Казино

Чимин вглядывается в рекламу: Прекрасный образ. Без всяких там... Нет, ну, правда, шикарный. И каблуки эти... И маска с рогами. Хосок — гений. Этого улыбчивого застенчивого парня он встретил в Тибете. Нет, в Тибет он собирался сам, и давно, но пришлось ускориться. Он не слишком любил вспоминать тот дурацкий день, когда все пошло через жопу. Началось с Юнги и его стояка, это было даже мило, но супер кринж. Намджун, который драконом дышал в его сторону, идиот... Хотя нравился. Но там все было понятно. Однажды ночью, Чимин ворочался дольше обычного. Была потрясная съемка, очень секси. А он так давно ни с кем... Вообще! Это удивительно при его образе жизни, репутации и других слагаемых, но факт есть факт, этим вечером он приехал к Намджуну в надежде найти покой. Но тот как назло шлялся в шортах и майке-алкоголичке, с тем же успехом мог навесить табличку "Секс-мишень для Чиминщи". Сука. Сука! И Юнги ещё... Смотрит воловьим взглядом... Плохо, когда не можешь нормально выбрать. Когда и первое и второе хочется и чтобы с ними еще и десерт получился. Не мог уснуть, капец, как долго. Он ворочался, искал какую-то позу, положение ног, головы, одеяла — не помогало ничего. Привычное подрочить бесило. Так бесило, что вместе со своим стояком он вышел за водой, и в кухне столкнулся с Юнги. Чимин даже не стал себе врать, что вышел именно за этим. Старший, взъерошенный, как воробей, худой, жилистый, глядел на него с такой жадностью, что ее можно было потрогать. Он уже прожег на Чимине все шмотки — от боксеров до майки, сейчас обгорелые остатки облетят перышками, и останется... Чимин налетел первым, запрыгнул на бедра, обхватывая ногами, и целовал безумно вкусно, и ещё жалел, что некому обнять Юнги сзади, вот бы ещё Намджун пришёл!.. И он пришёл, как будто услышал, и без негатива, как-то очень плавно включился в процесс после того, как Чимин позвал. От ощущения ласк в четыре руки, две пары губ, Чимин где-то в эйфории, голова пустая-пустая, сосредоточенная только на том, чтобы получить удовольствие, закончить этот день, закончить, кончить.. Когда, радостный, он смотрит на поцелуй напротив, становится понятно, что это нереально. Нереально прекрасный сон. Чимин сейчас помнит этот облом. Или не облом, но реальность погружения была прямо идеальной, то, что нужно было для разрядки, для сна. Он проснулся окончательно, встряхнул головой, усмехаясь, что как мальчишка, обкончал штаны. Впрочем, именно этот сон все изменил. Чимин понял, что поездка в Тибет должна быть ближе, чем он думал, ещё ближе. В жизни человека есть несколько вещей, которые собственно, и ведут его по этой жизни: сон, секс, еда. Всё остальное — какие-то социальные конструкты. Так раз за разом социум доказывал Чимину: толпа реагирует на это, покупает это, осуждает это, жаждет этого. Они спорят о том, как заниматься сексом правильно, а как нет. Что есть правильно, а что есть нельзя. А сон — это сон, без него умрёшь. Хотя и здесь бывали всякие учения. Чимин смотрел на это и с ужасом видел в себе, это угнетало и доказывало его правоту одновременно, становилось мерзко. Почему-то он зацепился за Тибет, как за соломинку, и рассчитывал найти там мудрость и иную правду. Он был полон решимости уезжать, держался на расстоянии от старших, насколько это было возможно, а после этого сна и подавно, и хотел поскорее закончить дело. В тот дурацкий день все пошло наперекосяк. Он даже задумался, пока спускался и изучал схемы, а не остаться ли? Юнги прелесть. Намджун переживет, ну видно же, что вместе им не быть. Потом он себя отругал за решения за других, потом выпил в баре, и тогда заметил заинтересованный взгляд. Опяяяять.. Он повернулся, чтобы не обидно, нежно и вежливо отшить, но встретился глазами с тем самым арабом, он запомнил эти глаза. Пушистые ресницы, брови широкие, как нарисованные и лицо под платком — смуглая ухоженная кожа. Чимин замер ненадолго, потом отвлёкся на бармена, и незнакомец исчез из поля зрения. Огорченный, Чимин выпил ещё, отправился на своё место: пора. Осмотрелся, кивнул Юнги, пошагал в сторону коридора, за углом был пойман, как мотылёк. Не спасло ничего: ни подготовка, ни реакция танцора, ни природная осторожность: против таких приёмов никаких ломов нет, Чимина схватили в четыре руки, мгновенно скрутив, и заткнув рот, вынесли под видом хз чего, накинули что-то, быстро кинули в машину. — Пожалуйста, если ты не закричишь, я развяжу и открою. Замри, если согласен! Чимин замер. Голос незнакомый, довольно глубокий. Спокойный. И без угрозы. Через несколько минут его руки были свободны, с лица сняли арафатку: моргая, он увидел рядом полностью укутанного в одежду... Того самого араба! Это его глаза! — Ты!.. — Я. — напротив сняли куфию. — Меня зовут Сокджин, и я очень давно слежу за вашей карьерой. Меня восхищает многое, но мне показалось, что вам нужна помощь. И я.. в общем... — Вам показалось? — Чимин фыркает и его нос задирается до потолка. — Какого хрена вы за меня решаете?! Я потерял деньги, мои друзья переживают! — Деньги уже у вас на счету, а друзья в курсе. — Сокджин показывает экран телефона с смс от Намджуна: "Спасибо! Хорошего полёта!" Wtf?!!!.. Сокджин оказывается хорошим малым, старше его на несколько лет. Очень красивый... Божественно красивый. Совершенство — это про него. Наверное, только это остановило Чимина от других действий... Он просто молча пялился. Потом заговорил. А потом оба два оказались в Тибете, и Чимин был уверен, что так надо, и Намджун в курсе, и вообще, наверняка тоже скрывается, мало ли что. В общем.. Тибет! Чимин нашёл там ответы, правда, не совсем не свои вопросы, но это стало уже не важно. Он нашёл дзен, нашёл силу, нашёл Хосока, друга и менеджера, нашёл Джина, ближайшего друга, сдержанного и прекрасного, как неприступная крепость в скале: белого, прохладного, величественного. Нашел новые идеи, утвердился... Впрочем, все это можно прочитать на его промо-сайте TibetIsJiminSoul точка ком, либо спросить у него самого. Его кожа — жжёный сахар, сам он— спокойствие, изящество. Как будто нашёл смысл в жизни. Возвращение было триумфальным, потому что продумано было всё — работа со СМИ, внешность, образы, фотограф, эксклюзивные интервью, Сокджин знает толк в этом всём. Вот кого Тибет не вывернул наизнанку, а научил ценить самые простые и важные вещи: хорошую простую еду, качественную одежду (не нужны другие марки, нужны материалы!) Впрочем, все это лирика. Чимин приехал. — Чимин?! — Юнги с удивлением не нашёл в себе того волнения, которое должно бы быть, но чувство незавершённости снова принялось грызть изнутри, раскапывать забытую боль. Тот самый, который исчез, которого не нашли ни хакеры ни нанятый сыщик, никто. (Сокджин умеет прятать следы, и платить кому нужно). Юнги стоит перед телевизором, и тычет в него пальцем. Он оброс и ему это пиздецки идёт, у Намджуна каждый раз сердце ухает в пятки. Он стал спокойным, совсем домашним, открылся полностью и расслабился, зная, что не укусят. Намджун вбежал в комнату, со щеткой в зубах и полотенцем у причинного места: — Фто? В животе похолодело, завертело и голова немного пошла кругом. Он знал, что скоро, но все равно не был готов. — Иди умывайся, показали Чимина, он вылез из преисподней, походу! Хочу увидеть его. Намджун хотел пойти, Юнги схватил телефон, перепутав, намджунов (а нехуй было одинаковые брать!) и увидел сообщение: "Мы вернулись, спасибо за поездку!" Намджун поздно понял, и не успел, неуклюже зацепившись полотенцем, вписавшись затылком в стену, пытаясь подойти, а Юнги уже открыл, смотрит: переписка с Сокджином. Не длинная, зачем бы. Экран вверх. Полгода назад. "Договорились. Не знаю, зачем, но я в деле, прям детектив" "Мальчика забрал, самолёт готов. Удачи, Бро!" "С Чиминщи все в порядке" И вот. "Прилетели". Блять. Сука. Нахуй. — Молчи. — короткий жест в сторону Намджуна, толстовка в руки, ключи от машины, кроссовки. Молча ушёл, даже дверью хлопать не стал. Намджун с щеткой во рту, полотенцем на бедрах и разблоченным телефоном на полу. Он горько плачет. Воет. Мужчины не умеют плакать. Это странно, горячо и больно. Все совершают странные и осуждаемые поступки, каждый в меру своих рамок: воспитания, образования, эмоциональности, доброты, опыта, да всего! Намджун сидел, закрыв лицо руками. Этот поступок давно жрал его изнутри так сильно, что мешал свободно вдохнуть, вроде все в порядке, на поверхности тихо и здорово, а внутри ноет, тянет, болит, как закрытый перелом. И каждый день думаешь: вот сегодня. Я скажу. Но не говоришь. Потому что это всё испортит. Сейчас он чувствовал себя постыдно свободным, словно камень с души упал, но больно было все равно. Как зомби, который из могилы вылез, а к людям приблизится все равно уже не сможет, как человек, у которого в милом маленьком рюкзаке с единорогами за плечами тяжеленный... Что-то. По сути, гнет к земле, на деле... На деле достать и показать— глядите, какой камень я ношу! — не кажется выходом. А когда уже выронил и все узнали, то можно в голову сильно не брать. Да, Чимин собирался в поездку, и он вообще-то мог сказать об этом Юнги, почему он молчал? Кретиноид... — У меня определенные виды на парнишку из твоей команды. Этот. — длинный палец Сокджина тычет в фотку Чимина; хорош, конечно, неимоверно. — Я планирую съемки, про это знают только несколько человек, и теперь ты. Видишь, как я доверяю тебе? — Ким улыбался, и спокойно потягивал кофе, словно коньяк: любил сесть за руль сам. Намджун пил алкоголь, и раздумывал. В конце концов, он сжился с идеей, что это для Чимина — добро. Для него самого тоже, меньше будет смущать Юнги. Нет, он был готов и дальше ждать и терпеть, но сама жизнь подкидывает возможность. Как её упустить?! В целом, Намджун очень воспитанный и благородный человек, он мог по пальцам пересчитать плохие поступки, реально. В школе не защитил от буллинга одноклассника; не обманул ни одной женщины, всем говорил честно; весь его бизнес по отъему денег был по сути, восстановлением мировой справедливости. Намджун играл в Робин Гуда и наслаждался этим. Отец имел связи в полицецской среде, и вот самые наглые финансовые преступления карались их командой. Юнги был ахилессовой пятой и криптонитом, рядом с ним приходилось собираться и быть лучшей версией себя; постоянно скрывать чувства, сдерживаться. И в общем, если бы не это предложение Джина, Намджун бы подождал благородно страдать, не вмешиваясь. Медиамагнат Джин задумал кино про изменение личности воздействием духовности; показуха и гламур — наносное, что настоящий алмаз внутри, и извлекается только через духовные практики. Он думал про это давно, и не мог выбрать главного героя, все они отвратительно играли, и не выдерживали ничего. Постепенно он пришёл к мысли, что, возможно, главный герой и знать не должен о том, что происходит на самом деле?.. Потом он, глядя в экран, заметил Чимина. Изучил его, его путь и жизнь, сомнения. Прочитал интервью, пересмотрел показы, перелистал все журналы. И... Обратился к Намджуну. Было решено выдернуть Чимина на пике, скандально, но не дать информации разрастись в шумиху: замять всё, забить другими новостями, людьми, скандалами. Получилось. Про Чимина вспоминали фанаты, и то, он же не кейпоп-король, чтобы их была армия! Они перекидывались постами в тви, но там длинные руки Джина тоже хорошо отрабатывали: вброс, опровержение, обвинение... С Юнги и его активными поисками пришлось прямо потрудиться, но получилось. Вроде, получилось всё: съёмки, история, финал! Главный герой вернулся в мир. Вообще планировалось не так, но Чимин отказал в растягивании шоу, мол, потом расскажем про фильм, как выйдет. Намджун собирался в кулак долго. Часа два: душ, рутина, одеться. Телефон, машина, сумка. Он знает, где искать Юнги. И что сказать. Правду. Всю правду.