Всевидящее око

Пустота. Холодная пустота из пепла и пыли земной. При том, знойная удушающая жара, воздух, будто сжатый в одну точку. Иссушенные обломки деревьев и обернувшаяся соломой трава. Тихо падают высокие тонкие башни, зарываясь в серую пустыню. Тишину разрывал утробный приглушённый гул и что-то, похожее на шёпот. Не осталось облаков. Бледный свет окутывал пространство, но не имел источника. На свет этот можно было смотреть, не щуря глаза — и свету, в общем-то, было плевать. Тьму источала трещина в небе — та, что медленно тянула к себе всё, что рушилось. Рэндальфр попятился. Оглянулся. Это место не было похоже ни на что, что было на Митере, даже на Митере Олльон. Чёрные болота были слишком непроходимы, пустыни Скабры — слишком горячи, а его родной Север — слишком ясен. —Эй! — Сейчас он был бы не против даже Скитальца, но никого рядом не было. Попытался вспомнить, что было до того, как он попал сюда, но мысли путались и растворялись. В скрипящей ветхой хижине на горизонте загорелся свет. Рэндальфр инстинктивно пошёл к нему, и ботинки тонули в песке. Пару раз он будто слышал бормотание птиц и насекомых, но только прислушивался — и оно оказывалось монотонным стуком каких-то далёких механизмов. Вглядываться в эту даль почему-то было страшно — виднелось застывшее море, гудящее тонкое высокое пение, похожее на звон в ушах. В другой стороне — горы, лишённые зелени и снега, голые скалы, словно сглаженные наждачным камнем. Из под земли иногда доносились звуки металла — как скрипящие ворота, растягивающие свои голоса. Иногда отчётливо слышалось совсем близкое жужжание роя мух, но нигде не было ничего живого. Рэндальфр приоткрыл шаткую дверь и вошёл внутрь хижины. Тёплого света, что, снаружи казалось, исходил отсюда, здесь не было. Всё та же пустота. —Не дай себя обмануть, — Рэндальфр вздрогнул и обернулся. В углу, укутанная в тусклые одежды, сидела женщина с повязкой на глазах и серебряным кубком в руке. Её белые волосы спадали до самой земли. —Что это за место? —У меня нет ответа, который тебя не опечалит. —Мне плевать, что меня опечалит. Где я? —Ты пришёл издалека. Твои волосы белы, как и мои, твоё лицо так же молодо. В тебе разливается свет старых воинов, ты, как они, силён, ты, как они, груб. В тебе прячется песня твоей матери. Ты, как она, прекрасен, ты, как она, высокая тонкая берёза. Тебе ветер, обнимающий твои волнистые локоны, шепчет древние слова богов — от них ты получил большие ледяные глаза, из-за них, проводя пальцами по твоему лицу, проводишь пальцами по острой, холодной статуе, статуе с тонкими чертами, будто выделанной не скульптором, а магом. Но ты — бесконечно близок и далёк ко всем тем, кто сделал тебя тобой. Ты — волчонок, подобранный последним из Первородного Огня. Она нащупала песок и, взяв горсть, чрез пальцы просыпала его в кубок. Наклонила его, и оттуда полилась густая кровь. —Древа были выдраны и пожраны. Реки осушены. Солнце истерзали. —Солнце? — Рэндальфр поморщился, посмотрев на неё, как на безумную. О Солнце он слышал лишь истории, ведь исчезло оно ещё в кризис Затмения, 1478 лет назад. —Теперь только трещина в небе, — её тихий шепчущий голос дрожал, вкрадываясь в голову, — Теперь и навсегда. Она, кажется, пересказывала совсем старую байку, — о том, как это Солнце, вместе с остальными богами, было побеждено Слагателем в Великое Затмение и людям всего материка был явлен истинный свет через Брешь — извечную дыру в небе. Рэндальфр в эту историю не верил. Как и, впрочем, в Слагателя. Для них, как, впрочем, для всех язычников, Слагатель был лишь чудищем, Самозванцем, как они его называли, Хвадрунгром, как называли его северяне. Чудищем, попытавшимся убить всех богов. Рэндальфр с детства знал, — Солнце, бог Радурхамр, скрылось, опасаясь расправы, но последней вспышкой света обещало вернуться, Самозванец-Хвандрунгр был побеждён, а бог битвы Дренгр молотом Дурсбейном прорубил брешь из Рёгинфолда, мира богов, в Хъёлдурфолд, мир людей, чтобы та давала свет до возвращения Радурхамра. Оттого для северян, как и для почти всех язычников, были смехотворны верования радиатов, просящих искупления у Слагателя. Их бог был не только мёртв, — он и при жизни богом не был. Лишь чудищем, вторгшимся в мир, который оно не могло понять. Вторгшимся и убитым, как были убиты сотни до него. —Ты увидишь, — шелестел голос, — Ты увидишь правду и ужаснёшься. И сделаешь выбор. —Ты говоришь бессмыслицу. —Выбор, — повторила она, — Между непостижимым и неизречённым. Не дай себя обмануть, — она сдёрнула повязку с глаз, и Рэндальфру пришлось зажмуриться от слепящего света, подобного которому он никогда он видел. Он пошатнулся и упал в песок, закрывая ладонями лицо, шипя от боли. Он не знает, сколько так пролежал, кашляя от пыли и боясь открыть глаза. Но когда всё-таки открыл, не увидел ни хижины, ни женщины. Лишь ту же пустошь. Он выругался, вытирая слезящиеся глаза. —Где я... Где я, блять... — бормотал Рэндальфр, поднимаясь на ноги. Голова начинала болеть, тело ныть, и тошнота подступала к горлу. Душу охватило отчётливое чувство — его здесь не должно быть. Вздохнув, он взял с пояса кинжал и надрезал внутреннюю сторону ладони, поднимая руку к небу. Кровь капала на лицо. —Боги? Я не знаю, какие боги обитают в этих краях. Если вы слышите меня, то... Я не знаю, помогите мне. Мне бы хотелось... Убраться из этого места. Оно жутко странное. Ответом был лишь внезапно свежий порыв ветра, тут же стихнувший. —Вот сука, — Рэндальфр вытер руку о плащ и убрал кинжал. Придётся выбираться самому. Дождаться ночи, чтобы ориентироваться по звёздам? Идти в одном направлении, пока не откажут ноги? Уж точно не лечь и умереть от голода. Хотя мысль о смерти прокрадывалась в его разум, источаемая самим воздухом.

«Дай мне помочь тебе.»

Слова возникли у него в голове, словно их выскребли изнутри черепа. Он не услышал голоса, но почувствовал в себе инородную мысль об этом голосе, прожигающую мозг. Рэндальфр скорчился и, оступившись, снова упал.

«Спаси свою душу, Рэндальфр.»

Каждое слово усиливало боль, и он сдерживался, чтобы не закричать. Земля задрожала. Песок хлынул в одну точку, исчезая в воронке. —Что ты такое? — прошипел Рэндальфр.

«Спасение. Протяни мне руку. Отрекись от Изгоя и протяни мне руку. Я спасу тебя.»

Всё тело пробирал жар, конечности тряслись в лихорадке, а из глаз пошла кровь. Теперь земля не дрожала. Она шевелилась. Или что-то под ней. Рэндальфр пятился назад, но дыра в земле ширилась, пожирая всё больше песка. Поднялся знойный ветер, поднимая с собой песок, пыль и пепел, концентрируясь над воронкой. —Убирайся из моей головы! — закричал Рэндальфр, стараясь не потерять сознание, — Слышишь?! Убирайся!

«Ты боишься. Я спасу тебя. Дай мне руку.»

Рэндальфр не мог пошевелиться. Лишь смотрел в центр воронки, тяжело дыша. Там что-то двигалось. Бормотало, гудело, лязгало, шипело и жужжало. Что-то живое.

«Ты хочешь избавления. Я подарю его тебе. Дай мне руку, Рэндальфр.»

—Мне не нужно избавление! Убирайся вон! Густой, плотный дым, похожий на огромную человеческую руку, вырвался из воронки и схватился за землю, раздирая её. На его черноту было столь же больно смотреть, как на самый яркий свет. Вторая рука, вырвавшись, потянулась к Рэндальфру.

«Не бойся.»

Голос медленно обретал форму, становясь всё отчётливей. Не в силах ни на что другое, Рэндальфр потянулся к руке, сам не понимая, почему.

«Коснись меня.»

Что-то огромное выбиралось из дыры, цепляясь пальцами за бытие. Пространство трескалось, нечем было дышать, органы, казалось, разрывала неведомая сила. Кожа лопалась и кровь внутри вскипала, пенясь на губах. И чем ближе был дым, тем сильнее это чувствовалось.

«Коснись.»

Рэндальфр услышал. На долю секунды, он услышал этот голос. И этой доли секунды хватило, чтобы из ушей пошла кровь, и он, не выдержав, закричал. Но в то мгновение, когда чёрный дым должен был коснуться его, всё вдруг замерло. Боль отступила. Гул стих. Огромные руки отпрянули назад. Боль отошла. И тогда он услышал другой голос. Уже знакомый. Тот голос, что он меньше всего ожидал здесь услышать. —Ты не тронешь его, — голос звучал железным приговором. Остриём топора. Надрезом на шее. Это был голос Скитальца, — Ты его не коснёшься. Дым попытался схватить человека в плаще, но он увернулся и пронзил его мечом. Дым снова попятился. —Делай, что тебе велено, червь. Убирайся из его головы. Скиталец вскинул руку, и из неё вырвался ослепительный свет. Огромные руки зашипели и попятились в воронку, из которой появились. Свет заполнил пространство, исцеляя его. Скиталец сжал ладонь в кулак, и дым сжался в одну точку, визжа. Скиталец, шатаясь, медленно направлялся к воронке. Оказавшись на её краю, он разжал кулак и, когда дым объял его, кусая, вонзил меч прямо в центр дыры, падая на него. И тогда Рэндальфр проснулся. Огляделся. Лес на окраине Аврю-Дю-Пэ. Костёр. Лежанка. Всё в порядке. За плечи его держал Скиталец. —Жив, — констатировал он, — Повезло тебе. —Что это было? — спросил Рэндальфр. Потом подумал, что это глупый вопрос. Это же был всего-лишь сон. —К тебе было трудно пробиться. —Что? О чём ты вообще... — тут он, вдруг, скорчившись, закашлял. В горле свербило. Скиталец ударил его по спине, и Рэндальфр, неожиданно для себя, вместе с кровью сплюнул что-то, похожее на червяка. Скиталец тут же придавил тварь кулаком, — Блять... Что это такое? —С тобой пытаются связаться, Царевич. Что-то, с помощью этого червяка, проникло в твою душу. И чуть не убило тебя. —Значит, это был не... —Нет, конечно. Не сон в привычном понимании, уж точно. —И ты... —Был там. —Как? —Коснулся твоей души. Не забивай себе этим голову. —Твою мать. Значит ты меня спас. Теперь я, вроде как, у тебя в долгу. Мне это не нравится. —Действительно, спас. Считай это дружеским жестом. —Мы не друзья. —Можем ими стать. Рэндальфр нахмурился, но тут же вздохнул. —Не можем. Ладно. Но это делает тебя ещё более жутким, ты в курсе? Ты же знаешь, что всё это было, да? —Знаю. И не скажу тебе, как не проси. Лишние печали на твою прекрасную голову. Ненужные, к тому же. —Она то же самое сказала, — раздражённо процедил Рэндальфр. Скиталец замер. —Она? —Женщина... Там была женщина. —Женщина? Как она выглядела? — Скиталец сжал плечи Рэндальфра. —Отцепись от меня, — окончательно придя в норму, Рэндальфр стряхнул с себя его руки и поднялся на ноги, — Не знаю. У неё были белые волосы и повязка на глазах. И она была даже более ненормальная, чем ты. Всё. Скиталец ничего не ответил. —И эта сраная пустошь... — поморщился Рэндальфр, — Что это за место? —Это не «где». Но и не «нигде». И на этот вопрос я не отвечу. Просто знай, что я смогу тебя защитить. Рэндальфр усмехнулся. —Мне не нужна защита от поехавшего шарлатана. —А мне не нужен труп вместо проводника. Твоя смерть в контракте не обозначалась. Рэндальфр промолчал и отвёл взгляд. Внезапно понял, как приятно находиться среди деревьев, видеть луну и звёзды на небе, слышать шелест травы и говорливость птиц. Вдыхать настоящий воздух. Что уж там, даже города Фабура были хороши по сравнению с той умерщвлённой пустошью. И ненормальный шарлатан лучше, чем абсолютное одиночество. —Спасибо, — еле слышно пробормотал Рэндальфр и ушёл спать. Скиталец, кажется, усмехнулся.