Дорожные записки Ори

      Ори был тихим, незаметным, но очень любознательным гномом. С самого детства под давлением всеобъемлющей заботы Дори книги для него оставались единственным источником не только знаний, но и приключений. Их молодой гном мог поглощать в невероятных объемах, и не было особой разницы, о чем или кем они были написаны. С одинаковым упоением он мог читать научные трактаты, пугающие истории, захватывающие приключенческие повести о выдуманных и реальных событиях и вовсе не гнушался легкомысленными романчиками. В ход шли работы гномов и людей, древние свитки и новенькие книги, как-то он пытался выучить и синдарин, но эта попытка была тут же пресечена старшими родственниками, которые считали всех эльфов если не врагами, то крайне неприятными личностями, недостойными внимания и уж тем более дружбы. В общем, Ори в плане книг был всеяден. Но однажды должен был наступить переломный момент, когда его интерес уже не могли удовлетворить существующие истории, хотелось чего-то совсем иного, местами даже запрещенного...       Для Ори этот час настал во времена их великого похода за сокровищами. Самое настоящее приключение, нет, даже не так, а Приключение с заглавной буквы! Сколько он читал о подобном, сколько раз мечтал о собственном путешествии в неведомые земли перед сном, и вот он отправляется вместе с братьями к далекой Одинокой горе, в захваченное гномье королевство. Чего еще можно желать? Однако молодой гном не учел одной маленькой детали, а именно полное отсутствие книг. Вначале Ори это казалось несущественной мелочью, как можно скучать по выдуманным рассказам о подвигах и открытиях, когда самое настоящее приключение разворачивается прямо перед тобой? Но так ему казалось лишь первые несколько недель, пока все дни в пути просто не слились в один нескончаемый день, состоящий из переходов и привалов, где один час ничем не отличался от прошлого. Лишь тишина, поля да голубое небо над головой. Да, рассказы сородичей у костра несколько разгоняли скуку, но привыкший к непрерывному потоку новой информации мозг просто кричал от "голода". Какое блаженство было оказаться в норке мастера Бэггинса, где была своя уютная библиотека, заполненная до потолка книгами, причем такими, что Ори видел их впервые, не интересуясь прежде, в чем теперь упрекал себя, литературой хоббитов. Но и это счастье длилось всего одну ночь, в которую он не сомкнул глаз, стремясь прочитать по максимуму, утром же нужно было вновь выдвигаться в путь, а благовоспитанный юноша не мог себе позволить прихватить с собой несколько особо заинтересовавших книг. Зато Нори мог. Так у него появилось несколько книг в походной сумке, упрятанных на самое дно заботливым родственником, что просто не мог смотреть на грустный взгляд младшего брата, что чуть не плакал, когда покидал гостеприимную нору. Но и эти книги вскоре были зачитаны до дыр и "голод" вернулся. А что делать, если еда закончилась? Правильно, найди ее или приготовь сам. Искать было негде, ближайшее поселение кого-либо находилось от них во многих милях, а у орков и гоблинов поживиться в плане прекрасного было нечем. И тогда Ори взялся за перо.       Он исписывал всю имеющуюся бумагу, покрывая ее мелким текстом сначала крест-накрест, а затем еще и по диагонали так, что получалась невообразимая мешанина из букв, которую разобрать мог лишь сам автор. Он вел летопись их путешествия, потом личный дневник, затем начал записывать истории гномов, что те рассказывали у костра. Но рассказы друзей заканчивались, а дневник и история их похода вскоре превратились в однотипные записи про абсолютно одинаковые дни. И однажды, сидя у костра во время ночного привала, Ори заметил самое заметное различие между всеми своими записями, разложенными вокруг него плотным полукругом. Торин и Бильбо. Его буквально осенило, он тут же заткнул перо за ухо, испачкав при этом волосы чернилами, и судорожно стал раскладывать все листы в хронологическом порядке. Вот оно! Вот о чем можно писать, о чем поведать другим гномам. Невероятная история дружбы короля гномов в изгнании и простого хоббита из далекого Шира, как они прошли долгий путь принятия друг друга, как взаимная неприязнь со временем превращалась в прекрасную, крепкую дружбу, построенную на взаимовыручке, уважении и смирении. Дружбы, да.. Когда все свернуло не туда, а милая история превратилась в любовный роман, который нельзя давать несовершеннолетним, приукрашенный и дополненный, не мог сказать даже сам автор.

***

      Нельзя сказать, что Бильбо никогда не интересовался хобби Ори, нет, все состояло в точности наоборот. Он в полной мере разделял страдания товарища без книг, поэтому вовсе не разозлился, а даже обрадовался, когда узнал, что Нори любезно прихватил для них парочку из его скромной библиотеки. Он с огромной радостью читал все записи Ори, которые тот вел на всеобщем языке, расхваливая талант последнего, восхищаясь, как он смог превратить грубые обрывочные истории гномов в захватывающие рассказы. Местами он даже выступал соавтором, добавляя что-то от себя, поправляя товарища, привнося в текст большую плавность и аккуратность. Но были и такие записи, что Бильбо не мог прочитать, как бы ни хотел того, ибо написаны они были рунами на кхуздуле, тайном языке гномов, которому не учат чужаков. Бильбо отнесся к этому с пониманием, хоть и с легкой обидой, но спросил о них друга лишь раз, когда стопка с ними превысила все остальные листы, исписанные знакомым языком. Ори после его вопроса так сильно залился краской и начал заикаться, что Бильбо в силу своей воспитанности тут же свернул это разговор, хоть любопытство и грызло его изнутри. Вскоре на эти таинственные листочки нашлись благодарные читатели, которых не интересовали вовсе все остальные рукописи, а эти же ходили только так по кругу на каждом привале из рук в руки, минуя разве что старших гномов и Торина, который однажды заинтересовался ими, но Кили с таким воплем унесся вдаль, будто за ним по меньшей мере гналась стая рассерженных варгов, так что предводитель лишь пожал плечами и покачал головой, посчитав все это лишь очередной забавой племянников.       Пока весь их отряд устраивал вечер чтений, потягивая трубки и перешептываясь таинственно у огня, Бильбо коротал время с Балином, Дори и Оином, но все чаще его собеседником становился Торин, с которым было куда комфортнее и приятнее проводить холодные вечера вдали от костра, куда путь ему с недавних пор был заказан шушуканьем гномов с непрерывным подглядыванием на него. Собственно говоря, и шепотки, и взгляды, сверлящие затылок, преследовали его и рядом с Торином, но тогда их было игнорировать куда проще, смущенно кутаясь в тяжелый обитый мехом королевский плащ. Невероятный запах окутывал его с головы до ног, плащ пропах полностью дымом, сталью и кровью, а также собственным неповторимым запахом Торина, кому-то подобное сочетание могло бы показаться неприятным, но для Бильбо он был самым прекрасным, так легко можно было представить, что его сейчас обнимают сильные руки, прижимая к крепкой груди.       Одним особо холодным вечером все его мечты вдруг обернулись реальностью. Они вдвоем по уже сложившейся традиции расположились в отдалении от основной группы, передавая друг другу трубку, Бильбо вновь кутался в радушно предоставленный плащ, но даже так он продолжал мерзнуть под пронизывающим ветром, что дул по всей равнине, где им пришлось расположиться на ночь. Зубы его начали стучать и хоббит всерьез раздумывал о том, чтобы перебраться поближе к огню, желательно прямо в чужой одежде, как вдруг Торин одним резким движением притянул его к себе и усадил между ног. Все вокруг замерло в тот же миг, а затем взорвалось шумным неровным строем голосов за их спинами. Бильбо и хотел бы послушать, о чем они так яростно перешептываются, но уши будто заложило ватой, и единственным, что ему было слышно – это быстрый стук сердца Торина, который казался совершенно спокойным, однако его с головой выдавали напряженные руки, сдавившие Бильбо так, что тот мог едва дышать, не то что попытаться вырваться и сбежать. Впрочем он и не собирался, лишь откинулся на широкую грудь позади себя и расслабленно положил ладонь поверх сжавшейся руки.       С той ночи плащ оставался у хозяина, а Бильбо привычно устраивался теперь не рядом, а на коленях Торина, который закутывал его в полы плаща, крепко прижимая к груди и обнимая руками, изредка нашептывая что-то на ухо, перемежая нежные слова аккуратными легкими поцелуями. Все, что заметил абсолютно счастливый и оттого необычайно рассеянный хоббит, так это то, что количество передававшихся листов увеличилось в разы, а похабные улыбочки и странные взгляды в их сторону, пресекаемые тут же грубым окриком Торина на кхуздуле, стали лишь откровеннее и заметнее, однако его это вовсе не смущало и не интересовало теперь. Как оказалось, в этом и была его ошибка...

***

      С момента победы в Битве пяти воинств, заключения перемирия с эльфами и людьми, вытаскивания Торина, Фили и Кили всеобщими усилиями с того света минул уже год, за который произошло множество важных событий. Торин и Бильбо смогли переступить через все свои обиды и недопонимания после истории с Аркенстоном еще у постели раненого гнома, которого собственноручно выхаживал переживающий хоббит, несмотря на запрет возвращаться в Эребор под страхом смерти. Как бы Гэндельф ни уговаривал его пока уйти с ним до пробуждения Торина, но упертого Бильбо, который что-то решил, не мог переубедить уже никто, впрочем все разрешилось хорошо, стоило лишь королю проснуться глубокой ночью и тут же в полубреду в первую очередь позвать именно его, спавшего на стуле возле его кровати. Спустя несколько дней, когда раненный набрался сил и смог пребывать в сознании хотя бы час, они объяснились и больше уже не расставались.              Затем потянулись бесконечные караваны из разных поселений гномов, что желали теперь вернуться домой и приложить силы к его восстановлению. В одних из последних прибыла и Дис, которая дожидалась в Синих горах пока весь ее народ не будет готов пуститься в путь, после чего смогла передать полномочия по управлению тем, кто пожелал остаться, и тоже пустилась в путь. Встреча была незабываемой, гномка была одновременно и счастлива, и неимоверно зла, зная из писем все подробности минувшей битвы, оставаясь на месте все это время лишь из-за своих обязанностей пред сородичами. В итоге же могущественная, решительная и закаменевшая за все годы изгнания и лишений Дис прижала к себе сыновей с братом и просто от души расплакалась.       Эребор постепенно восставал из праха общими усилиями гномов и людей, после обсуждения договора о мире к работам присоединились еще и эльфы, посланные Трандуилом, так что дело спорилось и через отведенный год была проведена повторная официальная коронация Торина, теперь уже не на руинах тронного зала в кругу ближайших друзей, а по всем правилам в присутствии свидетелей из всех кланов гномов, что преклонили колено пред верховным правителем, в этот же вечер был объявлен кронпринц, на голову Фили опустили витой золотой венец и он в тот же миг стал будто старше и серьезнее, встав подле трона дяди.       Спустя же еще два месяца состоялась королевская свадьба, которая по своей пышности могла бы поспорить даже с коронацией. Тут же и начинается наша история.       Первые звоночки прозвучали для Бильбо еще много месяцев назад, во время похода, в год восстановления они превратились в постоянной предупреждающий звон, после свадьбы же они стали напоминать вой сигнальных рогов. Ори и его странный клуб последователей. Молодой гном писал каждую свободную минуту, его можно было застать с листами и пером на обеде, в закутке очередного коридора, который очищали от завалов, в минуты отдыха, в комнате же его весь стол был завален свитками, обрывками исписанных листов, целыми небольшими книгами. И все это было на кхуздуле. После свадьбы Бильбо стали активно обучать не только множеству королевских обязанностей, объяснение которых Балин начал еще пару месяцев назад, но и языку подгорного народа. Он знал еще лишь основные слова, но даже этих познаний ему хватало для того, чтобы понять одну крайне любопытный и волнующий факт – все эти книги, что он видел в руках различных гномов, были озаглавлены одинаковыми рунными надписями, чей смысл еще ускользал от него, но в идентичном написании символов аккуратным знакомым почерком не было ни единого сомнения.       И Бильбо не был бы дотошным Бэггинсом, если бы не докопался до истины.