снять с меня? — по-простому уточнила она, распуская волосы. Рэндальфр не мог вполне соображать от недостатка воздуха и гнусного запаха, поэтому лишь смотрел на неё, широко раскрыв глаза. —Ты внутрь будешь кончать или нет? М? Не дождавшись от него ответа, она закатила глаза и толкнула его к дивану. Слева от него, на том же диване, какой-то труви чуть ли не визжал от животного наслаждения. —Не надо смотреть на других клиентов, так не принято, — каждое слово она проговаривала, наверное, думая, что северянин не силён в «цивилизованных» языках, — Смотри лучше на меня, — натянуто улыбнулась она, сев ему на колени, одной рукой обхватив его шею, а другой расстёгивая штаны. Она вся была липкая от пота, овеянная запахом самых дешёвых духов, и чем ближе она становилась к нему, тем сильнее его тянуло рвать. Справившись со штанами, она обхватила его член и начала его массировать, в то же время добравшись своими губами до его губ и положив его руку на свою грудь. Но Рэндальфр не мог сейчас думать ни о чём кроме глотков тухлого воздуха между поцелуями, а она, видя в его попытках дышать стоны, приподняла повыше юбку и взгромоздилась на него полностью, руками направив его член во влагалище. Пыхтя и морщась, как морщатся шахтёры или кожевенники, она приподнималась на коленях и опускалась, выдавливая из себя какие-то чудовищные стоны, а Рэндальфр машинально мял её груди, решив, что лучше будет не думать вообще ни о чём, сконцентрировавшись на относительно приятном ощущении в паху, потому что каждая осознанная мысль напоминала бы, что он едва может в этой дыре дышать. Она сидела на нём, ещё некоторое время, когда он кончил, а потом с тяжестью слезла и села рядом, поправив юбку. —Мадам говорила, что северяне все дикари с большими хуями, — она закурила трубку и косо бросила взгляд на Рэндальфра, — Ну, она права, — девушка продолжила курить, ничего не сказав боле. —Эй! — Рэндальфр не заметил, как перед ним возник Скиталец, не перестававший щёлкать пальцами рядом с его лицом, — Подъём, развратник. Дело улажено, давай убираться отсюда. Как только они вышли, Рэндальфр тут же пришёл в себя и голова прекратила кружиться. —Плохая новость: в городе видели каких-то северян, не похожих на дипломатов, а для наёмников они были слишком расфуфыренные. Скорее всего, головорезы твоих братьев и сюда добрались. Хорошая новость: у тебя есть я, а значит, бояться тебе особо нечего. —Ты в бордель за этим шёл? —Да, Царевич. Ну, ты нашёл, чем себя занять, я вижу. Рэндальфр поморщился, проводя рукой по лицу. —Хуже секса у меня не было. —Я сказал «занять». Не «найти блаженные удовольствия в Храме Любви». За таким в верхний город идут. —Я удивляюсь, как такому, как ты, ещё не заехали топором по черепу. —«Такому как я» сложно заехать топором по черепу. Вот и всё. Когда они вышли из трущоб и проходили мимо Судейской площади, вместо пресвитера на невысокой площадке стоял глашатай, громко зачитывающий что-то. —Ужасающая новость сотрясает земли вольной республики Риккеццы! Дочь герцога Валентино Абеле де Фалько, правителя провинции Коллинэ, принцесса Фиоренца Орнелла де Фалько, найдена убитой в собственных покоях во дворце, после её внезапного исчезновения три месяца назад, в месяц Люмьер, 1477-го года от Великого затмения! Ужасающая новость... Глашатай повторял одни и те же слова раз за разом, и каждый раз казалось, что он вот-вот сорвёт голос, но он продолжал. На этот раз мнение толпы сошлось больше, чем в случае с пресвитером, и многие огорчённо качали головой и переглядывались. —Все тут так озабочены принцессой из другого государства? — окинул толпу взглядом Рэндальфр. —Это политическая проблема. Фиоренца Орнелла де Фалько должна была выйти за про-Фабурского герцога Дженнаро Лаззаро де Бордо. Это бы обеспечило рычаги давления на её отца, и республиканский парламент был бы схвачен за хвост Аделардом II-ым. Теперь де Бордо будет обвинять в её смерти её отца, а отец — его и весь Фабур. —А ты и сюда свой нос сунул. —Такой уж я, Царевич. Тем более, полезно знать, чем занимается знать. А то как бы я узнал про тебя, а? —Может, ты ещё и знаешь, кто убил её? Скиталец рассмеялся. —С чего вдруг? У всех мотивы были. А может, ты думаешь, я всевидящий? —Я думаю, что ты разводила. Много знаешь, много врёшь. —Врать, между прочим, полезно. Думаю, тебе пришлось достаточно врать, чтобы добраться до сюда целым. Рэндальфр презрительно усмехнулся. —Предпочитаю убийства. Они честнее. Следующей остановкой были городские конюшни. Рэндальфр привёл в порядок своего ездового оленя, медленно и точно седлал его, закрепил оголовье, подточил чуть рога. Такие олени, выведенные на его родине ещё задолго до распада империи Аркем, были на голову выше крепкой лошади из Скабры, но, по суевериям народов с малой Митеры, управлять таким животным могли лишь одни северяне, потому что сами были почти животными. Олень Рэндальфра был почти такой же белый, как он сам, с тёплыми бежевыми пятнами по всему телу, напоминавшими светлые веснушки на лице и теле северянина. —У тебя даже лошадь кричит всем видом о том, что ты беглый принц. —Называть оленя лошадью. Ещё один признак невежества ваших народов, — прохрипел Рэндальфр, сцепляя седельные сумки, — У тебя лошадь-то есть, бродяга? —Купил только что, — Скиталец кивнул в сторону вороного жеребца, с которым пытался справиться конюх. Рэндальфру одного взгляда хватило, чтобы оценить коня, и он высокомерно хмыкнул. —Он от тебя сбежит при первой возможности. —Ты тоже. Но тебя-то я купил. —Купил? — Рэндальфр засмеялся, — Хуй тебе, а не купил. —Ух, какие мы важные. Северянин на секунду замер, а потом резко прижал Скитальца к деревянной балке, приставив ему кинжал к горлу. Тот даже не сопротивлялся, оставаясь совершенно спокойным. А Рэндальфр, даже находясь к нему вплотную, не мог разглядеть его лица. —Мне кажется, ты не особо понимаешь, в каком тоне нужно разговаривать со знатью. —Ты не знать, а беглец. Успокойся и вернись к своему привычному образу заспанного волчонка. Меня ты железяками не напугаешь. Скиталец не врал, и Рэндальфр раздражённо отпустил его, вернувшись к седланию своего оленя. —Приятно иметь дело с северянами. Я знаю ведь, что вы скорее сдохните, чем нарушите договор, — вежливо улыбнулся Скиталец. Этой улыбки увидеть было нельзя, но она словно впечатывалась в мозг собеседника изнутри. —Обращайся, — мрачно буркнул Рэндальфр. —О, непременно. —Только я сомневаюсь, что у тебя выйдет. Мы пойдём к Йотанхусу обычным путём. То есть: перейдём ледяной уступ, потом через Драконий Лес, дальше, после Мьёлвактена, по землям Снофъёля, в районе крепости Гренс переберёмся на ту сторону Снежных Гор, там, держась озера Миракиль, доберёмся до Белых цепей, и наймём корабль в Мёрскъю, чтобы переплыть Гибельный пролив. Знаешь почему он называется Гибельным? Там люд дохнет. Так что... — он скептично поморщился, — Вероятнее всего, до Йотанхуса доберётся только твой длинный язык, бродяга. Скиталец со вздохом покачал головой, усиленно изображая грусть. —Вот уж не думал, что ты такого низкого мнения об отчем крае. —Напротив, — Рэндальфр самоуверенно усмехнулся, взбираясь на ездового оленя, — Матушка Йорд хорошо позаботились о том, чтобы всякие священнопоходцы и прочая нечисть не лезла в наши земли. Ты, например, — но тут его взгляд потеплел и он оценивающе окинул взглядом Скитальца, — Ну, в путь? —В путь.