Лёд и соль

      «Установлена причина возгорания частного дома на окраине Токио. Жертвой пожара стал тридцатилетний житель Токио, Юкио Кодзима. Во дворе дома были обнаружены останки четверых девушек — личности погибших сейчас устанавливаются…»       — Каких ужасов только не показывают, — неодобрительно покачав головой, Йоко схватила пульт, намереваясь переключить канал.       — Оставь.       Йоко обернулась, вопросительно посмотрев на бледную, заплаканную подругу, стоящую в дверях. Аджисай, обычно радующая глаз опрятной одеждой и аккуратной прической, сейчас представляла собой печальное зрелище: длинная мятая футболка до колен, волосы всклокочены, на щеке — след от подушки.       Подчинившись, Йоко сделала звук погромче — телеведущая бодро повествовала о трупах, зарытых на заднем дворе, сгоревшем доме, восхитилась работой полицейских и перешла к следующей теме — на неделе открывалась новая выставка модного художника.       Аджисай, слушавшая новости с отстраненным видом, резко ожила — направилась к холодильнику, достала оттуда бутылку воды, сделала пару жадных глотков. Йоко, кусая губы, молча ждала, пока подруга скажет что-нибудь, но Кагава как ни в чем не бывало вернула бутылку на место и повернулась к выходу, собираясь уйти.       — Аджи, — окликнула ее Йоко. Та остановилась. — Что это сейчас было?       — Не знаю, — со вздохом призналась она. — Просто этот дом…       Она умолкла, поднеся ладонь ко лбу и потерла висок, как делала всегда, когда сомневалась в чем-то.       — Этот дом — что? Поговори со мной, — взмолилась Йоко, чувствовавшая за собой вину. — Я переживаю за твое состояние. Ты ничего не ешь и все время спишь…       — Как будто на то нет причины, — огрызнулась Кагава.       Йоко закрыла лицо руками, запричитала, будто ребенок, разбивший дорогую вазу:       — Прости, прости, прости! Сколько раз я должна извиниться, чтобы ты меня простила? Я не знала, что все так обернется — откуда я могла?.. Я тысячу раз пожалела, что позвала тебя в тот клуб!       Аджисай смягчилась, устало выдохнула. Сделала два шага к подруге, положила ладонь на ее плечо в ласковом жесте.       — Все нормально, Йоко, я давно тебя простила. Ты действительно не могла знать. Но этот дом…       Она посмотрела на экран телевизора — там уже показывали какие-то картины, но взгляд Аджи был направлен куда-то вдаль. В зеленоватых, как поля молодого риса, глазах отразились печаль и страх, не покидающие их с того момента, как Кагава очнулась возле двери своей квартиры в чужом свитере.       Жутко хотелось пить — будто она бродила по пустыне несколько дней в жгучую жару. Голова раскалывалась. Руки-ноги тряслись, как у заправского алкоголика. Но хуже всего было то, что Аджисай ничего, абсолютно ничего — не помнила. Совсем.       Только короткие, смутные отрывки — такие, что их можно принять за фантазию. Она прокручивала события того вечера сотни раз — и всегда они заканчивались на моменте, как чужие руки хватали ее за талию, а мужской голос говорил:       — Тебе плохо? Давай выйдем, подышишь воздухом.       Дальше — провал. Беспросветная мгла.       Правду говорят — неизвестность хуже смерти.       Аджисай не знала, что с ней делали после того, как ее разум отключился. Ее обнаружила соседка — помогла подняться и открыть дверь, отпаивала сначала водой, после — горячим чаем, за что Кагава была ей благодарна. Когда первый шок схлынул, Аджи трясущимися руками набрала номер подруги — ее сумка валялась рядом с ней, документы, деньги и мобильный были на месте, — и попросила приехать.       Перепуганная Йоко примчалась через тридцать минут. Они должны были пойти в клуб вместе — это Йоко уговорила Аджи развлечься, Йоко дала ей свое платье, Йоко опоздала на два часа…       Йоко-Йоко-Йоко. Смешливая, темноволосая Йоко, любящая красный цвет, обилие дешевой бижутерии и своего парня.       — Я тебе звонила, но ты не брала трубку, и я подумала, что ты обиделась и ушла, — глотая слезы, тараторила подруга. — Я опоздала из-за Химуры. Он опять пришел, начал скандалить, ломать двери…       О том, что это длилось всего двадцать минут, а после они уединились в спальне на целый час, Йоко умолчала. Она ощущала свою вину — пока они с Химурой сладко стонали, с Аджисай творилось что-то страшное — а ведь это Йоко заставила ее выбраться из защитной раковины, в которой Кагава жила всю жизнь, и настояла на том, что она провела вечер, веселясь и танцуя.       Только вот никакого веселья и танцев не получилось. Вместо них остался тонкий, незаживающий шрам — в глазах подруги Йоко видела уродливую правду: она никогда не забудет о том, что случилось. Никогда не сможет пересилить себя и расслабиться, находясь в незнакомом месте. Никогда не начнет доверять людям.       Бутылка алкоголя вызвала у Аджисай истерику, когда Йоко попыталась налить ей немного, чтобы привести в чувство. Выслушав ее сбивчивый рассказ, полный рыданий и вопросов — как будто Йоко могла хоть как-то пролить свет на эту историю, — она потащила Кагаву к доктору.       После сдачи анализов и осмотра Аджи немного успокоилась — ее не изнасиловали, и на теле были обнаружены только пара синяков: на ногах и один — на виске. В целом, не считая обнаруженных в крови наркотических веществ, с ней все было в порядке — физически.       Морально Кагава пребывала в диком страхе — она цеплялась за руки Йоко, беспрестанно озиралась по сторонам и не могла перестать выдумывать различные варианты того, что с ней могло произойти.       — Может, меня просто раздели и… трогали, — она скривила лицо, чтобы не заплакать, — тогда следов и не должно быть. Или вдруг меня снимали на камеру? А потом начнут шантажировать, чтобы заработать денег?       — Нет, нет, — Йоко хлопотала над подругой, как курица-наседка, — уверена, все не так. Аджи, в полиции во всем разберутся, все будет хорошо.       Она притащила ее почти силой в полицейское отделение, где Кагаве пришлось пройти через унизительную беседу с равнодушным капитаном, который, едва увидев двух молодых девушек, закатил глаза.       — Я правильно вас понял: вас не изнасиловали, не обокрали, не избили? — уточнил он, когда Аджи закончила рассказывать.       Йоко, сидящая рядом, в досаде прикусила щеку с внутренней стороны. Она уже понимала, чего хочет полицейский — отправить их восвояси и дальше продолжить разгадывать судоку, который вместе с обгрызенным карандашом лежал у него на столе.       — Я не знаю, что со мной сделали! — Аджисай сорвалась на крик.       — Потише, — капитан Ясуда строго посмотрел на нее. — Если у вас нервный срыв — вам к доктору, госпожа Кагава. Здесь устраивать истерики не надо.       — Послушайте, — вмешалась Йоко. — Мою подругу опоили. Она ничего не помнит, понимаете? Кто-то подмешал ей наркотик в коктейль.       — И? Отвез домой и оставил около двери? — не без иронии спросил Ясуда. — Какой-то странный преступник, не находите? Вашу подругу не избили, не ограбили, не изнасиловали… Наркотик точно был?       — Вот, — Аджисай буквально швырнула на стол медицинское заключение. — Вот, посмотрите!       Ясуда безразлично взглянул на бумагу.       — И где же тут написано, что вам их подмешали? Может, вы сами приняли наркотики?       — Да вы, — едва не задохнулась Кагава, глядя на него широко раскрытыми глазами. — Вы же…       Она чувствовала, как эмоции захлестывают с головой — стремительный бурлящий поток, который несет ее, словно тонкую упавшую ветку, к обрыву, закручивает, не давая выбраться и вздохнуть.       — Первокурсница, пришедшая в клуб, — продолжил капитан, усмехаясь, — вы сказали, что вас никто не угощал, вы ничего не брали из чужих рук. Но внезапно потеряли память и очнулись возле собственной квартиры. И все ваши вещи — вот уж чудо! — были при вас. То есть, госпожа Кагава, некто опоил вас, чтобы помочь добраться до дома?       Аджисай взглянула на него — его глаза смеялись. Глаза человека, который должен был защищать ее, а не насмехаться. Ему было абсолютно все равно на ее трясущиеся руки и слезы, уже расчертившие блестящими дорожками щеки. Все, что его волновало — гребаный судоку и недоеденный ланч.       — Давно я не слышал о таких благородных преступниках, — Ясуда издевательски хмыкнул, — вот что, госпожа Кагава, идите домой. Я не верю ни одному вашему слову — наверняка вы сами приняли наркотик, потеряли контроль над собой, испугались и прибежали сюда с громким заявлением, что вас опоили. А до дома вы добрались самостоятельно — просто не помните.       — У нас есть улика, — возразила Йоко, дернув подругу за руку — та молчала, смотря куда-то вниз. — Аджи, покажи ему. Аджи!       Она продолжила безучастно смотреть в пол, разглядывая причудливые узоры трещинок на плитке. Какой толк унижаться еще больше, демонстрируя чужой свитер, если ее уже провозгласили наркоманкой? Ясуда изначально отнесся к ним с предубеждением — и никакие силы или улики не убедят его в том, что Кагава не лжет.       — Показывайте, — со вздохом произнес капитан, который на самом деле хотел обратного.       Йоко сама вытащила свитер из сумки, аккуратно положила на стол — поверх судоку. Ясуда, уставившись на него, зачем-то пощупал мягкую ткань, затем развернул, убедился в том, что это — действительно мужской свитер, и с раздражением сказал:       — Тут ни крови, ни чего-то еще. Просто свитер. — Чужой свитер, — раздувая ноздри от гнева, поправила его Йоко.       — Возможно, таксист отдал его вашей подруге, когда вез домой. Или кто-то в клубе, — пожал плечами капитан. — Вы предлагаете завести дело из-за того, что вашу подругу одели? Не раздели, заметьте, а одели.       — Я предлагаю вам качественно выполнять свою работу, — завелась Йоко. — Да вы хоть знаете, кто ее…       — Идем, — Аджисай перебила ее. — Нам здесь делать нечего.       — Но…       — Идем, — настойчиво повторила Кагава спокойным тоном, который достался ей от отца.       Когда Ивабэ так говорил с подчиненными — никто не смел его ослушаться. Вот и Йоко не смогла — сникла, опустив плечи и утратив весь свой гнев, который вышел из нее, как воздух из проколотого воздушного шарика.       Скомканный серый свитер Аджисай забрала с собой. Зачем — сама не знала. Может, как доказательство того, что она не сошла с ума — кто-то был с ней той ночью. Кто-то прикасался к ней, одевал ее, беспомощную.       Стоило только мыслям двинуться в этом направлении, как к горлу подступила тошнота. Выйдя на шумную улицу, Кагава судорожно сделала несколько глубоких вдохов — мир, начавший потихоньку плыть, постепенно снова обретал четкость.       — Надо было сказать ему, кто твой отец, глядишь, он бы зашевелился, — ругалась Йоко.       — Не надо, — Аджи запихнула свитер в сумку, — зря мы вообще сюда пришли.       Она только сейчас осознала — если бы дело завели, об этом бы точно узнал отец. А если бы он узнал… Прощай, Токио, здравствуй, тихий Сакаиминато — город, благодаря которому Ивабэ Кагава сколотил приличное состояние на ловле рыбы.       Отец с трудом отпустил ее учиться в столицу — не обошлось без скандалов, демонстративного молчания и прочих детских выходок, которые Аджи с удовольствием использовала, чтобы добиться желаемого. Сакаиминато она любила всем сердцем — однако ей хотелось вырваться из-под родительской опеки и побыть самостоятельной: после смерти жены Ивабэ чересчур пекся о безопасности дочери.       — И что дальше? — растерянно спросила Йоко, словно это ее опоили в клубе.       — Я не знаю, — призналась Аджисай.       Со вчерашнего дня она возненавидела эту фразу. Старалась не думать о том, что с ней произошло, но даже спустя неделю, моя посуду или смотря фильм, ее охватывала безудержная паника — и перед глазами проносились различные варианты того, что могло быть. И все они были ужасными.       Йоко, переживающая за ее состояние, практически поселилась у Аджисай — готовила еду, которую та не ела, прибиралась и всячески пыталась ее растормошить. Но Кагаве не нужны были совместные вечера и пустые разговоры. Ей нужны были ответы, которые никто не мог дать.       Никто, кроме нее самой. Если бы она вспомнила… Каждый день Аджи брала в руки тот самый свитер в надежде, что проснутся какие-то воспоминания — он был мягким и приятным на ощупь, а еще источал сильный аромат.       От серой ткани пахло остро, свежо и горько — словно гальбанум смешали с нероли, немного посыпав сверху чем-то пудрово-нежным. Запах был колким — как осенняя прохлада, и даже спустя неделю ощущался отчетливо и ярко, однако — увы — он не способствовал возврату памяти.       — Так что с этим домом? — Йоко с любопытством ждала ответ. — Сгоревшее жилье какого-то маньяка. Ты же слышала ведущую — на заднем дворе обнаружили закопанные трупы девушек, над которыми он издевался, внутри — измученный мужчина. Ты там быть точно не могла.       — Точно, — эхом отозвалась Аджисай.       Не обугленные стены и провалившаяся крыша что-то всколыхнули в ее душе — дежавю породили очертания леса и дороги. Но Кагава, приехавшая в Токио недавно, еще не посещала ту часть города.       — Конечно, не могла! Ты бы не вернулась живой. Этот серийный убийца, должно быть, пытался замести следы, вот и поджег дом с последней жертвой.       Йоко содрогнулась, обхватив себя за плечи, добавила тише:       — Тебе повезло, что с тобой ничего не случилось.       — Повезло? — Аджи скосила глаза на подругу.       — Да, — приободрилась Йоко. — Ведь все могло быть куда хуже! А это… Считай, предостережение. Урок на будущее — не стоит быть беспечной. Аджи, слушай — ты цела, здорова, а те девушки — нет. Лучше благодари судьбу за то, что осталась живой, а не хорони себя в четырех стенах.       Кагава сжала губы, борясь с гневом. Ей хотелось подскочить и влепить подруге хорошую оплеуху — за то, что уговорила пойти в клуб, но больше — за то, что не приехала вовремя.       — Хорошо рассуждать о чем-то, чего с тобой не происходило, — она стиснула зубы, — конечно, в сравнении с теми девушками меня можно назвать счастливицей. А в сравнении с тобой? Ведь не ты проснулась на полу возле двери в чужой одежде, не помня последние десять часов жизни. Не ты, Йоко. Это была я.       — Я помню…       — Я хочу остаться одна. Иди домой, Химура наверняка тебя заждался, — перебила ее Кагава.       — Аджи, я всего лишь хотела тебя поддержать, я же не говорю, что надо относиться к этому как к чему-то обыденному, но и постоянно думать об этом…       — Йоко, я поняла, что ты хотела, — устало выдохнула она. Сил что-то объяснять не было. — Правда, лучше иди домой. Все нормально.       Провожаемая взглядом подруги, Йоко поплелась к двери, лелея внутри обиду. Она не показывала, но в душе не понимала — зачем устраивать какой-то цирк на пустом месте? Ну, даже если Аджи и опоили в клубе — с ней же ничего не случилось! Тот капитан правильно сказал — не изнасиловали, не избили, не ограбили.       Подумаешь, — Йоко торопливо махнула рукой на прощанье, — не помнит десять часов. И что? Я на свой выпускной так напилась, что весь день не помнила — и не строила потом из себя бедную жертву. Это все деньги — Аджи воспитывали, как принцессу в башне, вот она и считает, что и остальные вокруг должны к ней так относиться.       За ее спиной щелкнул замок — Кагава заперла дверь и направилась на кухню. Ссора с Йоко — единственной, с кем она сдружилась в университете, — оставила внутри неприятный осадок, который требовалось чем-то устранить.       Бесцельно побродив по квартире, Аджи заглянула в холодильник, в шкаф, взялась за конспекты — за последнюю неделю она толком ничего не учила, что уже начало сказываться на успеваемости. Мозг никак не хотел вникать в написанное — помучившись, она встала, чтобы приготовить кофе, и обнаружила неприятный сюрприз — Йоко уничтожила все запасы.       — Вот черт, — Аджи с тоской посмотрела в окно — через дорогу имелась приличная кофейня, а до ближайшего магазина было далековато.       Долго думать ей не пришлось — надев легкую куртку и брюки, Кагава выскочила из дома, перешла на ту сторону улицы и толкнула стеклянную дверь. Людей внутри было немного — встав в очередь, Аджи разглядывала гудящие кофемашины, выбирая между латте и мокко, пока нос не уловил запах чего-то знакомого.       Этот аромат — колкий, свежий — перебил резкий запах кофе. Оцепенев, Аджи опустила голову вниз, увидев рядом мужские кроссовки — их обладатель стоял почти впритык, и это от него пахло тем самым запахом. Как от свитера, лежавшего сейчас в ее спальне.       — Эспрессо, — произнес он скучающе девушке за стойкой.       Та, кивнув, принялась готовить заказ, а Аджисай обливалась холодным потом, не решаясь поднять взгляд. Когда стаканчик оказался на столе, а девушка, приветливо улыбнувшись, обратилась к ней с вопросом:       — Что желаете?       Аджи быстро повернулась, увидев только спину уходящего быстрыми шагами незнакомца.       Высокий, — машинально отметила она.       На нем был похожий свитер — только цвет другой. Толкнув дверь, парень покинул кофейню, и Кагава, игнорируя недоумевающую девушку, осознала — она почти не дышала все это время.       Со свистом выдохнув воздух, Аджи попросила латте, получила напиток, заторможенно пробормотала благодарность. Направилась к выходу — с каждым шагом двигаясь все медленнее.       Что, если это он был со мной в ту ночь? — спрашивала она сама себя. — Какова вероятность, что в Токио только один человек пахнет так? Ничтожная.       На улице, заполненной людьми, стало спокойнее. Аджи быстро перебежала дорогу, зашла во двор — до заветной двери оставалось всего ничего, как кто-то схватил ее за плечо и резко развернул, прижав к стене. Стаканчик с кофе выпал из ослабевших пальцев, забрызгав ее светлые брюки, но она даже не почувствовала этого, со страхом уставившись на незнакомца.       Прежде, чем она успела открыть рот, чтобы закричать, шеи коснулось холодное лезвие.       — Не вздумай орать, или я перережу тебе горло быстрее, чем ты скажешь «помогите».