The camp

      Коридоры Офелия Холл пусты, как и общий двор, разделяющий общежитие с учебным корпусом. Уэнсдей глубоко вдыхает холодный воздух в лёгкие, слегка ёжась от прохладного ветра, коснувшегося лица и открытой шеи. Увязавшийся за ней Вещь спрыгивает с плеча, делает несколько осторожных шагов вперёд и опасливо озирается по сторонам. — Не бойся ты, — говорит Аддамс, краешком ботинка подпинывая мешавшийся под ногами камень. Действие отвлекает Руку, и он немного расслабляется. — Тут никого нет.       Если бы Вещь имел глаза, он бы обязательно закатил их, ведь они оба прекрасно знали, что у директрисы есть «глаза» и «уши» везде, а это значит, что их скоро обнаружат, а затем кое-кого обязательно накажут за нарушение установленного режима. Но Уэнсдей, кажется, не особо переживает из-за этого. Она подходит к фонтану, опускается на его холодную каменную поверхность и наклоняется к воде, проводя пальцами по её глади. Девушку что-то сильно беспокоит, она выглядит чересчур серьёзной и даже слегка потерянной, поэтому Вещь, не привыкший видеть её в таком состоянии, решает разобраться. Он запрыгивает на камень рядом с ней и на языке жестов спрашивает о проблеме. — Вся эта ситуация с хайдами меня очень настораживает, — отвечает девушка, вынимая ладонь из воды и размашисто взмахивая ей, сбрасывая капли. Парочка попадает на Руку, отчего тот, словно кошка, недовольно встряхивается. — Но больше меня настораживает отсутствие какой-либо информации о них. В библиотеке ни одной записи, кроме упоминания в энциклопедии изгоев, но, по словам Уимс, это не самый надежный источник.       Вещь принимает задумчивый вид. А затем, что-то вспомнив, начинает быстро перебирать пальцами. — Библиотека в склепе? — Уэнсдей поворачивает голову в сторону ворот, ведущих к склепу Крэкстоуна. Ученики множество раз проходили мимо, устраивали субботники рядом с ним, но никогда не заходили внутрь, хотя доступ туда был открыт. — Думаешь, там могло что-то сохраниться?       Вещь неуверенно поднимает большой и указательный пальцы и слегка покачивается, показывая, что не особо уверен в этом, но ему кажется хорошей идеей проверить это. Девушка снова о чём-то задумывается, а потом поворачивается к Руке, собираясь что-то сказать, но её перебивает голос, донёсшийся откуда-то сверху. — Мисс Аддамс, полагаю, правила для Вас не писаны?       Уэнсдей поднимает голову вверх, встречаясь с недовольным взглядом голубых глаз директрисы, стоящей на балконе собственного кабинета. — Немного заплутала, не проводите меня до комнаты, директриса Уимс? — её губы кривятся в ухмылке. Она действительно соскучилась по этим словесным перепалкам между ними, которые прекратились сразу же после возвращения в Академию. — Если Вам отшибло память, то я завтра же распоряжусь о том, чтобы Вас обследовали врачи, — отвечает женщина, скрещивая руки на груди. Она делает небольшую паузу, оценивая реакцию ученицы, но та, как обычно, не выражает никаких эмоций. — Мне казалось, что это для Вас хуже пытки. — Я просто хотела, чтобы Вы составили мне компанию. — Марш в комнату, мисс Аддамс! — её голос, хоть и остаётся серьёзным, не выражает раздражения, которым ей хочется его наделить. Женщина выглядит спокойно, но в каждом движении и в каждом слове читается болезненная усталость. Единственное её желание сейчас — отправиться спать, а не устраивать препирания с ученицей, вдруг возомнившей, что ей всё можно. — Зайдете ко мне завтра после занятий.       После этого, не дожидаясь очередной колкости в свой адрес, Лариса уходит с балкона, плотно закрывая двери своего кабинета.

***

      Экзамен по ботанике проходит удивительно легко. Для Уэнсдей кажется странным, что многие из её одногруппников посыпались на таких элементарных вопросах. Выйдя из класса одной из первых, и отправив Вещь на вылазку в склеп, девушка неторопливо двигалась к кабинету директрисы.       Стук в дверь отдаётся головной болью. Лариса морщится, сворачивая текстовый документ и отрывая тусклый взгляд от экрана ноутбука. Громкое «войдите» не успевает сорваться с её губ прежде, чем массивная дубовая дверь распахивается с несвойственной для неё лёгкостью. — Мисс Аддамс… — возражение так окончательно и не формируется на языке, поэтому женщина лишь протяжно вздыхает, мысленно соглашаясь с тем, что эта девочка действительно плевала с высокой колокольни на законы школы и элементарные правила приличия. — Нам надо поговорить, — серьёзно произносит Уэнсдей, в несколько шагов пересекая комнату и усаживаясь в кресле напротив директрисы. — Я как раз хотела вручить тебе список дополнительной внеурочной деятельности, — Уимс открывает верхний ящик стола, пытаясь отыскать нужные бумаги. Аддамс хмурится, не сводя с женщины недовольный взгляд, который не остаётся незамеченным. — Ты думала, что я шучу? — Если это так, то наше с Вами чувство юмора совершенно не схоже. — Оно и к лучшему, — Лариса дарит девушке одну из своих лучших официально-деловых улыбок, протягивая ей бумаги. Уэнсдей с нескрываемым пренебрежением берёт их в руки, не сводя пылающий яростью взгляд с директрисы. Улыбка женщины становится ещё более противно-наигранной. — Насколько мне известно, домой тебя заберут только в конце июля, а это значит, что все обозначенные мероприятия обязательны к посещению сразу же, после завершения экзаменов. После каждого занятия о твоих успехах мне будут докладывать преподаватели, что категорически исключает возможность прогула. Есть вопросы ко мне?       Уэнсдей молчит несколько секунд, быстро просматривая первую страницу бумаг, а затем поднимает взгляд и совершенно будничным тоном спрашивает: — Где общество «Белладонны» проводило свои эксперименты над хайдами? — Уэнсдей! — в глазах Уимс вспыхивает недобрый огонёк. Такая прямолинейность и ужасная упёртость ученицы хоть и восхищают, но заставляют пожалеть о том, что она вообще посвятила её во всё это. Женщине было бы куда спокойнее, если бы дочь Аддамсов не совала свой любопытный нос в то, от чего её семья уже давно открестилась и старалась лишний раз не вспоминать. Ей стоит больших усилий, чтобы совладать с собой и нацепить ледяную маску спокойствия, прежде чем продолжить: — Я попрошу тебя больше никогда не возвращаться к этой теме, иначе я всерьёз задумаюсь о твоём отчислении из Академии. Надеюсь, вопросы закончились?       Требовательный взгляд, вперившийся в ученицу, намекал на то, что ей нужно было взять вещи и покинуть кабинет, но Уэнсдей не собиралась так просто сдаваться, ведь её личные вопросы ещё не закончились. — Зачем Вы меня поцеловали?       В кабинете на несколько мучительно долгих секунд воцаряется тишина. Уимс, обезоруженная и вмиг потерявшая контроль над ситуацией, выглядит напуганной, тогда как в карих глазах Уэнсдей, так сильно желающей знать ответы на свои вопросы, горит решительность. Она не отступит, даже если директриса сейчас положит перед ней бумагу об отчислении. Наверное, в таком случае девушке будет даже проще: можно опустить соблюдение формальностей и субординации. — Я и сама не знаю… — Лариса смущённо отводит взгляд, пытаясь собраться с мыслями.       Каждый раз, думая о том, что произошло в этом чёртовом походе, Уимс захлёбывается в противоречивых чувствах. С одной стороны, она поступила ужасно непедагогично: позволила веселившим её перепалкам с ученицей и недвусмысленным заигрываниям перейти за грань дозволенного, что клеймило её репутацию компетентной директрисы, а с другой… С другой же, она впервые за долгое время смогла на время унять ту боль, что много лет томится в груди, отравляя все маломальские чувства. Но, несмотря на это, разум и статус успешной женщины-руководительницы мёртвой хваткой сжимают её горло, заставляя загнать размышления о природе такой чрезвычайной лёгкости в теле в самый дальний, оттого и самый пыльный, ящик подсознания, который Уэнсдей Аддамс сейчас нещадно пытается вскрыть. — Вы сказали, что не хотите быть собственностью, — замешательство женщины ничуть не смущает брюнетку, напротив — придаёт уверенности. Она настойчиво пытается добиться хоть чего-то, прежде чем верхушка айсберга снова всплывет на поверхность, топя человечность Ларисы Уимс и скрывая её за семью замками. — Что Вы имели в виду? — Ты не знаешь, что такое любовь, Уэнсдей, — Уимс прикрывает глаза и качает головой, словно сожалея о сказанных словах. А может быть, о собственных действиях? — Ты не понимаешь, что это такое. — Я… понимаю? — в голосе мелькает неуверенность. Аддамс пальцами цепляется в плотную ткань собственной юбки, пытаясь хоть на мгновение вспомнить, что чувствовала, когда играла со своим скорпионом. Но не может: всё это было настолько давно, что кроме распаляющего грудную клетку чувства ненависти к убийцам, она не ощущает внутри ничего. Лариса продолжает качать головой и это вызывает волну обиды, больно хлестнувшей по лицу. Отчаянный крик-мольба сотрясают комнату, и без того тонувшую в напряжении: — Так расскажите же мне! — Моя дорогая Уэнсдей, ты должна сама понять это, а пока… — женщина поднимается из-за стола, поправляя слегка задравшуюся светлую юбку, и медленно подходит к ученице, останавливаясь перед ней. Уэнсдей замирает, когда чужие пальцы аккуратно приглаживают чёлку, а затем мягко касаются щеки, плавно спускаясь к подбородку, приподнимая его вверх. Лариса Уимс улыбается так тепло и искренне, и от этого перехватывает дыхание. Женщина была картиной, сюжет которой понять было дано не каждому. Но каждый чёртов день девушка стремилась разгадать эту загадку. Она стремится и сейчас, с надеждой смотря в бескрайние омуты голубых глаз, как губка впитывая каждое слетевшее с чужих губ слово. — А пока ты думаешь лишь о том, как любой ценой достичь собственных целей. Это не любовь, моя целеустремлённая птичка. — Может быть, это так, — Аддамс перехватывает горячую ладонь, касающуюся её лица, и слегка сжимает в своей собственной - ледяной. — А может быть, Вы ошибаетесь.       Лариса улыбается ещё шире и теплее, с нежностью смотря на свою особенную ученицу. Она хочет что-то ответить, но громкий стук в дверь отвлекает её. Мягко высвободив руку из чужой хватки, женщина возвращается на своё место, разрешая ожидавшему за дверью человеку зайти. Уэнсдей молча кивает, прощаясь, и покидает кабинет, по пути не переставая думать о чужих словах.

***

      Вернувшись в комнату, Аддамс обнаружила бегающую по комнате Энид и Вещь, который помогал девушке собираться в поездку до Джерико. На многозначительный взгляд Уэнсдей, он лишь поднял палец вверх, сообщая, что что-то найти ему всё же удалось. — Мисс Торнхилл та ещё стерва, — фыркает Синклер, переводя взгляд на вошедшую подругу. — Но четыре всё-таки поставила. — За красивые глазки? — усмехается брюнетка, усаживаясь на край своей кровати. — За лютики и акониты, — блондинка пожимает плечами. Закрепив на яркой кофточке не менее яркую брошку, она широко улыбается, вновь обращаясь к соседке: — Поехали с нами в Джерико? Мы с Аяксом собирались погулять по набережной и пройтись по магазинам. Тебе бы тоже не помешало развеяться! — У меня много дел, — отмахивается Уэнсдей, ладонью стуча по поверхности кровати — так подзывая к себе Вещь, который послушно переползает с кровати Энид к ней. — Не будь занудой, Уэнс! — почти хнычет блондинка, заставляя брюнетку закатить глаза. — Как давно ты общалась с Тайлером? Может быть, у него есть, чем поделиться.       Эта случайно брошенная подругой фраза заставляет девушку задуматься. Сын шерифа наверняка может знать что-нибудь о пропаже людей в округе, а если даже и не знает, он в любом случае может получить доступ в архив полиции. — Хорошо. — Правда? — Энид широко распахивает глаза, не веря своим ушам. — Я точно не ослышалась? — Нет. — Ура! — громкий вскрик на секунду оглушает брюнетку, она морщится и подносит ладонь к уху, пытаясь защитить свою хрупкую барабанную перепонку от такого зверства со стороны соседки. — Тогда скорее собирайся, автобус приедет к воротам школы через двадцать минут! — Пожалуйста, не кричи, — Аддамс поднимается с кровати, подхватывает сумку, куда тут же заползает Вещь, и перекидывает её через плечо. — Я готова, только мне нужно зайти по дороге в одно место. — Куда? — на радостном лице Синклер появляется замешательство. Волчье чутьё подсказывает — это точно не буфет. — Склеп Крэкстоуна. — Полагаю, бесполезно интересоваться для чего тебе туда надо? — Энид недоверчиво осматривает её с головы до ног. Лучше бы это действительно был буфет. — Мне нужна книга… или книги, — отвечает Уэнсдей. Ещё одна занимательная мысль внезапно посещает её. Могла ли Энид, как представитель оборотней, знать или хотя бы слышать что-то о хайдах? Метаморфы, хайды, оборотни — их генетический фонд был практически идентичным, хотя последние, конечно, имели большую отличность. — Ты слышала что-то о хайдах? — Кажется, родители что-то упоминали, — Синклер слегка щурится, пытаясь вспомнить, что именно обсуждалось на семейных ужинах, которые она так не любила. — «Неконтролируемые убийцы, от которых нужно держаться подальше». Кажется, что-то подобное. — Понятно, — в голосе мелькает разочарование. Глупо было надеяться на то, что Энид могла располагать такой важной и опасной(?) информацией. — А почему ты интересуешься? — Уэнсдей не отвечает, поправляет сумку на плече и направляется к выходу. — Встретимся на остановке, — холодно бросает девушка, захлопывая дверь.

***

      Пробраться в склеп оказалось не затруднительно и, к удивлению, ту небольшую коллекцию книг, о которой поведал Вещь, отыскать не составило никакого труда. Среди парочки слёзных романов и нескольких медицинских книг, написанных на латыни, ей удалось обнаружить дневник, принадлежащий, вероятно, одному из членов тайного общества.       Добравшись до Джерико и распрощавшись с влюблённой парочкой, она заказала кофе и направилась за самый дальний и неприметный столик в углу, принимаясь изучать находку. Дневнику, на вид, было не меньше десятка лет: чернила на пожелтевших, местами порванных, страницах почти стерлись, затрудняя чтение текста. Натаниэль — хозяин дневника, дотошно описывал каждый свой день, проведённый в лаборатории, он описывал также и состояние поступивших на «лечение» существ до введения инъекции и после, предоставлял результаты исследований, но каждый итог таких экспериментов был одинаковым: смерть. Уэнсдей видела не мало, но описание пыток над людьми, пусть и не контролирующих своих внутренних монстров, вызывали мурашки по телу. — Чего такая серьёзная, Уэнсдей? — чужой голос, раздавшийся совершенно неожиданно над ухом, заставляет вздрогнуть. Она поднимает недовольный взгляд на внезапно появившегося возле неё Тайлера. Тот глупо улыбается, пытаясь быть дружелюбным. — Прости, не хотел напугать. — Читаю, — отвечает девушка, осматриваясь по сторонам. В кофейне не было посетителей, кроме неё и именно поэтому, скорее всего, Галпин решил воспользоваться моментом и поболтать. Уэнсдей это было только на руку. — У вас сегодня тихо. — Понедельник день тяжелый, — усмехается парень, присаживаясь на диван, рядом с девушкой. Аддамс инстинктивно отодвигается от него, закрывая дневник, что не скрывается от внимательного взгляда Тайлера. — Так, что ты читаешь? — Это… Просто мемуары, — ложь всегда даётся ей легко, особенно когда она во благо. Уэнсдей не уверена в том, что стоит раскрывать Тайлеру все детали. По крайней мере, пока. — Вообще-то, я хотела спросить у тебя кое-что. — Я весь внимание! — широко улыбается младший Галпин, радуясь тому, что у него наконец-то получилось заинтересовать Уэнсдей, ведь до этого она почти никогда не интересовалась его жизнью. — Я слышала об убийстве в лесу, кто-то жестоко расправился с молодым парнем, буквально выпотрошив из него все внутренности, — Уэнсдей сделала паузу, замечая, как широкая улыбка вмиг сходит с лица Галпина, а в глазах мелькает что-то похожее на разочарование. — Убийцу так и не нашли, но… — Да, я знаю, — перебивает её юноша, качая головой. Дома отец прожужжал ему все уши, пытаясь обвинить неверморцев в содеянном. — Отец пытается доказать, что к этому, как и к другим убийствам, причастна ваша школа, но у него пока нет весомых доказательств, если ты об этом. — К другим убийствам? — Ты не в курсе? — брови парня озадаченно взлетают вверх. Ему приятно, что он всё-таки сумел удивить и хоть чем-то заинтересовать девушку. — Ещё несколько похожих было по всему округу недавно. — Это может быть как-то связано с… — Аддамс с силой прикусывает язык, чтобы не взболтнуть лишнего, но Тайлер, кажется, ничего не замечает. — Как много? — Я точно не знаю, отец не говорил мне. — Тайлер, мне очень нужно узнать как можно больше о жертвах, о составе преступлений. Мне нужны их дела. — Они есть у отца в архиве… — задумчиво произносит Галпин, а затем хмурится, осознавая, к чему она ведёт. — Стой, ты хочешь, чтобы я достал тебе эти дела?!       Уэнсдей молча кивает, продолжая выжидательно смотреть на парня, который находился в недоумении. — Ничего не получится, прости, — он мотает головой, бросая на подругу виноватый взгляд. — Архив закрыт, а отец держит ключи при себе. — Тайлер… пожалуйста! — Уэнсдей терпеть не может просить, но прямо сейчас это её единственный шанс докопаться до истины. В её взгляде Тайлер видит мольбу о помощи и сдаётся, не имея сил отказать. — Хорошо, я помогу, — выдыхает он, мысленно коря себя за слабость. Если отец узнает, ему несдобровать. А если он узнает почему и для кого он это делает, скандала не миновать. — Но ты должна будешь рассказать мне, что ты задумала. — Я расскажу, — ей бы не хотелось, но она понимает, что это не самая большая плата, которую он мог запросить. Поэтому ей ничего не остаётся, как согласиться, но на своих условиях: — Только позже.       Тайлер собирается расспросить её о чем-то ещё, но колокольчик на входной двери звенит, оповещая о посетителях, и Галпину приходится попрощаться. Уэнсдей сидит ещё некоторое время за столом, размышляя о своём, а затем, увидев за окном Энид и Аякса, быстро собирает вещи и покидает кофейню.