Некоторые особенности оказания психологической помощи Джеймсу Барнсу

      Продолжить с триггерами сразу же не вышло. Стива выкинуло в несколько сторонних воспоминаний, которые не были наполнены таким концентрированным ужасом, как фрагменты мозаики до этого. Однако они тоже были важными, помогали понять, что же делали с Баки, чтобы превратить его в машину, способную лишь на убийства. И давали попробовать что-то изменить, возможно, улучшить или даже просто побыть рядом с Барнсом в такие сложные для него минуты. Роджерс, конечно, головой думал, если менял. И старался делать это аккуратнее, с присущей ему осторожностью, осмотрительностью. Действовал уже не на эмоциях, его скорее направляла логика. Он понимал, что это может отразиться на реальности куда больше, чем то, что он сделал в первый раз, когда сломал воспроизводитель той записи. Да и мог ли он тогда думать вообще? Не действовать по зову сердца, а именно что мыслить, рассуждать и определить, как поступать стоит, а как нет?             Не мог. Очевидно, что шок от погружения, от того, каким Джеймс был в те моменты, не дал решить здраво, как же поступить. Хорошо, что постепенно Стив начинал думать больше, чем делать. Всё же добро должно быть не только с кулаками, но ещё и с мозгами.       В конечном итоге всё равно делал. Боль Баки делил между ними, брал на себя то, от чего обычный человек открестился бы. Ведь разве не в этом суть дружбы — быть рядом? Не просто товарные отношения или подобное, нет, но делить на двоих горечь и радость, переживания и моменты той особенной лёгкости, которую хоть раз в жизни чувствует всякий человек.       Роджерс смотрел и на то, как Баки был счастлив. Как первый раз поцеловался. Как обнимал почему-то потом полночи именно Стива. Сам Кэп уже не помнил этого момента, ведь исключительной его память стала лишь после сыворотки, а эффект на «до» не распространялся, но это было не так и важно. Главное, что в тишине счастливый шепот Барнса кружил ему, находящемуся поблизости, голову лучше всякого алкоголя. Это было одним из тех немногих моментов, в которые Капитан попал случайно. Они не были связаны с триггерами или пребыванием в плену, это были светлые точки, которые подсознание друга почему-то захотело показать. А Стив только и рад оказался посмотреть, понять и прочувствовать что-то для себя. Что-то такое невероятно важное, чего до этого в его жизни и не было. Он наблюдал за всем, чувствуя, как внутри очень медленно разгорается ещё пока совсем чуждый ему пританцовывающий огонёк, не похожий ни на одно из чувств, что до этого испытывал по отношению к Барнсу. Раньше была привязанность, теплота, восхищение, благодарность. А это скорее напоминало нежность. Оно перекликались с тем, как Баки посмотрел на него тогда, на набережной. Этот огонёк на губах улыбкой селился, тихим смехом рождался в груди, когда друг шутил, и искристой привязанностью заполонял все мысли, лишая последних капель объективности.       А ещё Капитан наблюдал за тем, как Баки ломали. Воспоминание за воспоминанием, наполненные страхом, ненавистью, яростью и отвращением. Стив смотрел, как Барнса заставляли делать то, чего в здравом уме тот никогда не сделал бы. Каждый раз это было что-то новое и крайне изощрённое. «Человек не способен придумать такое», — казалось Стиву. Но придумывали, и именно люди. Тогда не было ещё развитого искусственного интеллекта, не говоря уже о чем-то более серьезном, даже в ГИДРЕ. Но складывалось ощущение, как будто мысль Роджерса «хуже уже не будет» бросала Золе отдельный, персональный вызов, ставила новую задачу. И с ней, надо сказать, этот урод справлялся на «ура». А Джеймсу приходилось проходить нечеловеческие испытания, как ступеньки, одну за одной. Но главное, что теперь с Баки был Стив.       Сержант, всегда бывший одиночкой, в мире воспоминаний оказавшийся им даже в большей степени, теперь был не один. Роджерс, пусть пока ещё сомневался в успехе их затеи с кодом, хотя бы надеялся, что Барнс это запомнит. Как друг то и дело держал его руку, как успокаивал, как помогал пройти через всё это. Скорее всего прежнего Баки это не вернёт, да, но если будет хоть какой-то, не считающий себя опасным, это будет уже победа. Может тогда, со всеми появившимися моментами, дойдет до буйной головы, что Роджерс будет с ним до самого конца?       Стив понял, что с новым воспоминанием что-то не так, когда увидел не какие-то застенки или светлый Бруклин, и даже не военные времена Ревущих, а именно что полигон. Это было больше открытое пространство, наполненное всеми оттенками серого в различных порциях. То же вдалеке, что серым наполнено не было, клубилось болотной туманной дымкой. Даже бетон под ногами, припорошенный снегом, глядел своими темными проплешинами на окружающий мир и напоминал неведомого монстра. Как по Лавкрафту, в точности.       Здесь всё напоминало о том, как проходила военная подготовка самого Роджерса. Только напоминание это казалось обесцвеченным. Помимо того, что полигон был большим настолько, что края его Капитан не видел, он ещё и абсолютно, как-то безжизненно пустовал. Но сомнения в том, что он обитаем, у Стива даже не возникло. Заключение оказалось простым и логичным: если он сейчас здесь, то действия и будут происходить здесь же. А будь то Баки, будь то Солдат, его никогда не оставляли одного надолго. Будто в головах садистов ГИДРЫ уже тогда существовала мысль о том, что стоит оставить Барнса одного, как тот сразу задумает план побега. Это было достаточно близко к истине. Ведь даже Солдат поначалу что-то вспоминал. Это потом всё стёрлось под натиском постоянных обнулений. И то — Стива он узнал и спас после даже так.       А ещё холод до пробивал все тело до дрожи. Скорее всего это и близко не было похоже на крио, и Баки посмеялся бы над ним за то, какой усовершенствованный Стиви слабак, раз замерзает при таких температурах. И мороз хорошо, всей кожей ощущался даже с учётом того, что Капитан оказался в какой-то странного кроя шубе. Она, шерстяная, не спасала от холода, будто бы поселившегося где-то в душе сразу же, вползающего через лёгкие с воздухом. На секунду Стив себя почувствовал Каем, но эта ассоциация быстро исчезла, стоило дунуть колючему ветру. Нет, он не Кай. Он чёртов снеговик.       Стив прошёлся из стороны в сторону, спрятав моментально коченеющие руки в карманы. Помогло это, естественно, слабо, но надежда ещё жила, когда он только спрятал пальцы внутрь. Шуба оказалась неприятно колкой, а шаги из стороны в сторону не спасали от погоды. И даже спрятаться было негде. Хотя Роджерс понял, что ошибся, как только обратил внимание, на дверь в стене здания, которое стояло рядом. Как же до Капитана не дошло, что идея оглянуться стоящая, было вопросом хорошим, но уж никак не первостепенным. На первый план вышло движение, которое стало происходить в воспоминании, как только Стивен подошёл и попытался открыть обнаруженную дверь. Та могла стать его спасением, но у подсознания Барнса было на этот счёт своё мнение. Послышался резкий звук, который заставил отпрянуть. Пришлось отойти ещё на несколько шагов, когда стало понятно, что это выводят Баки.       Протез был новым, сверкающим и похожим на металлический. Он выглядел замечательно, и представлялся одним из относительно светлых пятен во всей сложившейся картине. У Баки уже стояла бионика, пока ещё без звезды на ней. Но он ещё не походил на Солдата, хотя волосы отросли значительно. Даже в самые бедные времена Барнс не позволял себе ходить так, всегда просил Стива его стричь. Сейчас же, даже потрёпанным, он по-прежнему был более похож на бруклинского себя. Скорее всего от того, что код ещё не существовал в его сознании.       Джеймса волокли под руки, и бережнее волокли бы мешок с чем-то даже не слишком ценным. Пленник упрямо сжимал губы, изучая всех вокруг волчьим взглядом, который ничего хорошего не сулил. Будто обещал, что вот-вот, одно неправильное движение, и он готов будет перегрызть глотки. Не посмотрит буквально ни на что. Семья, родные, что угодно. Слишком много натерпелся, чтобы быть милосердным.       И в этом сейчас закладывалась основа мести Зимнего Солдата. Той самой, которую после будет осуществлять шаг за шагом при поддержке Мстителей. Сначала это походило на сеть разрозненных преступлений, пока Стив не догадался поднять архивы. Изучая дело за делом, исследуя базы и находя всё больше информации, Капитан начинал понимать, что у этих убийств есть закономерность. Умирали только причастные к проекту «Зимний Солдат». Тогда же картинка сложилась: это именно Барнс старается, уничтожая всех и каждого, кого удавалось застать в живых. Поняв это, Стив сделал все, чтобы ему помочь.       Теперь же Кэп осознал ко всему прочему, что если бы в полной мере понимал, что было с Баки, видел это своими глазами, — вот как сейчас, — то лично убивал бы, не оставив в живых никого. Сам. Не отдавал бы Фьюри или просто под суд, нет, а занял скорее позицию рядом с Зимним. И щит Капитана Америки тогда принес бы множество смертей, замарался отпечатками крови. Многие считали, что на нём таких следов не могло быть. Считали Стива святым, не меньше. Защитником, но никогда не убийцей. И в этом, конечно, ошибались. Так или иначе, тогда всем гидровциам, даже бывшим, просто повезло. Лишь в тот раз.       Под руки Баки волокли два человека. Одежда их была очень похожа на одежду Роджерса, что заставило поморщиться. Но если уж подсознание Барнса одело его так, то грех жаловаться. Спасибо, что не в старую форму. Рядом шла ещё пара человек, и Стивен не мог не поразиться тому, что на них из верхней одежды лишь халаты. Утеплённые, но всё же простые белые халаты. И эти люди не выглядели замерзающими. Возможно это Баки так запомнил, а резкие растирающие движения руки и фразы вроде «Scheiße, ist das kalt!» его мозг просто не сохранил, посчитав незначительными. — Эксперимент №371, — абсолютно безразлично начал зачитывать человек рядом с Баки, как раз один из «белых халатов». Почему-то из всей фигуры отчетливо выхватывался только взгляд. Острый, пренебрежительный, как будто мясо выбирал на рынке, а не ставил эксперименты над человеком. Но лишь это выделяло фигуру помимо одежды. И Стива поразило больше другое. К этому он как раз привык, а вот речь — она была слишком знакома. Английская, привычная. Или это уже в воспоминании Баки сознание так переводило, или изначально всё было на английском. Последнее вероятнее, потому что потом отчёты писались именно на этом языке. Во всяком случае то, что читал Роджерс. — «Печь», — промелькнувшее название заставило Стива вздрогнуть. Но что бы оно могло значить? Тут рядом не было печей. Хотя…       Кэп повернул голову в одну сторону, в другую, пригляделся уже повнимательнее. Его замерзающей версии пять минут назад можно простить факт невнимательности. Но на деле же он не заметил множество деталей. Как, к примеру, одно из тех сооружений, которые были приняты за безликие мёртвые почти декоративные здания. Оно напоминало по своей сути две обувные коробки, поставленные друг на друга, и было похоже на печь. Нет, не просто похоже. Это и были печи. Печи концлагерей, в которых сжигали трупы или уже умирающих. Разве что строили их такими не только в лагерях, Роджерс потом читал, но сейчас видел такую перед собой и понял, что не мог ошибиться.       Не просто полигон, как подумалось сначала. Нет, но концлагерь или близкое к этому. — Bringen Sie die Gefangenen 14062 und 14063, — приказал другой человек низким, властным голосом. После этого дверь за их спинами с тем же противным скрипом открылась и закрылась.       В этой ситуации Стив понятия не имел, что делать. Ему на самом деле нужно было придумать что-то, нужно было вмешаться, нужно было вклинить себя в это воспоминание, ведь вряд ли его потом опять выкинет сюда же. Нет, повторяющихся отрывков ещё пока совсем не было, так что у Кэпа всего один шанс. Пришлось огляделся, будто бы растерянный взгляд мог выхватить деталь, которая бы помогла. Но вокруг не было ничего. Ладно. Придется подождать.       Дверь вновь открылась с ярким металлическим лязгом и на морозный воздух вывели ещё двух людей. Женщину средних лет и маленькую девочку. Обе были истощены и выглядели ужасно: побитые, серые, почти уже неживые. Но ещё были похожи, как могут быть схожи только мать и дочь.       Отдельно стоило отметить одежду узников. Что Баки, что юная леди, что её мать, были одеты в какие-то легчайшие тряпки. Пленницы и вовсе прикрывались руками в некоторых местах, потому что то, что было на них, даже нельзя было назвать обрывками одежды. Барнс также был одет в рвань, но, кажется, его это не особенно сильно заботило на фоне сыворотки и адреналина. Ему даже холодно вроде как не было.       А девушки задрожали сразу же. Малышка беззвучно плакала. Но примечательным были не застывающие на щеках дорожки от слез, а то, на что вытаращился и сам Баки, пытаясь проморгался. Девочка была до боли похожа на Ребекку в детстве. Кажется, даже веснушки появились бы более яркие, если бы хоть немного больше на солнце побыла и поела как следует. Кожа, натянутая на кости, это сходство сбивала, конечно, но Роджерс мог с лёгкостью понять, что так шокировало Барнса.       Кэп встал позади девочки и положил руки на её плечи, удерживая, а сам надеялся хоть немного согреть. И какая разница, пусть даже это воспоминание? Он хотел помочь, как мог. А это ещё и вписывало его, оставляло его след. Ведь только теперь окружающие начали его замечать, но сейчас не спрашивали и ничего подобного, только равнодушные взгляды бросали. Будто бы так надо. Будто бы он свой.       Несколько отрывков назад, методом проб и ошибок, Стив понял, что его появление в воспоминании начинается именно с момента взаимодействия с кем-то из участников. Теперь, приложив к этому ещё и ситуацию с дверью, когда попытка её открыть привела к началу действий, можно было вывести простое правило: взаимодействие с миром ведёт к тому, что действия начинают происходить. Если они сами не происходили до этого. Ничего сложного вроде бы. — Солдат, — техники уже обращались к нему так. Зимний Солдат. Не Джеймс Барнс. А помнил ли он сейчас своё имя? Нет, точно должен был, Стив же не дал начать это тогда, в Аззано! Хотя это не значит, что что-то поменялось. Как вообще проверить, воздействует ли одно воспоминание на другое? Думать долго Роджерсу не дали, продолжили: — тебе необходимо устранить цель. На выполнение миссии тридцать секунд. — Нет! — Баки, естественно, воспротивился, встрепенулся, напрягся, неверяще уставившись на техника, попытался вырваться. Но в его крови видимо ещё не было той самой, так похожей на сыворотку Эрскина, мути. Так что у него не вышло. А тем более удерживали его, связанного, крепко. — Либо цель, либо умрут обе. Выбирай, Солдат.       И техник достал «Парабеллум» — классическое оружие тех лет. Стив видел таких множество, отнимал, сам стрелял во время миссий, когда все же приходилось пользоваться чем-то кроме щита. Вот и сейчас узнал без особенного труда. Девочку, на которую направили оружие, захотелось закрыть собой, захотелось быстро выбить пистолет, что-нибудь сделать, но Стивен лишь чуть-чуть сжал ладони на плечах, мол, не бойся. Другие могли бы это принять за более надёжное удерживание, но оно было слишком бережным. Благо, со стороны такое заметить сложно.        Взгляд Баки скользнул по нему, и только сейчас Роджерс осознал, что друг мог узнать его. И вот сейчас он, Стиви, держит Бекку для того, чтобы какой-то ублюдок мог направить на неё пистолет. От этого хватка даже на секунду ослабла, а когда Джеймс сплюнул на пол куда-то под ноги белому халату Кэп и вовсе вздрогнул.       «Главное — вписать. Не важно, в какой коннотации. Вписать», — твердил себе Стив, смотря на одного из «халатов». И удерживал девчонку. Правда, сам себе не верил. Ну очевидно же получается, что он слишком слабо вписал себя в этот момент. Баки по нему только взглядом отчаянным скользнул. Запомнил ли? Или подумал, что показалось, и не стал больше смотреть?       Нельзя полагаться на это «ли». Иначе ничего не сработает.       Женщину тут же толкнули в плечи вперёд, и техник приказал ей тоже на немецком: — Lauf, du Judenschwein!— и, даже если понятно ей было только то, как её обозвали, пленница побежала. Потому что на неё уже было направлено оружие, а тело было свободно.       Ей дали отбежать на достаточное расстояние. И пока она, утопая босыми ступнями в смеси грязи и снега, делала это, техники занялись подготовкой Солдата. В этот момент открыли кейс, который был в руках в одного из конвоиров. Там тоже было оружие, но вот конкретно эту модель Стив знал очень хорошо. Самозарядная винтовка Джонсона. Роджерс знал, как её разбирать, собирать, ведь друг множество раз возился с ней. Она была привычна руке Баки настолько, насколько щит был привычен Капитану.       И вот теперь именно эту винтовку достали из контейнера. Конечно, это не могла быть винтовка самого Барнса... Но откуда они вообще могли знать, что это его оружие? То есть… Где-то был крот. Ничего удивительного, если учесть, что ГИДРА потом пустила корни даже в детище Пегги — Щ.И.Т.       Оружие, не особенно медля, передали Джеймсу в руки, освобождая их, но самого Барнса удерживая. В другой ситуации Баки, наверное, пошутил бы нервно, но сейчас он выглядел невероятно, до синевы бледным, и ему точно было не до того. И ещё этот холод. Жгучий. Кажется, у Капитана все губы уже стали ужасно сухими и потрескавшимися, а лицо от этого же ощущения болело. Он, конечно, испытывал многое и, вообще-то, войну прошел, но теперь мог с уверенностью сказать, что погода обычно их щадила.       Внутри у Стива был такой же холод. Обжигающий холод ненависти. Теперь уже не просто за Баки, а за то, что делали со всеми теми людьми. Какие мучения заставляли проходить перед смертью. Та, скорее всего, уже освобождением казалось, а тут… Дети же. Женщины. Хотелось выругаться. Застрелить, помочь, сделать хоть что-то — Роджерс не мог. Это сделало бы его для памяти Барнса чужим, возможно, выкинуло бы, а миссия по-прежнему оставалась невыполненной. Нужно было собраться. Тем более это уже произошло в реальности. Ничего не изменить.       Но от бессилия хотелось просто взвыть. Взвыть, убить всех ублюдков, спасти Баки и пленниц. А потом просто лечь где-нибудь в углу и замёрзнуть ещё на несколько лет. В прошлый раз тактика сработала. Может, и сейчас?..       Баки даже не рванулся, когда его отпустили. Да и куда? Без одежды в такой холод. К тому же сбежать из концлагеря или где они там были. Охраняемая же территория. Он-то должен был понимать, что над таким серьезным проектом не будут работать где попало. А Джеймс никогда не был похож на самоубийцу, чтобы пытаться сейчас бежать. — Тридцать секунд, Солдат, отсчёт пошёл, — для Барнса говорили на английском, это точно.       Как раз в это время ослабленная женщина стала бежать уже медленнее. Петляя, она была похожа на зайца, и Стив не понимал, делает ли она это осознанно или от усталости и истощения её просто шатает. Но вдруг пробило осознание. Она точно специально выбрала траекторию зигзагов и бежала ещё медленнее, чем могла бы. Она тоже поверила этим уродам. И готова была сделать всё, чтобы дочка осталась жива. Хотя бы ещё немного.       Пока все отвлеклись на результаты эксперимента, и не глядели ни на него, ни на девочку, Стив быстро закрыл ей глаза рукой. Это ничего не даст, конечно, в реальности она все равно видела смерть своей матери от рук Джеймса Барнса. Но хотя бы здесь.       Раздался оглушительный звук выстрела. Точнее, он-то тихим был, но в морозном воздухе и окружающей пустоте огромного пространства, разнесся стремительно и ярко. А для Капитана стал буквально оглушающим. Незаметно для себя Стив даже шаг назад сделал, протянул с собой девочку немного, широко раскрытыми глазами наблюдая за тем, как фигура женщины потрёпанной тряпичной куклой упала, кажется, совсем без движения. Земля тут же принялась впитывать кровь ещё одной жертвы этой войны. Первой жертвы Зимнего Солдата.       Не говорил никто. Тишина странная, какая бывает после появления ужасных новостей, воцарилась вокруг, и только снежинки сыпались с неба. Стив даже не понял, в какой момент эти колкие создания природы начали свой путь, но это было и не важно. Даже собственное дыхание в этой тишине было слишком, до одури громким. Замерло всё. Но ненадолго.       Оружие Джеймс всё-таки опустил, смотря перед собой с каким-то абсолютно нечитаемым, потерянным выражением лица. С выражением лица уже Солдата. Будто вот сейчас, он услышит любой приказ — и пойдет его выполнять. Уже не важны моральные устои. Не возникнет даже вопросов.       Он убил ни в чем не повинную женщину. Просто застрелил, когда она убегала, когда она боялась. Убил маму буквально на глазах у дочери. Теперь Стив понимал, почему этот момент стал ключевым для Баки. Но по-прежнему не мог понять, отчего же — печь. Почему этот эксперимент носит именно такое название.       Кажется, в этой ситуации остались довольными только техники. Один из них что-то залепетав в записывающее устройство даже прошёлся взад-вперёд, внимательно смотря за выражением лица Баки, будто пытался понять, увидеть, что тот чувствует, и занести это в отчёт. Пусть и пока лишь в устной форме.       Захотелось ему, этому белому халату, врезать хорошенько. Врезать и повалить на пол, а там своими же руками прикончить. Стив осознал, что перестал контролировать силу, только когда девочка под его ладонью как-то нехорошо пискнула. Это послужило поводом резко ослабить хватку, провести по плечу поглаживающим извиняющимся движением. Малышка не была глупой, поэтому сразу осознала, что произошло. Да и выстрел не могла не слышать. У Роджерса всё-таки не четыре руки.       Капитан провел ладонью, до этого закрывавшей глаза, по темным волосам на голове девочки, будто прося прощения за всё это. За то, что было, и за то, что будет. Но если Кэпу когда-то приходило в голову, что люди из ГИДРЫ могут поступить честно, то он ошибался, притом с сокрушительной силой.       Потому что стоило девочке пискнуть, как техник развернулся к ним. Развернулся с абсолютно однозначным намерением. Направил пистолет. Секунда — и у малышки аккурат во лбу уже есть алое пятно. Она осела у ног Роджерса, более не удерживаемая ничем, а Стив даже сдвинуться не смог, в шоке смотря на убийцу. На Баки, взгляд которого даже не изменился, как и выражение лица. Друг просто смотрел перед собой, будто и не видел происходящего более. Возможно, это не сломало его, но эффекта добиться удалось однозначно. Мрази.       Но приказали убить не Барнсу. Почему? — Солдат, тебе необходимо научиться убирать за собой. Прибери это, — скомандовал техник, указывая небрежно на тело, а потом туда, где предположительно лежало второе. Джеймс, хоть и вздрогнул, но послушно опустошенно кивнул. И потащился по полю, будто переставляя свинцовые гири, а не свои ноги, за трупом женщины.       Стив же так и стоял, глядя на все это. На то, как Баки принес, кажется, ещё живую пленницу, которую лишь подстрелил. На это техник неодобрительно покачал головой. Захотелось размозжить его череп о бетон ещё больше.       Первым к печи Барнс отнес тело ребёнка. Вторым — женщины. Открыл заслонку, выдвинул специальную подложку с отвратительным звуком, в тишине прозвучавшим особенно громко. Удивительно, что они тут были вообще. В движениях скользила некоторая механичность, которая после трансформируется в обледенение Солдата.       Джеймсу не мешали, когда он носил тела, не мешали, когда грузил. Лишь упаковывали винтовку. Как будто все так и надо, как будто этот эксперимент вообще не в первый раз проводится. Как будто так ломают людей каждый день. Хотя кто сказал, что этого не происходило?       В Печи вспыхнул огонь. Перед тем, как закрылась заслонка, Стив успел разглядеть на щеке у Баки слезу. Дорожка от неё была видна в отблеске света, а ещё быстро застыла на морозе. Показалось, что Стив сквозь ветер и разговоры техников услышал мучительные крики ещё живой матери. Но сказать с точностью, показалось ему или нет, было сложно.        И, казалось бы, дальше все тоже должно идти по какому-то там плану воспоминания, которое шло своим чередом, но в этот момент Барнс поравнялся с ним и повернул голову, уткнувшись взглядом, полыхнув резкой ненавистью глаз, и кинулся на него. На него, на Стива.       Никто не ожидал этого, ведь Баки был как шелковый, выполнял всё. А руки ему, кажется, просто забыли связать. Или это была часть плана, уже не так важно. От неожиданности Кэп даже оказался сбитым с ног и достаточно больно ударился спиной, затылком о бетон так, что перед глазами заплясали чёрные точки. Потом заработал ещё и несколько ударов в лицо. Металлической рукой и обычной.       Баки всхлипывая что-то говорил, но Роджерсу удалось разобрать только: — Где же ты., — дальше было что-то невнятное, но Капитан попробовал предположить, что было там что-то не слишком цензурное, — …когда т-ты …ак нужен?!       Его быстро оттащили, а Стив остался лежать, смотря в серое небо и слушая завывания ветра где-то у них над головами, там, высоко. Спасибо улучшенному слуху. Раньше это было незаметно из-за того, что происходило в воспоминании, но сейчас все как-то отошло на второй план. Он только смотрел, как плывут облака, осознавал, сколько сделал ошибок, и пытался не задумываться о словах Баки. Все остальное будто потеряло значение на эти секунды, наверное, даже больше, там точно должна была быть минута или вроде того.       Потом его подняли. Точнее, пихнули, мол, ты что, уснул? А Стив и поднялся, собираясь со всеми войти в темную дверь. Он чувствовал странное опустошение, почти безразличие, руки опускались. Вот сейчас они отведут Баки дальше в мучения, а Роджерс пойдет дальше его спасать по другим моментам. Всё будет идти своим чередом. Своим же, да? — Du hast ein Gesicht wie dieses Gemüse, — пошутил с ним один из конвоиров, кивнув на мрачного Баки, но так как шутка была на немецком Стив почти ничегошеньки не понял. Пожалуй, лишь то, что она неудачная. А Джеймс, будто выбившийся из сил, просто шел рядом, удерживаемый теперь надежно двумя парами рук.       «Клянусь, Бак, они все ответят за то, что сделали», — это была последняя мысль перед тем, как Капитан шагнул в темноту.