Лёд и соль

      — Уберёшь руку, когда я начну, — приказал Ран Сатоши. Тот с готовностью кивнул, расплываясь в улыбке — возможность наказать кого-то вызывала у него восторг.       Подойдя к камину, Ран сунул лезвие в открытый огонь. Ярко-оранжевые языки охотно облизнули острие, заигрывая с неприступной сталью и распаляя ее до предела.       Когда нагрелась даже рукоять, Хайтани вытащил нож и подошёл к Аджисай. Присел на корточки перед ней, взял за запястье — Исао услужливо помог зафиксировать руку так, чтобы пленница не могла ею двигать.       Кричи.       Кричи так громко, чтобы тебя слышали, — мысленно попросил Ран. Рукоять обжигала собственные пальцы, но он не чувствовал боли.       Хайтани не хотел смотреть на нее. Он видел перед собой только девичье запястье — тонкое, хрупкое, с розовато-сиреневыми линиями вен под нежной кожей, которое ему предстояло искромсать в клочья.       Ран боялся смотреть. Поймать взгляд ее зеленых — цвет жизни — глаз, наполненных жгучим отвращением к нему и едкой ненавистью, готовой выплеснуться наружу и разъесть его броню как серная кислота.       Но больше всего он боялся увидеть в них что-то такое, что заставит его остановиться.       Он боялся той власти, которую она возымела над ним. Боялся, что Аджисай будет достаточно одного лишь взгляда, чтобы его рука с занесенным ножом замерла на полпути.       «Ты не сможешь сделать мне больно».       Сможет.       И сделает.       Раскаленная сталь с шипящим звуком разрезала кожу, оставляя жуткие багровые полосы и безжалостно уродуя плоть. В это же мгновение Сатоши отнял ладонь ото рта Аджи, позволяя дикому крику вырваться на свободу.       Как она кричала...       Рану показалось, что ее крик — безудержный, громкий, — острым лезвием полоснул по нему. Тело Аджисай задергалось, стремясь избавиться от боли, рука затряслась — она вырывалась изо всех сил, прикладывая нечеловеческие усилия: Сатоши и Исао пришлось напрячься, чтобы пленница осталась на месте.       Хайтани на мгновение оцепенел, невидяще глядя на творение собственных рук: тонкая полоса с запекшимися краями, струйка крови, бегущая вниз. В воздухе появился слабый аромат поджаренного мяса — так пахли его обожаемые стейки прожарки rare.       Чужой крик звенел в голове, разгоняя все мысли, кроме одной, самой настойчивой, разрывающей череп изнутри — ей больно, ей больно, ей больно...       Он сделал еще надрез, разрезая кожу как бумагу. Лезвие постепенно остывало — в этот раз крови было больше. Она капала — теплая, липкая, — прямо на его руки, рукоять становилась скользкой, усложняя задачу.       Почти бездумно Ран орудовал ножом, оставляя все больше и больше порезов на правой руке Аджисай — нестерпимо красных, — пока ее крик не превратился в вой.       И тогда он решился посмотреть на то, что сотворил.       Запрокинув голову, Аджи захлебывалась болью. По щекам беспрерывно текли слезы — она оплакивала саму себя, Кенму, который, услышав ее крики, отдал приказ начать передачу груза, тем самым приближая собственную кончину, и все то светлое, что еще не было с корнем вырвано из нее.       Отдаленно Хайтани слышал вопли Одзавы — он умолял его перестать, но эти просьбы меркли перед издевательским голосом чудовища, которое Ран старательно взращивал внутри себя долгие годы. Оно шептало: неужели ты позволишь кому-то определять рамки своих возможностей? Неужели эта девчонка, по вине которой мы столько пережили, будет говорить тебе, что делать?       Не будет.       Ран должен был довести начатое до конца. Неважно, что товар уже перегружали на другое судно; он должен был пойти дальше и узнать, на сколько он отравлен, как глубоко проникла Аджисай под его кожу.       Ее рука была изрезана до локтя. Изуродована. И она уже не кричала — только скулила, как раненое животное.       До завершения отгрузки оставалась пара жалких минут, когда их взгляды встретились.       — Я больше не выдержу, — прошептала Аджи губами, искусанными в кровь. Ее глаза померкли — никакого блеска, — прежде ярко-зеленый превратился в пожухлую зелень. — Пожалуйста, остановись.       Мышцы Рана налились свинцом, превратились в камень — удерживать нож стало труднее, и он грозил выпасть из непослушных пальцев.       — Пожалуйста, — снова шепнула она. Ее тело мелко тряслось, из груди вырывались короткие отрывистые вздохи, лицо было влажным от слез.       Как он ненавидел ее в тот момент — ослабшую, измученную, смотрящую на него с мольбой в глазах. Ненавидел, потому что не мог продолжать. Нож упал в лужицу крови под креслом с глухим стуком, знаменуя поражение.       Аджисай улыбнулась дрожащими губами и закрыла глаза, проваливаясь в беспросветный мрак, а он все смотрел на неё, не в силах отвести взгляд, пока не ощутил чужое прикосновение.       — Ран, — Исао тронул его за плечо. — Партнеры получили товар, деньги переведены на счет. Тебе нужно связаться с господином Хаджиме.       — Да, — хрипло сказал он и не узнал собственный голос.       Боль пронзила бок, когда Хайтани выпрямился, глядя на обмякшую в кресле Аджи сверху. Ее правая рука беспомощно свисала вниз — и с кончиков пальцев вниз все еще срывались мелкие капли крови.       — Она потеряла сознание, — прошелестел Исао, протягивая Рану телефон. — Нужно обработать рану и наложить повязку. Я займусь.       Хайтани отрицательно качнул головой — его ладони были перепачканы в крови. Он направился в сторону в ванной, слыша за своей спиной голос Сатоши:       — Разве она нам еще нужна? Если она загнется через пару дней, ничего страшного не произойдет.       — Помолчи, — свистящим шепотом приказал Исао.       — Не указывай мне!       Ран прошел мимо Киоши, старательно вжимающегося в стену — на протяжении всего времени он просто стоял, наблюдая за разворачивающейся в гостиной картиной. Не помогал, но и не пытался помешать, — Ран вяло отметил, что с мальчишкой надо что-то делать.       В ванной Хайтани повернул кран с холодной водой и подставил ладони под упругую струю. Стенки украсила россыпь прозрачно-розовых брызг; закручиваясь, алая жидкость стекала вниз, постепенно светлея, пока не стала идеально чистой, однако, сколько бы он ни тер руки — ощущение липкой и теплой пленки не исчезало.       — Ран, — Исао возник в дверном проеме. — Я закончил обрабатывать раны, осталось только наложить повязку. Отнести ее наверх?       Кадык Хайтани судорожно дернулся вверх-вниз; он в замешательстве посмотрел на Химуру.       — Уже?       — Ты стоишь тут двадцать минут, — осторожно произнес Исао. В его темных глазах сквозило беспокойство. — Все в порядке?       Ран кивнул, хотя все было не в порядке.       Риндо был прав: он сам был не в порядке. С самого начала, как только покинул тюрьму. С ним было что-то не так. Что-то в нем... Испортилось.       — Так мне отнести ее наверх?       Пальцы Хайтани протестующе сжали край раковины. Он не хотел, чтобы к ней прикасался кто-то другой; но мысль о том, чтобы коснуться ее самому, вызывала тошноту.       Не после того, что он только что сделал.       Химура смиренно ждал, опустив взгляд в пол.       — Нет, — выдавил Ран. Он вытер мокрые руки о полотенце и покинул ванную, стараясь не дотрагиваться до чего-то — казалось, что его пальцы все еще перепачканы.       Исао бесшумно двинулся следом, застыв неподвижной тенью за плечом Хайтани, когда тот остановился напротив кресла, в котором лежала Аджисай. Теперь, когда Химура заботливо стер всю кровь, можно было разглядеть тонкие глубокие линии, складывающиеся в определенный рисунок.       Сам того не осознавая, Ран не просто порезал ее кожу. Он вырезал на ее руке собственное имя.       Ран, Ран, Ран, — кандзи повторялось от запястья вплоть до локтя. Его окатило волной возбуждения вперемешку с ужасом, когда Хайтани получил ответ на свой вопрос: Аджисай не просто проникла внутрь него, она проросла в нем и пустила корни.       Помешательство на ней граничило с безумием. И чем сильнее Ран сопротивлялся, тем быстрее он разрушал себя — и ее. Эта мысль пришла к нему как озарение; казалось, он услышал звонкий щелчок, означавший, что его мозги встали на место.       — Телефон, — приказал Ран, вытянув руку. Через мгновение ладонь ощутила прохладу металла. — Закончи с повязкой, Исао, пока я говорю с Коко. Сатоши, за мной.       Хайтани вышел на крыльцо, обильно припорошенное снегом. Буря наконец-то закончилась; в морозном воздухе витал аромат свежести, а вокруг стояла уютная, мягкая тишина, окутывающая темный лес.       Ужасно хотелось курить.       Ран достал сигарету и повернулся к Сатоши, который от безделья ковырял пальцем деревянные перила крыльца, — не зная, для чего его позвали, Сатоши жутко нервничал. Заметив, что Ран на него смотрит, он засуетился и выпрямился — Хайтани изящно приподнял одну бровь, и Сатоши ринулся искать по карманам зажигалку.       Прикурив, Ран выпустил легкое облачко дыма в сторону леса и вскользь отметил:       — Ты просчитался сегодня.       — Но я, — вскинул до этого понуро опущенную голову Сатоши, — я же не мог сделать ничего другого! Она из полиции...       С губ Хайтани сорвалось новое облачко и плавно взмыло вверх, растворяясь в черном шелке неба, расшитом миллионами серебряных звезд.       — Мои приближенные, — подчеркнул Ран, — должны понимать, когда стоит стрелять, а когда — нет. Даже если перед ними — злейший враг. В отличие от Исао, ты таким умением не обладаешь. Разве он не предупреждал тебя?       Лицо Сатоши скривилось, будто он глотнул щедрую порцию уксуса.       — Между прочим, наш идеальный Исао что-то скрывает, — с неприязнью в голосе буркнул он. — Ты велел ему разузнать, как та женщина узнала о доме и кто еще был в курсе ее планов.       — И? — без особого интереса уточнил Хайтани — в преданности Химуры он не сомневался.       — Он забрал ее телефон, нашел какой-то номер и позвонил, — радуясь возможности испортить жизнь коллеге, заговорил Сатоши. — А потом резко изменился. Его словно по голове ударили — замолчал, звонок сбросил, на мои вопросы отвечать отказался. Ушел в дом, хотя мы еще не закончили...       — Исао — не твоя забота. Важно, что ты, — Ран повел рукой в его сторону, — все больше меня разочаровываешь. Если вы не закончили, какого хрена ты пил чай, когда я спустился?       — Поднялась буря, а копать...       — Что-то сейчас я не вижу никакой бури, — процедил Хайтани.       Мускул на лице Сатоши дернулся, но он сдержался от возражений и кивнул:       — Я позову Киоши с Исао, и мы закончим.       — Только Киоши. Исао занят.       — Чем? Этой? — с отвращением воскликнул Сатоши. — Какой толк с ней возиться? Она скоро все равно умрет.       — Если ты еще раз скажешь нечто подобное, то увидишь тот свет гораздо раньше нее.       Шумно втянув носом воздух, Сатоши проскрипел:       — Я понял. Могу я идти?       — Можешь. Хотя... Подожди, — лениво окликнул его Хайтани.       Сатоши, уже развернувшийся к двери, замер и медленно повернулся. Улыбаясь, Хайтани протягивал ему дымящийся окурок.       — Выброси.       Растерявшись, Сатоши вытащил руку из кармана, собираясь забрать мусор, но Ран в последний момент отдернул ладонь и укоризненно покачал головой.       — Сначала его нужно затушить, — будто говоря с ребенком, проворковал Хайтани. — Нам ведь не нужен пожар в доме?       В глазах подчиненного загорелось понимание. Он обреченно кивнул, опуская взгляд ниже, на мыски ботинок, и даже немного сжался, стремясь избежать унижения.       Горящий кончик сигареты ткнулся ему в лоб, оставляя круглый след и дурное послевкусие слабости на языке. Ран внезапно обхватил его рукой за плечи и придвинул к себе — из-за разницы в росте Хайтани пришлось чуть склониться, чтобы зловеще прошептать Сатоши на ухо:       — Считай, что этот ожог — мишень. В следующий раз я выстрелю и, будь уверен, не промахнусь. А теперь...       В руки Сатоши упал окурок.       — Можешь идти, — снова улыбнувшись, велел Ран.       Оставшись в одиночестве, он прикурил вторую сигарету — зажигалка у него была с самого начала, — и набрал номер Коко. Убедившись, что все прошло гладко, и товар оказался в нужных руках, Хайтани вернулся в дом, где Исао как раз заканчивал накладывать повязку.       — Она не приходила в себя? — спросил Ран, разглядывая Аджисай.       Ее искусанные в кровь губы и ярко-рыжие волосы только подчеркивали неестественную бледность лица, которое почти сравнилось по цвету с бинтами, надежно прячущими чужое имя.       Ран знал, что у Аджи останутся шрамы. Не только на сердце.       — Нет, — Исао выпрямился. — Я вколол ей обезболивающее. Учитывая небольшую кровопотерю, ей следует соблюдать постельный режим пару дней.       Взгляд Хайтани упал на пустой шприц, лежащий на столике рядом.       — Ты умеешь делать уколы, — взгляд Рана стал острым, — я не знал.       — Мой друг был наркоманом. Пришлось научиться, — бесцветно отозвался Исао. — Он погиб, когда меня посадили. Готово.       Химура отступил в сторону, освобождая место для того, чтобы Ран мог забрать Аджисай, но Хайтани не спешил.       — Что с Фумико? — спросил он. — В ее телефоне было что-то интересное?       — Да, — голос Исао совсем потерял эмоции, став сухим и безжизненным. — Я набрал последний номер в списке вызовов.       — Зачем? — Ран напрягся. Узнать, на кого зарегистрирован номер, можно было и без звонка, и осторожный Исао это прекрасно знал.       — Потому что этот контакт был записан по имени.       Внутри Хайтани зашевелилось нехорошее предчувствие. Он вспомнил, каким лихорадочным был взгляд Исао, когда он наверху предлагал выполнить всю грязную работу вместо Рана — и каким пустым он стал сейчас.       — Я готов, — тускло объявил Исао. — Если потребуется, я убью ее. Ради тебя, Ран, я сделаю все, что угодно.       — Йоко, — выдохнул Хайтани, осененный догадкой. Все сразу встало на свои места. — Это номер Йоко.