Жаждущий

Мучительный, полный боли крик раздался где-то в далеке. Рафаэль испуганно распахнул глаза и вскочил. Он с трудом заснул в эту ночь. Холод пола обжигал ноги. Откуда взялся истошный крик? Баше повертел головой, рядом не было никого. — Должно быть, приснилось… — негромко выдохнул он, но зачем-то влез босыми ногами в туфли и вышел из комнаты. Странное предчувствие преследовало его, но он решил пройтись. Солнце только вставало и в замке было темно и морозно. Быстрыми шагами Рафаэль мерил коридоры. И остановивившись напротив одного портрета, юноша понял, что второй снят. Тайный проход. Секретный лаз скрывался в каменной стене, прямо как в приключенческих книжках. Рафаэлю не верилось, что всё происходящее и впрямь случалось с ним. Неужели он и взаправду попал в замок с мертвецами и нечестью? Кому не расскажешь — ни в жизнь не поверят. Хотя, кому уж теперь расскажешь… Дверца в неизвестность была приоткрыта, словно кто-то специально оставил щель для него. Юноша вздохнул и не без усилия отодвинул заслонку, так чтобы худой силуэт мог протиснуться боком. Рафаэль просочился сквозь холодную, грубую стену и влез в темное помещение. Глазам потребовалось некоторое время, чтобы привыкнуть и разглядеть хоть что-то. Повеял сквозняк — Рафаэль ёжится и приобнимает собственные плечи. Тело покрылось мурашками от холода. Вокруг него ничего не было, ориентироваться наощупь было трудно, однако юноша с трудом выбрел на слабый свет. Он увидел маленькое окошко, в котором не было видно солнца. Так кстати нашлась свечка на тумбе и Рафаэль зажег фетиль огнивом, также пылящимся без дела уже не один десяток лет. Рафаэль нервно сглотнул и поежился от холода. Он медленно обернулся назад и попытался разглядеть место, в котором оказался. Вся комната была покрыта пеленой пыли, завесой стояла в воздухе. Леле сморщился и, будто по морскому дну, поплыл по просторному помещению. Затхлый воздух нервно разрывал легкие. Рафаэль нащупал дверной проем и проник в еще одно помещение. В нос еще больше ударил запах гнили, глаза заслезились. Взгляд помутнел, но одно Рафаэль увидел точно. Сквозь окно солнечный свет падал точно на силуэт, распластавшийся на полу. Это было женское тело, облаченное в белые пышные ткани. Оно безжизненно упало на каменный пол и замерло навсегда. У Рафаэля перехватило дыхание, от одного только вида мертвеца. Он замер. Баше сделал над собой усилие и шагнул вперед. Теперь он мог разглядеть не только ноги — босые, уродливого грязно-синего цвета, но и шею. Стальной меч наскозь пронзал шею девушки, а рукоятие торчало, словно стебель цветка из земли. Юношу в который раз передернуло, и он зачем-то опустился на колени перед ней, дабы проверить пульс на мясистой руке трупа. Стеклянные глаза отражали обескураженное лицо юноши. Он жалостно всхлипнул, глаза бешено метались от бездыханной груди, к клинку и босым ногам. Наощупь она была холодной, собственно чего он еще ожидал? Холод, подобный морозу графа обжег все тело. Дыхание замерло, а брови жалостливо вскинулись вверх. Немая сцена, и весь мир остановился в эту секунду. — Она… — едва слышный хрип сорвался с губ юноши. — Мертва. — Заключил холодный низкий голос. От неожиданности Рафаэля передернуло, он издал жалостный всхлип. Юноша закусил губу, сморгнул слезы, но не обернулся на силуэт в плаще где-то за спиной. Мальчишка сидит на голых коленях, и всем своим естевством чувствует монстра за своей спиной. — Вы ее убили. — Быстро шепчет Рафаэль. Бездонные глаза, полные сожаления наконец отрываются от тела и глядят на тень от графа, та согласно кивнула. — Зачем?.. Дракула цокнул языком. — Она тронула Вас, — медленно, почти по слогам разжевывает граф, неспешно подступая к мальчишке на коленях. — Кроме того, мне было любопытно, сможет ли она умереть, — на его губах играет легкая усмешка. Граф замирает на месте, а Леле прошибает дрожь. — Вы впервые увидели мертвеца? — Граф усмехается и не сводит глаз со светящегося изнутри ангела. Вампир жадно разглядывает худенькую спину, ссутулившуюся от печали. Он старается запомнить каждую мелочь, любая деталь в этом мальчишке кажется такой ценной, такой очаровательной. Под тонким шелком сорочки видно каждую мышцу, каждую дрожащую поджилку, можно даже сосчитать ребра. Светлые волосы растрепаны. — Д-да, — голос предательски дрожит, юноша отводит глаза от тени и снова смотрит на мертвую женщину. Сердце больно терзается, и юноша по обычаю обхватывает себя тонкими кистями. — Да бросьте Вы так переживать, — граф делает шаг к юноше и кладет руку на светлую макушку. — Вы не так давно и сами были ребенком. Вы должны помнить это желание сломать игрушку, лишь для того чтобы узнать, как она устроена. Рафаэль вздагивает от холодного прикосновения и оборачивается на вампира, стоящего позади. Большие и мокрые глаза болезненно смотрят на мужчину. Тот утомленно охает и гладит Баше по волосам. Рафаэль смыкает глаза и сжимает челюсти в напряжении, дабы совладать со жгучей печалью под ребрами. — Она была вашей невестой… — укорительно вздыхает юноша. Дракула издает нервный смешок. — И что с того? С невестами так иногда случается, уж поверьте моему опыту. — Неужели Вы ее не любили? — Дракула гортанно рассмеялся. — А Вы любите свою невесту? У Вас ведь брак по рассчету, — промурлыкал вампир, изучающим взглядом окидывая блондинистый затылок. — Без любви, это еще не значит совсем не любя… — Тихо отвечает Рафаэль, будто боясь, что его услышат. Дракула вновь звонко рассмеялся. — Красиво звучит — я запомню! — одобрительно бросает вампир. — Я любил ее не больше, чем паука, ползающего рядом с моим гробом. — Рафаэль только горестно покачал головой. — Даже я любил ее больше чем Вы, — укорительная фраза слетела с губ Баше, он нахмуил светлые брови. Граф только глубоко вздохнул и еще раз отметил тяжелый случай. — Рафаэль, Вы чертовски обворожительны сейчас… — Дракула облизывает губы и сжимает челюсти, борется с желанием впиться в горло беловоласого юноши. — Вы влюблены в мир, любите каждую частичку бытия и всех без исключения. Тем Вы и хороши, милый Леле. — Дракула холодной кистью очертил скулу и развернул белокурую голову на себя. — У Вас большое сердце. Этот дар достается совсем немногим людям. — Это проклятье, а не дар. — Горько отвечает юноша, и по его щеке все-таки стекает жемчужная слеза. Вампир усмехается, наклоняется к человеку и ловким движением языка слизывает ее. Рафаэль зарделся и нахмурился, одаривая собеседника укорительным взглядом. — Пусть так, — соглашается темноволосый. Глаза цвета безлунной ночи искрятся, когда смотрят в бледное лицо. — Скажите, милый Рафаэль, — Дракула придирчиво осматривает каждый миллиметр нежного лица, а он находится так близко. — Вы никогда не грезили о вечной жизни? Юноша вздергивает брови и удивленно смотрит прямо в глаза графа: — Как Вы? — горько усмехается юноша. — Нет, нет, конечно, нет. Вечная жизнь это проклятье, она безрадостна и бессмысленна. — Юноша нервно вздохнул, не отрывая взгляда от темных очей, трепетно глядящих на него. — Мне вас очень жаль… — шепотом протянул Рафаэль. Кривая улыбка на губах Дракулы заиграла новыми дикими красками, он потрепал Баше по щеке, словно послушного песика. Одним движением граф поднял человека на ноги. Все произошло так быстро, что юноша упал на графа, ведь замерзшие и затекшие ноги не слушались. Он уткнулся лицом в плечо мужчины и слабо приобнял, пытаясь удержать равновесие. Через секунду он осекся и попытался отпрянуть, но властные руки уже обвили его тело. — Не беспокойтесь, я только что поел. — Граф криво ухмыльнулся, а Леле только испуганно икнул. — И Ваш дядя тут не причем, это была прачка из соседней деревни. — Игриво добавил низкий голос прямо на ухо белокурому. Леле снова попытался вырваться, но никто не дал ему сделать этого. Дракула самозабвенно улыбался и по-своему ласково гладил нежную спину. Рафаэль в ужасе зажмурил глаза, но выбора у него не было, он попытался расслабиться в лапах убийцы. — Граф… — устало протянул Рафаэль. — Укусите меня уже… Дракула нервно выдохнул и с упреком посмотрел на беспомощного человека в своих руках. — Откуда у Вас такое желание закончить жизнь? — укоризненно проскрежетал граф. — Вы первый человек, так отчаянно умоляющий меня о погибели… Леле не нашелся что ответить и только шумно выдохнул. — Почему Вы пощадили меня? Вы поубивали столько людей, но с меня сдуваете пылинки… — усталый голос, с легкой хрипотцой только добавлял шарма и интимности в их беседу. Дракула раздраженно выдохнул. — Это был эксперимент. — Со смешком произнес мужчина, натянув широкую улыбку. — Единственный человек, которого я пощадил, так рьяно умоляет о смерти… С каждой секундой вашего прибывания здесь вы становитесь все желаннее и желаннее, Рафаэль, — Граф зарылся носом в светлые волосы и вдохнул запах жизни полными легкими. Юноша не стал уворачиваться, лишь приобнял графа, в надежде успокоиться и не разрыдаться в его объятьях. * * * Очнулся юноша уже сидя в кресле напротив спящего дяди. Как только граф ослабил хватку, взглядом велел ему идти прочь. Юный Баше вернулся в комнату, как и велели ему темные очи. Рафаэль сверлил взглядом мирно сопящего мужчину на постели. Солнце освещало всю комнату, да так что у парня рябило в глазах. Он обессиленно вздохнул и окинул взглядом поднос с едой, который принес для дяди. Стоило ли его разбудить? Но вскоре дядя сам повернулся к нему и с трудом разлепил глаза, издавая болезненный стон. — Рафаэль… — проревел хриплый бас. Тонкий силуэт вскочил с кресла и кинулся к мужчине, помог подняться и усесться полулежа. — Доброе утро, дядя, — Рафаэль уселся в ногах и с жалостью осмотрел больного родственника. Дядя сморщился и вгляделся в его лицо. — Сделай морду попроще, — буркнул Оскар. — На тебя посмотришь — так уже удавиться охота. Рафаэль не без труда натянул привычную кокетливую улыбку, хотя грустные глаза выдавали его с головой. — Как спалось, дядя? Вам что-нибудь снилось? Дядя Оскар раздраженно потер переносицу и велел подать ему трубку. — Снилось, говоришь… — задумчиво выдохнул Оскар. — Да, пожалуй, мне сегодня снилась охота. — Дядя размеренно перебирал вьющиеся кудри бороды и наблюдал за тем, как племянник, неумело, но старательно набивает трубку табаком. — Мы с тобой были в ужасном лесу и гнались за зайцем. Крупным таким, а главное белым, но глаза у него были красные, бешеные. Дора тогда догнала его и загнала в угол, а тут подоспели и мы. А он раз ее! — Рафаэль испуганно подскочил от восклицания. — И перегрыз глотку суке. Она так жалобно заскулила, что я чуть слезу не пустил… Рафаэль удивлённо посмотрел на дядю и спросил: — А дальше? Что дальше было? — Мы остались с зайцем один на один, я прицеливаюсь и спускаю курок, а ему будто бы и ничего! Нет, ну ты представляешь? — Рафаэль резво закивал и вставил в дрожащие пальцы трубку с табаком. — Тогда он кидается на меня и ка-а-ак укусит за ногу, повалил, да глотку перегрыз. От уха до уха, я будто бы почувствовал… — Дядя примкнул к трубке, и сомкнул глаза, наслаждаясь горьким табаком. — Экая сволочь этот ушастый… — А я? — А ты остался с ним один на один… — с бледных губ сходит белый, горький дым. Юноша старается вобрать его в себя как можно больше, ведь понимает, что табачный дым скоро выветрится из его жизни… Рафаэль задумчиво опускает глаза в пол, и с удивлением подмечает, как точно дядя описал нынешнее положение вещей, хотя сам и не догадывался об этом. — Ты сегодня мрачнее тучи, Леле, — подмечает Оскар. — Что, подружка целоваться отказалась? Рафаэль густо покраснел, а перед глазами вновь замаячили стеклянные глаза покойницы, его вновь передергивает. Оскар докуривает трубку и принимается за завтрак, с совершенно спокойным лицом рассказывая о венерических заболеваниях. Юноша только корчился и диву давался, как можно с таким одухотворенным лицом наслаждаться пудингом, параллельно вещая о сифилисе. Рафаэль то и дело морщился и просил дядю прекратить, но тот с совершенно садистским удовольствием продолжал свою песню. — Слушай-слушай, Ромео мой ненаглядный. А то не дай бог, наследничка заделаешь и на кого воспитание повесишь? На меня конечно же. — Леле жалобно хныкал и утыкался грудью в острые коленки. Несколько часов позора были прожиты не без боли. Щеки Рафаэля еще долго оставались бордово-алыми. Дядя в конце концов выставил его за дверь и велел идти погулять, якобы племянник совсем его утомил. И вновь юноша отправляется на поиски приключений. Погрустневшей походкой Рафаэль плетется в библиотеку. Когда дверь за ним закрывается, он безвольно скатывается по ней вниз и утыкается носом в колени. Дрожащими руками мальчишка обхватывает себя и шмыгает носом. Настоящая смерть и страдания оказались ужасны. Не было в них ни капли красоты, в них не было ничего поэтичного и прекрасного, как писалось в произведениях классиков. Юноша жалел, что ему пришлось это узнать. Ему было безмерно жаль умирающего дядю. Сердце разрывалось только от одного взгляда на него. А что будет с ним? Честно сказать, это волновало его гораздо меньше. После смерти дяди ничего не будет, его жизнь оборвется. Должно быть, он станет новым кормильцем своего возлюбленного. Это слово хоть и полоснуло его ножом по сердцу, но надо называть вещи своими именами. Как еще обозвать мужчину, захватившего все твои мысли? Как называть вампира, который одним лишь присутствием будоражил все естество юноши? У Рафаэля кружилась голова от этих навязчивых мыслей. И сколько он сможет выкармливать своего ненаглядного? Юноша цинично дал себе не больше четырех дней, и то с натяжкой. Надо смотреть правде в глаза — белокурый худощавый мальчишка никогда не отличался богатырским здоровьем. Рафаэль встал во весь рост и омертвевшей походкой поплелся вдоль пыльных книжных томов. Юноша почти не дышал, не чувствовал резкий запах старины. Он упал на подоконник, на котором раньше зачитывался взахлеб. Лбом он уперся в полупрозрачное от старости стекло. — Интересно, а если я случайно выпаду отсюда… — Белокурый облизнул пересохшие губы. — Я выживу?.. Нет, он бы точно не выжил. Хрупкие кости, как спички, с хрустом разломались бы на несколько частей. Да даже если бы и остался жив, с Божьей помощью, Рафаэль бы умер от холода, ну или его загрызли бы волки. В ту же секунду он отвесил себе хлесткую пощечину. Рафаэль ненавидел себя за эти мысли, но они словно яд разъедали его изнутри. Злость и обида в первую очередь на себя отравляли его изнутри. А ведь всего лишь несколько дней назад он бы и не посмел о таком подумать. Горестные мысли уносили его в забвение, и юноша сам не заметил, как заснул. * * * Мальчик пришел в себя через пару часов, он лежал на полу — должно быть соскользнул с подоконника. Юноша снова продрог, но холод уже не чувствовался. Должно быть, он просто свыкся с такой жизнью. Надо же, как мало времени нужно человеку, всю жизнь спавшему на пуховых перинах, чтобы привыкнуть в грубому камню. Он поднялся и отряхнулся. Сегодня только юноша надел идеальный костюмчик, но вот он уже весь помятый и пыльный. Но Рафаэль не обращает на это внимания, ему уже все равно. Нервно содрогнувшись, он резво кинулся в столовую. Наспех отобедав, хотя скорее отужинав — до заката оставалось всего ничего, он помчался к дяде с подносом наперевес. Стук в дверь из темного дерева, тишина. Юноша замер и прислушался. Истошный и дикий хрип раздался за дверью, Рафаэля передернуло. Набравшись мужества, он испуганно отворил ее и вошел. У Дяди был припадок. Простыни и одеяла были смяты и разбросаны по кровати. Оскар рвано хватал ртом воздух, весь дрожал как одержимый. Он был болезненного бледно-землянистого тела, словно… Покойница, которую он нашел утром. Рафаэля передернуло от ужаса и отвращения при виде полуживого родственника. Он с грохотом поставил поднос на тумбу и в оцепенении уставился на дядю. Тот заметил его и обернулся на племянника. Он истошно захрипел, умоляя подойти. Темные вены просвечивали сквозь прозрачную кожу головы, потускневшие жидкие волосы начали выпадать клочками, обнажая бледную черепушку, на которой синели трупные пятна. Рафаэль наотмашь перекрестился и сделал неуверенный шаг навстречу. Дядя схватил тощую кисть мокрой лапой и стиснул до боли. — Рафа-аэ-эль… — прорычал озверевший мужчина. Юноша чуть не поседел от страха, когда заглянул в темно-синие глаза. В них отражалась адская боль и полное отсутствие рассудка. И это все происходит именно с ним и его дядей. Оскар плакал. Слезы боли текли по бледным щекам ручьем — Рафаэль никогда не видел своего дядю таким. Да и он вообще никого не видел в таком состоянии. А как он орал! Будто его резали. Сорочка на теле была смята, половина пуговиц сорвана в припадке, а ткань разорвана. Дядя умолял его о смерти. Он твердил, что это благословенный дар, и это самое лучшее, что сможет сделать для него племянник. Леле ничего не понимал. Он пытался утешить дядю, вразумить, читал молитвы, утешал, взывал к разуму, но все тщетно. — Я умираю… — хриплый, загробный голос звучал, как колокольный звон церковных колоколов. — Истекают мои последние минуты… Сильная шея дяди была без единого живого места. Граф не оставил ему ни одного шанса, когда кусал вновь и вновь и высасывал все силы. Что-то важное внутри Рафаэля умерло, когда он прижался мокрым лбом к выступающим сквозь рубашку ребрам и зашептал о том, что хочет от племянника только одного. Несколько часов прошли в полном безумии для Рафаэля. Ни единый мускул не дрогнул на его лице, когда дядя начал вспоминать всю их семью. Он пытался отнестись с пониманием и терпением, гладил блондинистую макушку, утешал, целовал мужчину дрожащими губами. Но тот был непреклонен. Тогда он решил ретироваться, но мертвецкие руки обхватили его ноги и не дали уйти. Дядя распластался на полу. — Вы не в себе, — укоризненно процедил Рафаэль, пытаясь выбраться из капкана цепких рук. Дядя вновь зарыдал, видимо, решился выплакать весь пожизненный запас слез. Оскар целовал его лодыжки. Рафаэль понял, что у него нет выбора, когда с трудом поднял дядю обратно на кровать. Его тело было покрыто синими омертвевшими пятнами, а в его, пока еще живом, теле появились безобразные дыры, в одну из которых, если приглядеться, можно увидеть кость. Рафаэль сдавленно выдохнул и лишь произнес: «хорошо», не глядя в мученические глаза мужчины. Тот сразу переменился в лице и выдавил болезненную улыбку. Дядя стоял на коленях на кровати и с невероятно нелепым лицом смотрел на него. — Как? — холодно спросил юноша, сам прекрасно зная ответ. В шерстяном пальто дяди Оскара лежал заряженный пистолет. Рафаэль как можно медленней подошел к шкафу, стараясь шутить и отвлекать дядю. Но тот был непреклонен, он с трепетным ожиданием смотрел на племянника, как младенец смотрит на мать. Юноша открыл дверцу шкафа и нащупал пальто. В большом кармане он прочувствовал смертельный холод металла, но не подал вида. — Дядя, а тут нет вашего пистолета… Вот так случай, — без всякого зазрения совести соврал Рафаэль, самыми честными глазами глядя на Оскара. Но тот тут же поднялся и, отодвинув одной рукой племянника, достал из кармана металлическую смерть. Он смерил племянника огорченным взглядом, и с его глаз снова стекла болезненная слеза. Дядя не стоял на ногах и покачивался, как стебелек на ветру. Дядя снова уселся на кровати. Такой беспомощный и хрупкий, что Рафаэлю тут же стало стыдно за свою ложь. Он открывает рот и снова хочет переубедить дядю, но тот непреклонен. — Куда?.. — севшим голосом спрашивает Рафаэль, не глядя на дядю. Тот оживился и стянул с себя сорочку. Юноша помог дяде втиснуться в свой привычный лощеный костюм. — Сюда, — дрожащий палец дяди указал прямо на сердце. — Говорят, где-то здесь у людей находится сердце. — Белокурый мужчина усмехнулся. Рафаэль повертел пушку в руках — модная вещица, аксессуар любого светского джентльмена. Юный Баше прекрасно обращался с оружием, а некоторые старшие знакомые погибли на дуэли. Но он и представить не мог, что когда-то ему доведется стрелять в своего единственного родственника. Ему придется подарить смерть своему дяде. Юноша подумал было выкинуть пушку в чуть приоткрытое окно, но его взгляд тут же зацепился за красные от слез и боли очи дяди Оскара. Взгляд на миг прояснел, и он смотрел умоляюще. Юноша поджал губы и тяжело вздохнул. — Прости меня, Леле, — тихим, дрожащим и прерывающимся голосом проскрежетал дядя. Юноша моргнул, пытаясь переварить сказанное. — Я не держу на Вас зла, дядя, — тихо говорит Рафаэль. — Бог простит. — Едва слышно добавил он. Старший Баше поджал губы и коротко кивнул. Он сидел на кровати, как маленький мальчик. Без очков его лицо казалось очень наивным и не строгим, он не хмурился, а морщинки лишь придавали ему жалостного вида. Дядя зашелся в немой молитве. А Рафаэль коротко всхлипнул и нажал на курок. Короткий свист, хлопок и слабый вскрик облегчения, ничто по сравнению с тем, что происходило в этой комнате на протяжении нескольких часов. Стеклянные глаза мертвеют в секунду, а душа покидает некогда сильное тело мужчины. — Вы вынудили меня, дядя, — слабо произносит Рафаэль, пистолет падает на ковер из его вялой кисти. — Прощайте, дядя, я Вас любил, — холодно бросает он, прижимая к себе безвольное тело и целуя холодную и влажную щеку. Дядя болезненно всхлипывает и падает на измятую постель. Ну вот и все. Все имеет финал. Как оказалось, Рафаэль Баше был способен на убийство. Как забавно вышло, все произошло так быстро. А он ведь и не успел ни о чем подумать. — У меня не было выбора, — негромко шепчет он, но тут же поправляет себя. — Нет выбор был. Выбор есть всегда… Просто я избрал самый легкий путь решения проблем… Рафаэль пал на колени. Не плакал, разочаровался в себе. — Дальше ничего не будет, — хрипло выдохнул он, зарываясь руками в собственные волосы. — Я самый ужасный человек в мире, Господи… Прости, если сможешь, сына своего заблудшего… А дальше все как в тумане. Рафаэль находит в дядином шкафу веревку, и взабравшись на табуретку, вяжет петлю. Он ни о чем не думает, руки действуют сами по себе, глаза на мокром месте. Он с невероятной ненавистью смотрит на свои дрожащие руки. Что же он натворил... Пальцы проворно вяжут петлю. Он смотрит через дырку в окно, солнце уже почти село. Нет, он больше не выдержит. Хватит с него этого безумия. — Господи, пожалуйста, прости сына своего, — Из глаз катятся одна за другой слезы, он весь дрожит. — Не могу я так, Господи. Я знаю, я не должен... Я хочу обрести покой Господи... Избавь меня от мук, Отец... Я знаю, я не заслужил света... — Рафаэль заветно шепчет мольбы, глядя куда-то далеко в небо, он старается не смотреть на лес. Белокурый наотмашь крестится неслушающейся рукой. Горький всхлип, и юноша накидывает на белокурую голову петлю. Мысли, словно яд растекаются по всему телу. Ноги отталкиваются от табуретки, и веревка, будто нож впивается в нежное горло. Он сдавленно вскрикивает и болтается в петле. Ноги слегка покачиваются, и юный Рафаэль задыхается... Настоящее горе безобразно.