Тайна Чэнлина

      В первую секунду после пробуждения Чэнлин чувствует себя в невесомости. На душе легко после унёсшего в прошлое сна. Он помнит эти ночные посиделки столь ясно, словно это было вчера. Они с братом Хань тогда так потерялись в разговоре, что коснувшиеся ресниц рассветные лучи стали для обоих настоящим шоком — заклинатели поражённо переглянулись, Лин чуть было не подскочил, но Инь вовремя удержал его. Покидали крышу они ползком, прижимаясь к черепице и замирая при каждом шорохе. А потом дождались, пока пройдёт патруль, и быстро сиганули вниз. Лететь с высоты двух этажей было захватывающе и чуточку страшно. Хань Инь на всякий случай спрыгнул первым, чтобы подстраховать неопытного товарища, но тело Чэна само расслабилось и насколько было возможно мягко приземлилось на согнутые ноги готовое завалиться на бок. Руки рефлекторно прикрыли голову, собираясь смягчить удар, однако поймавшие Лина объятья не дали приложиться о землю. Потирая отозвавшиеся болью запястья, Хань уточнил, в порядке ли Чэнлин, и, когда его заверили, что в полном, скрылся в закоулках школы, солнечно улыбнувшись на прощание и шепнув: «Найду».       Скрип половиц и голоса этажом ниже выдёргивают из воспоминаний. Улыбка меркнет. Так, что там с этим дурацким телом? Голова почти не болит, зато по-прежнему кружится даже в лежачем положении. Многострадальная щека сильно ноет. Ни кровь, ни ци не пытаются отклониться от полагающегося маршрута. Озноб прошёл. Попытавшись сесть, Лин ощущает себя так, будто его придавила каменная глыба. Руки подламываются, заставляя рухнуть обратно. Демоны! Почему его силы столь ничтожны?! Сжав зубы, заклинатель поднимается на локтях и выглядывает в окно — солнце уже потихоньку клонится к западу, должно быть, истекает час козы. Проклятье! Больше девяти сяоши ушло в никуда! Чэнлин рывком соскакивает с постели и тут же хватается за стену в попытке удержаться на ногах. Помещение принимается раскачиваться и кружиться. Зараза.       Кое-как поймав равновесие, Чэн по стенке обходит комнату и падает около зеркала. Мертвенно бледное отражение поднимает на него хранящий остатки красноты взгляд. Выцветшие, но всё ещё заметные дорожки от слёз стелются до подбородка, почерневшая гематома расползлась на всю щёку, тёмные круги под глазами даже после безобразно долгого сна лишь слегка потускнели. М-да, хоть сейчас иди на кладбище людей пугать. Высохшие губы трескаются от усмешки, с них слетает капелька крови. Фыркнув, Чэнлин приводит в порядок одежду и развязывает то, что осталось от причёски. Пробиваться сквозь этот сплошной колтун гребнем нелегко, всё ещё каменно тяжёлые руки часто срываются, только дёргая пряди, но всё же дать волосам наконец отдохнуть приятно. Поэтому когда их удаётся худо-бедно распутать, Лин решает не стягивать снова хвост, а только собирает сзади несколько прядей, чтобы не мешались.       Идти умываться по-прежнему приходится держась за стену, но хотя бы ноги не заплетаются. Щека даже от осторожного прикосновения отзывается болью, благо холодная вода её немного притупляет. Вернувшись к зеркалу, Чэн берётся за косметику. Синие и фиолетовые тени превращают синяки под глазами в часть макияжа, а чёрная помада замазывает глубокие трещины на губах и прячет следы крови. Он сперва хочет скрыть следы слёз каким-нибудь рисунком, но вспоминает, что сладкая парочка их уже видела, и принимает решение не доставать свой козырь из рукава, а просто замазать их, как и след от затрещин. За этим занятием и застаёт мальчишку пришедший Чжоу Цзышу.       — Выглядишь как гулящая девица. — Он смеривает бывшего ученика неодобрительным взглядом.       Чэнлин смотрит на этого человека и не верит, что когда-то видел в нём едва ли не единственную опору в рухнувшем мире, бегал за ним хвостиком и умолял об ученичестве. Что всё это было? Сны?       — Без боевых искусств я уже не вписываюсь в ваши критерии мужественности. — Сухо напоминает он. — Так стоит ли дальше стараться?       И добавляет, скрыв за ресницами лукаво сверкнувшие глаза:       — К тому же, Мастер Е ведь должен прилететь со дня на день — ещё подумает, что вы меня избиваете.       От его слов бывший учитель едва заметно дёргается и на мгновение отводит взгляд. Лин же интересуется как ни в чём не бывало:       — Так вы что-то хотели?       — Чувствуешь себя как? — Безэмоциональной скороговоркой выговаривает Чжоу.       — Хорошо.       Сократив расстояние между ними, Цзышу крепко сжимает запястье Чэнлина и удовлетворённо прикрывает глаза, не обнаружив отклонений в циркуляции духовной энергии.       — Пойдём есть.       Есть. Желудок протестующе сжимается. Так что Чэн без протестов спускается на первый этаж, изображает улыбку перед Владыкой Долины и, не чувствуя вкуса, запихивает в себя не то завтрак, не то обед. Головная боль усиливается, в виски точно по игле вонзается. А от мыслей, что бывший учитель даже не подумал извиниться хотя бы за оплеуху, иголки превращаются в бешено вращающиеся ножи. Впрочем, чего ожидать от того, кто считает свою так называемую братскую любовь достаточным аргументом, чтобы спустить кому-то с рук несколько массовых убийств, из-за которых в подавляющем большинстве пострадали ни в чём не повинные люди. О того, кто требует медитировать, не объясняя как, от человека, который ясно говорит, что не владеет этой техникой. От того, кто сидит с вином, покрикивая временами, что приём выполнен неправильно, даже не думая показать или хоть объяснить толком, а как правильно-то. Он наверняка свято верит, что был праведен и снисходителен. Резко отбросив палочки, заклинатель стискивает в кулаках полы ханьфу, чтобы не схватиться за раскалывающийся череп.       — Ты чего копаешься? — Бурчит Чжоу. — Доедай быстрее.       Рот заполняет кровь. Распущенные волосы укрывают проступившие желваки. Тяжело сглотнув тёплую влагу вместе с очередным рвотным позывом, Чэнлин с лёгкой улыбкой оборачивается к нему:       — Спасибо, я уже сыт. — Воздух проходится по горлу роем лезвий.       Поспешно схватившись за пиалу, Лин в один глоток осушает её. Это помогает сдержать кашель. Тошнота притихает где-то в желудке, не реагируя на чай.       — Нет, доедай. — Безапелляционно велит бывший учитель.       Проклятье! От одного вида оставшейся на тарелке еды все внутренности готовы выскочить через горло. Хм, эта её текстура во рту всегда была такой противной? Грёбаный Чжоу Цзышу! И чем он так зацепил Чэна когда-то? Приходится закусить изнутри место под губой, чтобы сдержать усмешку. Ответ ведь прост: горе-заклинатель прекрасно понимал, что даром никому не сдался со своими бракованными меридианами и незнанием элементарных основ в четырнадцать, вот и лип к первому попавшемуся мастеру, что не подчинялся главе Зеркального Озера. Ему на самом деле нужен был не этот учитель, а хоть какой-нибудь. Если бы на месте Мастера Чжоу был любой другой ублюдок, Чэнлин и к нему бы лип так же в отчаянной надежде стать настоящим совершенствующимся. Даже к Старому Чудовищу. Ведь терять всё равно было нечего. Бесшумно выдохнув, Лин один за другим проглатывает, не жуя, оставшиеся кусочки. Сразу после этого он выскакивает из-за стола, но чуть не завалившись головой вперёд, собирает в кулак остатки воли и здоровья и медленно направляется к лестнице.       — Куда… — Как сквозь толщу воды доносится недовольный голос бывшего учителя.       И прервавшее его воркование призрака:       — А-Сюй, оставь ребёнка. Он, наверное, всё ещё обижается.       Душно. Жарко. До чего тяжело волочить ноги по ступеням. Эта мерзкая тяжесть в желудке! Из-за неё так и тянет вниз. Едва скрывшись из поля зрения взрослых, Чэн оседает и ползёт дальше на четвереньках. Оказавшись за закрытой дверью своей комнаты, он первым делом окропляет кровью чёрный камешек и, заперевшись с помощью ци, жадно выпивает всю воду из стоящего на столике кувшина. А потом, сам толком не понимая, что делает, засовывает два пальца поглубже в рот. И когда ногти касаются чего-то рыхлистого, его выворачивает прямо в опустевший сосуд. Больно до слезящихся глаз, противно до вдвое усиливающихся рвотных позывов, зато из живота наконец пропадает гадкое ощущение переполненности. Безвольно обмякнув на трясущихся руках, Лин падает на пол, судорожно хватая загустевший воздух. Ужасно жарко. Всё тело горит, со лба и висков градом катится пот, но стянуть ханьфу нет сил. Перед глазами мутится. Вспышка тьмы.       Сознание возвращается медленно. На тело как будто обрушилась лавина. На губах играет яркая улыбка: видение на сей раз стало чётче, добавились новые подробности. Какое-то время заклинатель лежит на полу, вспоминая и осмысляя увиденное. Но когда старшие внизу подают признаки существования, мгновенно подбирается, осматривается и, облегчённо выдохнув при виде нетронутого засова, добавляет крови на спасительный камешек. Лин уходит в неглубокую медитацию, чтобы хоть немного восстановить силы, затем на инедии прячет кувшин со следами преступления подальше, умывается и поправляет макияж. Перед тем как выйти из покоев, он перестаёт использовать духовную энергию — слабость накатывает приливной волной, заставляя, пошатнувшись, вцепиться в косяк, но хоть ноги теперь можно переставлять без страха, что подломятся.       Когда Чэнлин спускается, владыка Долины подметает пол.       — Шишу… То есть, Мастер Вэнь, — Окликает он. — вам помочь?       Всё же нужно хоть немного проводить с ним время, чтобы не упустить какую-нибудь деталь в повадках или внешности, что моментально раскроет обман в будущем. И чтобы делать вид, будто не утратил всякое желание видеть бывших наставников.       — Хоть кто-то в этом доме ценит мой труд и пытается его облегчить. — Театрально вздыхает призрак, окатывая ласковым взглядом.       Прибираются они в молчании. Чен наблюдает за Вэнь Кэсином из-под ресниц, украдкой копируя его мимику и движения. На себе он тоже часто ловит чужие взгляды, однако не похоже, чтобы призрак что-то заподозрил. К слову, метла и раньше была такой тяжёлой? Лин напрягает руки до боли, и всё же не решается применять инедию в нескольких шагах от сильного заклинателя. Отвлекшись на мысли и борьбу с тщедушным телом, он упускает Вэня из виду, так что холёные руки ложатся на плечи внезапно. Чэнлин слегка вздрагивает.       — Хватит, не делай больше ничего.       А теперь внутри поднимает голову липкий страх. Чэнлин оборачивается, изображая лёгкое недоумение:       — Но почему? Мне не сложно.       Вэнь вздыхает. В груди растекается сдавленное пока ледяное предчувствие. Помело обманчиво мягко забирают из рук.       — Я ведь вижу: ты уже вымотался. — Тихий голос полон какой-то обречённой печали.       Чэн не отвечает. Смотрит в пол и раздумывает, как вести себя дальше. Отрицать бесполезно, но вот полуправда спасти может. Гладкие пальцы берут за подбородок, заставляя посмотреть на собеседника. Хватка кажется деликатной, но Чэнлин знает, что, если попытаться выскользнуть, она превратится в стальные тиски.       — А-Чэн, скажи честно: твои приступы вернулись? — В карих глазах что-то влажно поблёскивает.       — Нет. — Пальцы сжимаются, принося болезненные ощущения, но заклинатель и бровью не ведёт. — Спросите Мастера Чжоу, если не верите: он проверял мою энергию утр… точнее, когда я встал.       — Мы оба знаем, что после предыдущих приступов ток ци возвращался в норму.       Теперь на подбородке точно добавится синяков. Чэнлин сжимает зубы, когда железные пальцы надавливают на гематому, но лишь спокойно отвечает:       — Я и правда чувствую слабость, но это скорее всего из-за истерики. После вчерашней ссоры с Мастером Чжоу я всю ночь прорыдал, а проснулся совершенно разбитым.       Лин отводит взгляд и тяжело дышит, подбирая слова. Свободной рукой призрак трогает его лоб и снова вздыхает:       — Тебе очень плохо?       — Терпимо.       Кэсин недоверчиво цыкает и качает головой:       — Приступа точно не было?       Вот прицепился. Пиявка гулева. Прикинув возможные варианты ответа, Чэнлин останавливается на:       — Я плохо помню, что со мной тогда происходило. Я не замечал физических ощущений. Может быть, от эмоций духовная энергия и пошалила, но никаких кровотечений точно не было. — Звучит достаточно абстрактно и безобидно и в то же время должно удовлетворить въедливого собеседника.       Подбородок наконец выпускают, а в следующее мгновение вокруг торса смыкаются тёплые руки. Чэн кладёт ладони на спину Кэсина, пытаясь расслабиться хотя бы снаружи. От этой иллюзии близости в душе разливается горечь и застарелая злоба.       — Бедный мальчик. — Чуть слышно выдыхают ему в волосы. — Не надо держать всё в себе — это только преумножит боль.       Тихий всхлип. Такой искренний, что не знай Лин подноготной, проникся бы до глубины души. Он отстранённо проводит рукой по пахнущим дорогими маслами волосам.       — И не пытайся казаться сильнее, чем ты есть.       Чэнлин оставляет поцелуй на щеке Вэня и наконец отстраняется. Владыка Долины явно хочет сказать что-то ещё, но мнётся. Решив лишний раз не испытывать судьбу, Чэн отступает, пока тот не нашёлся:       — Тогда я пойду?       Он делает несколько шагов в сторону лестницы, украдкой вытирая губы, как вдруг раздаётся взволнованный оклик:       — Постой.       Заклинатель оборачивается и выжидающе замирает, не выдавая усилившегося напряжения.       — Чэнлин… Почему ты убегал ночью?       Он ждал этого вопроса. Поэтому без промедления выдаёт заготовленный ответ:       — В этих стенах всё напоминает о моём пути заклинателя. И об искажении ци. Прошлой ночью я всё думал об этом, вспоминал тренировки, приступы, смотрел на висящий на стене меч, и это… — голос дрогнул искренне, — сводило с ума. Хотелось убежать, оказаться как можно дальше отсюда, лишь бы хоть на время забыться, избавиться от постоянных напоминаний об этом.       Дыхание сбивается.       — И в какой-то момент это желание стало слишком невыносимым. — Продолжает заклинатель, судорожно сглотнув. — Я знаю, это было глупо, но я сошёл бы с ума, если бы просидел в комнате ещё хоть фэнь.       Он быстро скрещивает руки на груди в попытке скрыть дрожь и дышит на счёт. Гули, эта ложь заставляет быть слишком открытым, слишком честным. Особенно с этим… уже не человеком. Который незаметно оказался почти вплотную к Чэнлину. Ко лбу прижимаются умащённые эфирными маслами губы. Мальчишка обхватывает кольцом рук торс Вэня, сдерживая порыв дёрнуться прочь.       — Скоро станет легче, милый. — Улыбается с болью во взгляде призрак. — Быть может, ты не веришь сейчас, но я точно это знаю.       Интересно, это он по собственному опыту или для красного словца? Никогда не знаешь, что в голове и на сердце у этого интригана. Он непредсказуем. И этим особенно опасен.       — А пока у тебя есть мы с А-Сюем. Не хмурься так. Твой учитель всем сердцем тебя любит.       — Кто больше всех ругает тебя, больше всех переживает за тебя? — Вспоминает Лин эту смешную высокопарную фразу.       — Именно. — Улыбается Кэсин. — Он безумно боится потерять тебя, поэтому тоже не в силах совладать с эмоциями и реагирует так бурно.       Когда они с Инем и Зелёной Сиреной спасут расписную шкуру владыки Долины, Чэн обязательно скажет ему, что предшественник-«учитель» за него переживал как за главное своё сокровище. Уже не терпится увидеть, какая у этого балабола тогда будет морда!       — Так зачем убегать куда глаза глядят, если можно прийти к нам, когда тебе плохо? — Раскрытый веер легонько стукает по линии роста волос. — Глупый.       Вэнь Кэсин издаёт тихий смешок, но сразу же вновь серьёзнеет:       — Я понимаю, что ты чувствуешь. И очень хочу помочь. И А-Сюй тоже. — Его рука ложится на щёку, спасибо хоть, на здоровую, а глаза ловят скрытый повязкой взгляд. — Прошу, не закрывайся от нас.       За алой дымкой не видно горькой усмешки в светло-синих глазах.       — Я тоже очень люблю вас. — Шепчет Чэн, думая о Хань Ине и Цяньцяо. — И обещаю больше не пугать так.       — Спасибо. — Выдыхают ему на ушко и, прижав напоследок покрепче, отпускают. — Отдыхай, малыш.       Вернувшись к себе, заклинатель проверяет, что дверь заперта надёжно, а окно занавешено, и достаёт из тайника гостинец брата Хань. Выспавшаяся днём парочка наверняка минимум полночи будет бодрствовать. И будет настороже. Значит, пора применить запрещённый приём.