Лёд и соль

      Запах запеченной рыбы с яркими нотками розмарина расплылся по всей квартире — втянув носом воздух, Аджисай прикрыла глаза, очутившись за несколько сотен километров отсюда — в их с отцом большом и светлом доме, насквозь пронизанном солнечными лучами, соленым ароматом моря и шумными криками птиц.       — Милая, — крикнул с кухни Ивабэ. — Иди обедать.       Аппетитный запах дразнил, усиливая чувство голода — но стоило Аджисай представить тарелку с аккуратно нарезанными кусочками, политыми лимонным соком, как ее вновь затошнило.       — Иду, — отозвалась она, неохотно вставая с постели.       Нужно хотя бы попытаться съесть немного — иначе отец забьет тревогу и потащит ее на всевозможные обследования. Собрав волосы резинкой, болтающейся на запястье, Аджи натянула мягкие тапочки и двинулась в сторону кухни, где был слышен звон тарелок и шум льющейся воды.       Отец встретил ее в коридоре: в забавном фартуке, которого — она точно помнила, — в квартире не было, и с полотенцем в руках.       — Все хорошо? — Ивабэ окинул ее проницательным взглядом. — Ты спала?       — Вздремнула немного, — солгала Аджи, испытывая чувство стыда.       Раньше она никогда не обманывала его — даже в мелочах. Он был замечательным отцом — всегда вставал на ее сторону, не давал сомневаться в себе, поддерживал и относился с уважением — Аджи знала, что могла признаться ему в чем угодно — и не услышать упреков или обвинений.       Причина ее лжи носила благородный характер — она не хотела, чтобы отец волновался. То, что произошло с ней, заставило Ивабэ понервничать — ночью она видела, как он капал успокоительное в стакан воды прежде, чем потушить свет и отправиться спать.       — Я испек лимонный пирог, твой любимый, — папа помог ей усесться и занял место напротив.       — Спасибо, пап, но не стоило, — Аджи вяло воткнула вилку в розоватый кусочек рыбы. — Боюсь, я столько не съем.       — Организму нужны силы, — заметил отец.       Аджи промолчала. Пару минут они ели в тишине — Ивабэ с аппетитом уничтожал содержимое тарелки, в то время как дочь лениво гоняла кусочки овощей; в кухне установилась неприятная, гнетущая тишина, которая всегда бывает, когда оба собеседника старательно избегают определенной темы.       — Ну, — отец кашлянул, — ты ничего не вспомнила?       — Кроме того дома — нет, — она покачала головой.       На самом деле Аджи даже не старалась. Все ее мысли занимал тот, кто, угрожая ей ножом, забрал свой свитер — и его странный ответ на ее вопрос: приглянулась. Осознание того, что она понравилась какому-то маньяку настолько, что он решил не убивать ее, никак не укладывалось в голове — Аджи наслушалась разговоров в отделе и знала, с каким зверством были совершены убийства.       В клубе он уже понимал, что отпустит Аджи? Тогда зачем вообще было ее похищать? Зачем везти в тот дом?       Зачемзачемзачем, — все, о чем она могла думать.       — Не волнуйся, милая, полицейские восстановят ту ночь с точностью до мелочей, — отец ободряюще улыбнулся. — И…       Звонок в дверь прервал его речь — он отложил палочки в сторону и поднялся со словами:       — Сиди, я открою.       Аджи проводила широкую спину отца взглядом, полным тревоги — с недавних пор она проявляла особую внимательность ко всему, что могло пролить свет на пугающую историю, приключившуюся с ней. Когда отцу звонили из полиции, Аджи почти всегда крутилась рядом, набрасывая на себя беспечный вид — но Ивабэ уходил в другую комнату или отвечал односложно.       — Добрый день, господин Кагава, — раздался звонкий голос из коридора. — Могу я увидеть Аджисай?       Она разочарованно опустила взгляд в тарелку. Это всего лишь Йоко — из-за насыщенности последних дней Аджисай совершенно позабыла о подруге, отделываясь короткими сообщениями.       — Привет, — Йоко ворвалась на кухню — как обычно громкая, в милой цветастой кофте и с ожерельем на шее из крупных бусин, — пространство сразу дрогнуло и ожило, сонная тишина дома испарилась.       Наткнувшись взглядом на меланхолично смотрящую в тарелку Аджи, Йоко неловко пробормотала, обращаясь больше к Ивабэ:       — Ой, вы обедаете. Прошу прощения.       — Присоединяйся, — тут же предложил Кагава.       — Я только что перекусила, — покачала головой Йоко. — Слежу за фигурой.       — Ну хотя бы кусочек лимонного пирога?..       Аджи слабо улыбнулась, наблюдая, как на лице подруги желание быть худой боролось с искушением съесть десерт.       — Только если маленький, — ожидаемо сдалась Йоко, усаживаясь рядом с подругой.       — Отлично, — обрадовался Ивабэ и отрезал от пирога по огромному ломтю. Собрав лишнюю посуду со стола, он поставил перед девушками тарелки — Йоко уставилась на свою порцию с нескрываемым восторгом, — и сообщил: — Я поработаю в комнате, не буду вам мешать болтать о своем. Приятного аппетита, девочки.       Мимоходом погладив Аджи по голове, Ивабэ скрылся в соседнем помещении, и Йоко тут же повернулась к подруге, состроив умилительную рожицу:       — Он назвал нас «девочки»?..       — Папа иногда забывает, что мне уже восемнадцать, — пояснила Аджи. — Для него я всегда ребенок.       — На самом деле твой отец очень классный, — зашептала Йоко. — И этот пирог…       Она отправила в рот ложку.       — Божественный!       — Когда мама умерла, отцу пришлось осваивать искусство кулинарии. Лимонный пирог — наше семейное блюдо, — Аджи отломила маленький кусочек. — Мы всегда готовим его по праздникам или если кто-то из нас расстроен.       Йоко завистливо вздохнула, пробормотав с набитым ртом:       — Хотела бы я иметь такого отца. Мой свалил куда-то сразу после моего рождения — мол, ребенок для него слишком большая обуза, и он не готов к тяжелой ноше ответственности. Мать всегда его костерила на чем свет стоит — он даже копейки нам не прислал за все это время.       — Мне очень жаль, Йоко, — обеспокоенно ответила Аджи.       Она знала, что подруга живет с мамой и обе они не купаются в роскоши, но про отца слышала впервые.       — Забей, я не испытываю грусти по этому поводу, — отмахнулась Йоко. — Лучше скажи, как ты? Что говорит полиция?       — Они поймали того парня, что угрожал мне ножом. Его подозревают в убийстве тех пятерых в доме, — Аджи повторила все то, о чем писала Йоко в сообщениях.       — Это я помню, — внезапно нахмурилась подруга. — А он признался?       — Нет.       — А почему тебя не убил, сказал?       Вопрос прозвучал так бестактно, что Аджи вздрогнула, недоуменно уставившись на Йоко.       — Прости, — та замахала руками. — Я безумно счастлива, что ты жива, но просто интересно же!       — Мне тоже интересно, — Кагава отодвинула от себя тарелку. — Почему меня сначала привезли в дом, где убивали девушек, а потом бросили на лестничной клетке возле двери. На мне не было повреждений или увечий — те синяки не в счет, они появились в результате неосторожного обращения с моим бессознательным телом.       — Может, этот маньяк решил, что ты слишком хорошенькая?       Аджи скептично вздернула бровь.       — Я, конечно, не считаю себя уродиной, но вряд ли причина в этом. Мне показали, — она замялась, с силой прикусив губу, — показали фотографии убитых. Они все красивые, Йоко.       — Или ты не подошла в качестве жертвы? Ну, например, из-за рыжих волос, — выдвинула другой вариант подруга, постукивая пальцами по столу.       — Звучит слишком фантастично, — Аджи покачала головой, невольно посмотрев на руку Йоко — короткие худые пальчики с темным лаком и простенькими колечками. — У тебя самой все в порядке?       — Конечно, как может быть иначе, — широко улыбнулась Йоко.       — А с Химурой как?       — Все отлично, — бодро воскликнула она, не переставая выстукивать незатейливый ритм.       — Это и пугает.       Йоко и Химура были подобно горящей спичке и факелу, щедро облитому бензином — споры между ними вспыхивали с космической скоростью, — достаточно было одной крошечной искры, чтобы Химура впал в ярость, а Йоко, не умевшая закрывать рот вовремя, так и не научилась это делать за полгода их отношений.       — Говорю же, все отлично, — странная, искусственная улыбка не сходила с ее лица, — после того скандала Химура присмирел. Наверное, чувствует себя виноватым… Если бы не он, я бы не опоздала на встречу с тобой.       Это было так в стиле Йоко — переложить всю вину на своего парня; она постоянно винила кого-то: правительство — за плохие условия жизни, преподавателей — за свои плохие оценки, маму, готовящую ей ужины и завтраки — за свой лишний вес, которого, к слову, и не было — Йоко выглядела так, словно не ела нормально уже минимум полгода.       — Никто из нас не знал, — мягко проговорила Аджи, сказав это скорее для подруги, чем для себя.       Она давно перестала винить кого-то в том, что угодила в такую передрягу — главное, что выбралась.       Выбралась же?..       Скоро будет суд, и весь этот кошмар закончится.       — В газетах только и пишут про твоего маньяка, — продолжила болтать Йоко, а у Аджи спина вспотела от того, с какой легкостью подруга окрестила Рана Хайтани ее маньяком. — Кто-то его даже жалеет, кстати.       — Жалеет?       — Ну, во-первых, подруга, ты вообще видела его? Половина университета не отказалась бы перед ним на колени встать, — Йоко закатила глаза, — а его брат тоже, между прочим, красавчик. Парни восхищаются по другой причине — якобы они такие крутые братья Хайтани, держат целый район и…       Дальше Аджисай уже не слышала, полностью сконцентрировавшись на шуме в коридоре — знакомо хлопнула входная дверь, затем раздались приглушенные голоса.       — Ты меня слушаешь? — возмутилась Йоко.       — Тише, — отмахнулась Аджи и на цыпочках приблизилась к выходу.       В прихожей Ивабэ вел жаркий спор с неизвестной женщиной; Аджисай вся обратилась в слух, поскольку гневные нотки в голосе отца прямо указывали на главную тему беседы.       — Это чушь, — раздраженно сказал он. — Полная чушь. Моя дочь не будет в этом участвовать.       — Господин Кагава, я разделяю ваше недовольство и возмущение, но поймите — этот мальчик не должен отвечать за поступки других.       — Вздор! С чего вы взяли, что это не его поступки? — свистящим шепотом возразил отец.       Притворяться статуей больше не было смысла — вся кровь прилила к щекам Аджи, окрашивая их в нежно-пунцовый цвет, когда она наконец поняла, о чем они разговаривали. Торопливо оглядев себя — одетая в домашние брюки и майку, Аджисай выглядела более чем прилично для глаз гостей, — она вышла в коридор, спиной чувствуя любопытствующий взгляд Йоко.       — Добрый день, — вежливо поздоровалась младшая Кагава, параллельно зорко оглядывая пришедшую.       В скучном темно-зеленом костюме, с короткой стрижкой, гостья смотрелась по-деловому — впечатление усиливали очки в строгой оправе и папка с документами, прижатая к боку.       — Здравствуй, Аджисай, — женщина неожиданно тепло, по-человечески улыбнулась, — меня зовут Фумико Охаяси, и я бы хотела переговорить с тобой.       — Я запрещаю, — тут же отреагировал Ивабэ.       — Папа, — Аджи метнула на него возмущенный взгляд. — Прекрати, пожалуйста. Я достаточно взрослая, чтобы самой решать такие вещи.       Отец с дочерью свирепо уставились друг на друга — каждый из них не собирался уступать, но воспитание не позволяло им бурно спорить при посторонних.       — Я пойду, пожалуй, — Йоко, стоящая за спиной подруги, ловко проскользнула к выходу. — Напишу тебе позже. До свидания, господин Кагава, пирог был просто чудесным. До свидания, госпожа Охаяси.       — Да-да, — рассеянно ответил Йоко Ивабэ, не прекращая буравить дочь гневным взглядом. — Аджисай, милая, иди к себе.       Она упрямо покачала головой.       — Господин Кагава, — подала голос Фумико. — Она все равно узнает это из новостей.       Ивабэ, до этого выглядевший как скала — непоколебимая и суровая, вдруг вздрогнул. Плечи его опустились, признавая правдивость этого довода — выдохнув, он как-то разом сник, махнув рукой:       — Хорошо. Идите, разговаривайте.       Аджи, которая сгорала — внутри нее пожаром разрасталось любопытство вперемешку с тем едким чувством страха, которое неизменно возникает при случайном взгляде на землю с высоты двадцатого этажа — пригласила госпожу Охаяси на кухню.       Расположившись за круглым столом, гостья примостила пухлую папку рядом с собой и прежде всего с искренним беспокойством спросила:       — Как ты себя чувствуешь? Мы можем отложить разговор, если тебе тяжело…       — Со мной все в порядке, — перебила ее Аджи. — Говорите.       — Как тебе известно, полиция ведет расследование, — Фумико внимательно следила за ее реакцией, — мы полагаем, что задержанный Ран Хайтани не имеет отношения к твоему похищению и убийству четверых девушек.       У Аджисай глаза раскрылись широко, подернулись пеленой неверия — точно зелень речных берегов, окутанная дымкой тумана, медленно ползущего над водной гладью — так и Аджи пару долгих секунд осознавала услышанное.       А потом взорвалась.       — Как это — не имеет? Он ворвался ко мне в дом, угрожал мне ножом! И его свитер… Вы мне не верите? Считаете, я это придумала?       Фумико с интересом рассматривала, как она вся напряглась, точно пружина, кипя от негодования — медь волос вспыхнула ярче, одна из кудрявых прядок подпрыгнула в такт возмущенному жесту.       — Я тебе верю, — поспешила она успокоить разбушевавшуюся Аджисай. — Хайтани действительно угрожал тебе. И это он доставил тебя домой, однако к произошедшим убийствам он не имеет отношения.       Госпожа Охаяси принялась рассказывать события той ночи, о которых знала благодаря Рану и Риндо — она поговорила с каждым по отдельности, задав несколько специальных уточняющих вопросов. Их целью было уличить братьев во лжи — но затея провалилась; они говорили правду.       — Таким образом, Ран Хайтани повинен лишь в убийстве Юкио Кодзимы. Он спас тебе жизнь. Если бы не он, ты была бы мертва.       Аджи, настороженно слушающая Фумико, растерянно повторила:       — Спас мне жизнь?       — Да, — уверенно кивнула Охаяси. — Именно так.       Кагава отвернулась, кусая губы и прокручивая встречу с Раном — как он держал нож у ее горла, глядя на нее пустым взглядом, и как тихо покинул квартиру, не причинив ей вреда.       — Общественность требует от полиции найти убийцу, — продолжила Фумико. — Они желают увидеть правосудие, и очевидно, что мертвый преступник вряд их удовлетворит. Если так пойдет и дальше, Рану Хайтани вынесут приговор в виде смертной казни. За твое спасение, Аджисай.       — Но что я могу сделать? Я не могу изменить их мнение.       — Можешь. Ты должна сделать публичное заявление. Поскольку ты единственная выжившая, твоим словам поверят. И было бы неплохо, — госпожа Охаяси замялась, — я понимаю, что не могу просить о таком, но… Ты могла бы изменить показания.       — И выставить себя лгуньей? — справедливо возразила Аджи.       — Вы абсолютно правы, — в кухню вошел Ивабэ, — вы не можете просить ее о таком. Ничего она менять не будет. Даже если этот Ран и не является маньяком, он все же убил человека — ему место в тюрьме.       — Аджисай? — Фумико проигнорировала высказывания старшего Кагавы. — Что ты думаешь?       Аджи беспомощно взглянула на отца — тот отрицательно покачал головой.       Не вздумай, — читалось в глазах Ивабэ.       — Ран спас тебе жизнь, — напомнила Фумико.       — Не давите на нее, или я попрошу вас уйти, — процедил отец.       — Я… Могу я поговорить с ним? — спросила Аджи и недоуменно моргнула, заметив, как лица обоих ее собеседников вытянулись от изумления. — В чем дело? Я хочу поговорить с Раном Хайтани.