Песня четырех стихий

      Было только ощущение. Особенно ощущение земли — твердой, непробиваемой, но также невероятно подвижной. Никогда не замечавший этого ранее, Звездокрыл прислушивался к биению её огромного сердца и лапами сильнее вжался в сухую, каменистую породу. Ему казалось, он слышит журчание ручейка в лесу и запах холода с вершин Облачных гор. И он представлял все это, представлял свою Пиррию такой, какой он её запомнил.       Итак, земля была твердой, и только по ней Звездокрыл мог ориентироваться. Он ощупывал её, царапал, стучал по ней, даже приникал ухом к ней. Иногда он свистел, иногда — рычал. Но его слух был ещё не настолько развит, чтобы голос, отскакивая от поверхностей, касался ушей, даруя слепому способность видеть. Точнее, слышать. Он шел вперед, следуя за запахом маленькой золотистой драконихи, которая три дня назад остановила войну за песчаный трон.       — Звездокрыл! — вскоре услышал он её голос. — Вот ты где!       И она стала подходить.       Он обернулся на звук, улыбнулся. Лапки Солнышко легко ступали по земле, словно были невесомы, а от чешуи пахло цветами — наверное, совсем недавно она была в предгорьях или получала букеты от очередных фанатов. Прошло три дня, а пиррийцы продолжали праздновать и звать своих спасителей на праздничные мероприятия, на которые они не приходили, и искали их по всему континенту. Когда же их обнаруживали в населенном месте, скажем, в какой-нибудь Мечте, особенно если это была Солнышко, драконам не было отбоя — они кричали, благодарили, стремились что-нибудь подарить.       — Солнышко, — подошел он к ней. — Что ты здесь делаешь? — принюхался. Глина не было рядом. Три луны, куда он запропастился? — Мы с Глином как раз летели в Песчаное королевство, а потом он сказал, что ему нужно срочно кое-куда слетать, но через часик он уже вернётся…       — Ох, ну и дурачок он, — наверное, Солнышко закатила глаза. — Я с ним пересеклась на границе с Ледяным королевством. ВМЕСТЕ С БЕДОЙ! Не хочу сказать ничего грубого, но, по моему, он теряет голову, едва видит её.       Звездокрыл нахмурился. Во-первых, он обиделся на Глина и буркнул: «Друг ещё называется!». Во-вторых, он задумался, что же здесь неподалеку вообще делала Беда и как они с Глином оказались так близко к Ледяному королевству. Ответ был один.       — У них было свидание, — сказал Звездокрыл. — А я навязался, потому что захотел с тобой повидаться и попросил Глина помочь, как он помог вчера.       Слепой дракончик почувствовал себя совсем паршиво. Он как-то не задумывался, что после окончания войны у Глина, нежданно-негаданно, появится личная жизнь. Для Звездокрыла Глин все ещё был не самым сообразительным, но очень чутким добрым здоровяком, чья любовь начиналась на еде и кончалась исключительно драконами, которых он знал с самого рождения.       — Эй, — толкнула его в плечо Солнышко. — Не расстраивайся. Между прочим, Глин тоже виноват — Беда ему, видите ли, голову вскружила! И что, ради этого тебя стоит бросать?       — Я думаю, он просто забыл, — попытался оправдать Звездокрыл друга. — Это же Глин.       Солнышко тут же остыла — он понял это по её вздоху и по тому, как расслабилось её тело, когда Звездокрыл коснулся твердой горячей чешуи своим хвостом. Обоняние и осязание дали понять и то, куда направилась Солнышко: звук от её лап, отдаваясь в земле, завибрировал, как бы тоже уходя вбок, огибая Звездокрыла. Он резко обернулся. Услышал, как Солнышко хмыкнула и села — её лапы и хвост с характерным шелестом прошлись по пыльной каменистой поверхности, а нос зачесался от поднятой грязи.       — Да, это наш милый Глин, — после чего она тихо рассмеялась. Раздался тихий, едва различимый звук, с которым губы отрываются друг от друга, а слюна скапливается в уголках рта.       — Ты улыбаешься? — спросил Звездокрыл.       — Да, — сказала Солнышко. — Вспомнила кое-что. Вчера произошло. Присядем?       И Звездокрыл сел. Всем своим телом — к земле, шумной, подвижной, живой. Он прислушался и к ней, и к голосу Солнышко, звучащем в бесконечной и, увы, неизлечимой тьме.       — Раз уж разговор у нас зашел о любви, давай я расскажу тебе, что вчера в Земляном королевстве увидела. Зуб даю, ты с ума сойдёшь от удивления!       — Уже готов ловить свою челюсть.       Она рассказала, как вчера обнаружила Цунами и Ореолу, которые вдвоем плавали в Алмазной реке. Она спросила, понимает ли он, но он даже не понял, что должен был понять. Видимо, не обнаружив на лице Звездокрыла должных эмоций, Солнышко шлёпнула себя по лбу и добавила, что они обнялись — обнялись.       — Я чувствую себя идиотом, — произнёс он с улыбкой. — Но я все ещё не понимаю.       — Ну это, ну как же ж! — вздохнула Солнышко. — Я закатываю глаза, если что.       — Я понял это и так.       — Так вот, Звёзд, — сказала она. — Они же влюблены в друг друга! Я когда их увидела, чуть не расплавилась от умиления! Мало того, что Ореола плавала, она ещё поймала для Цунами рыбку, потому что до этого обидела её — как обычно она нас всех обижала, а потом мы просто привыкли. Теперь понял?       — Понял. Но не понял, с каких пор ты стала старушкой-сплетницей. Тебе точно шесть?       Звездокрыла, которого предательски бросил лучший друг, забавил этот разговор. Даже не так — он раскрывал его до сих пор закрытое под слоем вулканического пепла и застывшего жидкого огня сердце, и Звездокрыл мог смеяться, подшучивать над нелепыми догадками Солнышко и слушать не только кого-то, но и самого себя. Он перекатился на спину, цепляясь шипами на черной чешуе за неровную, увитую трещинами землю, предполагаемо светло-оранжевого цвета, ведь это была граница между территориями небесных и песчаных. Земля будто смеялась вместе с ним.       — Далек ты ещё от романтики, Звездокрыл! — воскликнула Солнышко. — Вот когда подрастешь — увидишь! То есть… — она сконфужено замолчала, и ночному показалось, словно воздух сгустился вокруг неё. — Я хотела сказать…       — Никаких проблем, — сообщил Звездокрыл. — Я сразу смирился со своей слепотой. Поэтому я не обижаюсь и не грущу. Ведь главное, как мне сказал Глин, что я жив. Мы все живы и можем вырасти, чтобы понять, что же по твоему мнению является романтикой.       — Да ну тебя, — песчаная хотела пнуть его в бочок, но Звездокрыл, уловив вибрацию земли, идущую от её лап, на своей чешуе, и вибрацию воздуха, когда некий объект вспарывает его — как крыло для тычка, — перекатился на другой бок. — Ого! Ты что, снова видишь?       — Нет, — удивлённо произнёс Звездокрыл. — Я просто почувствовал.       Она хотела его атаковать — слишком громко шурша скользящими по земле когтями и всем весом, разгоняя воздух и поднимая ветерок, кидаясь на Звездокрыла. Но и на сей раз он увернулся, почувствовав, что ветер дует справа, значит, Солнышко бьет влево — и Звездокрыл вильнул вправо.       — Я не сплетница.       — Да? — он развернулся на сто восемьдесят градусов, слыша, как крадется по земле его подруга, и поймал её за крыло. — В жизни не видел, простите за каламбур, таких сплетниц.       — Я показала тебе язык, — сообщила Солнышко. — И вообще… кого хочу — того и свожу.       — И с кем же ты меня сводишь? — поинтересовался Звездокрыл с самодовольной улыбочкой.       — С одной невероятно красивой умной драконихой из племени ночных. К слову, я обещала ей привезти тебя в целости и сохранности, потому что она, кажется, настроена серьезно.       И они дружно рассмеялись. Солнышко удалось повалить Звездокрыла наземь, но он не почувствовал ни унижения, ни горького вкуса поражения. Напротив, отныне земля была его стихией, и на ней он чувствовал себя в полной безопасности.