Некоторые особенности оказания психологической помощи Джеймсу Барнсу

      Первым, что Стив понял, оказавшись в следующем моменте, стало то, что он находится в помещении. Оно смутно походило на те, которые Капитан в больших количествах прочесывал во время зачисток баз Гидры. Одну за одной тогда он уничтожал точки на карте. Раньше эти пункты отмечались флажками, а карты располагались не в специальных устройствах, но на стенах и в памяти людей. Это никогда не было слишком надёжно, пусть нельзя было отрицать тот факт, что функциональность метода показывала себя во всей красе, когда начинали брать военнопленных с целью получения информации. Частыми были ошибки на километры, если речь не шла об основном расположении. С целью того, чтобы ошибки оставались ошибками, никто никогда не сообщал полной информации никому, кроме высших чинов или тех, кто ни при каких условиях не попадет в поле.       То бишь информация была у тех, кто не мог стать пленным. Исключением стал Стив Роджерс. И не потому, что ему так сильно доверяли, вовсе нет. Его улучшенная память слишком точно хранила информацию. Так что даже если всеми данными Стив не располагал, ему не составляло труда соединить точки. А потом и Баки, который рассказал ему основные координаты заводов, оружия, баз. Для начала — ему.       Таким образом Стив Роджерс и стал одним из тех, кто, пусть и бывал в реальных сражениях, но владел информацией. А потом стало понятно, что вряд ли он выдаст кому-то что-то, даже если его будут пытать сутками. Потому что он — Капитан Америка.       Самое забавное, что в это поверил даже сам Стивен. Такая себе мечта. Fake it till you make it, что называется. От этого поначалу хотелось даже напиться. Не получалось. Не получалось, а особенно в моменты, когда Баки тоже описывал его как какого-то невероятного героя, хотя всё, что делал Стив, по сути, было тем, что он уже делал. То есть, ничего кардинально нового. Он по-прежнему помогал, спасал и выручал, и даже на мирной земле. Убежденный, что он нужен как Символ, Стив продолжал жить.       А потом у него появился Баки — вновь. И образ, создаваемый вокруг Капитана, перестал быть простым образом. Потому что Джеймс Барнс знал, что под ним. Верил, что Стив, маленький бруклинский Стив, на самом деле может быть таким. И Роджерс привычно, очень правильно последовал за этой верой. У него появился щит, появилась Картер, появилась поддержка Американского Народа — или всё-таки в основном это была поддержка Баки? — за спиной. Точно крылья.       Помещения базы Гидры, которую одной из последних зачищал Стив, очень даже напоминали ту комнату, в которой он оказался сейчас. Только здесь всё было более старым. Все оборудование точно не из двадцать первого века и даже не из конца двадцатого. Не могло быть, в целом. Только какие-то отголоски, будто в голове у Баки что-то перемешалось. Но Шури четко сказала, что это может быть, так что Стив просто постарался не обращать на это внимания.       Значит, пока никаких опытов или подобного, потому что в комнате Барнса ещё не было. Возможно, позже, но сейчас у Стива было время немного осмотреться.       Как только Кэп начал лучше понимать, что нужно делать, чтобы попасть из одного воспоминания в другое, он сразу же принялся проходиться не только по триггерам, но ещё и по эмоциям, которые особенно яркими вспышками оставили след. По характеру и его изменениям. И в целом это даже получилось, хотя и казалось сложным на первый взгляд. Ведь Баки… Всегда такой своевольный. Он никогда не давал делать все так, как захочется Стиву. Потому его упертость и упрямство Роджерса постоянно сталкивались в шуточных пикировках. Это происходило ещё во время войны, вечерами, рядом с костром.       Но такие перепалки были лишь шуточными. Если и было, что обсудить серьезно, то они собирались и обсуждали это уже после. К примеру, когда ложились спать ночью, в одной палатке. Там и вскрывались все то болезненное «я был не прав», «это, вообще-то, обидно было», «идиотский поступок будет, Стиви», «может, не будем по тактике «один раз живём» и мы всё-таки головой подумаем?» И подобное. Много было подобного, на самом деле. Того, что в тишине ночи, нарушаемой храпом из соседних палаток да пением какой-то птицы, било сердце Роджерса на самые мелкие из возможных осколков. Ведь это его Баки говорил. Его родной, невозможный Баки. Да, прошедший через плен, но по-прежнему тот, который хотел для Стива лучшего. Хотя масштаб, конечно, Кэп начал осознавать только сейчас.       Комната к окончанию её осмотра стала для Стива в той степени знакомой, в какой становится помещение для капитана, подыскивающего место для обустройства командного центра. Для этого не обязательно знать все поломки мебели и прочее, — да и вряд ли Баки знал бы, что сломано в этой комнате, — но вот основное расположение предметов, какие-то точки, с которых удобнее всего смотреть на подчинённых… Тут да, знать стоит. Это было для Роджерса известно не понаслышке.       Когда-то он также готовил одно из помещений. И знал, как это происходит. Поэтому сейчас поверхностный осмотр не занял много времени, и Стив даже успел приступить к более тщательному, хотя все детали по-прежнему не давались или были дорисованы, как становилось понятно, его собственным воображением. Вот, к примеру, колбочки на столе, так напоминающие вместилища химических элементов. Баки точно не мог знать, что на этих коробочках были надписи вроде HCl или подобное. Детали, что мозг обычного человека не мог запомнить.       И мир, который причудливыми переплетениями создавали сознания обоих мужчин. Шури будет в восторге, поняв, что же они сделали. Возможно, она даже захочет это испытать с кем-то или провести какие-то тесты… Стив не даст. Просто потому что ему этого путешествия хватило до конца жизни. Нового в чужое сознание он просто не выдержит. А давать кому-то копаться у себя или у Баки в голове — это будет перебором. Хотя если принцесса решит, что она хочет тестировать технологию на других людях, то всегда пожалуйста. Тогда вопрос морали и этики будет стоять уже не перед ним.       К себе Стив не хотел пускать никого, кроме Барнса, просто потому что никому не доверял в достаточной степени. С тем, сколько он знал, с тем, сколько помнил, начиная от личной информации о себе и вещей про Джеймса, которые можно будет использовать против него, и заканчивая государственными тайнами и подобным, что вообще никому и никогда не стоило бы открывать. Так что точно никаких посторонних. Только если Баки. Или, возможно, Наташа.       Потому что Наташа Романофф хоть и была шпионкой, двойным агентом и ещё Бог знает кем, она успела показать себя достаточно надёжным человеком. Даже когда помогла им с Баки бежать. Таша всегда знала цену информации и умела её хранить, но, что более важно, она знала цену людям. И их доверию. Она возможно не была до самого конца искренней с ними всеми, но Роджерс готов был спорить на все свое состояние, что нет в этом мире искренних абсолютно и полностью людей. К сожалению. Не было даже в их время, теперь же не осталось и подавно. А Наталья какими-то странным образом к тому же напоминала Стиву Баки, что уже само по себе располагало.       Такая же сломанная. И не по своей вине. Слишком много параллелей. Да, дальнейшую жизнь она выбрала сама, но вот то, что с ней делали… И даже после этого она помогала Стиву. Помогала с Пирсом, осознавая, что все данные и на неё в том числе окажутся в Интернете. Помогала потом, когда они уходили из аэропорта. Она буквально доказала на деле, что ей можно доверять.       Вот, пожалуй, и все люди, которым мог бы доверять Стив Роджерс. Баки, наверное, имел список и того меньше. Возможно, после того, что Кэп делает сейчас, у Джеймса просто не останется никого в этом отношении. Потому что сейчас он пустил, да, но кто знает, что вообще произойдет после? Кто знает, какие триггеры впереди? Какие эмоции? Кто вообще может...       Но вместо того, чтобы дать Стиву думать и дальше в этом направлении, в комнату втащили Баки. Как раз, когда Роджерс опрометчиво дотронулся до одного из журналов, забыв, что это ведёт к началу воспоминания. Тащили друга за руки, по земле, как будто он был лишь материалом для отработки чего-то, а не ценным объектом. А если судить по напряжённым фигурам техников, то, скорее всего, даже так тащить Барнса было им тяжело. Впрочем, ничего, что не было бы неизвестно Роджерсу, ведь вряд ли суперсолдат, на ходу конфисковавший мотоцикл из-под человека, мог весить так же, как Баки до сыворотки и метаморфоз. А тем более Стив, немного разбирающийся в том, как устроено все с инженерной точки зрения, просто не мог не понимать, что в тело Баки встроено куда и куда больше всего, чем можно видеть. Видеть-то понятно, что стоит протез, стоит рука, скорее всего, заменена лопатка и ключица. Но тут же это тянет за собой и остальные изменения.              Иначе Джеймса бы достаточно сильно перекосило. Тот протез, который ему приделали в первый раз, весил очень много. Да и последующие не меньше. Пусть Баки суперсолдат, но элементарных законов физики это не отменяет совсем. Стив действительно боялся представить, что же там в его друге есть ещё с технической точки зрения.       На все эти темы Барнс говорить не хотел. То ли действительно не знал, что там ему пичкали, то ли просто не очень хотел озвучивать технические характеристики. Однажды он даже пошутил, говоря что-то вроде «я хоть и дорогой, но не машина, чтобы ты меня по частям знал». И Роджерс это принял, уважая выбор друга не раскрывать такие подробности. Если это настолько личное — хорошо.       Это как не говорить про отношения. Изначально Баки поставил между ними эту планку, сказав, что про отношения они говорить не будут. Мог, конечно, упоминать поцелуи или гулянки, но ни о чём серьезном не говорил никогда. Стиву просто не о чем было говорить, но Джеймс, кажется, и так знал об этом.       Такая договоренность и во время войны сохранилась. Даже когда у костра вечером все обсуждали свои похождения, Барнс не рассказывал особенно много. Роджерс тоже отмалчивался, но полностью. Одна из причин, по которой его, пусть и немного необоснованно, назвали «Капитан Целомудрие». Господи, что за нелепое прозвище! В конце концов, после сыворотки его организм во многом перестроился. И да, он просто обычно предпочитал не трепаться о том, что было на душе в этом отношении. Так его научил Баки.       Сейчас явно было не лучшее время, чтобы вспоминать такое. Джеймс, которого затащили в какое-то очень страшного вида кресло, похожее на то, в воспоминании с девятью уколами, болезненно застонал, повернув голову из стороны в сторону, будто пытался прийти в себя. И только теперь, как из-под пухового одеяла, до Стива начали доноситься хоть какие-то слова техников. Для него это было уже достаточно привычным для того, чтобы не паниковать. Состояние звука просто значило, что Джеймс пока ещё не до конца начал воспринимать мир так, чтобы его понимать и запоминать. Соответственно, первые слова людей вокруг и были непонятным белым шумом.       Кажется, после этого путешествия, Роджерс станет тем ещё экспертом по части всего, что связано с памятью и перемещениям в ней. А возможно, что Шури просто его стукнет и скажет, что подобных эффектов стоило ожидать, что они очевидны и ей просто показалось, будто объяснять такие мелочи не стоит. Но это лишь «возможно». Сейчас же Стив не знал, как оно будет, и мог лишь надеяться на то, что потом его не заставят все это описывать.       Хотя, если это даст им с Баки возможность просто жить где-нибудь в небольшом домике в, к примеру, Новой Зеландии, и просто делать это в свое удовольствие всю оставшуюся жизнь — тогда Роджерс согласен хоть книгу написать на эту тему. Только в таком случае.       Однако что-то Стиву подсказывало, что очень-очень вряд ли их кто-то отпустит. А ещё может не получиться. У них с Баки получалось уживаться тогда, но раньше у обоих не было всего того дерьма за плечами. Теперь же они в некоторых аспектах буквально другие люди. И пусть Кэп знает некоторые вещи про Баки образца пленного времени. Это не значит, абсолютно не значит, что сам Барнс знает его. А тут ведь как бывает, сам никогда не замечаешь, изменился или нет. Привыкаешь к этому, как к своей внешности. А потом внезапно оказывается, что тебя и знакомые, и даже близкие друзья не узнают. Говорят, что внешне вроде бы всё тот же, но вот внутренне…       Стив очень боялся, что эти перемены внесут между ними раздор. Да и как тут не бояться? Это не полгода, это даже не год. Между ними пропасть из лет, страданий, боли. Это чувствовалось в Баки, будто в крио он сбегал не просто от себя, но от Стива. Глядел на него, и по лицу было видно, что окончательное решение позволило ему принять именно это осознание того, что между ними зимы. Множество зим. Человеческая жизнь. — Давай, ему нужно, — прозвучало уже отчётливее, только почему-то на английском. Для Стива до сих пор было загадкой, почему в сознании Барнса все говорили то на английском, то на немецком. Что в конечном итоге было на каком в реальности, стало не разобрать уже после первого же появления немецкой речи. В целом и не так важно. Главное, что Роджерс мог понимать суть. — Нет, не то, сказали же., — туман, — да... Нет... Ты идиот… — снова как будто какая-то завеса, которая поглощала отдельные слова и просто не давала Стиву расслышать, как бы он ни пытался. — Давай.       Техники что-то делали у стола, а Стив пока подошёл к Баки, аккуратно прижимая ладонь к его лбу, проверяя, отреагируют ли потом на него техники. Но нет. А лоб друга был горячим и влажным, как у самого Кэпа бывало со времена, когда температура давала о себе знать слишком сильно, будто считала, что Роджерс забыл о своей слабости и решала стать лишним позорным напоминанием. Сейчас на его месте был Барнс, и это отзывалось болезненными осколками переживаний, истерик и слёз между рёбер.       Потому что тот, кто придумал, что мужчины не испытывают или не должны испытывать сильных эмоций, просто не видел Стивена Гранта Роджерса, который в кровь сбивал кулаки и засыпал прямо на полу тренировочного зала в слезах, когда на бурю эмоций просто не оставалось сил. — Ему нужно просто заменить этот ржавый протез на то, что придумал Зола. Главное, чтобы он не пришел в себя до конца, а то может и голову.., — тут даже как будто бы пауза была, как если бы техник сам замолчал, но по продолжению Кэп понял, что скорее всего это просто память Баки опять сбоила, — как тем бедолагам. — О, да, — с сомнением протянул второй, — мы точно не хотим быть на их месте, так что вколи двойную дозу. Его не убьёт, ему вообще всё равно, что овощ, что нет.       Стива это заставило вздрогнуть, встать так, чтобы можно было если что заслонить друга, хотя и оказалось, что сейчас, пока он напрямую не вмешивается и не обращается, его не видят. Вводить Баки что-то он точно не позволит, даже если придется убить двух этих техников и самому поменять протез. Разберётся, как. Наверное. Должен же разобраться, да? Не испортить ничего.       Но один работник на другого посмотрел как на идиота. Или это воображение Стива дорисовало такую картинку? Не очень понятно. В любом случае, взгляд имел место в их общем воспоминании. — Ты правда думаешь, что Зола тебя не пристрелит, если ты угробишь его самый успешный пока образец? — голос так и сочился сарказмом, пока мужчина набирал. Кэп так и не понял, сколько. Но это был лишь один шприц, не двойная доза. И не Девять. — Ладно.. тебе виднее. Но я к этой жертве экспериментов просто не подойду, делай, что хочешь.       Мужчина поднял руки, отступив на шаг, а его коллега будто неодобрительно покачал головой. Но сам подошёл к Баки, и Стив нашел этот момент лучшим из всего возможного, чтобы вмешаться. — Да, чего ты, давай я, — он как раз стоял рядом и смог выхватить шприц из рук этого техника. Тот с удивлением воззрился на него, и Роджерс мог заметить, как на его лице, точно пиксели, достраиваются какие-то части. Или нет, не пиксели, это скорее было похоже на.. мазки. Как будто какой-то вдохновленный картинкой на улице художник взялся за кисть сразу же, как только пришел домой. И художник этот был настолько талантливым, что получилось до боли реалистично. Просто невероятно. — Вообще не понимаю, чего вы боитесь, он же безобидный, как котенок.       Это уже Стив кинул второму технику и подошёл ближе к Баки, глаза которого шокированно распахнулись, стоило только услышать знакомый голос. Он не мог поверить в то, что его Стиви может быть здесь. И правильно не верил, чисто физически в тот момент его ведь не было.       Зато он был сейчас. И так сильно пытался исправить все это. Поэтому инъекцию этого… Что это вообще было? Не важно. Но факт, что он не сделал. Заслонил "случайным" движением обзор техникам и будто бы сделал укол, но на деле позволил всему стечь на пол. Ему было нужно, чтобы Джеймс запомнил. И да, скорее всего это очень даже сработает. Только вот Барнс в этот момент взглянул на него, как на предателя.       Стив его даже понял. Но совсем не смог удержаться от того, чтобы провести пальцами по месту, куда только что должен был сделать укол. Аккуратно коснуться кожи, будто бы прося прощения за то, что сделал и что собирался сделать. Но Баки просто отвёл взгляд, прикрыл глаза. Будто средство, что не оказалось у него в крови, все равно подействовало.       Мир немного смазался, а Роджерс нахмурился. Что это значит? Не сработало? Действительно? Чёрт. Неужели это работает так, что если воспоминание с эффектом этого конкретного лекарства, то отменить его нельзя? Но как же, если вот только в прошлом моменте, который был посвящен триггеру, Роджерс понял, насколько он может повлиять на память Баки на самом деле! Если так можно, то…       Когда мир вскоре вновь обрел четкие очертания, Стив понял, что действительно оказался не прав. Это память. Здесь А не исключает Б, даже если до этого казалось так. Кэп сглотнул, понимая, как ошибся. Но пути назад не было. Придется действительно менять Баки протез. Ведь уже вмешался. — Так что там с протезом? Сколько у нас времени до того, как приедет Зола? — абсолютно как-то небрежно поинтересовался Стив подходя к обоим техникам, наблюдая за тем, как картину достраивает его собственное сознание. Вот, блеск металла нового, не ржавого протеза Баки.       Вибраниум. Как раз тот, из которого сделан щит. Как раз тот, который в будущем с этим самым щитом встретится. Для Роджерса это было сродни чему-то очень красивому. Как тиара для Лорелей из «Джентльмены предпочитают блондинок». Пальцы буквально закололо от желания прикоснуться, но ему нельзя было этого делать хотя бы потому, что это абсолютно нарушало логику действия возможного техника. Хотя... — Красивый он, это точно Зола изготовил? Да он гений! — можно попробовать пойти по пути немного более сложному и притвориться безмозглым легкомысленным техником в команде с ответственными товарищами. Естественно, такого быть не могло, но Роджерс хотел попытаться. Тут, к тому же, сыграл интерес испытателя, который появился очень даже вовремя.       И спешить ему было некуда. Поэтому Кэп подошёл спокойно к столу, изобразил на всякий случай на лице улыбку, которая людей уверяла, что все в порядке, и коснулся протеза. Металл холодом не обжёг, но заставил мурашки пройтись по спине. Где-то в горле застрял вздох восхищения. Какого-то абсолютно детского восхищения.       Такого, какого у Стива при виде протеза Баки раньше не бывало. Там был страх, там было сочувствие другу, там было что угодно — только не это.       Кэп провел по пластинам как зачарованный, затем осмотрел механизм, который должен был присоединять всё это к Барнсу, а после и вовсе повернулся к Баки. Тот выглядел действительно расслабленным, но не как будто ему хорошо, а как будто он болеет очень сильно и принял что-то с наркотическим свойством. Шалые глаза блестят поплывшим взглядом, кожа покрыта испариной, а в уголках губ слюны, кажется, даже чрезмерно много. Это могло бы быть откровенно отвратительным или пошлым, если бы не ситуация.       Совсем не возбуждающая никого, разве что самих техников, которые, впрочем, этого никак не показывали. А такие подробности Стив додумывать не хотел. Баки и так досталось, не хватает ещё примешивать сюда насилие такого рода. Особенно если учесть, что это останется у Баки в памяти. Со Стивом во всех, даже таких, моментах.       Стивом, который вписал себя буквально везде, где мог, прошел с Баки очень многое. И посмотрел на друга иначе, однозначно. Так, как раньше не видел, но теперь казалось — то, что он не видел, было откровенный глупостью. Всю жизнь он был слеп, как крот, а когда потерял Барнса осознавать что-то было уже поздно. Хорошо, что сейчас они с Джеймсом окажутся потом в реальности, и он сможет это прояснить.       Всё. Но что-то однозначно треснуло в его отношении к Баки. Наверное, именно поэтому, когда он приделывал протез, он невзначай касался кожи друга, старался сделать все так, чтобы это было даже нежно. Губы сами складывались в какую-то нужную и успокаивающую чушь, которую Стив, правда, хоронил в себе под бетонной плитой, чтобы не произнести. Не хватало ещё и испортить все, когда у него только начало получаться проводить изменения. Здесь вот, кажется, совсем даже безболезненно.       И в момент, когда Кэп заканчивал с основными проводами, когда проверял рефлексы, то и дело ловя взгляд своего сержанта, он, наконец, поверил по-настоящему в то, что это возможно. Долго, сложно, травмирующее. Но то, что он сейчас делает, может сработать. И он не Стивен Грант Роджерс, если не сделает так, чтобы все работало.       К примеру, как сейчас с новеньким, больше не ржавым протезом, которым Баки первым делом ухватил его за руку, да так, что чуть не сломал. Крепкая хватка до синяков осталась, но ему быстро помогли невольные коллеги. Ещё и участливо так поинтересовались, не больно ли, не нужно ли ему к медику. Барнс в этот момент на них всех смотрел по-прежнему немного расфокусировано, будто не понял, что произошло. Заметно, что он не до конца осознавал реальность и происходящее. Но это скорее всего было даже к лучшему.       Стив не хотел бы быть отчётливо во всех моментах, особенно в таких. — Точно порядок? — уточнил первый, более спокойный техник, который всё время отслеживал процесс. Именно он заметил, что сержант кинуться хочет. — Тебе очень повезло, что не за горло. Он одного из прошлых двух, которое протез ставили, прям так придушил, на месте. Я видел, как тело вывозили. Жуткое зрелище, скажу я тебе.       Откуда эта фраза? Додумал ли её сам Стив, помогло ли воображение Баки? Собственно, а имело ли это много различий? Даже если это плод фантазии, боль от синяка Роджерс чувствовал очень даже хорошо.       Техники засобирались. Их действия становились всё более и более смазанными, неяркими, а голоса вновь стали доноситься издалека. Роджерса, которого посадили на стул рядом, это не очень волновало. Одно дело, если бы тут была какая-то невероятно важная информация, которая в настоящем могла бы помочь ему с добиванием ГИДРЫ. Но нет, это были просто беседы людей, беседы коллег. Да, они только что меняли протез будущему Зимнему Солдату, а где-нибудь рядом с этой комнатой шли ещё какие-опыты, в этом можно было даже не сомневаться. Однако это совсем не помешало техникам обсудить, какие оценки принесла дочка из школы или новый закон о налогообложении. Именно так представлял себе Роджерс подобные беседы. Наверное поэтому сейчас всё продолжилось в таком ключе. — Идём, его заберут потом. Наша смена закончилась, — позвали задумчивого Стива. Тот поднялся. И шёл уже спокойно. Положительный пример только воодушевил его. Именно поэтому из комнаты в темноту следующего момента он выходил с улыбкой.