The Blood In Your Mouth

      Джеймс лежал на кровати, уставившись в потолок. Его глаза болели от недосыпа. За последние три дня, с тех пор как открылось новое дело, он спал всего около четырех часов. Он не мог перестать думать о деле. Да и не хотел, собственно говоря. Куда бы он ни смотрел, все что он видел перед глазами было местом преступления, обескровленный человек появлялся всякий раз, когда он закрывал глаза, не давая ему уснуть. Это было частью чего-то большого, Джеймс чувствовал это, как голос, шепчущий ему в затылок, как узел, тянущийся в его груди.       Проведённый анализ крови подтвердил, что кровь, разбрызганная по гостиной, была той же самой, что вытекла из тела. Он не мог перестать думать об убийце. Думал о том, как ему, кем бы он ни был, это удалось. Кровь дала положительный результат на седативные препараты, так что, скорее всего, мужчина был без сознания, когда умирал. Это зацепило Джеймса. Убийца мог быть жестоким, мог задушить человека или заставить его не спать, мог оставить его связанным. Но он не был жесток. На самом деле эта смерть была милосердной; жертву избавили от страданий, — это было невероятно человечно.       Так что, скорее всего, в этом убийстве не было ничего личного. Все это выглядело слишком клинически чисто. Даже профессионально. Но, несмотря на то, что он не хотел подвергать жертву страданиям, он все равно хотел устроить шоу, произвести впечатление. Джеймс пытался подавить мысли об убийце. Мысли о том, чтобы пригласить его к себе, поговорить с ними, задать вопросы, узнать его мнение по тому или иному поводу. Спросить его, почему? Как? Если бы Джеймс не стал детективом, он, вероятно, стал бы психологом или кем-то в этом роде. Ему нравилось понимать людей, изучать их. А этот человек — этот убийца? Был как раз тем, кого он так хотел изучить.       Джеймс продолжал задаваться вопросом, понравилось ли ему это. Усыплять жертву, выкачивать кровь из тела. Ждал ли он, пока человек крепко заснет, чтобы воткнуть иглу, разбрызгивал ли он кровь, словно кистью по картине. Как будто они творят искусство. Люди могут подумать, что убийство не может быть сопряжено с любовью, что оно не может быть поэтичным, но Джеймс понимает это лучше, чем кто-либо. Любовь была жестокой. Насилие было очень похоже на любовь. Они шли рука об руку, две стороны одной медали — одного и того же человека. Это было импульсивным, безрассудным и совместным действием. Нельзя быть жестоким в одиночку. Кто-то должен был вдохновлять его, питать, взращивать. Нет одного без другого.       Может быть, это и был немного ебнутый взгляд на происходящее, но это было то, что он знал наверняка. Поцелуй может причинить такую же боль, как удар. Как удар в грудь. Как нож в спину. Он не знал любви без клыков, без острых шипов. Его шрамы на сердце, служили этому доказательством.       И он любил это.       Он хотел причинять боль.       Наносить шрамы.       Быть помеченным и принадлежать.       Помечать и владеть.       И именно поэтому ты одинок, подумал он про себя.       — ДЖЕЙМС ФЛИМОНТ ПОТТЕР, Я ЗНАЮ, ЧТО ТЫ ТАМ, И Я РАЗНЕСУ ЭТУ ДВЕРЬ! — он очнулся от этих мыслей — он даже не осознавал, что находится в такой глубокой отключке, а за дверью кричала Лили Эванс.       Он быстро встал со своего места на диване и открыл дверь, обнаружив в коридоре у своей квартиры высокую рыжую девушку с безумным выражением лица.       — Ты чертова сумасшедшая, ты в курсе что у меня есть соседи?! — он зашипел и закричал на нее.       — Похоже, что мне не все равно, Поттер? — она прошла мимо него и вошла в квартиру. — Я стучу уже целую вечность, ты что, оглох? — прежде чем он успел ответить, она заговорила снова. — Ты должен это увидеть!       — Есть такое волшебное изобретение — телефон, Эванс, — упорствовал он. — Когда-нибудь слышала о нём?       Девушка с рыжими кудрями остановилась на месте, явно злясь на Джеймса.       — Да, слышала, и если ты проверишь свой, то увидишь около 35 пропущенных звонков от меня, к примеру, Поттер.       Джеймс издал тихое «Ох», прежде чем решил оставить эту тему. Это не должно было его так волновать, ведь не прослушивая звонки Лили, он не обращал внимания ни на что вокруг. Он иногда так себя ведет, когда дело сильно затягивает его. Он словно застревает внутри себя, и ни одна вещь во внешнем мире не может вытащить его оттуда. Он позволяет своим мыслям поглотить его, взять верх над ним. Он становится немного призраком.       Но что ж. Никто не решит дело так, как он, верно?       Именно это Джеймс твердит себе. И так было на протяжении многих лет. Это совершенно нормально, что он становится таким. Совершенно нормально. Он всего лишь хороший полицейский. Сосредоточен на том, чтобы избавиться от убийцы, от убийства. Сосредоточен на восстановлении справедливости.       — Эй… — он чувствует, как нежные руки Лили касаются его ладони. Черт. — Ты в порядке, Джеймс? Я знаю, каким ты бываешь.       Он повернулся к ней, чтобы сказать, что ей не о чем беспокоиться, что он в порядке, но увидел желтую папку, которую она держала в руках. В ней было еще несколько бумаг, и тут что-то щелкнуло.       — Это по поводу дела? — спросил он в торопливом волнении, совершенно забыв о ее вопросе.       Она широко улыбнулась, опустив взгляд на папку.       — Конечно, это касается дела, иначе зачем бы мне появляться в твоей квартире в два часа ночи? — Неужели было так поздно? Когда он в последний раз смотрел на часы, было только пять часов вечера. Какой сегодня день?       Боже, ему действительно нужно было поспать.       — Я могу придумать несколько других причин… — он ухмыльнулся, и она издала звук, похожий на рвоту       — Даже если бы ты был последним человеком на земле, Поттер.       — Ты ранила меня, Эванс, — сказал он, более драматично, чем требовалось.       Он постоянно дразнил ее, дерзко заигрывая, но правда в том, что Джеймс никогда не думал о Лили в таком ключе. То есть, не поймите превратно, она действительно, по-настоящему красива, никто не мог этого отрицать, но у Джеймса был очень специфический тип, и Лили просто не была им. Поэтому он знал, что если между ним и его партнершей что-то случится, то это вызовет лишь неловкость, а он слишком дорожил их дружбой, чтобы рисковать. Не то чтобы это имело какое-то значение, Джеймс сомневался, что он тоже ее типаж, она была слишком умна, чтобы влюбиться в такого парня, как он.       — Да, да, неважно, — она подняла одну из многочисленных бумаг в папке, и Джеймс быстро заметил, что это была фотография. Все фотографии были такими. — Посмотри на это.       Она протянула ему фотографию, и о боже мой. Джеймсу пришлось сесть. Это была гостиная на месте преступления, но кровь была смыта со стен, они снова стали белыми, как яичная скорлупа. За исключением, конечно, огромных букв, начертанных красным на стене. Р.А.Б. Буквы продолжали звенеть в ушах Джеймса. Р А Б, Р А Б. Как мелодия, как молитва. Боже, почему он так себя чувствовал? Конечно, он и раньше сильно увлекался делами, но не так, его подсознание как будто уже знает что-то, какой-то секрет, который он скрывает от себя самого. Р А Б, Р А Б, Р А Б. Он потряс головой, думая, что, возможно, мысли вылетят из его уха и покинут его голову. Но они не покинули.       Ему действительно нужно было поспать.       Он повернулся на бок и увидел, что Эванс села рядом с ним на диван. На ее лице было такое выражение, словно она ждала, что Джеймс что-то поймет. Он нахмурился и снова повернулся к фотографиям. И тут он увидел. Осознание обрушилось на него как удар машины.       Чертовы точки.       Р.А.Б.       Это были инициалы.       — Они, блядь, подписались? — он повернул голову к Лили так быстро, что почувствовал острую боль в шее.       — Да, — она выдохнула, доставая еще фотографии. — Красной, блядь, краской, чтобы мы не заметили ее в первый раз когда увидим комнату, но все же они должны быть уверены, что в конце концов мы найдём это, — она протянула ему другие фотографии. — Это была краска для стен, чтобы она не смывалась с кровью!       — Ни хрена себе…       — Подумала, что тебе это понравится.       — Ты чего, Эванс, ненавижу, когда стены, испачканные кровью, закрывают секретные сообщения! — сказал он, притворно обидевшись.       — Ой, точно, — она притворно нахмурилась, что заставило их обоих немного посмеяться. — Так вот, я подумала, а что если это не имя? Что если это знак банды или что-то в этом роде? Это совсем не похоже на какие-то личные счёты, так что, возможно, жертва просто разозлила не тех людей. Ты не хуже меня знаешь, что богатые люди всегда как-то связаны с преступниками.       Джеймс действительно знал это. И он согласился с ней в том, что это не было личным счётом, но он не мог не чувствовать себя немного разочарованным идеей о том, что это было преступление какой-то организации. Ведь это означало бы, что человек, которого Джеймс так хотел узнать и понять, на самом деле не существовал. Это была просто кучка людей, выполняющих приказы.       Скука.       Это было так странно. Он знает, что это не должно иметь значения, потому что, даже если это была организация, кто-то должен был за всем этим стоять. Но это просто лишит все веселья. Нет, не веселье Джеймса. Особенность. Да, это. Особенность дела. Преступника. И он знал, что это не какая-то банда. Он не знал почему, но он догадывался.       Но Лили была права. У богатых людей есть связи с опасными людьми, и первое, что всегда нужно сделать при работе над делом, — это исключить очевидное. Именно тогда начинается настоящая работа.       Сейчас он действительно не мог заснуть.       — Как тебе удалось получить их в такой час? — он помахал ей фотографиями.       — Люпин прислал их мне.       — О, так он один из нас, да? — Джеймс игриво ухмыльнулся. — Еще один сумасшедший коп, и Фрэнк просто сойдет с ума.       — Хотя, технически, Ремус не коп.       — Ну, теперь он в любом случае один из нас.       — Бедный Ремус! — она хихикнула.       — У нас должно быть название, — игриво сказала Лили. — Если мы собираемся ловить преступников, как чертов Шерлок Холмс.       Джеймс на это только рассмеялся.       Когда они проснулись, несколько часов спустя, спина Джеймса болела как проклятая. Он осмотрелся, моросил дождь, и понял, что заснул на полу, рядом с фотографиями и тетрадными листами, исписанными всякой ерундой. Повернувшись к дивану, он обнаружил, что Лили Эванс все еще спит, рука над головой, голова слегка повернута в сторону. Ноутбук расположился у нее на животе.       Они не спали почти всю ночь, пытаясь найти какие-нибудь связи с Р.А.Б. Они залезли в систему участковых, но нашли много чего, достаточно доказательств, чтобы знать, почти наверняка, что это не банда. По крайней мере, не известная, и не та, которая вела какую-либо деятельность. Р.А.Б. больше нигде не светился. Во всяком случае, Джеймс и Лили не могли этого доказать.       Каждый раз, когда им казалось, что они что-то нащупали, это исчезало прямо у них на глазах. Как будто кто-то удалял все файлы. Это, конечно, только усиливало интерес Джеймса к этому делу (и Лили тоже, хотя она умрет, прежде чем признает, что так же глубоко в этом погрязла, как и Джеймс).       — Лилс? — позвал он ее, его голос немного подвел от непривычки. Он прочистил горло: — Лили?       Она вскочила, испуганно оглядываясь вокруг, Джеймс рассмеялся, очень забавляясь реакцией своей подруги.       — Боже, какая ты нервная.       — Заткнись, Поттер, — она зевнула. — Который час?       Он поискал свой телефон на журнальном столике рядом с ним. Было 9:52, что заставило Джеймса понять, что он, вероятно, проспал всего три часа. Это было лучше, чем в последние несколько дней, но все же…       — Девять пятьдесят два, — ответил он Лили.       Она вскочила с дивана, как будто он был в огне, схватила свои вещи и собрала листки бумаги, разбросанные по гостиной Джеймса.       — Ты что, идиот? Мы опоздали на работу на два часа! — она поспешила в его ванную, оставив его одного. — Сегодня среда, Джеймс!       Хм, значит, сегодня среда. Хорошо хоть это выяснили.       Среда, 9:52 утра, подумал он про себя, словно делая мысленную пометку.       Джеймсу действительно нужно было поспать.       Лили вернулась из ванной, как чертов ураган, сильно топая и ударяя Джеймса по затылку, когда проходила через него.       — Погнали, погнали, погнали!       Когда они подъехали к станции, голова Джеймса, казалось, вот-вот взорвется, он допил шестую чашку кофе, надеясь, что кофеин поможет ему сосредоточиться. Но вместо этого ему стало только хуже. Его руки немного дрожали, а зрение было странным, как будто его глаза дрожали внутри черепа.       Я просто хочу спать, подумал он.       Джеймс и Лили обсуждали, что делать дальше по поводу дела — что искать, как искать, какие теории они считают возможными, когда к ним подбежал высокий, светловолосый, худой мужчина.       — Ради всего святого, где вы были, ребята?! — он звучал взволнованно и немного запыхался. — Я… пытался… поговорить с вами… целую вечность! — он наклонился, положив руки на колени.       — Извини, Люпин, мой телефон уже несколько дней находится в беззвучном режиме, — Джеймс ответил, извиняясь.       — И я случайно переночевала у Джеймса и забыла зарядное устройство, мой телефон разряжен со вчерашнего вечера, — Ремус поднял бровь на это. — Не из-за какой-то мерзкой причины, Ремус, вытащи свои мысли из задницы! Мы всю ночь говорили о деле в связи с фотографиями, которые ты мне прислал, спасибо тебе большое.       — Не могу поверить, что вы, ребята, говорили о деле и даже не позвонили мне! — Ремус расширил глаза, глядя на Джеймса и Лили. Джеймс как раз собирался что-то сказать, когда Ремус поднял руку, чтобы заставить его замолчать. — Неважно. Мне нужно поговорить с вами. С вами двумя. О деле.       — О чем? — Джеймс скопировал тон Ремуса, тоже переходя на шепот.       Ремус немного огляделся вокруг, как это делает маленький ребенок, перед тем как открыть большой секрет. Это было немного очаровательно, подумал Джеймс, видеть, как Люпин так себя ведет. Он не знал Ремуса, но доктор казался таким спокойным. Таким зрелым. Таким взрослым. Полная противоположность Джеймсу. Видя его таким, Джеймс почувствовал волну привязанности к человеку, которого считал своим новым другом.       — Я кое-что нашел, — наконец-то сказал он, его глаза ярко блестели.       После долгой паузы Лили закатила глаза.       — Что?! Что ты нашел?       — Действительно, что, доктор Люпин, — раздался голос позади них, и Джеймс зажмурил глаза.       Фрэнк стоял позади них троих, скрестив руки на груди, с выражением лица разгневанного отца. Он смотрел между ними, и Джеймс почувствовал себя немного застигнутым врасплох, хотя он не сделал ничего плохого. Ну, по крайней мере, в последнее время. И Фрэнк не мог ничего узнать или доказать, что это был он.       — О, Фрэнк, привет, — Ремус запнулся на полуслове. — Я просто говорил им, что… я тут… эм…       Джеймс не выдержал первым, ему было больно смотреть, как Ремус пытается лгать. Он вскочил.       — Доктор Люпин рассказывал нам о новом кафе, которое он нашел. Он знал, что нам нужно найти поблизости какое-нибудь приличное кафе, раз уж Люк закрылся, — сказал он непринужденно.       — Как мило. Я не верю в это ни на секунду, но это приятно, — Фрэнк повернулся к Лили. — Эванс, я думал, что ты самая здравомыслящая.       Она улыбнулась ему неловкой полуулыбкой, но Фрэнк покачал головой.       — Только не делайте ничего противозаконного, — Затем он повернулся к Джеймсу. — Если это дело станет для тебя проблемой, я передам его детективу Прюэтту. Я серьезно, Джеймс.       Он бросил на них последний предупреждающий взгляд и ушел.       Почему Фрэнку нужно было выставлять его в таком виде на всеобщее обозрение перед Ремусом и Лили? Почему он не мог отчитать его наедине или по электронной почте? Ему нужно было, чтобы они доверяли ему, а сумасшедшим никто не доверяет. Конечно, Эванс немного знала о его таинственном отстранении от дел два года назад, но тогда они не были близки, и она никогда не спрашивала об этом. Джеймс был очень благодарен ей за это.       Наступило неловкое молчание. Они просто смотрели друг на друга, и Джеймс боролся с желанием спросить их, все ли еще в порядке. Доверяют ли они ему. Он хотел сказать им, что, если не считать всего остального, он хороший детектив. Он действительно, черт возьми, хороший. Я клянусь, хотел он сказать, я клянусь, что я хороший детектив. Я обещаю, что не подведу вас.       Но молчание нарушила Лили.       — Ремус, тебе действительно нужно научиться врать, — она сказала, и все трое сильно рассмеялись.       — Я умею врать! Просто я не умею врать под давлением!       Джеймс быстро взглянул на Лили, но она лишь ободряюще улыбнулась ему.       Мы в порядке.       Все еще в порядке.       Они доверяют мне.       Они знают, что я хороший.       — Так, теперь, — Джеймс отчаянно хотел вернуться к теме. — Что ты хотел сказать нам Люпин? Я тут уже, блядь, умираю.       — Будет лучше, если мы пойдем в лабораторию, — ответил он, вероятно, опасаясь, что его снова подслушают.       Они втроем подошли к лаборатории Ремуса, выглядя довольно подозрительно. Они закрыли дверь, и Ремус зашел за свой аналитический стол, а Лили и Джеймс встали у стены.       — Итак, — начал доктор. — Вы, ребята, не поверите. Я просматривал некоторые старые дела, просто чтобы посмотреть, смогу ли я найти что-то, чего не хватает системе. Я пытался найти что-нибудь о бандах или организованной преступности, но это был тупик.       — Да, мы не спали всю ночь, пытаясь найти эту подпись где-нибудь еще. Всё напрасно, — сказала Лили, прислонившись к стене.       Ремус улыбнулся на это, в его глазах было что-то такое, о чем Джеймс знал слишком хорошо.       — Ты нашел подпись в другом месте, не так ли? — спросил Джеймс. Теперь он тоже улыбался.       — Не просто в одном другом месте, а во многих других местах, — он поднял с пола коричневую коробку. — Подпись была на пятидесяти местах преступления за эти годы, всегда по-разному. Однажды она даже была вытатуирована на жертве! — Ремус открыл коробку и разложил фотографии на столе.       — Святое дерьмо… — прошептал он в благоговении.       — Но как ты это нашел? — спросила Лили, взяв одну из фотографий со стола. — Мы провели всю ночь в поисках инициалов, его нигде не было в системе.       — Я надеялся, что вы зададите этот вопрос, мисс Эванс… — сказал Ремус с дьявольской ухмылкой на лице. — Это потому, что этих дел нет в системе. Ни одного из них. Все они были стерты, помечены как секретные или взяты гребаным ЦРУ — он сделал знак взрыва у себя на висках. — Некоторые из этих дел даже не в Британии! Видите? Германия, Франция, Штаты, Норвегия, — он указал на соответствующие фотографии. — Подпись, блядь, по всему миру.       — Почему мы никогда не слышали об этом? По мне, так это большая новость.       — Все дела были либо закрыты, либо сданы в архив, прежде чем были раскрыты! До того, как кто-то даже приблизился к этому! — он достал из коробки еще бумаги, которые Джеймс быстро распознал как материалы дела. — Все они прошли цензуру. Все. До. Единого.       Джеймс поклялся, что сейчас упадет в обморок. Святое гребаное дерьмо, мать его! Он знал. Он, блядь, знал. Это часть чего-то большого. Огромного. И сейчас он был в этом замешан. Его сердце билось так сильно, что он подумал, что его ребра могут сломаться.       Лили толкнула его локтем, и он беспомощно помахал перед ней фотографиями, словно не мог поверить в это. Она покачала головой, смеясь.       — И да начнётся одержимость…       Узнав о подписях других Р.А.Б., они начали составлять хронологию всех убийств, а также карту мест, где они произошли. Большинство из них произошло в Британии, но было много и в других европейских странах. Они все договорились вести дело как можно тише, поскольку дел не было в системе, возможно, они не должны были узнать об этом.       Кожа Джеймса гудела.       Его словно ударило током.       Он чувствовал себя живым.       Он чувствовал себя таким уставшим.       Он вошел в свою квартиру, быстро снял рубашку и брюки и бросил их на диван. Он даже не видел, куда идет. Может быть, его глаза были закрыты? Он не был уверен.       В конце концов он нашел свою комнату, как всегда грязную, но сейчас она пахла лавандой. Это было странно, но он не придал этому значения. Он так устал, что мог заснуть прямо на полу.       Он бросился вперед, как только его колени коснулись края кровати, и почувствовал, как все его тело расслабилось. Он позволил своим мыслям улетучиться.       — Спокойной ночи, Джеймс, — ему показалось, что он услышал чьи-то слова, но он так устал, что это вполне могло ему превидиться. Он мог сказать это самому себе. Ему было все равно. Он надеялся, что это была часть начала сна.       Наконец он уснул, и ему приснился темноволосый мужчина с ножом в руке. От него пахло лавандой и засохшей кровью. В его серых глазах был голод, потребность. Рот блестящий и красный, готовый целовать, готовый кусать. Я никогда не видел ничего более прекрасного, подумал Джеймс во сне, я никогда не видел, чтобы опасность выглядела так хорошо.       Сделай мне больно, хотел он сказать.       Сделай мне так больно, как никто никогда не делал.       Заставь меня вспомнить тебя.       Я не хочу проснуться и забыть.       Когда Джеймс проснулся через несколько часов, он все еще мог видеть мужчину из своего сна в своей голове. Ощущение было настолько сильным, что ему захотелось оглядеться и проверить, нет ли здесь еще кого-нибудь. Пусто. Он проверил свое тело на наличие синяков. Их не было. Он проверил свою кровать на наличие крови. Ни капли. Может быть, он сходил с ума, может быть, он выдумывал людей. Но запах лаванды пропитал его комнату.