Игра на вылет

Глава 6.

      Сергей Константинович любил свою работу до безумия. Разумеется, он презирал преступников, но обожал их разоблачать и искренне верил в справедливость. Да и романтический азарт погони за загадкой тем не менее возбуждал в нем жизненную энергию борьбы, отчего энтузиазм разгорался с большей силой. А в Малининске происходило что-то загадочное, и фонари на обочине горели через один, боязливо подмигивая проезжающей машине. По обе стороны дороги вырастали черные дома, а сама она таинственно пустела. Словно началась война и все попрятались по подвалам, и город замолк в ожидании вражеского вторжения, предварительно затушив все огни.       — Сейчас мы едем в прокуратуру, — сказал Сергей Константинович, бросив взгляд на полусонного Андрея, вжавшегося в спинку сидения, — надо заполнить кое-какие бумаги. Еще, думаю, нам понадобится архив.       — Они рядом находятся?       — В одном здании.       Они молча продолжали ехать через темноту, буримую лучами желтого света фар.       Машина остановилась перед темным зданием прокуратуры. Сергей Константинович вылез из кабины и подошел ко входной двери. Он хорошо был знаком со слышимостью внутри и легонько по ней постучал. Оттуда в ответ — шорох. Глядя прямо в дверной глазок, Сергей Константинович сказал:       — Зайцев.       Из-за раскрывшейся двери высунулся Михаленко в расстегнутой на груди белой рубашке, под которой выступала взмокшая от пота серая майка. Дмитрий Юрьевич кивнул и пропустил, указывая путь рукой, гостей вперед:       — Заходите быстрее.       По красным коридорам они прошли в узенький кабинет, заваленный папками и бумагами. На спинке серого велюрового кресла висел китель Дмитрия Юрьевича — здесь он в одиночку отрабатывал ночную. Сергей Константинович с Андреем сели на диванчик для посетителей. Михаленко заколдовал над бумагами. Через очки его глаза становились особенно огромными. Он почесал веко, ущипнул себя за густую бровь и наконец выудил нужный документ из горы, лежавшей на столе. Сев, он устало заговорил:       — Ну что сказать… работка выдалась кхем… Двадцать четыре дома, Сергей Константинович! Ну что ж — всё обезвредили. А этот, на Партизанской улице… — его лицо почернело, — девяноста пять человек погибло, двадцать в критическом состоянии…       — …что еще? — тихо спросил Сергей Константинович.       — По Селезневу кое-что. Во всем дворе ночью никто ничего не слышал, утром тело обнаружила соседка. Жена вчера уехала в какой-то санаторий, квартира была пустая. А остальные родственники куда-то тоже пропали из города — что хочешь тут и думай. Время смерти, после уточнений — где-то без десяти минут полночь, плюс-минус пятнадцать минут. Перед смертью домой не заходил. Квартира вылизана до блеска, а у Селезнева ботинки в какой-то грязи, будто по лесу ходил. Дело открыли, вот папка.       Он протянул толстенную красную папку, и ее принял Сергей Константинович.       — Что по допросам?       — Ничего интересного. Они здесь в папке, — Михаленко ткнул пальцем в нее, — что по поводу звонка в «Океан», кажется, что межгорода не было.       — Ясно, — ответил Сергей Константинович, принял документы, мельком пробежавшись глазами по первой странице, сложил все вместе и постучал папкой по столу, — идем.       Дмитрий Юрьевич повел их на второй этаж. Вдоль коридора выстраивались двери с табличками — на них обозначались должность и фамилия хозяина кабинета. Сейчас Сергей Константинович шел не к себе, и директорский остался позади. Тупик разделяли две двери: на левой было написано «Склад», а на правой — «Архив». Михаленко подошел к «Архиву» и открыл замок на толстой дубовой двери. За ней была вторая — копия первой, ее Сергей Константинович открыл своим ключом и, толкнув от себя, зашел первым.       — Оставлю вас одних, — сказал Михаленко и развернулся, бросив через плечо, — если что, вызывайте.       В узкой, но длинной комнате архива помещался черный письменный столик со стопкой белой бумаги и зеленой ручкой на шнурке, а из самой стены напротив входа выдвигались деревянные ящички картотеки: на каждом из них были написаны шесть цифр и 19 посередине. Последние столбики ящичков, всего штук пятьдесят, пустовали, дожидаясь своего часа. Один лишь только был особенным, отмеченный всего четырьмя цифрами «1969», — к нему Сергей Константинович и пошел. Выдвинув его, он стал со скоростью счетной машинки перебирать карточки, с годом, печатью и несколькими именами. Еще на них писалась не уголовная статья, а само преступление: «убийство», «кража», «хулиганство», «политический». Сергей Константинович быстро зацепил нужную карточку, с надписью убийства и со своим именем.       — Андрей! — позвал он журналиста, стоявшего прямо за спиной, и, развернувшись, чуть не врезался носом в его грудь, — вот вы где. Возьмите листочек, запишите. Думаю, это нам пригодится… готовы?.. Два, четыре, восемь, «К».       — «К» что значит?       — Ничего, просто буква. Скажем так, адрес дела.       Дальше Сергей Константинович пошел искать ящичек, помеченный уже годом пятилетней давности, его номер начинался с декабря. Найдя фамилию Шевцова, он сказал:       — Три, двенадцать, один, «У», — и быстро засунул ее обратно.       Андрей, записывая, настороженно смотрел на мигавшую красным огоньком кнопку.       — Это чтоб вызвать дежурного, — пояснил Сергей Константинович.       Оставался еще один ящик, но еще не помеченный сегодняшним днем. Карточки в нем были пустыми. Достав одну из них, он произнес:       — Один, пять, восемь, без буквы, — потом достал из кармана пиджака автомат и черканул тот же шифр на ней, записал свои инициалы и, убрав, захлопнул ящик, — ручка там будет, возьмите листочек. Пойдемте.       Шкафы разделяла белая стальная дверь. Сергей Константинович провернул в замке короткий архивный ключик, и она раскрылась.       Этаж с высокими серо-голубыми стенами освещали длинные ртутные лампы. Высокие передвижные стеллажи в несколько рядов стояли, сдвинутые по краям, с написанными на них номерами. Придав голосу экскурсоводческие интонации, он заговорил:       — В этих залах хранится информация о городе! Мы в настоящем, а сейчас пойдем углубляться в прошлое!       — Откуда этот пафос у вас взялся? — со смешком спросил Андрей.       — Как у Максима Сергеевича?       — Попали.       Они прошли между стеллажами к лифту с написанной на дверях цифрой «1».       — «Один» что значит? — поинтересовался Андрей.       — Первый этаж, — пояснил Сергей Константинович и нажал на кнопку лифта, — проходите. Здесь расположены дела постсоветского настоящего. На втором этаже — советские годы, а на третьем — засекреченные и истекшие по срокам давности.       — Мы на втором этаже находимся, а их всего два построено. Или мы вглубь рыть будем?       — Без всякой иронии! Поехали вниз.       Кабина спустилась на третий этаж. Двери открывались с другой стороны и ключом — отдел все-таки был секретным. Такие же самые лампы так же жутко освещали такие же стены, только сам зал был просторнее. Сказав Андрею оставаться на месте, Сергей Константинович быстро нашел двенадцатый стеллаж, где на первой полке под кодовой буквой «У» стояла черная папка с нужным делом, и передал ее Андрею. Затем из подвала они вернулись на первый этаж здания — второй этаж архива. Здесь архив был раза в два больше подвального, на противоположной от лифта стороне располагалась дверь входа и выхода.       — Здесь каждый может оказаться? — спросил Андрей.       — Да, второй этаж открыт. Можно ознакомиться с делами первого этажа, но их сотрудник должен принести. Третий, ясное дело, закрыт.       — Мг… — промычал Андрей, смотря на копировальный аппарат, стоявший возле белого стола.       Положив на стол папку, Сергей Константинович провернул штурвал, открывая четвертый стеллаж.       — Вот здесь, кажется, кое-что полезное будет, — сказал он, приближаясь к Андрею, уже севшему за стол и подперевшему тяжелую голову рукой. Сергей Константинович достал один листочек и возобновил в памяти старые эпизоды.       — Что здесь написано? — спросил Андрей.       — Это интересные дела, — указал он на обе папки и протянул ему листочек, — это самое первое убийство огнестрелом в городе. До этого была разная бытовуха, но не суть. До этого никогда не стреляли. Вот. А в черной папке убийство тем же оружием, что и Селезнева.       — Думаете, поможет?       — А вы взгляните. Вам удобнее читать или слушать?       — Рассказывайте.       — Буду подглядывать, — признался Сергей Константинович, — итак. Городу было сорок лет… Вот самое интересное: застрелили военного из его же пистолета, офицера… тело было обнаружено в собственном автомобиле марки «Волга» шестьдесят восьмого года производства, правое окно было приоткрыто… еще: пуля пробила височную кость, стреляли с двух метров.       — Ого, как получается! — воскликнул Андрей, — отчасти сходится.       — Отчасти, — согласился Сергей Константинович, — но нам исполнитель не подходит. Убил брат, а у Василия Степановича братья детство не пережили. А здесь мотив — личный конфликт, жена, честь, достоинство и так далее по накатанной… А у Селезнева, ты слышал, жена куда-то укатила — но важно не это.       — Ну здесь будто переигрывают, как фанатики спектакль ставят.       — Вполне даже, — кивнул Сергей Константинович.       — А другое дело что говорит?       — Ну, — на него нахлынули еще словно свежие, неприятные воспоминания, — трудное дело, нелегкое. Убили жену Семёна Макаровича. Ему криминальные субъекты угрожали, но они с супругой это все не воспринимали всерьез. А тут у него отпуск выдался, поехал к сыну на Камчатку. Жена в детском саду поваром работала, ей отпуск перед Новым годом не дали, он и поехал один. А угрозы просто взяли и сбылись… Потом, когда дело расследовали, Семён Макарович все говорил, что с собой забирал тот проклятый наган — привычка такая у человека, а к багажу доступ был явно только у супругов. Думаю, очевидно, что квартиру никто не обворовывал. Вопрос: как?       — Оказалось?       — Оказалось очевидно. Оружие украли и подменили еще на работе за неделю до отъезда…       — А зачем все это делать? — перебил Андрей.       — Вопрос резонный — ответ, наверное, очевидный. Издевались, самое банальное. Но мы над кражей занимались — анализ показал, что у Семёна Макаровича с собой был другой наган, да и не в этом даже суть. Орудие убийства просто вытерли и оставили на тумбочке. Потом, конечно, все выяснили, нашли крысенка в погонах — молодой ефрейтор, его запугали — он своровал. Убивали уже другие, да и не суть, кто. А тот, только все выяснилось, повесился. Не думаю, что сам.       — А со вторым наганом что случилось?       — Верь, не верь — стащили. Когда Шевцов вернулся, передал подделку следствию, и подделка исчезла. Похитителя нашли, тот жив остался, но самого дубликата след простыл. Как вам?       Андрей неопределенно повел головой:       — Все-таки спектакль ставят. Но вы к чему-то ведете?       — Думаю, — кивнул Сергей Константинович, — это и вправду спектакль. Так же расположено тело, так же похитили оружие. Думаю, что завтра наган снова окажется у Семёна Макаровича. Только проку от этого скорее не выйдет.       — Получается, кто-то из них и похитил, и вернет?       — Да, и надо посмотреть, кто это сделает. Но мы, скорее всего, этого просто не заметим. Зато, когда Семён Макарович получит наган обратно, мы будем уверены в том, что именно происходит.       — То есть в его невиновность вы верите?       — А ты думаешь, он бы захотел проворачивать такие манипуляции с оружием, из которого застрелили его жену?       — Но он же с ним ходит, — возразил Андрей.       Сергей Константинович тяжело вздохнул, опустив глаза. Вопрос казался понятным, ответ он, неверное, знал, но так вот сказать не мог.       — Андрей, это очень сложно объяснить… Нам с вами этого не понять — и хорошо, наверное. Думаю, тут вот в чем дело. Когда закончилось следствие, Семён Макарович попросил, чтоб я отдал ему. Это очень страшно, но больше у него ничего не осталось, понимаешь? Не спрашивай. Я не стал спрашивать, почему. Он выглядел очень несчастным и одиноким… давайте дальше.       Андрей молчал, но продолжал с сомнением недоверчиво коситься в его сторону, мерно листая страницы дел. Сергей Константинович развернулся и положил красную папку на копир, раскрыл, достал изнутри отчеты по взрыву дома на Партизанской и показания эскорта Донцова. Пока гремела, светясь, шайтан-машина, он спросил:       — Как думаете, почему дом взорвали?       — Запугать? — вздрогнув, но сохраняя равнодушное лицо, пожал плечами Андрей, погруженный в чтение дела Шевцова.       — Это зачем. Для чего. А почему? Думаю, правильнее спросить, почему так, а не иначе?       Андрей поднял голову:       — Мне кажется, точно так же надо ответить. Неожиданно, резко — так несложно запугать.       — Ладно. И у нас еще один вопрос: время. Как Василий Степанович провел последние часы жизни.       — К кому-то ездил, с кем-то встречался? — предположил Андрей.       — Думаю, это важно, — коротко отозвался Сергей Константинович, но в голове его уже тучей саранчи заворошились мысли и догадки.       Копир закончил работу, Сергей Константинович скрутил свертком бумаги. Пройдясь по этажам, он вернул папки на места, а новое дело поставил на вновь обозначенную шифром полку. Андрей сидел за столом, сонно наклонившись и борясь с темными кругами перед глазами. Сергей Константинович разбудил его легким хлопком по плечу, подошел к выходу и нажал на нервно мигавшую красную кнопку, которая тут же засветилась зеленым.       — Подождем.       — Вы дело наверху оставили? То есть любой сотрудник может его посмотреть?       — Да. У нас доверие.       Андрей недовольно скривился. За открывшейся дверью показался Дмитрий Юрьевич, выглядевший чуть более усталым, чем ранее. Дверь открылась — и огонек снова стал красным. Стрелка наручных часов медленно заползала за полночь. Покидая здание прокуратуры, Сергей Константинович раздавал указания:       — В кабинет мы заходить уже не будем. Допросите всех работников клуба, даже если вчера не выходили на смену. Завтра днем мне нужно полное досье. Проверьте городской наркотрафик, особенно Грачёва с Доренко. Свяжитесь с семьей Селезнева, ну это понятно. Думаю, толку не будет, но отчет тоже завтра днем.       — Честь имею, — ответил Михаленко.       Молча и строго посмотрел на него Сергей Константинович, развернулся и ушел, увлекая за собой Андрея. Оборвался поток электрического света, и все вокруг окунулось во мрак. Свет терялся за двойными, как шляпа фокусника, стенами с пустыми окнами. Положив на заднее сидение сверток новых документов, сделав пару коротких заметок в блокноте, Сергей Константинович пристегнул ремень и нажал на газ.       Дорога по-прежнему утопала в темноте неработавших фонарей, светофоры молчали, дома и вовсе казались невидимыми. Только мошкара покачивалась в желтых лучах фар. Ехать оставалось недолго, но Сергей Константинович, ожидая правого поворота, замедлялся, вытягивая шею влево. В мыслях проявился набор весьма искренних выражений в адрес администрации.       — Вот те на! — вырвалось у него вслух.       — Что случилось? — без особого энтузиазма спросил Андрей, через тяжесть слипавшихся глаз посмотрев в неопределенном направлении.       — В той стороне дом Максима Сергеевича, — указал он на выбивавшийся из-за поворота слева свет, — себя он электричеством, молодец, обеспечил. Интересно…       Андрей не демонстрировал ни малейшего интереса, и Сергей Константинович оставил его в покое, погрузившись в раздумья. Направо, пять минут, налево — уже «Океан».       — До завтра, — бросил вслед Андрею Сергей Константинович. Тот сухо помахал рукой в ответ.       Дождавшись, пока он зайдет внутрь, Сергей Константинович направился домой, погруженный в мысли о пьяным галопом надвигавшемся новом дне с новыми событиями. В голове обрывками возникали моменты из разговоров в мэрии за столом, на допросе и в прокуратуре, в архивах. Безумные совпадения, поставленный безумцами спектакль. Безумцами, сидевшими за тем самым столом; теми самыми безумцами, которых Сергей Константинович допрашивал прошедшим днем. Дело оборачивалось катастрофой, захлебываясь в цифирном потоке смертей, оказывавшихся очередными.       За звездной сеткой, наброшенной на небо, скрывалась тайна, кто и почему. Но легче было с головой нырнуть в бытовуху. В конце концов, он уже понимал, с кем ночью встречался Василий Степанович — лишь цель оставалась загадкой. Но он уже думал о другом.