Игра на вылет

Глава 2

      В сотый раз перечитывая документы, Андрей опять, будто впервые, все удивлялся тому, как разительно отличались друг от друга в них напечатанные имена. Появление следователя Зайцева было предсказуемым, бизнесмена или чиновника — да, но присутствие главврача местной больницы Аркадия Егоровича вызвывало много вопросов. Профессия врача для Андрея означала святость и героизм человека. Оттого сложнее хирург, едва разменявший шестой десяток, ассоциировался с мафиозной преступностью. Андрей не жил под стеклянным колпаком и знал о существовании злых людей и никчемных докторов, но биография Аркадия Грачева сверкала от кристальной чистоты. И не только его имя вселяло сомнения.       Впервые он раскрыл синюю папку спустя час после обеда. Уже тогда его поразили и пестрота списка, и то, что первым лежал лист на имя Мухиной Валентины Александровны. Она преподавала язык и литературу в третьей школе Малининска. Учительница была замужем, но детей не имела. Зато учеников она считала своей семьей. Педагогическая поэма Мухиной началась десять лет назад. Работать она вышла, только окончив институт. И вновь — ничего, ровным счетом.       Ночью Андрей много ворочался, хотя снаружи никаких звуков и не доносилось, казалось, ничего не мешало сну. Мысли все мешались, а головоломка так и не складывалась — пазлы будто только разъезжались в стороны. В очередной раз подходя к часам на стене, прислушиваясь к глухому тику, он выглядывал в окно, надеясь на скорейшее наступление утра. Андрей зажег свет. Пока сон не приближался, он снова расстегнул папку.       Олег Фёдорович Доренко руководил малининским драматическим театром уже больше десяти лет, и с тех пор спектакли ни разу не повторялись. Три новых постановки за квартал, в двух из которых Олег Фёдорович непосредственно играл, а еще одну ставил как режиссер. Далее перечислялись его заслуги и премии, — похоже, он был и вправду талантливым артистом. Никакого компромата на него не значилось, но как раз для него не возникло бы проблемы утаить эмоции и чувства…       Андрей проснулся в комнате с включенным светом. Солнце уже давно поднялось. На кровати — разбросанная бумага. Сам он — в белом халате для постояльцев. Голова болела и кружилась. Он поднялся и по телефону, стоявшему на прикроватном столике, заказал завтрак в номер. Пока еда готовилась, Андрей приводил себя в порядок.       Подали овсянку на воде, черный кофе и хлеб с маслом и сыром. Убрав с письменного стола пустую подставку для канцелярии, Андрей поставил на него поднос. Он снял крышечку, и с каши поднялся обжигающий сладкий пар. От глотка кофе внезапно успокоилась голова. В одну руку Андрей взял хлеб, а в другую листок, отмеченный первым номером. Почему-то он лежал где-то посередине.       «Валерия Михайловна Суворова, возраст: 62 года. С 1957 г. руководила РЖУ г. Малининска; в настоящее время возглавляет департамент ЖКХ при органах местного самоуправления г. Малининска. Коллеги и подчиненные, отвечая на вопрос о личных качествах тов.Суворовой определяют ее как человека с твердым характером, при этом снисходительного в вопросах т.н. личного характера…»       — Характер нордический. Истинная арийка, — вырвалось у Андрея.       В его голове вырисовался образ этакой железной леди в малининских декорациях. Валерию Михайловну всегда сопровождали точность в отчетах и безупречная исполнительность. В «Океане» работала и горячая, и холодная вода, трубы не протекали, электричество не замыкало — пока все, что мог сказать о результатах ее работы Андрей. Он отбросил листок в сторону. Ни одно слово в нем не объясняло, почему Суворову записали в список вероятных преступников.       Ровно так же ничего не объясняло, как там оказался бизнесмен Артем Осипов с кристально чистыми декларациями. Молодой и успешный Артем Викторович владел пятью ювелирными магазинами и тремя торговыми центрами в Малининске. Статьи доходов впечатляли, но оттого и приходило понимание: ему таить ничего не приходилось.       — И прочим нечего таить… — прошептал Андрей.       Глаза его загорелись. Удивительным образом в синей папке собрались люди абсолютно непогрешимые, честные, добрые — за святостью чувствовалась фальшь. Абсурдная идея, пришедшая ему в голову, оказалась единственной.       Никита Матвеевич Донцов — молодой чиновник из мэрии — взяток не брал, а следователь Зайцев за подобное сразу возбуждал дела. Ни одна декларация не внушала сомнений в своей подлинности. Ни одна. Ни одно слово не могло скомпрометировать кого-либо. Ни на одном из девяти сплошь исписанных листков.       Пока убирали завтрак, Андрей залез на подоконник. Солнце стояло в зените, асфальт блестел от его палящих лучей. Больше ничего перечитывать не хотелось — однообразные заявления на канонизацию не могли принести и одной путной мысли. Андрей не понимал, чего хотел добиться Ковалев, вручая ему синюю папку. Часы каждым тиком приближали приезд «Волги», а затем и разговор с Максимом Сергеевичем. Какова бы ни была задумка мэра, Андрей не желал отказываться от нее, как бы азарт в нем не пытался сам собой угаснуть.       Вплоть до обеденного времени, наступавшего у Андрея привычно к четырем часам дня, он не прикасался к папке, отбросив ее в сторону. Навязчиво только одна мысль засела в голове: «А все только начинается», — ни одной путной идеи так и не появлялось, но и совсем ни о чем думать было нельзя. Обедал Андрей в пустой гостиничной столовой, отделанной в бирюзовых морских красках.       — Суп, пожалуйста, куриный подайте, — попросил он у потупившей глаза девушки.       Наложив из большой кастрюли в белую ребристую тарелку суп, она быстро, будто боясь продержать ее в руках мгновением дольше, сунула еду Андрею и скрылась куда-то, по-видимому, на кухню. Более никто не появлялся и сама девушка не возвращалась. Казалось, столовая работала исключительно для него. Не найдя никаких стоек для грязной посуды, Андрей, поев, оставил все на столе. Дальнейшее время он посвятил сну и звону телевизора.       Часы пробили семь. В вестибюле никого не было. На пределе работал кондиционер, но только раскрылась дверь, как прохладу сменил душный уличный воздух. Ровно в назначенное время подъехала «Волга» с приспущенными стеклами. Лоб водителя покрылся жирными капельками пота. «Хорошо, что я жилетку не стал брать, совсем бы запарился», — подумал Андрей, садясь вперед. Машина тронулась, и фасады домов стали сменять друг друга, но он, погрузившись в мысли, не смотрел на дорогу.       — Жарко сегодня, — поскрипывающим голосом сказал водитель.       — Угу…       Андрей высунул голову из окошка и уперся подбородком в жесткую ткань пиджака. Улицы пустели — солнце заходило, но никому не хотелось вариться в сохранявшейся духоте. Андрей коснулся крыши автомобиля и тут же одернул пальцы, ожегшись о металл. Настроение испарялось, как лужи с асфальта. Он просто ждал, когда перед ним появятся памятник Пушкину и желтая мэрия.       Наконец, они приехали.       — Как закончите, я за вами заеду, — бросил ему вслед водитель.       Андрей молча кивнул и пошел внутрь. Стояла гробовая тишина. Могильный холод. Андрей даже застегнул верхнюю пуговицу на рубашке и, съежившись, прижав к груди папку, пошел на второй этаж, в зал круглого стола. Дверь была раскрыта. Горел хрусталь. Максим Сергеевич перебирал какие-то документы, задумчиво держась за оправу очков. Он поднял голову и, увидев Андрея, поднялся. На лицо натянулась улыбка.       — Здравствуйте, — сказал он, протягивая бледную руку для пожатия, — давайте сразу приступим, раз вчера кое-что упустили, — Максим Сергеевич взял с полки лист бумаги и отдал его Андрею, — вы же заметили, что характеристики не хватает? Конечно… пересчитывал же, черт возьми, и как я не заметил?! Держите, вам определенно стоит ее поскорее изучить.       — Да, стоит. Как раз хотел спросить, — соврал он, взяв десятый листок.       Ковалев, покраснев, кивнул и вернулся к документам. Он с небрежной аккуратностью разложил их по стопкам и убрал в шкаф, пока Андрей читал характеристику на имя Василия Степановича Селезнева. Полжизни проработал в администрации, советником мэра, а сейчас на почетной пенсии — работает водителем.       — Ох, — вырвалось у Андрея, — вы настолько неуверенны… своему водителю не верите?       — Он сейчас ваш водитель, — протянул Максим Сергеевич, закрывая стеклянную дверцу.       Он вскинул брови. В памяти ничего особенного не возникало, кроме того, что водитель «Волги» — это водитель «Волги». Впрочем, как и прошлые листки, этот ничего не принес. Ни зацепок, ничего. Казалось, весь Малининск кишел преступниками, а в синюю папку попали самые подозрительные — праведники.       — Как ваши идеи? — спросил Максим Сергеевич.       — Есть одна, но… боюсь, она не состоится… — нехотя признался Андрей.       — Очень зря боитесь. Серьезно, все лежит на поверхности. Кажется, — он улыбнулся, прицокнув языком, — вы правы в своих догадках. Хотя некоторые имена вас наверняка поразили, да?       — Верно, — Андрей хотел сказать «Да не то слово», — а как же Зайцев?       — Сергей Константинович? — озадаченно спросил Ковалев, — да, и он придет тоже. Эх. у меня ни в ком уверенности быть не может. Так что и без него никак. Кстати, это он мне подарил.       Максим Сергеевич взял стоявшую на подоконнике фарфоровую статуэтку и поставил в центре стола. Две женщины, склонившие друг к другу головы. У одной в руках меч, у другой — весы со скошенными чашами и завязаны глаза.       — Фемида, Немезида, застыли, — сказал Андрей.       — Они самые. Правосудие восторжествует! — театрально крикнул Максим Сергеевич.       — А если окажется, что он сам за этим стоит?       Максим Сергеевич нахмурился.       — Так уж и быть, вы подстрахуете, — он отмахнулся, но глаза выражали сомнение, — так…       Дверь раскрылась. Вошла девушка в брючном костюме. Молодая со строгим лицом, приятной внешности, блондинка. Андрей пытался вспомнить ее имя. В памяти всплыл четвертый номер. Тихомирова Софья Павловна — актриса — работала вместе с Олегом Фёдоровичем, разве что имея меньший стаж. Однако назвать скромными ее достижения язык не поворачивался. Карьера стремительно взлетела под конец Перестройки, после окончания училища. В завершение характеристики даже прилагалась рекомендация от преподававшего ей известного актера.       — Ирина, все хорошо?       — Да, Максим Сергеевич, в порядке. Через десять минут начнут приходить.       — Хорошо. Тогда дожидайтесь всех и приходите толпой. Потом выходной.       Она улыбнулась и ушла, не придержав дверь. Хлопок откликнулся эхом по всей мэрии.       — Секретарша, — пояснил Ковалев, — сначала все соберутся в моем кабинете.       — Хотите воспитательную беседу провести? — Андрей хитро улыбнулся.       — Не язвите. Они увидят знакомые лица, напугаются, а тут еще и вы. Понимаете?       — Понимаю. И все-таки…       Он не успел закончить фразу — в тишине раздался шум автомобильного двигателя. Андрей подошел к окну. Мелким спешным шагом, положив на грудь левую руку, в которой несла сумочку, в желтом свете фар поднималась ко входу брюнетка со строгим холодным лицом. Серо-бежевое платье закрывало руки до запястий. Подходя к двери, на ходу, она накинула на плечи белую шаль.       — Валентина Александровна, — пробормотал Максим Сергеевич, — как всегда, пришла заранее. Ровно за десять минут, как английские лорды, — он показал Андрею наручные часы.       Следом приехал синий фордик. Его водителя Андрей узнал без труда. Толстый лысый мужчина в классических брюках и жилетке поднимался ко входу. Семен Макарович — отставной полковник на пенсии. Разумеется, в характеристике в ярчайших эпитетах восхвалялись его забота о благополучии солдат и строгость в отношении дисциплины. Андрей понял, что это именно он: офицерская выправка, несмотря на тучность: осанка, уверенно поднятая голова, чеканный шаг, словно так Семен Макарович пытался раздробить гранитные ступени. Даже когда дверь за ним закрылась, с первого этажа слышался этот шаг, ровный и четкий.       Максим Сергеевич никак не прокомментировал появление полковника Шевцова — сразу после приезда Мухиной он отошел к шкафу и принялся в нем что-то искать. Андрей остался наблюдать у окна. Один за другим подходили остальные. Наконец, пятую машину припарковал Василий Степанович, и остались двое — откуда-то справа пешком шли Суворова и Грачев, оба в черном. Они оживленно спорили друг с другом. Аркадий Егорович что-то с жаром доказывал, и, когда закончил, Валерия Михайловна обеспокоенно на него посмотрела, сжав в кулак приколотую на грудь брошь. Она подняла голову и встретилась взглядом с Андреем. Несколько секунд они смотрели друг на друга, потом Суворова снова повернулась к Аркадию Егоровичу.       — Скоро будут здесь… — Максим Сергеевич сел во главе стола, возле телевизора. Он заметил слой пыли и попытался двумя движениями его смахнуть, — скоро все будут здесь… Так… Андрей, откройте дверь и садитесь напротив меня. Подождем немного.       Ковалев сидел, оперев потяжелевшую голову на сложенные в замок руки. Из коридора приближалось цоканье каблуков, заглушаемое дробящим плитку шагом Семена Макаровича. Максим Сергеевич выпрямился. Андрей, не вставая, обернулся.       В проходе стояла Ирина, за ней — все остальные. Максим Сергеевич кивнул, и она отодвинулась в сторону, приглашая пришедших войти. Лицо каждого заходящего разило серьезностью. Валентина Александровна оказалась первой. Переступив порог, она громко поздоровалась и встала справа от Андрея; прежде чем войти, Семен Макарович остановился перед входной дверью, словно в ритуальном ожидании; Сергей Константинович, на ходу почесывая свободной от портфеля рукой седину, сел возле мэра, как правая его рука; Василий Степанович, только войдя в кабинет, встретился с Андреем глазами. Теперь Селезнев сидел за Шевцовым, щипая себя за серебристый бакенбард и не смотря на Андрея. Да и вовсе пропал из виду, когда откинулся назад. Контакт окончательно оборвал наклонившийся над столом Семен Макарович.       Валентина Александровна все еще стояла, держась за спинку стула Андрея.       — Вам удобно стоять? — с ухмылкой спросил он, обернувшись.       Она, наклонив голову, прищурилась и посмотрела на него взглядом орла, охотящегося на тушканчиков:       — А вам удобно сидеть?       Раздался смех. Андрей, покраснев, встал и отодвинул для Мухиной стул. Она, довольно улыбнувшись, села, положив на стол сумочку, достала оттуда блокнот и сделала пару пометок. В это время, под стихающие смешки, последним зашел Артем Викторович.       — Лишь я успел войти, как меня обсмеяли… — он прошел к последнему свободному месту, около Максима Сергеевича.       Краска спадала с лица, настроение успокаивалось и холодело. Молчание. Пауза. Максим Сергеевич встал и, улыбнувшись, начал:       — Добрый день, дорогие господа, дамы — разрешите представить вам, Андрей Владимирович Шаримов, журналист. По моей просьбе он согласился приехать в наш город и помочь разобраться со сложившейся, столь непростой, согласитесь, ситуацией. И расследовать это дело.       — А вы нас как свидетелей позвали или что? — ехидно спросила настоящая Софья, поправляя золотистый хвост.       — Зачем же так… — начал было Зайцев.       — А затем, Серега, что мог бы просто вызвать нас к себе и не устраивать этот цирк, — возмутился Олег Фёдорович. Казалось, он был готов в момент подняться с места и уйти, с треском захлопнув дверь. Но продолжал сидеть, лишь буркнув, –… и все было бы по протоколу.       — Вы зря драматизируете, — невозмутимо продолжил Ковалев, — мы хотим с вами просто поговорить.       — Вот так просто? — вновь взъелся Доренко.       Лица всех искорежили эмоции — всех, кроме Грачева и Василия Степановича, молчаливо смотревших друг на друга. Аркадий Егорович, сняв квадратные очки, водил ими по воздуху. Остальные, не стесняясь в выражениях, высказывали недовольство. Наконец, Василий Степанович громко кашлянул и сказал глубоким скрипящим басом:       — Потому что… — он демонстративно дожидался затихания гула, — нас посчитали за приличных людей, которых можно не оскорблять всякими приводами. Знаете, по-человечески выяснить дело, не так ли?       Максим Сергеевич кивнул. Валентина Александровна тихо, но так, что все это услышали, цокнула и осуждающе поджала и без того тонкие губы. Андрей вдруг почувствовал, что ему самому стало стыдно, хотя он не до конца понимал, за что — и полагал, что других внезапно накрыло то же ощущение. Он ухмыльнулся и получил справа взгляд, каким учитель смотрит на последнего двоечника. Валентина Александровна шепнула Ковалеву: «Давай».       — Пожалуй, трудновато вести диалог всей толпой, — Максим Сергеевич выделил последнее слово, — давайте хотя бы попробуем уважать друг друга. Не перебивать, скажем? Славно. Начнет Сергей Константинович.       Повисла тишина, и Андрей услышал тиканье часов — по-видимому, наручных, потому что иных в зале не предполагалось. Зайцев медленно поднимался из-за стола, вглядываясь в лица сидевших, задержавшись на Андрее чуть дольше, чем на остальных, но не зависнув насовсем. Смуглый Никита Матвеевич сильнее бледнел с каждой секундой. Тем временем, Сергей Константинович молча доставал из портфеля документы.       — Благодарю, — наконец сказал он, добавив новую паузу, — Валентина Александровна, думаю, вы знаете, почему вы здесь оказались?       — Догадываюсь, — лицо ее сохраняло каменное спокойствие, но голос звучал оскорблено.       — Не хотели бы поделиться с нами своими догадками?       — Бумаги у вас в руках — не зря же вы готовились, говорите.       Она увлеченно рассматривала маникюр, даже не глядя на Сергея Константиновича.       — Что ж… Вы имеете безупречную репутацию, тут не поспоришь. Но флаг в моих руках, так что, думаю, придется мне ее слегка подпортить. Скажите… правда, что Артем Викторович, — услышав свое имя, Осипов выпрямился, прикусив губу, — финансирует работу ваших малининских казино?       Раздалось хоровое «Ах!», но трое: говоривший Сергей Константинович и те, о ком он говорил, даже не поменялись в лице. Хотя Артем Викторович напрягся. Андрей тоже удивился, настороженно смотря на соседку, полную равнодушия. Даже ее голос не изменился ничуть:       — Мне известно лишь об одном.       — Я знаю. Но в остальном я прав?       — Совершенно.       Сергей Константинович удовлетворенно кивнул.       — И то, что вас крышует Никита Матвеевич, вы не станете отрицать?       — А есть смысл?       — Никакого, — развел руками Зайцев, — просто оставляю вам выбор. Итак, имеем: у вас незаконный бизнес, у Артема Викторовича интересы в нем, а у Никиты Матвеевича превышение полномочий. Думаю, на этом можно было бы и закончить, если бы не одно обстоятельство…       Валерия Михайловна прыснула со смеху, упав на спинку, и ее пряди, подлетев, ударили Андрея по лицу. Сергей Константинович продолжал молчать, хотя она уже прекратила смеяться и синим льняным платком вытирала выступившие слезы.       — Ну хватит, — сказала она, — даже уже смешно, Сергей Константинович! Это то самое «но», из-за которого Валентина живет в хрущевке… в однушке! Да и все это знают; и что квартира старше ее самой. Ни дачи нет, ни чего-то другого. Ну? Что, куда? Зарплаты еле хватает (ну а что, Валентина, прости, разве много учительнице платят?), а вы — казино! Она только на работе и дома-то и бывает.       — Почти, — шепнул Сергей Константинович, поглаживая виски, — однако деньги же появляются. И идут куда-то. Валентина Александровна, расскажете или попросите меня рассказать?       — Почему же, охотно.       Валентина Александровна подняла глаза на Сергея Константиновича. Даже сбоку этот взгляд казался Андрею пепелящим — совсем не таким, как она смотрела на него, а другим, более диким и осуждающим. В профиль весь вид — волчий, и каменное лицо, столь же каменная осанка советовали остерегаться ее. Зайцев же все так же смотрел на нее, лишь легко приподняв брови, когда в глазах у Валентины Александровны появились слезы.       — Когда Советский Союз распался, знаете… многие предприятия остановились — вот так, в один день… Людям зарплаты почти не выплачивали, кто-то вообще остался без какой-либо работы. Наверное, когда-то… может, мельком… вы об этом слышали.       Она смахнула мизинцем слезу и замолчала, переводя дыхание.       — Там дети. Понимаете? В школу приходят голодные дети, а всем наплевать. Сколько мы денег на питание не просили у мэрии — а денег все нет. Ой, прошу вас, не говорите, что всем тяжело, время такое… просто там дети. Да, мы преступники, содержим казино. А то, что дети стали есть дважды в день, а не один раз — это так, пустяки. А то, что в школе на каждой парте есть учебник — это тоже пустяки. А то, что дети улыбаются — тоже…       — И то, что я справки детям делаю, чтоб они не были голодными, ну… незаконно, разумеется, но все с подачи Валентины — это тоже совершеннейший и окончательнейший пустяк, — на одном дыхании закончила за нее Валерия Михайловна.       Кабинет целиком окутал вакуум: ни скрипа, ни нервного вздоха, ни шороха не слышалось вокруг; через распахнутое окно не пробирался ни свежеющий воздух, ни шум ветра, перешептывавшегося с травой и росшими под окном кедрами. Сергей Константинович все стоял, не выражая эмоций. Валентина Александровна вытирала слезы. Лица окружающих оставались мрачнее туч.       — Да, — сказал Максим Сергеевич, — наверное, вы, Валерия Михайловна, из тех же благих побуждений занимаетесь вместе с Семеном Макаровичем отъемом лицензий у ряда крупных городских предприятий.       Валерия Михайловна вспылила:       — А теперь нам предъявляете?! Сергей Константинович, кажется, говорили вы? Может быть, объясните эти нападки?       — Валерия Михайловна, — Зайцев сохранял спокойствие, и в голосе чувствовалась сталь, — мне известно, что незаконных доходов вы не имеете. И Семен Макарович тоже. Но факты фактами — вы отжимали бизнес, да и под теплым крылом Василия Степановича.       Андрей посмотрел на Селезнева. Тот сидел, прикрыв правой рукой глаза, а левой почесывая бакенбарду. Казалось, происходящее его ни коим образом не касается, а сам он даже не присутствует здесь. Василий Степанович вдруг убрал руку, раскрыл большие глаза и осмотрелся, встречая обращенные к нему взгляды.       — Полагаю, у Валерии Михайловны были на то свои причины, — внезапно вступился Олег Фёдорович, — да и мы не знаем, какие были мотивы у остальных, может просто вспоминать о них не так и приятно? Их не оправдывает это, хотя, не зная целей, мы не можем же делать каких-то выводов. Не можем из-за этого. Конечно, поражает наличие казино, и нет, Валентина Александровна, я вас не осуждаю, а напротив, восхищаюсь! Но признайте, это будет серьезней захвата лицензий.       — Я признаю, — в некотором замешательстве сказала Валерия Михайловна, — но лицензий мы никогда не захватывали, не присваивали. Только делали недействительными.       — Ну это в корне меняет дело… — прошептал Максим Сергеевич.       Валерия Михайловна сделала вид, что не заметила язвительного комментария Ковалева, и не стала ничего отвечать, только нахмурившись и тяжело вздохнув. Зато Семен Макарович провел рукавом серой клетчатой рубашки по сморщенному, со шрамом между бровей лбу, взмокшему от напряжения. Тяжелым, посвистывающим голосом он спросил:       — Сергей Константинович!.. Вы же досконально все изучили? По всем вопросам?.. — речь его прерывалась тяжелой одышкой, — Может обо всем расскажете?.. Зачем же важные детали утаивать?.. Верно?..       Зайцев кивнул.       — Ну хорошо, почему нет. Действительно, думаю, не должно быть тайной, что Максим Сергеевич раньше владел некоторыми малининскими бакалеями…       — Алкомаркетами… — вставил Семен Макарович.       — Алкомаркетами, — согласился Зайцев, — и многие из отнятых лицензий относились к его магазинам. Сейчас он бизнесом не занимается, но эти факты я не забываю. Не думайте, что к кому-то из вас я отношусь предвзято. Точнее, думаю, точнее сказать, что предвзято я отношусь ко всем…       — Ну все, понятно, достаточно… — сказала Софья Павловна, — да, я владею борделем. На этом закончим. Все равно без движения.       Никто даже не обратил особого внимания на заявление Тихомировой, никто даже не удивился. Однако последние слова заставили Андрея задуматься — дело все равно не сдвигалось с места. За окном уже успели смениться сотни заревых красок, солнце зашло, ясное небо холодело и чернело, чернели и облака и тучки. Андрей не заметил, как одиннадцать взоров обратились к нему. Он огляделся: все молча чего-то от него ждали. Сергей Константинович тоже сидел и выпытывающее изучал его лицо. Стоило что-то сказать — молчать было нельзя, да и не хотелось.       Андрей встал, засунув руки в карманы брюк. Мысли старательно скрывались, но он все равно решил говорить.       — В Малининск я по просьбе Максима Сергеевича приехал. Спасибо за теплый прием, вам действительно удалось меня удивить. Насколько все непросто, вы понимаете… А кто-то это лучше, чем остальные понимает. В любом случае правда всплывет… Софья Павловна права — действительно все на месте стоит, — он, не дав себе передохнуть, тут же добавил, — пока что стоит. Но мы скоро сможем недостающие детали прояснить. Здесь без вашей помощи не обойтись: в конце концов, это ради города, ради Малининска делается. Положение каждого шатко. Подумайте.       Он сел. Сергей Константинович встретил его взгляд и одобрительно кивнул.       — Ну что ж… — сказал Зайцев, — раз уж Андрей Владимирович считает что нам понадобится больше времени, ничего дурного в этом нет. Уже поздно. Думаю, лучше будет собраться здесь же завтра. В полдень.       Вряд ли кому-нибудь эта идея показалась привлекательной, но Андрей и не рассчитывал на то, что все прояснится за один лишь вечер. Всем оставалось только согласиться.       — Отлично, если никто ничего сказать не хочет, можно расходиться, — Сергей Константинович первым встал, взял портфель и, попрощавшись, вылетел из кабинета.       Андрей встал и отодвинул стул ухмылявшейся Валентины Александровны — остальные встретили его высокий жест такими же снисходительными улыбками. Мухина довольно прошла и в дверях попрощалась с присутствующими. Отмашка на выход была дана.       Малининск погружался в тишину, изредка прерываемую собачьим лаем. Воздух заполняла летняя свежесть, небо тысячами усеивали звезды — даже в городе виднелся Млечный Путь. Тише трещали сороки, тише стрекотали кузнечики. Мир засыпал.       В городе ночь.