Некоторые особенности оказания психологической помощи Джеймсу Барнсу

      Воспоминания — одно из самых сложных понятий, существующих в этом мире. Оно напрямую связано с разумом человека, с его определением реальности и попыткой понять, а как же этот плавающий в пространстве мира мозг проецирует окружение внутрь себя. Философы и учёные многие годы бились не только над попыткой понять, что есть сознание. Но также их занимал вопрос: а что же есть в этом механизме есть появление воспоминаний? Как же получается, что память выступает своего рода большим писцом, который создаёт картинку реальности, делает набросок, а уже воображение и чувства докрашивают её в определённые цвета, позволяют эмоциям ответной реакции проникнуть внутрь?       В этом в частности была и большая проблема сейчас. Стив, разговаривая с Шури, осознал абсолютно ясно, что это куда сложнее, чем представляется в формулировке «проникнуть в память и поменять там что-то». Почти также как с «ну ты иди, там ракета, сядешь и полетишь в космос». На словах кажется, будто бы это дело пяти, а то и меньше, минут, но никто почему-то не упоминает все те огромные сложности, страхи и волнения, которые будут поджидать человека на пути. Так и Шури. Невозможно, конечно, прочитать курс по психологии и нейробиологии, даже вводный, за то время, что было у них. С другой же стороны, она предупреждала Роджерса. Предупреждала, говорила, чтобы он был предельно осторожен и не касался того, в чем не уверен.       Только она не сказала о том, на какое подозрение в чувствах может натолкнуть это всё Стива. Какую реакцию пробудит в нём самом. Не рассказала о том, как придётся раз за разом, следуя за сознанием Барнса, проходить буквально через Ад вместе с ним. Что Роджерс будет стоять, наблюдая за тем, как Баки меняется вместе с количеством того, что в него закачивали или…       Да она ничего не рассказала, по сути. Потому что на самом деле ничегошеньки не знала о том, что проходил Джеймс. Никто не знал. Отчёты никогда не скажут столь же много и полно, как это сказали воспоминания в каждой картинке, растираемой грубой наждачной бумагой по душе Стива.       Буквы? Да Роджерсу сейчас хотелось эти буквы затолкать в глотку каждому технику, каждому человеку, который был во всем этом задействован, и заставить ими задыхаться, харкать ими, как задыхался Баки после уколов, когда с его губ текла кровь. Хотелось убить всех и каждого, раз за разом в ненависти делая все больнее.       Если что-то и останавливало Кэпа сейчас от этого, так это осознание: все эти люди, участники воспоминаний, мертвы. Но если после всего этого будут ещё зачистки баз, связанных с Гидрой, — ничто уже не способно будет остановить Стива. И очень вряд ли об этом напишут в интернете или на стенде в музее. Вряд ли это расскажут, как хорошую и приятную сказку на ночь.       Он — герой с абсолютно белым плащом в белоснежном костюме, пусть даже его форма синяя. За все хорошее, против всего плохого. Милосердный, где нужно, справедливый, сильный, на страже Америки… Как же хорошо он научился играть эту роль. И как же тяжело будет теперь с ней справляться, когда в голове есть множество вариантов расправы над гидровцами и всеми, кто хоть когда-то мог просто подумать про Джеймса, который прошёл через такое количество мучений, плохое.       Ненависть прожигала все, что было в Стиве, все его существо. И делала она это наравне с невероятной, всеобъемлющей любовью к Баки, которая затекала в каждую клетку. Роджерс осознавал её всё сильнее. Вот, воспоминание, где Барнса пытаются сломать, руководствуясь одним из тысячи способов. И в этот момент ладонь Капитана бережно-бережно касается щеки друга, заставляя смотреть на себя стекленеющим взглядом, не концентрироваться на происходящем. Да, Стив помнил слова Шури про то, что нужно вписать себя везде. И здесь вписывал так, если останавливать было слишком рискованно.       Единственное, пожалуй, чего боялся Капитан сейчас, так это того, что он попадёт в ситуацию, где ему придется всё закончить самому. По какой-то дурацкой причине придется. Вроде как если бы его закинет в точку с товарным вагоном. Он ведь не сможет спасти Баки, абсолютно. Придётся даже столкнуть самому, если в итоге получится так, что Барнс на этом вагоне останется. Это звучит совсем ужасно, но возможно будет необходимо. Потому что воспоминание завязано на нём. И это точка. Определённая серьезная точка. Как их знакомство, как первый важный подарок, как множество других, и так уже завязанных на Стиве. Это было серьезным опасением. Но что ещё может быть завязано на Роджерсе такого, кроме очевидного?       Тут же Кэп себя осадил. Абсолютно точно не стоит недооценивать Баки в его мыслях. Ведь до этих воспоминаний все взгляды Барнса, некоторые его действия оставались для Стивена незаметными и скрытыми. Так что готовым нужно быть ко всему.       Исходя из этого Стив, естественно, подготовился. Как может морально подготовиться верующий человек, который готов пихнуть голову в петлю. Который готов на мучения, готов пройти через Ад.       Пройти через Ад, чтобы помочь Джеймсу «Баки» Барнсу. Потому что тот прошёл когда-то куда больше.

***

      В этот раз по знакомому запаху Роджерс понял, что оказался не в застенках Гидры, нет, даже не близко. Там воздух был особенный. В моментах с ГИДРОЙ как-то незаметно, проникающе-ненавязчиво пахло смертью, лёгкой сладостью гнили, сыростью и страхом, насколько страх вообще может пахнуть. Здесь же все было иначе. И это тепло Стив узнал, почти сразу же с удивлением распахнув глаза.       Это была их квартира. Их старая квартира. Куда они переселились, когда шестнадцатилетний Баки решил, что это хорошая идея, а Стив захотел его поддержать. Тогда матушка ещё была здорова и имела привычку чрезмерно опекать слабого сына. Оттого иногда с ней было жить в тягость.       Эта задумка сначала показалась безумной, но Барнс умел уговаривать. Мол, ни к чему им, двум здоровым лбам, жить с родителями. Тем более, что Баки водил девочек, но одному ему квартиру было точно не потянуть. Да, Стив не зарабатывал много. Но в моменты, когда он заболевал, ухаживать за ним было удобнее для друга, чем жить на два дома. К тому же, перерасчёт доходов. И мама Стива, скорее всего, сможет так устроить личную жизнь. Со всех сторон выглядело удобнее. Пусть кое-как, в тесноте, но в итоге на жизнь им хватало.       Это сейчас Стиву показались все эти аргументы откровенно детскими и бредовыми, но тогда его захлёстывала волна подросткового максимализма, желание стать хотя бы так более значимым. Почему-то дети странным образом всегда, во все времена хотят приблизить своё взросление. Им тогда тоже хотелось.       Пахло так знакомо, теплом и уютом. А ещё порошком для стирки соседки миссис О'Келли, которая давала двум юношам не только его, но и всякие мелкие бытовые вещи по доброте душевной. Она не была стара, но грузность явно помогала ей выглядеть несколько старше, чем указанная цифра в паспорте. Это тело всегда казалось маленькому Стиву таким большим, будто собиралось поглотить его в темных складках. Но добродушное лицо заставляло улыбаться, ведь невозможно быть невежливым с тем, кто так добр к тебе самому.        И сейчас пахло действительно этим самым порошком для ручной стирки. Стив, осторожно ступая, прошел от проёма кухни, рядом с которым и оказался, по тому, что стыдно назвать коридором, к единственной комнате в этой квартире. Теперь, правда, чтобы пройти в дверь ему пришлось немного пригнуться, как приходилось всегда Барнсу раньше. Это обычно забавляло Роджерса или будило по утрам, когда Баки приходил со смены абсолютно уставший и забывал про эту особенность их дверей. Потому, естественно, ударялся, чертыхался и только затем валился спать. Пусть он старался делать все аккуратно и тихо, выходило у него так себе.       Стива никогда это сильно не напрягало. Во всяком случае, не настолько сильно, чтобы вообще говорить другу о том, что это не комфортно. Тем более с учётом того, сколько Баки в маленького Стива вкладывал. Он ведь и на работу-то вторую только ради него устроился, Роджерс видел, как Джей сверял одним вечером записи о своих доходах и то, сколько стоили лекарства, а на утро объявил о том, что ищет подработку. Эту идею Бак вбил себе в голову накрепко.       И нашел же. Пытался это тогда в какой-то шутливой мере оправдать, мол, для девочки очередной на подарок копит, только потом уматываться стал так, что и не до девочек стало, и не до жизни. Затем случилось ещё какое-то количество дерьмовых вещей. Маме стало хуже, и Стив переехал к ней. Затем схоронил, а осознав, что не может жить там, где жила она, вернулся к Барнсу. Последние полгода из того, что Стив помнил, было направлены заработок. Баки работал больше, чем обычно. Как потом выяснилось, хотел обеспечить Роджерса на первое время после, когда в армию заберут. Баки ведь не дурак был, да и героизмом чуть не наравне с другом страдал. Глупый.       А Стив, слепой идиот, два плюс два сложил только сейчас. Когда провел пальцами по дверной коробке, окинув комнату взглядом, заметил, что на самом деле его вещей в этом помещении было на порядок больше, чем вещей Баки.       Роджерс же из этого времени дорисован был воображением именно Капитана, ведь в прошлых воспоминаниях выглядел на порядок ярче. Тогда его волосы будто золотились на солнце, тело казалось не таким и слабым, ладони — более элегантными, да и в целом он был просто каким-то неуловимо другим. Сейчас же видно становилось все, что в себе тогда так ненавидел. Тело более костлявое, чем, возможно, это было на самом деле, руки слабые, ноги тоже, блеклые жидкие волосы. Выпирали все недостатки.       Ещё одним веским аргументом в пользу теории о том, что это Стив дорисовал сам себя, становился факт: Барнс просто не мог помнить, что мелкий делал в его отсутствие.       Становилось понятно, насколько они с Баки отличались даже по части восприятия самого Роджерса до сыворотки. И сейчас он точно видел не то, что было. Точнее, именно то, но со своей позиции. Вот, он достирывает вещи, что-то мурлыкая себе под нос, вот уже принимается за очередной рисунок. Обычно они продавались почти за бесценок. Никогда не удавалось продать свои рисунки особенно дорого, но так как деньги нужны были любые занимался и этим. Вот только сегодня он рисовал не для продажи. А потом, когда устали руки, взялся за готовку для Баки.       Этот вечер Роджерс помнил очень даже хорошо. Он даже сейчас встал перед глазами, как если бы в воспоминании активировалось ещё одно.       Вечер прослушивания в творческий колледж, куда он так хотел поступить. Обучение там дало бы ему возможность устроиться куда-то профессионально, ведь обычно ему отказывали именно по причине отсутствия документа. Сейчас, побывав в будущем, Стив понимал, что тогда отказывали ему ещё и по ряду экономических причин, а безработица даже для обычных людей была делом частым. На что же было рассчитывать художнику без имени, так ведь?       Но Баки обещал с ним пойти. И в том, как это помнил Стив, пошел. Влетел домой вихрем, хлопнул дверью, обнял и чмокнул в лоб, как старший брат. Тепло от этого стало невероятно, конечно, но Роджерс быстро заметил, что у Барнса следы на костяшках, как от удара. Схватился за него, стал допытываться, но у Джеймса тоже было, что спросить в тот вечер. — Почему ты не сказал мне, что они так… Задирали тебя?! — воскликнул тогда друг в гневе. — А что бы ты сделал? Побил бы их? А, да, ты уже.., — с горечью заметил Стив тогда. И быстро пожалел, потому что это прозвучало как пощёчина, при том абсолютно незаслуженная. Баки его всегда защищал, а Роджерс себя как истеричка повел. Не то, чтобы ему не было свойственно говорить не разобравшись, но с возрастом это перешло в «творить бог знает что, не разобравшись», а вот говорил он теперь точно немного думая. Всё-таки приходилось представлять не только свои интересы, но порой и всей Америки. А это требовало работы, которую пришлось провести с собой. — Будто бы ты один у нас лезешь на рожон, — но в голосе у Баки послышалась легкая обида. И это Один. Оно выделилось из общего потока, резануло слух. Становилось очевидно, почему это стало словом кода. Их ссора… Важное событие. Не такое, как для Капитана, но тут не подгадаешь. У каждого свои триггеры и свои точки в этом таймлайне.       Тогда они провели вечер все равно вместе. Прослушивание Стив провалил, понятное дело, ссора оставила некоторый отпечаток, и потом, когда они плелись уставшие и опустошенные домой Роджерс первый раз между ними это почувствовал. Тишину. Но не ту, которая была бы комфортной, нет. А ту, которую хочется заполнить глупой шуткой, грубой фразой, да хоть чем-нибудь, лишь бы она не перешла в безразличие.       «Заслужил бы», — подумал тогда Стив.       Но когда они дошли до дома, Барнс посадил обоих на старый, погрызенный мышами диван, который вот-вот готов был сломаться от каждого движения, завернул Стива в плед и буквально заставил поговорить. Тогда всё прошло неплохо, они помирились, после стараясь как можно меньше ругаться. Будто чувствовали, что им не так и много осталось вместе, или поняли, что такая тишина между ними не должна повториться.       Так или иначе, эта ситуация не очень сильно запомнилась Стиву. Но Баки, видимо, она заставила о многом задуматься. Собрать этот пазл было делом несложным. Если Барнс говорил в прошлый раз, в воспоминании, являвшемся непосредственно прелюдией к этому, что Роджерс замечательный и вообще его друг и…       Возможно, в этот вечер он что-то для себя переосмыслил. Как раз в момент, когда обнимал мелкого Стива за плечо рукой, рассказывая забавную историю из дня.       И ни слова о спортзале. Будто и не происходило такого. Скорее всего, если бы не воспоминание и не триггер, Кэп никогда не узнал бы о том, что же там происходило такого, что домой Баки влетел злой. Но в том воспоминании тоже не понял, хотя маленький Джеймс и напомнил о чем-то однозначно хорошем.       Однако сейчас происходило что-то иное. Стив вглядывался в маленького, все больше нервничающего себя, смотрел на часы и силился вспомнить, в какой же момент в тот день Баки хлопнул входной дверью. Будет ли ещё этот момент или уже должен был быть? Роджерс не мог понять. Он лишь помнил, что время прослушивания назначено на семь вечера.       А ведь Баки так искренне в него верил, что говорил, будто его работы уже совсем скоро будут выставляться на улицах. Это только сейчас дошло с глухим осознанием, как молоточком по виску. Стиву на секунду захотелось сбежать в другое воспоминание. Просто чтобы увидеть там своего Джеймса и ещё раз его обнять. Крепко-крепко. Прошептать какую-нибудь глупость и совершить что-нибудь очень дурацкое. Возможно, Барнс от этого времени не одобрил бы. Но Роджерс же видел! Видел, какими глазами Баки на него смотрел в том воспоминании, где он чинил провода от фотобудки!       И это точно не могло быть просто так. Он бы понял и одобрил. Конечно же.       Время шло и, кажется, с каждым мгновением замедлялось. Создалось ощущение, что каждая секунда невероятно похожа на удары камней по лобовому стеклу нервной системы Стива Роджерса. Вот-вот рассыплется так, что никто уже и не соберёт, и не склеит из этих осколков абсолютно ничего целого. Кинцуги тут точно не решение и не вариант. Хотя если говорить о нервной системе Капитана, то лучше вообще её лишний раз не трогать — хрупкая очень. Уж как есть, а помотало его за жизнь знатно. И за последнее время.       Секунда за секундой. Секунда за секундой…       С каждым мгновением маленький Стив Роджерс раздражался все больше. Ходил по комнате из стороны в сторону и его движения становились все более расплывчатыми, неточными, как если бы это сама память Кэпа создавала такой эффект. Баки не пришел. Оставалось сейчас только наблюдать за тем, что будет происходить.       На то, чтобы понять, почему так вышло, много времени не понадобилось. Он же задержал Баки. В другом воспоминании, до этого. А Джеймс тогда и так в последний момент прибежал.       Стив лбом прижался к дереву коробки, но тут же одернул голову — совсем забыл о том, что там могут быть занозы. Вообще-то, сейчас было не до них, да и воспоминание не настолько детальное, но… Но. Черт. Причинно-следственная связь? Был ли там в физике или где-то ещё закон о том, что если меняется событие точки А, то и путь к точке Б будет иным? Наверняка был. Только вот учитывал ли его Стив? В голове стремительно складывалась догадка. Если он задержал Баки, значит тот не будет со Стивом на просмотре, значит, не сможет даже помочь успокоиться… Уже сейчас понятно становилось, что Роджерс прослушивание провалит.       «Так. Ещё раз, какая там была последовательность?» — попытался вспомнить Кэп более детально. Баки задержался, они поругались, потом просмотр, он его провалил, они пошли домой, Барнс заставил их помириться посредством разговора. У Роджерса в голове все раскладывалось в линию с точками. Но что будет дальше, если они нарушили первую уже фазу?       Маленький Стив к моменту появления в голове этой мысли собрался окончательно, сложил вещи, рисунки, с какой-то особенной тоской оглядел комнату. Сейчас силуэт стал совсем уж расплывчатым, будто фантазия не могла помочь в заполнении того образа, который память и не создавала. Вздохнув, юноша направился к входу, взяв всю свою ношу самостоятельно. Это выглядело очень комично. Обычно Барнс помогал ему с этим, и пусть все дразнили потом его самого ещё больше за беспомощность, это было не так важно. Важно, что Джеймс хотел ему помочь. По-дружески, без условий. Для Стива это имело невероятную значимость тогда и очень сильно аукнулось в будущем. Все эти маленькие моменты так прочно отпечатались в голове, что потом Роджерс даже особенно не задумываясь развязал войну между Мстителями ради Баки. Почти Гражданскую.       И кто бы ни утверждал, что там было куда больше сил, и даже если бы не Барнс, то события скорее всего все равно бы завертелись, просто позже, ведь Соглашения писались и были подписаны не просто так, — это в голове Кэпа значило невероятно мало. Основное, естественно, он брал на себя, в соответствии с привычкой.       Как только он же, только образца тридцатых, вышел из комнаты, у Стива просто не осталось выбора, кроме как последовать. Как бы ни хотелось задержаться в привычной своей квартире подольше.        А хотелось, очень. Вновь ощутить этот запах сырой улицы, который всегда по утрам дотягивался промозглым лапами даже до кровати. Он появлялся, когда Баки тихим утром скользил в квартиру после того, как торчал на улице лишних полчаса, чтобы выкурить сигарету и после слабее пахнуть дымом. Это была дурная привычка, но друг не смог от неё избавиться даже после того, как в его жизни появился Стив. Мальчуганы вроде Барнса в те времена курить начинали до крайности рано, но это обычно не очень волновало всех. Особенно в таких семьях: многодетных, где отец потерял работу и не мог найти. Классическая ситуация для Америки начала тридцатых годов.       У Стива сжималось сердце, стоило подумать, как было тяжело Джеймсу без единой сигареты в плену. И можно подумать: такая мелочь, не об этом в такие моменты мысли в голове. Но Роджерс по себе знал, что даже когда собирался утопить Валькирию, в последнее мгновение в его голове промелькнуло дурацкое: «а залом на рукаве парадной формы так и не отгладил».       Чушь все это, что жизнь перед глазами проносится. Может быть, в последние минуты, где-нибудь на смертном одре или вроде того — да. Но в моменты, когда счёт идёт на секунды. нет. Там думается что-то такое дурацкое и незначительное, на что и внимания не обращал.       Так отчего же Баки там, а плену, не мог задумываться о сигаретах? Их проносили даже сослуживцы в полевые госпитали, понимая, что не так много друзьям утешения в этой жизни.       Встряхнув головой, Стив направился в темноту, следуя за неуверенной и тихой поступью себя же. Ведь думать о Баки он мог едва ли не бесконечно. И с каждым витком мысли все сворачивали и сворачивали в иные, новые стороны. Становились темнее, как кофейная гуща на дне чашки. А сейчас вот совсем было не до этого. Поэтому пришлось собраться. В который раз. И последовать во тьму.

***

      Тьма не оказалась непроглядной на проверку. Стив шел все дальше и дальше уверенными шагами, не боясь, что земля расступится под ним. И она не расступалась, не подводила его. Роджерс прекрасно знал, что сейчас он в сплетении своего сознания и сознания Баки, памяти их обоих, а значит в самом надёжном месте на свете. И все проблемы, преграды, пути, трудности — все это на самом деле в их головах. По сути над Стивом никто не издевался. Не ставил опыты, не пытал, да и сам Баки был в этот момент в крио, там, в лаборатории-мастерской принцессы Шури. Но все происходящее так болезненно полосило по душе, что оставляло шрамы, которые, даже если и затянутся, останутся навсегда. Уже сейчас Роджерс чувствовал, что всё-таки изменился, разве что не понимал, в какую же из сторон.       Это ещё предстояло выяснить. И оставалось лишь надеяться, что выяснять это Стив будет не один. Что он не напортачил и не сделал так, что Барнс помахает ему ручкой, как только код будет переписан.       С другой стороны, заслужил бы. За слепоту. За глупость. За упрямство.       Только вот как пережить такое…       Он шел. Как во сне делал шаг за шагом, уверенный, что их сплетение не позволит упасть. Это было похоже на состояние ранним утром, когда блуждаешь между сном и явью, ещё не до конца способный понять, что есть что. Вот он, мелкий, а Баки помогает с расположением рисунков. Но это воспоминание быстро сжигается и заменяется тем, где он один не очень четкой фигурой пытается справиться, и выходит даже хуже. То, где они с Джеймсом идут по вечерней улице в угнетающей тишине. сменяется им самим на ступеньках колледжа. И вся поза — поражение. Когда лицо спрятано в ладонях, а локтями опёрся о свои же колени. Рядом эти рисунки, которые, Стив чувствовал, он сейчас мог бы сжечь. Вновь всё расплывчатое.       Капитан прошёл ещё вперёд, дальше, и вот, как раз момент, когда он вошёл в квартиру, поднявшись до этого по скрипучей лестнице. Прямо вслед за собой. Замер, как и он сам, вслушиваясь в вечернее звучание Бруклина за окнами. Тихое ворчание радио, какие-то писки детворы, но главное, самое главное, что из их квартиры тоже доносились звуки. Это было более, чем Роджерс мог желать в последние годы, те самые, после разморозки. Ещё со смерти матушки он невероятно боялся этого.       Наступившей в доме бесконечной тишины.       Сейчас было достаточно звуков. И будущий Капитан Америка открыл дверь старым, — Стив как сейчас это ощущение помнил, — ржавым и всём в непонятных то ли трещинах, то ли царапинах, ключом. Им нужно было заказать дубликат, но никто так и не дошел до этого. Не успевали, денег не было, а этот и так открывает, и…       Жизнь у них была действительно не сахар. Но такой жизни, наполненной красками, как тогда, Роджерс не хотел бы лишаться ни за какие деньги этого мира, да и нового тоже. Если бы кто-то давал выбор. Выбор ему, потом выбор Баки.       Стоило только подумать о Баки, как дверь отворилась и, если бы Роджерс был скелетом, то его челюсть, пожалуй, валялась бы где-нибудь на полу. Да и Стиви-из-прошлого, кажется, застыл в не меньшем удивлении. Губы Барнса растянулись в улыбке. — Добро пожаловать, победитель, — он прямо-таки сиял.       На юноше, что примечательно, был нелепый жёлтый фартук в цветочек, поверх обычной домашней одежды. И где он только его взял вообще? А из кухни доносились приятные запахи. И вообще, весь мир будто бы стал чётче. Будто вот здесь подключилось воображение и Джеймса. Хоть где-то. — Я.. эм, Бак, тут такое дело.., — начал было мелкий Стив, но запнулся, неловко отвёл взгляд. Пальцы его, кажется, вообще своей жизнью в этот момент жили, перебирая ткань мешковатой рубашки.       «Интересно, — подумал Кэп, — неужели я действительно выглядел так?» — Давай, проходи, сейчас всё обсудим. И не только это, — в голосе Барнса проявилась обида, но куда более явная, чем была в изначальном воспоминании, когда он тогда спросил у Роджерса, а не норовит ли тот сам влезть в драку. Теперь это воспоминание заменялось. И Стив буквально чувствовал, что это не он сгущает краски сейчас. Если бы только он мог сейчас этим как-то управлять! — Давай начнем с простого, Стиви. Как просмотр?..       В момент, когда мелкий признался Баки, что просмотр провален и вообще не мог бы быть успешным, Капитан готов был отдать все и даже больше за то, чтобы просто оказаться на его месте. Потому что Барнс его обнял. Спокойно, тепло, по спине погладил рукой и по плечу хлопнул так привычно. И внезапно, неожиданно для старшего Стива — запустил пальцы в волосы. Провел уверенно, так, как делал, но делал лишь в моменты лихорадки Роджерса, когда, как думал, Стив ничего не мог запомнить.       Запоминал. И сейчас от вспыхнувшего на собственной коже ощущения едва не застонал вслух. Откуда это движение здесь, в этом моменте? Дорисовало ли его воображение Стива или Баки?       Было ли это вообще важно хоть сколько-нибудь?       Разговор тек плавно. Они перебрасывали друг другу фразочки, подначивали, Стив даже несколько раз пошутил, что значило только одно: он на самом деле понемногу приходил в себя. — А у того учителя, ты представь, нос прямо как у «Олимпика», серьезно тебе говорю! Такой же! — Да что ты? — шутливо отвечал Баки и откладывал лопатку, которой до этого помешал овощи на сковороде, чтобы изобразить руками нос этого лайнера. Дружный смех разнесся по кухне, стоило только наглядно убедиться. — Вот точно такой же!       И Капитан Америка, стоявший в проходе, смеялся вместе с ними, наблюдая, склонив голову. Как вписать себя сюда он не представлял, да и понятия не имел, нужно ли вообще, если учесть, что это пересозданное воспоминание с акцентом на самом Стиве.       Поэтому решил оставить. Шури говорила, что сделать все нужно по возможности. Сейчас возможности не было как таковой. Ведь какова будет реакция молодёжи, если он объявится вот сейчас в их квартире? Такой, какой есть? Да, его не узнали в прошлом воспоминании, даже он же сам не узнал, но то было на улице. А в квартире это будет подозрительно до невероятного.       Можно, конечно, было выйти и представиться мастером, но это сработало бы, будь на дворе хотя бы начало двадцать первого века. В тридцатые же к тебе мастер сам точно не придёт. С одной стороны спокойствие и безопасность, с другой стороны случаи протечек, неисправности проводки и прочего в таких районах, как тот, где жили Стив и Баки, были просто невероятно частыми. Даже пару раз у них случались, благо, Джеймс всегда был мастером во всех сферах. Ну или почти, потому что овощи на плите за их шуточками немного пригорели.       После парочка переместилась в гостиную, и Баки как-то очень подозрительно затих. Роджерс хорошо знал это «сейчас тебя ждёт серьезный Разговор» выражение.       Ссора в этот раз была более серьезной. И Стив успел тысячу раз пожалеть, что сбил всё. — Ты чертов идиот если думаешь, что каждый раз тебе будет сходить с рук то, что ты меня защищаешь! — в какой-то момент сорвалось обидное с губ маленького Роджерса. Глаза уже полыхали, а руки были сжаты в кулаки. — Ты действительно хочешь, чтобы нас звали парочкой?! Да ты просто не слышал, как они каждый раз говорили, будто я тебе сосу, чтобы ты меня защищал!       Стив Роджерс застыл. Он бы сам никогда не сказал таких слов. Даже не подумал их. Он не думал тогда так, он не думал так сейчас, вообще ни разу не слышал, чтобы его обвиняли в оральном сексе с Баки. Но откуда тогда? Он же не мог это придумать?       И тогда взгляд обратился к Барнсу. Который вот-вот, кажется, готов был вскочить с дивана. Как раз несколькими минутами ранее он усадил туда друга, сел сам, тут всё было как в изначальном варианте развития событий. — Стиви, а тебе не приходило в твою умненькую головку, — начал с не меньшей злостью Баки, — что не ты один хочешь, чтобы твои друзья были в порядке? Что не ты один слышишь все это каждый блядский, — Барнс вообще в выражениях никогда не стеснялся, — день? Что не только я один являюсь твоим другом, но и ты моим, а, сопляк?!       Капитан отступил на шаг. Такая концентрация этого слова, такие выражения, которые резанули судя по всему не только по мелкому, у которого на глазах выступили слёзы, но и по нему самому.       И ведь никто. никто тогда не обвинял их. Или обвиняли, да только Стив не слышал?       Тем временем ссора продолжала набирать обороты. — Приходило! Может именно поэтому я пытался тебя от этого защитить? Защитить от себя! — а вот в этом уже узнавались собственные мысли Роджерса, которые приходили ему в голову как раз после. — Если бы не я, у тебя все было бы в порядке! Если бы мы только не дружили!       Барнс застыл. Как был застыл. Будто напряжённое звучание струны, до этого служившее сопровождением, надорвалось в протяжный звук и затихло. — Блядь, Бак, прости.. я не.. это не то.., — тут же начал запинаться Стив, но Баки остановил его движением руки, отвернул голову чуть в сторону. На лице было не скорбное, но скорее задумчивое выражение.       Он, безмолвный, вышел из комнаты не очень-то твердой походкой, но достаточно уверенной. Или Стиву так показалось. В тот момент Капитан тоже почувствовал себя до странности глупо. Так, будто ни с того, ни с сего ему в голову просто прилетел кирпич или просто что-то тяжёлое.       На удивление, держался он хорошо, в то время как мелкий на диване всхлипнул, смотря перед собой, закрыл лицо дрожащими ладонями. Роджерс редко позволял себе плакать, чаще всё держал, но не когда дело доходило до их взаимоотношений с Баки… Здесь все было серьезнее.       Стив подошёл, присел рядом с собой же, также посмотрел вперёд. Это что же получается? Получается, что это мозг Баки так повлиял? Достроил то, чего не было и быть не могло, провел линию от точки А к точке Б, но куда и куда более жесткую и разрушительную. Это даже можно было понять, в конце концов, с такой жестокостью, которую поселила в Барнсе война, к тому же потом долгие годы убийств и пыток… Это было понятно. Но вот такое отношение. Или это было нечто иное?       «Нет, — дошло до Роджерса, — это скорее Баки проецирует ненависть к себе на меня. Даже так, здесь, где может создать собственное воспоминание, он создаёт то, чего не было на самом деле. Более жестокое. Боже.»       То есть, получается, все изменения, который он вносит… Всё это принесет за собой шлейф. Теперь становилось понятно, что они действительно могут переписать код на Стива. Но, как Шури и говорила, все эти воспоминания — останутся. И быть может станут даже хуже, чем были.       У Роджерса непроизвольно начали дрожать руки, всё тело. Но в этот момент мелкий вскочил с дивана, отвлекая внимание. Решительным движением вытер слезы и направился за Баки. Впрочем, с годами ничего не меняется. Стив всегда за Барнсом, как и наоборот.       Нашёлся Джеймс на улице. По пути можно было приметить, что юноша забрал свои сигареты с полки на входе. Значит, надолго. Значит, курить. Значит, возможно, пить. Как делал обычно, когда его кто-то или что-то расстраивало. Только Стив все равно шел, будто в надежде, что Барнс ещё никуда не делся и ещё можно отговорить его. В конце концов, утром ему на смену.       Сердитая спина курила чуть поодаль от входа. И по развороту плеч видно, насколько на самом деле она сердита. Будто все черти решили, что это приемлемое наказание для спины: сердиться всю жизнь. А Спине возразить не дали.       Недолго думая, Стиви прижался к этой Спине всей своей маленькой фигуркой, ткнулся носом куда-то между лопаток, пока Капитан наблюдал за этим, стоя чуть позади. — Бак, прости меня, прости меня пожалуйста, — проговорил абсолютно искренне этот сопляк, недавно обидевший лучшего друга и одного из самых близких ему людей на всём белом свете. — Я не хотел. Прости. Просто этот просмотр, и твои претензии. Я понимаю, что тебе тяжело, но. — Да брось, мелкий, — как раз в этот момент Спина бросила бычок себе под ноги, потушила подошвой, чтобы не дай Бог что. А развернулась уже став опять Баки, который заключил Стива в свои объятия, — я же все понимаю. И чего ты расплакался? — у Барнса всегда была какая-то удивительная способность узнавать, когда он плакал. Даже если прошло уже несколько часов. А тут всего-ничего прошло.       Джеймс отстранился, чтобы заглянуть другу в лицо и светло улыбнуться. Он действительно всегда все понимал куда лучше, чем, возможно, сам Стив. Или сейчас это было лишь из-за того, что переплелись их... подсознания? Сознания? Что вообще это был за вид связи такой?       И кто знает, что было бы, если бы Барнс остался один, не дойдя до контрольной точки перемирия? Уничтожил бы себя?       Вероятно. От этого по спине прошлись нехорошие мурашки.       В этот момент Баки отстранился от объятия, протянул Стиву руку с вытянутым мизинцем, и спросил: — Мир?       Теперь Капитан Америка, будто скинув оцепенение, смог двинуться к парадному входу, где было темно. Его ждали ещё триггеры, а смотреть дальше было как будто нарушением какой-то абсолютной интимности момента. Но эта сцена послужила неплохим уроком.       Когда Стив скрывался во тьме, он уже не видел, как юноши неподалёку от крыльца обнялись, и рука Барнса опять скользнула маленькому другу в волосы, приятно погладив.