Ты убивала колдунов?

      – Я вспомнил! – Тервел стукнул по столу, а потом ткнул пальцем в сторону Альды. – Вспомнил, где тебя видел!       Альда с деланным равнодушием подняла на него глаза и произнесла с секковийским выговором:       – Никогда тебя не видела.       – Караван Гундьокки! Ты была там!       На вкус Альды, Тервел кричал это не слишком правдоподобно, но делу это не помешало: все, кто был в заведении, повернулись и уставились на Тервела. Альде пожалела, что сидит спиной к Эстосу Вилвиру и не может его видеть. Она только слышала, как проскребли ножки его стула по полу.       – Ты была вместе с это бешеной сучкой! Я тебя запомнил! – Тервел поднялся на ноги. – Я тоже там был!       Он обежал вокруг стола, и Альда тоже вскочила на ноги. Она рывком выдернула из ножен кинжал и выставила перед собой.       – Не лезь ко мне! Иначе закончишь так же, как те ублюдки из каравана!       – Ах ты тварь! Ты будешь…       – Эй, уймитесь! – раздался громкий голос сбоку.       Альда с Тервелом обернулись туда: посреди зала стоял, зацепив большие пальцы за широкий кожаный ремень, огромный стражник с бритым черепом.       – Никаких кинжалов в этом заведении! Убирайтесь оба!!!       – Я с тобой и так справлюсь, – тихо пообещала Альда, пристально глядя на Тервела.       Она медленно вложила кинжал в ножны.       – Наизнанку тебя выверну! – выкрикнул Тервел и кинулся прямо к Альде.       Этот приём они многократно отрабатывали, когда учились рукопашному бою: один нападает, другой отступает вбок, перехватывает руку, заводит ногу… Альде не пришлось даже думать, так хорошо всё помнило её тело. Она думала о другом, о том, как отступить, чтобы задеть рукой Эстоса.       Она закончила движение, Тервел грохнулся на пол, уронив сразу два стула, а Альда, притворившись, что потеряла равновесие, сделала два шага назад.       Она взмахнула рукой, точно ища опоры, – и нашла её. Её ладонь коснулась плеча Эстоса. Альда вцепилась в него, как будто пыталась удержаться.       – Поосторожнее, – послышался ровный, низкий голос.       Тем не менее, Эстос даже не попытался её оттолкнуть. А мог бы… Он – третий господин Соколиного дома, сын самого могущественного человека в стране, а она… Кто она? Простая секковийка из тех, что приходят в столицу наниматься к купцам в охрану…       Альда мельком глянула на него, но не успела по-хорошему разглядеть. Было понятно лишь, что Эстос не носит ни бороды, ни усов, и глаза у него светлые…       Потом её отвлёк Тервел. Он продолжал играть свою роль и, едва поднявшись, снова кинулся на Альду.       – Гадина! – выкрикнул он, скорчив страшную рожу. – Я тебя по стенке размажу!       Альда отпустила плечо Эстоса, за которое до сих пор держалась, – она уже сделала то, что хотела…       Когда Тервел попытался ударить её в живот, она взяла его в захват и начала потихоньку сдавливать шею.       Ей совершенно не хотелось это делать, даже если она и знала совершенно точно, когда остановиться… Нужно было, чтобы все поверили в их представление, поэтому Тервел должен был начать задыхаться, к лицу должна была прилить кровь, а глаза начать лезть из орбит…       В нужный момент Альда отпустила, и Тервел, задыхаясь, грохнулся на пол.       – Убирайся, – выдавила Альда сквозь зубы. – Ещё раз подойдёшь ко мне – убью.       – Она… – Тервел указал на неё пальцем, обращаясь теперь ко всем. – Она была была в караване Гундьокки! Вы что, не знаете? Она же из этих! Эти шлюхи искалечили… Они опозорили…       – Да, я была там, – сказала Альда. – Но не среди этих. Мне тогда было тринадцать. Жаль, что так мало и мне не позволили…       Тервел с бешеным рычанием кинулся на неё – это было так яростно и так неожиданно, что Альда на секунду поверила. Она отшатнулась, опять наткнувшись на стоявшего позади Эстоса Вилвира.       К Тервелу наконец подбежали тот лысый громила и ещё один мужчина. Они схватили его под руки и потащили к дверям.       Альда надеялась, что они просто выставят его из заведения и не станут избивать или что-то вроде того. Но если вдруг надумают – им же хуже.       Когда вопли Тервела затихли за дверью, в зале воцарилась тишина. Все смотрели на Альду. Про караван Гундьокки до сих пор помнили, хотя прошло уже семь лет. Ну и пусть смотрят. Главное, теперь, после того, какой шум поднял Тервел, никто не будет сомневаться в том, кто она… Даже если её черты тоньше, чем обычно у секковиек и выговор не совсем такой, всё равно люди только и будут говорить: «О, эта девка из тех, что были в караване Гундьокки. Слишком мала была, чтобы участвовать, но она из тех самых…». И она сможет появляться не только в этом заведении, но и в каких угодно других, – слухи разносятся быстро.       Альда обвела взглядом зал «Кошачьего сердца» и даже повернулась назад. Эстос Вилвир всё ещё стоял совсем рядом. Альда не ошиблась – глаза у него были светлыми, да и вообще на лице были все признаки того, что он происходил из знатной семьи: высокий гладкий лоб, тонкий нос с небольшой горбинкой, золотистая кожа, словно сияющая изнутри, выступающие скулы и глаза под тяжёлыми веками, отчего взгляд казался пристальным и давящим. Альде даже стало немного не по себе…       – Прошу прощения, – сказала она, не обращаясь ни к кому в отдельности и сразу ко всем. – Если бы я помнила этого человека, то не села бы рядом.       Альда подняла свой стул, который отлетел в сторону, поставила на место и села. Рыба, лежавшая на деревянной дощечке, уже успела остыть.       – Ты и вправду была в том караване? – спросил кто-то сзади. Это мог быть только кто-то из друзей третьего господина.       Альда медленно обернулась, хотя сердце у неё колотилось быстро-быстро. Она не рассчитывала на такой поворот и не знала пока, хороший это был знак или плохой. Если она разговорится с ними, то может узнать что-то полезное, может быть, даже ещё раз коснуться Эстоса… С другой стороны, излишнее внимание ей ни к чему, и эти люди не из тех, кого легко провести. А сближаться с жертвой опасно…       – Да, была, – ответила Альда тому из друзей Эстоса, чьё лицо было обожжено. – Это был первый раз, когда я пошла с караваном.       – Расскажешь нам? – спросил изуродованный солдат. Говорил он не очень разборчиво, потому что обожжённая кожа, зарубцевавшись, стягивала левую щёку.       – Я была совсем девчонкой… Меня даже не разбудили той ночью.       Альда заранее придумала, что отвечать, если её станут расспрашивать.       – Садись с нами, – предложил другой из той же компании, худой и сутулый мужчина. Альда, много успевшее разузнать о друзьях Эстоса, знала, что его звали Лод-Копейщик.       – Я бы присела, – ответила Альда, – но если у вас те же намерения, что у тех свиней из каравана, то я разделаюсь с вами так же.       – Не такие, – рассмеялся Лод.       – Мы воевали в горах вместе с женщинами из твоего племени, – неожиданно заговорил Эстос. – Мы – не дикари с Красных равнин и уважаем вас как воинов.       Альда кивнула и переставила свой стул к столу Эстоса и компании. Эстос и Лод тут же пододвинули свои так, чтобы она могла сесть. Устраиваясь на своём месте, она успела коснуться Эстоса – на этот раз правой руки чуть ниже локтя. Под пальцами чуть потеплело – и только.       Его второе сердце и не здесь тоже. Но даже если она ничего больше не узнает за этот вечер, он и то прошёл не зря…       На внутреннюю сторону ладоней Альда нанесла специальный состав, про который ей рассказывал отец, когда учил, как убить колдуна. Льессумы не обладали магией, но как пользоваться теми предметами или веществами, в которых уже была магия, они знали.       Колдовство оставляло след. Говорили, что обычному человеку этот след не представить и не вообразить, но сами колдуны всегда видели заклинания, наложенные на предмет или человека, так же ясно, как если бы над ним полыхал огненный венец. Но в домах колдунов прислуживали простые люди, и чтобы они по неведению не пропустили внутрь дома или не принесли сами зачарованную вещь, использовался специальный порошок. Им обсыпали каждого вошедшего в дом – и порошок ярко вспыхивал, если соприкасался с магией. Чтобы не оскорблять подозрениями благородных людей, порошок этот смешивали золотой пылью. Со временем это вошло в моду, и теперь золотой или серебряной пылью посыпали гостей во всех богатых домах, конечно, без особого вспыхивающего порошка. Предки Альды много десятилетий назад придумали, как использовать этот порошок для другого: для того, чтобы обнаруживать вторые сердца. Вторым сердцем называли то единственное место на теле колдуна, где его сила могла выйти наружу. Колдун на взгляд всех других колдунов был точно облит магией, она словно сочилась из его пор, а там, где было второе сердце – чуть сильнее. Это отличие было настолько незначительным, что – если только колдун не открывал второе сердце, – другие не могли определить этого места. Льессумы же нашли способ обнаружить это место тому, в ком не было магии. Они смешивали небольшое количество золотого порошка с кое-какими другими веществами и наносили смесь на ладони тончайшей плёнкой. Теперь, если коснуться колдуна или предмета, на который наложено заклятье, порошок не рассыпал искры, а лишь чуть заметно теплел, но вот вблизи второго сердца он начинал жечь почти нестерпимо.       Пользоваться этим способом было очень сложно – редко какой колдун даст себя ощупывать, – так что в истории Льессумов не было ни одного случая, когда они сумели бы обнаружить второе сердце с помощью порошка. Тем не менее, Альда решила не пренебрегать им – вдруг бы ей повезло больше, чем остальным?       – Так что вы хотите знать? – спросила Альда.       Эстос тем временем махнул рукой прислужнику и распорядился, чтобы тот принёс холодных фруктов с ледника и сладкого вина из Дегиселя.       – Слухи врут… – сказал Лод. – А про караван Гундьокки рассказывают столько, что верится с трудом. Например, что секковийки перебили вообще всех мужчин.       – Это неправда! – воскликнула Альда.       Она сама видела нескольких торговцев и стражей, которые благополучно вернулись в столицу. Они приносили дары во Двор Смерти и благодарили за то, что остались живы.       – Да я-то знаю, – покачал головой Лод. -- Даже пил кое с кем.       – Говорят, что мои сёстры начали убивать, когда на них посмотрели косо. Это ложь! Эти животные начали изводить моих сестёр ещё до того, как мы вышли из города, а резня случилась, когда мы уже миновали Ржавые Броды.       Альда не хотела говорить о караване, потому что она не была там, и боялась, что выдаст себя, сказав что-то не то. Она понятия не имела, что Эстос и его друзья заинтересуются этой историей. Обычно о ней избегали говорить – на то и был расчёт.       Караван купца Гундьокки шёл из Девяти королевств к морю. Гундьокку сопровождал небольшой отряд секковийцев, трое мужчин и десять женщин. Когда купец вышел через перевал на земли Карталя, то решил сделать большой крюк и пойти через Красные Равнины, потому что на тракте объявилась банда разбойников, которых уже месяц никто не мог изловить. Глава ближайшей крепости отправил на их поимку две сотни солдат, на разбойники скрывались так ловко, что стали подозревать вмешательство колдуна, возможно, из Нежеланных. Гундьокка решил на всякий случай ещё усилить охрану, и нанял ещё отряд, на этот раз из мужчин с Красных Равнин. Больше в тех краях никого не получилось найти. Беда была в том, что те мужчины с Красных Равнин водили караваны только до переправы через Бурную, не заходя в срединные земли. А секковийцы до их земель обычно не добирались. Даже обнажённые выше кисти женские руки считались в Красных Равнинах крайне неприличным зрелищем, но такое они хотя бы видели в Девяти Королевствах, с которыми граничили. А вот женщины в кожаных штанах, плотно обтягивавших бёдра, чрезвычайно их взволновали. Несмотря на все предупреждения, они продолжали считать секковиек доступными. Хватали их за руки, когда те проходили мимо, отвешивали шлепки, предлагали уединиться в палатке, даже совали деньги в надежде получить желаемое. Произошло несколько мелких стычек, но пыла мужчин это не укротило. В одну из ночей двое секковиек отгоняли лошадей и тягловых волов дальше от места стоянки, где трава была уже выедена предыдущим караваном, на нетронутые луга, и пятеро мужчин с Красных Равнин тайно последовали за ними. Но за ними, оказывается, тоже следили, и когда они схватили одну из женщин и начали срывать с неё одежду, остальные на них напали. Всех пятерых быстро обезоружили. Сначала их думали убить, но потом выдумали наказание, которые для племени Красных Равнин было хуже смерти: всех пятерых оскопили, а раны просто прижгли факелом. Ни один не умер от потери крови, и все к утру приползли в лагерь.       Их соплеменники, да и некоторые прочие мужчины, шедшие с караваном, в ярости набросились на секковиек. В коротком сражении погибли две из них и больше десятка мужчин, многие были ранены. В ближайшем городке пострадавшие обратились к начальнику гарнизона с требованием задержать секковийцев, но тот не стал вмешиваться, тем более, что в гарнизоне было всего десять солдат.       Секковийки довели караван Гундьокки до Ржавых Бродов, а потом поворотили коней и исчезли.       История наделал много шума. Кто-то требовал, чтобы в секковийские предгорья выслали отряд, чтобы казнить преступниц, посмевших поднять руку на мужчин, кто-то говорил, что туда нужно отправить целую армию и истребить вообще всех секковийцев. Пока суд до дело, объявился народ из-за гор, и вскоре секковийские племена были объявлены героями и защитниками страны.       – А вы сами кто такие? – спросила Альда, ответив ещё на несколько вопросов про караван. – Вижу, прошли не одну войну.       – Кто-то одну, кто-то поболе, – сказал мужчина с обожжённым лицом. Его звали Амадомер, но все говорили просто «Мадо».       – С какой ты принёс эти ожоги?       – Народ из-за гор. Они кидали в нас маленькими горшочками, чуть больше яблока… Из них вырывалось пламя, которое не погасить. Эстос спас меня заклинанием, а то бы я… – Мадо замолчал, низко опустив голову.       – Так ты колдун? – Альда повернулась к Эстосу.       Каждый раз, когда Эстос что-то говорил ей или она обращалась к нему, в груди у Альды точно натягивалась тетива.       Вот он, человек, которого она должна убить. И если бы он был просто человеком, она бы так и сделала. Кинжал, спрятанный в рукаве, в одно мгновенье скользнул бы в ладонь, она вонзила бы его точно в сердце и была бы на другом конце зала ещё до того, как белая рубашка третьего господина начала бы окрашиваться кровью. Никто не сумел бы её задержать. Она бы скрылась быстрее, чем люди здесь успели опомниться.       Она могла бы… Или нет? Эстос Вилвир казался удивительно живым. Говорили, что он тяжело болен, может быть, умирает, но когда она смотрела на него, то видела яркую, светлую, полнокровную жизнь, такую, какую невыносимо жаль обрывать.       Она смогла бы. Альда отбросила колебания       Но сейчас это было бесполезно. Эстос не погибнет даже от удара в сердце… Может быть, даже если она вырвет его сердце из груди. Магия будет сохранять ему жизнь достаточно долго, чтобы целители успели его спасти.       Эстос не сразу ответил на её вопрос, он смотрел на неё, словно читал все те мысли, что сейчас пронеслись у неё в голове, словно видел блеск кинжала в её руке и расплывающееся пятно крови на своей груди.       – Точнее будет сказать, что я из семьи колдунов, – сказал он. – Я не особенно силён.       – Зато раны заживают как на кошке, – вставил Лод. – Или даже быстрее.       – Это, пожалуй, все преимущества. Я знаю несколько простых заклинаний, могу поставить щит или зажечь огонь, вот и всё, – Эстос отвёл взгляд, словно ему по какой-то причине неприятно было говорить о магии. Как будто он стыдился своих умений.       Он казался очень открытым, таким же простым, как его друзья-солдаты: все мысли наружу. Но Альда понимала, что это не так. Этот человек скрывал нечто, что делало его опасным даже для Дзоддиви, колдуна, равного по могуществу Вилвиру-старшему, первому господину Соколиного дома.       Невнятный, гулкий шум голосов в зале, точно стрелой, пронзило одиноким, звонким и печальным звуком… Альда обернулась.       Тот самый знаменитый певец начал играть.       Альда ожидала увидеть старика, но мужчина был ещё молод. Хотя половина его длинных волос уже была седой, у него было лицо тридцатилетнего человека, на котором морщины лишь начали появляться. Больше всего их было вокруг глаз, словно певец часто смотрел на солнце.       Он начал играть чуть тише, а потом запел.       Пел он о гордых знамёнах, и чёрной армии, рвущейся через перевалы, и горах мёртвых тел, остававшихся на поле битв, о потерянных друзьях и об обугленных телах, которые можно было опознать лишь по железным браслетам, о женах, которые никогда не дождутся любимых домой и о конях с пустыми сёдлами.       Альда была не из тех, кого легко разжалобить. Она убивала, может быть, не так много, как её отец или дядя, но убивала, и делала это без жалости, без колебаний, но от этой песни на глаза у неё навернулись слёзы.       Мадо плакал, не скрываясь, из мёртвого глаза слёзы текли даже сильнее.       Альда посмотрела на Эстоса. Он сидел с каменным лицом, губы были плотно сжаты. Он перевёл взгляд на неё.       – Ты была на войне? – спросил он.       – Нет, я… Ещё до того, как она началась, мы с сестрой сопровождали одного учёного, он вёз ценные свитки и нанял дюжину охранников, чтобы доставить свои книги в Кьяфу. Оттуда он морем отправлялся к себе на родину. – Альда намеренно упомянула места, где они с Тервелом странствовали едва ли не год. Если бы Эстос стал допытываться, она рассказала бы про те края в мельчайших подробностях, которые может заметить лишь наученный глаз убийцы.       – И что, доставила туда своего учёного?       – Да, но путь занял гораздо дольше, чем я думала. Были разного рода препятствия. На обратном пути я и вовсе слегла с тяжелой болезнью. Ею заражают комары, гнездящиеся в обмелевших руслах рек. Местные жители переносят эту болезнь легко, проводят в постели день-другой. Я не могла подняться на ноги почти три месяца.       – Я слышал про болотную болезнь, – кивнул Эстос.       – А к тому времени, как мы с сестрой добрались сюда, в Карталь уже стали приходить вести, что враг разбит.       – Тогда почему ты плакала?       – Я не плакала! – Альда отчего-то разозлилась на саму себя, так что едва не забыла подделать секковийский акцент.       Эстос бросил на неё тяжёлый, пронизывающий взгляд:       – Да, ты не проронила ни слезинки, но слёзы стояли у тебя в глазах.       – Мой жених там погиб, – солгала Альда. – Даже тела не нашли.       Вернее, почти солгала. Тело её жениха тоже не нашли – от него, как и от тел его родителей и слуг, остались лишь горстки серой соли, – только произошло это не на той войне.       – Мне жаль, – сказал Эстос.       Альде вдруг стало трудно дышать, так сжалось сердце. Она не понимала, что с ней происходит, почему таким ярким, острым, болезненным казалось всё, что делал или говорил Эстос…       Она поднялась из-за стола и молча пошла к задней двери. «Кошачье сердце» было расположено так, что его двор должен был выходить на реку.       Альда не ошиблась: маленький двор, закрытый сверху полосатым тентом, заканчивался заборчиком и лестницей вниз, к старому причалу и реке, одному из рукавов большого, полноводного Иирвиса.       Она не стала спускаться, остановилась около низкого ограждения и часто задышала, глотая влажный воздух, наполненный гниловатыми речными испарениями. Прохладный ветер коснулся её разгоряченного лба, точно ласковая рука.       Она не хотела этого… Не хотела, чтобы третий господин, её будущая жертва, заговорил с ней, посмотрел на неё, заметил наворачивающиеся слёзы в её глазах. Но в какой-то предательский, искусительный миг она не смогла устоять!       Нужно было отказаться, когда её позвали за соседний стол!       «Успокойся! – приказала Альда себе. – Это всего лишь жалкий разговор. Приди в себя. Ты знаешь, что делать. Эстос ничем не отличается от прочих, ты вонзишь в него кинжал так же, как в любого другого. Надо только сделать это дважды, вот и все отличия».       – О, свежий воздух!.. – послышался низкий голос за спиной Альды. – Почти свежий.       Альда невольно стиснула кулаки. Что ему нужно? Почему он пошёл за ней?       – Не хотел обидеть тебя, – сказал Эстос, когда Альда повернулась к нему.       – Ты не обидел.       – Как твоё имя? Никто из нас даже не спросил…       – Кейлинн, – ответила Альда.       – Я знал двух женщин с таким именем.       – Я знаю с десяток. Наш народ любит это имя.       Эстос смотрел на неё, чуть заметно улыбаясь, и при взгляде на эту открытую, яркую улыбку в груди Альды что-то сжалось, словно чьи-то обжигающие пальцы толкнули её сердце, и оно качнулось.       В эту секунду Альде показалось, что она уже видела Эстоса раньше – но где и когда, вспомнить не получалось.       – Я знал много секковийских воинов, – сказал меж тем Эстос. – Домар Песчаный Бык был мне другом.       – Я его не знаю, – ответила Альда. – Он – глава девяти кланов, а я всего лишь сопровождаю купцов через границу…       Их взгляды скрестились, и Альда поняла, что не в силах отвести свой. В глазах Эстоса сейчас словно плескались тёплые волны, и ей хотелось ступить в них, пропасть с головой.       Неужели какое-то колдовское наваждение?       – Кейлинн, – тихо сказал Эстос, – ты проведёшь со мной эту ночь? На верхнем этаже есть комнаты, чистые и достойные. Я не таков, как большинство мужчин этого города, и умею быть благодарным в постели.