The camp

      Уэнсдей провожает взглядом уезжающую машину семейства Синклер. От удушающих объятий Энид всё ещё хочется поскорее отмыться, но почему-то вместе с этим на душе чувствуется лёгкость. Прежде чем запрыгнуть в машину, блондинка щебетала о том, как она рада найти такую замечательную подружку, что будет писать ей письма и ждёт-не дождётся возвращения в школу к своей любимой соседке. Энид никак не комментировала то, что ночью Уэнсдей так и не вернулась в комнату, лишь тепло улыбалась и в поддерживающем жесте сжимала плечо. Уэнсдей была ей благодарна.       Когда машина скрылась за воротами, брюнетка направилась в оранжерею. Там с самого утра уже трудилась мисс Торнхилл, поливая, выкапывая и пересаживая цветы. — Уэнсдей, доброе утро! — улыбаясь, лепечет женщина, отрываясь от своего занятия всего лишь на несколько секунд. — Какими судьбами? — Доброе утро, мисс Торнхилл, — приветствует её девушка и подходит ближе. — Родители сообщили, что приедут завтра днём, а так как мне нечем сегодня заняться, решила помочь Вам здесь, — Уэнсдей замолкает, наблюдая, как озадаченная женщина резко поднимает голову вверх, отчего её очки слегка съезжают вниз. Сдерживая ухмылку, она добавляет: — Если Вы не будете против. — Нет, конечно, — заторможено произносит Мэрилин. Она поправляет очки и внимательно смотрит на ученицу, будто пытаясь отыскать подвох. Но через несколько секунд сдаётся и рукой указывает на горшки, расположенные на подоконнике. — Привезли новые дикие цветы, нужно полить их и рассортировать по ядовитости. Справишься? — Конечно, — кивает девушка, выуживая резиновые перчатки из коробки, лежащей на столе. — Нужна будет помощь, обращайся! — улыбается Мэрилин, после чего погружается в работу.       Уэнсдей следует её примеру, увлечённо рассматривает растения, делает пометки и расставляет их по концентрации яда в них. В процессе работы, она наблюдает за действиями преподавателя, но женщина, казалось, была очень спокойна и расслаблена. После обеда к ним заглядывает мисс Уимс, она хвалит Уэнсдей за желание приносить пользу академии, обсуждает рабочие моменты с мисс Торнхилл и сообщает, что вынуждена отъехать до завтрашнего дня, после чего улыбается обеим и покидает оранжерею. Спустя пару часов работы Аддамс стягивает с рук грязные перчатки, вытирает пот со лба и замечает, как на мобильном Мэрилин высвечивается уведомление.       «Нужно поговорить. Вечером, в оранжерее. Т.» — гласит сообщение с незнакомого номера. Уэнсдей успевает отойти от телефона, когда в дверях появляется Торнхилл, занося очередную коробку внутрь. — Ты уже закончила? — спрашивает она, с грохотом опуская тяжёлый груз на пол. — Да, но у меня есть время ещё помочь с чем-нибудь, — безэмоционально произносит Аддамс, наблюдая, как женщина проходит мимо неё, подхватывает телефон, вероятно, чтобы посмотреть время, а затем замирает, уставившись в экран. — Нет, нет, иди, — тараторит она, нервным движением убирая гаджет в карман брюк. — Сегодня помощь больше не нужна, ступай. — Хорошо.       Уэнсдей покидает оранжерею, меланхолично оглядываясь на звук запираемой на щеколду двери.

***

      Переодевшись и подкрепившись, Уэнсдей возвращается в оранжерею через час. Обнаруживает, что внутри никого нет, а дверь закрыта на замок, поэтому пролезает туда через маленькое окошко подсобки, которое вскрыть не составляет труда. Она ждёт, слушая тишину, ещё примерно час, когда, наконец, слышит скрежет ключа, поворачиваемого в замке. Через несколько секунд Торнхилл заходит внутрь, осматривается и закрывается изнутри — знает, что её гость найдёт способ пробраться туда незамеченным. Может быть, именно поэтому окно в подсобке было так легко отворить. — Мисс Торнхилл, — произносит девушка, выходя из тени. Женщина вздрагивает и резко разворачивается. — Уэнсдей! — почти вскрикивает она. Весь её вид кричит о том, что она напряжена и раздражена. — Ты что здесь делаешь? — Пришла поговорить. — Поговорить?! — рыжеволосая затравленно смотрит сначала на внезапно возникшую ученицу, а затем на телефон, прикидывая что-то в голове. — Вы говорили, что слышали сплетни о Тайлере Галпине, когда были в кофейне, но вот уже на протяжении двух недель никто из работников кофейни не видел Вас там, что это может значить? — Значит, что я услышала это где-то ещё, — шипит Торнхилл, с силой сжимая смартфон в руке. Увлечённость Уэнсдей её фигурой в последние дни настораживает. — Если бы я запоминала каждое место, где слышу сплетни, моя голова взорвалась бы от такого количества информации! — В лесу, когда Вы вместе с мисс Уимс, Энид и Юджином добрались до места, где поймали меня, Вы не удивились, но вели себя встревоженно, оглядываясь на тщательно скрытый мной тайник, почему? — продолжает Аддамс, следя за реакцией Торнхилл. — Вы знали, что там? — Какие-то догадки и домыслы: вела себя встревоженно, оглядывалась, слушала сплетни. В чём ты хочешь обвинить меня, Уэнсдей? — скрещивая руки на груди, произносит Мэрилин. Она взвинчена и напряжена, а повисшее молчание студентки ещё больше давит на нервы. В подсобке раздаётся шорох и скрип старых половиц. — Вы в сговоре с Тайлером, — Уэнсдей произносит легко, но видит, как слова тяжестью оседают на чужих плечах. — Вы нашли дневник Натаниэля в склепе, сумели перевести его, узнали про мать Тайлера и рассказали ему. Вы травмировали его, возможно, даже пытали, чтобы пробудить чудовище. И у Вас это получилось. — Чушь! — Расскажи ей, — доносится с боку и они обе поворачиваются в сторону источника звука. Брюнетка напрягается, инстинктивно делает шаг назад: до конца не зажившие следы от когтей начинают гореть, напоминая о той самой ночи. Мэрилин меняется в лице: она любовно смотрит на возникшего в дверях Тайлера и победно улыбается. Его появление позволило ей вернуть уверенность и контроль над ситуацией. — Нет больше смысла скрывать, она и так догадалась. — Зачем Вы всё это делали, мисс Торнхилл? — Моя дорогая Уэнсдей, — она подходит ближе, ласково проводит ладонью по её щеке, а затем резко вцепляется пальцами в её подбородок, заставляя запрокинуть голову и посмотреть ей в глаза. — Если бы ты только знала, как я ненавижу изгоев.       Аддамс дёргает головой, пытаясь выпутаться из плена чужих рук, но Торнхилл держит крепко, отпускать не хочет, а потому оставляет ногтями царапины на бледной, как фарфор, коже. — Я долгое время искала возможность уничтожить всех вас и эту школу, и поняла, что сделать это можно только изучив «кухню» изгоев изнутри, — в её глазах — ярость, в словах — яд, Уэнсдей чувствует от неё реальную опасность. — Мне пришлось поступиться принципами и устроиться работать сюда, но вскоре мне всё же удалось найти ключик к вашему истреблению. — Пробудить чудика, не дотягивающего до полноценного изгоя? — усмехается девушка, качая головой. За спиной Мэрилин раздаётся звук глухого удара и недовольный рык. — Так себе способы у Вас, мисс. — Полегче с оскорблениями, — фыркает рыжая женщина, после чего оборачивается на Тайлера. Он недовольно смотрит на девушку, потирая костяшки пальцев, только что «поцеловавших» стену. — На твоем месте, я бы уважительно высказывалась в сторону тех, кто может разорвать тебя в считанные секунды. — Зачем он Вам? — продолжает давить вопросами девушка, игнорируя предостережение. — Вместе с дневником Натаниэля, я нашла легенду о Крэкстоуне — человеке, разделявшем мою ненависть к вам. Мне нужно было призвать его дух, но для этого был необходим сосуд для души — части тела людей. — Вы использовали Тайлера как собачку, добывающую трофеи для Вашей безумной идеи организации жалкого подобия Второго Пришествия?! — девушка удивлённо вскидывает брови, чувствуя лёгкий холодок, пробежавший по спине. Столько невинных жизней она унесла на тот свет ради какой-то фанатичной идеи возмездия!       В напряжённой тишине, воцарившейся буквально на секунду, вдруг раздаётся громкий хлопок, а после Уэнсдей ощущает, как горит кожа от хлёсткого удара, внезапно обрушившегося на её щеку. — Не смей говорить так! — кричит прямо в лицо, и Аддамс видит в чужих глазах безумие. Женщина жаждет крови, она готова придушить девочку собственными руками, лично разорвать одежду и вырезать недостающие части тела для своей миссии. — Мы не закончили, — громко произносит Тайлер, привлекая внимание Торнхилл. — Ты прав, мой друг, — взгляд Мэрилин теплеет, она делает шаг назад, возвращаясь к своему рассказу: — Как я и сказала, Тайлер оказал мне огромную помощь. — В чём была его выгода? Возмездие? — Ты очень умная девочка, Уэнсдей, — усмехается Торнхилл. — Уничтожение школы — это его личная месть. Но про это тебе лучше спросить у него, да, мальчик мой?       Мэрилин со слащавой улыбкой разворачивается к молодому человеку, подходит вплотную, обнимает со спины, ладонями скользя по широкой груди. Галпин скалится, дёргается, но женщина держит слишком крепко. — Заканчивай! — почти рычит он. — Какие же вы, молодые, нетерпеливые, — вздыхает Мэрилин, а затем наконец отпускает напряженного парня. — Ладно, ты снова прав. Пора с этим заканчивать. Прикончи её. — Будешь пресмыкаться перед этой женщиной, Тайлер? — из последних сил пытается вразумить. — Чем она лучше изгоев? Такое же чудовище. — У него нет выбора, детка, — Торнхилл пожимает плечами, делая шаг вперёд — упивается властью. — Я пробудила его, я — его хозяйка и он делает всё, что я прикажу. Но хватит болтать, возмездие должно свершиться. Убей её!       Женщина взмахивает рукой и отворачивается, не желая наблюдать сцену кровавой расправы. Но проходит секунда, две, три — и ничего не происходит. — Надеюсь, Вы услышали достаточно, мисс Уимс. — Что? — Мэрилин испугано оборачивается сначала на Уэнсдей, а затем туда, где еще минуту назад стоял Тайлер, а сейчас возвышалась директриса. В её взгляде печаль, сожаление и жалость — Лариса Уимс видела потенциал в этой молодой девушке. Но, увы, этот потенциал не суждено было реализовать. Испуганная, загнанная в угол Торнхилл пятится назад, натыкается бёдрами на край парты и замирает, пальцами сжимая деревянную поверхность. — Сожалею, что нам так и не удалось прийти к компромиссу, — Лариса делает глубокий вдох и качает головой. Ей хотелось, чтобы люди были чуть более благосклонны к ним, увидели, что они могут взаимодействовать друг с другом без конфликтов и агрессии. Но, видимо, не в этой жизни. — И мне очень жаль, что придётся отвезти Вас к шерифу, Мэрилин. — Изгои и люди никогда не смогут существовать вместе! — с отвращением произносит рыжая.       Она плюётся этими словами, пытается загнать их другой женщине под черепушку, чтобы отчаяние поглотило Ларису, как безумие поглотило её саму. Уимс смотрит на неё снисходительно, так, будто слова совсем не задевают, ведь вокруг сердца давно уже образовалась стальная броня. Мэрилин это раздражает, ей не хочется пресмыкаться перед этими низшими существами, генетически неполноценными тварями — отбросами общества, ведь она сама — человек. Самое чистое и возвышенное божье создание, высшее звено в этой цепочке! Нельзя позволить изгоям властвовать над ней. Нельзя! — Никогда! — её крик похож на предсмертный хрип зверя, бьющегося в агонии. Мэрилин отталкивается от стола, делает несколько быстрых шагов по направлению к директрисе, вытаскивает из кармана своего длинного кардигана шприц и резким движением втыкает его в чужую шею.       Яд проникает в кровь мгновенно. Уимс чувствует, как судорогой сводит мышцы, как кружится голова и темнеет в глазах. Белладонна. Она падает на колени, чувствуя жжение в грудной клетке. — Лариса! — отчаянно кричит Уэнсдей, подбегая к ней, хватая за руку и поддерживая её плавно оседающее на пол тело за плечи. — Дыши, Лариса, дыши!       В момент распахивается дверь, наполняя комнату людьми с оружием и оглушительными криками. Им требуется всего секунда, чтобы изучить обстановку и сориентироваться, и через мгновение один из вбежавших солдат скручивает Мэрилин, выбивая шприц у неё из руки. Руководивший отрядом Пётр подскакивает к женщине, тело которой начинает бить крупная дрожь, а изо рта начинает идти пена. — Твою мать! — выкрикивает он, рывком распахивает куртку, выуживает из кармана сначала тонкую иглу, а затем уже знакомую Уэнсдей ампулу. Ту самую, что она нашла в пещере. — Что… — Потом! — рявкает на неё мужчина, откручивая крышку и соединяя иглу с флаконом. Ладонью растирает кожу, ищет вену, а затем мягко вгоняет иглу под кожу, полностью вводя жидкость из ампулы.       На секунду кажется, что всё обошлось. Лариса делает глубокий вдох, смаргивает пелену с глаз, поворачивает голову в сторону Уэнсдей и уголки губ её слегка кривятся в улыбке. Она приоткрывает рот, шевелит губами, пытаясь что-то сказать, но получается лишь хрипение и страшное бульканье. А потом снова начинает биться в судорогах и закатывать глаза. — Чёрт, антидот не справляется! — шипит Пётр, с силой отшвыривая от себя колбу. — Большая часть крови уже повержена ядом! — Что нам делать, Пётр?! — кричит Аддамс, пытаясь перекричать мужчину, перебить его панику, нарастающую в геометрической прогрессии. — Что?!       Он замолкает, обхватывает голову руками, что-то обдумывая, а затем вскакивает с места. — Беги в больничное крыло, буди врачей, пусть подготовят кушетки и аппараты для переливания крови. — Что вы задумали, босс? — встревает один из мужчин, но Лэвенсон перебивает его взмахом руки. — У нас с ней идентичная группа крови, мы сможем спасти её, если сделаем все немедленно! — Вы умрёте! — пытается вразумить его солдат, но сдаётся под натиском чужого взгляда. — Быстрее! — командует мужчина, подхватывая женщину на руки.       Уэнсдей срывается с места, бежит, не разбирая дороги и не слыша ничего вокруг себя. Спасти её, спасти любой ценой — единственная мысль, эхом отдающаяся в голове.

***

      Уэнсдей не знает, сколько прошло времени с момента, как она добежала до больничного крыла. Она всё ещё тяжело дышит, чувствуя, как лёгкие раздирает от быстрого бега по длинным коридорам и высоким лестницам. Две женщины во врачебных халатах суетятся: подключают аппараты и подсоединяют катетеры. Лариса выглядит ужасно бледной, в её глазах застывает смерть. И только слегка вздымающаяся грудная клетка говорит о том, что женщина отчаянно борется за жизнь. Пётр, скинув с себя верхнюю одежду, спокойно разговаривает с врачами, попутно отдавая указы солдату, стоявшему возле двери. Закончив, он просит мужчину выйти и поворачивается к Уэнсдей. — Лариса часто говорила о тебе, — Аддамс вздрагивает от его слов. Не ожидает, что он заговорит с ней о личном. — Ты странная, на мой взгляд, но она видела в тебе свет.       Уэнсдей приятно слышать эти слова, но не комфортно разговаривать об этом с ним. — Где Вы взяли антидот? — Как много ты знаешь? — вопросом на вопрос отвечает Лэвенсон. — Достаточно, — девушка переводит болезненный взгляд на женщину, из которой уже начинают откачивать отравленную кровь. — Про хайдов, про вашу совместную работу, про опыты…       На несколько секунд в лазарете повисает напряжённое молчание. Врачи переглядываются между собой, понимая, что невольно становятся свидетелями разговора, знать который им совершенно не нужно. Пётр тоже это прекрасно понимает, но обстоятельства таковы, что приходится обзавестись слушателями. — Цель оправдывает средства, я так всегда говорю, — продолжает он, переводя задумчивый взгляд в окно. — Мы ведь хотели излечить, помочь им. — А разве они просили о такой помощи? — Уэнсдей кривится. Опыты над живыми людьми, пусть и с жуткими зверями внутри, совершенно не ассоциируется с помощью.

А звери мои ночью, рвут кожу и плоть в клочья. И каждый их клык заточен. Играют на струнах жил.

      Девушка ёжится, от мелькнувших в голове строчек стихотворения, так некстати услышанного недавно из уст одной сирены за обеденным столом. — Мы верили, что справимся, что поможем, — мужчина устало вздыхает. — Потом, когда Лариса ушла, это стало делом принципа. Хотел доказать, что смогу. — Вы использовали Белладонну и смогли найти противоядие? — Да, — он кивает, после чего переводит взгляд на студентку. — И это, наверное, мое главное достижение и… проклятие. — Шприц с антидотом, Вы изъяли его из моей сумки, когда нашли меня в лесу, так? — А ты нашла его в пещере, так?       Мужчина ухмыляется, его забавляет возникшая словесная перепалка. — Почему не сработал? — Уэнсдей не считает нужным отвечать на и без того понятные вопросы, поэтому переводит тему. — Дозировка маленькая, — говорит обреченно, будто себя винит в том, что не додумался взять что-то ещё. Не предугадал ситуацию заранее. — Переливание поможет? — спрашивает она, наблюдая, как фельдшер перетягивает ему кожу жгутом чуть выше предплечья. — Должна.       Девушка молча наблюдает за тем, как мужчине вводят иглу под кожу, как он слегка морщится и обеспокоенно смотрит на соседнюю койку. — Думаю, тебе лучше выйти. — Если это не поможет, я…       Достану вас с того света и снова прикончу — хочет сказать она, но замолкает, ведь понимает, что мужчина идёт ва-банк. Он не виноват, но всё-равно приносит эту жертву, надеясь на успех. Уэнсдей задумывается, могла бы она так решительно согласиться на это? — Я знаю, — Лэвенсон грустно усмехается, прекрасно понимая, о чём она хотела сказать. Не винит её, ведь тоже переживает. — Всё будет хорошо.             Уэнсдей с силой стискивает зубы, переводит опустошённый взгляд на мёртвенно-бледную Ларису и разворачивается к двери, чувствуя, как в груди что-то болезненно тянет. — Пригляди за ней, ладно? — слышит она вслед. Девушка останавливается, смотрит на него с благодарностью и кивает, после чего покидает палату.       Поспать нормально не удаётся. Тревога и переживания кольцом смыкаются где-то в районе горла, неизвестность пугает, а ворох сумбурных мыслей полночи мучительно давит на виски. И всё же усталость берёт верх — Уэнсдей удаётся подремать несколько часов. Спит она плохо — ворочается, дёргается во сне и в итоге вскакивает от очередного кошмара. Пытается привести дыхание в норму, считает до ста, даже пытается медитировать, но всё бестолку — сон безнадёжно утерян. Отбросив бесполезные попытки уснуть, она поднимается с кровати, наспех приводит себя в порядок и одевается, а затем спешит к больничному крылу. Идя по коридору, девушка ощущает, как с каждым шагом ноги тяжелеют, заплетаются и становятся ватными, а сердце в груди нещадно бьётся о грудную клетку. Проходя мимо окна, выходящего во двор, к главным воротам, она видит, как на территорию Академии въезжает чёрный катафалк. Аддамс прибавляет шаг.       В дверях больничного крыла сталкивается с поникшими солдатами Петра. Один из них, которому Лэвенсон несколько часов назад давал указания, командует что-то по рации, и, через полминуты, из лазарета двое крепких парней выносят носилки, на которых лежало накрытое простыней тело. Вслед за ними выходят слегка растрёпанные медсестры. Они выглядят бледными и изнеможёнными: под глазами образовались мешки, а на лице невозможно разобрать ни одной эмоции. — Получилось? — с надеждой спрашивает девушка, сглатывая образовавшийся в горле ком. Женщины слегка вздрагивают от неожиданного появления ученицы перед ними, переглядываются, а потом пожимают плечами. Сердце Уэнсдей ухает куда-то вниз. — Она без сознания, — говорит одна из них. — Точнее, в коме. — Кровь прижилась, внутренние органы не пострадали от яда, но для организма это был огромный шок, — добавляет вторая, массируя виски. Бессонная ночь и стресс не прошли бесследно. — Очнётся ли мисс Уимс — зависит теперь только от неё самой. — Понятно, — отстранёно отвечает Аддамс, отводя взгляд в сторону. Глаза предательски начинает щипать, она совершает над собой титаническое усилие, чтобы сдержаться от слёз, стремительно рвущихся наружу. — К ней можно? — Пока нет, нужен покой, — отвечает третья женщина, запирая дверь на ключ. — Приходи завтра.       Уэнсдей не отвечает, ограничивается лишь ставшим уже таким привычным для неё жестом — кивком — и покидает больничное крыло.