Presque Toujours Pur

      Апрель 1998 года Побочный эффект от Круциатуса длился гораздо дольше, чем они предполагали. Опыт Беллатрисы в сочетании с проклятием и длительным пребыванием Гермионы под его действием сделало практически невозможным оставлять ее одну на ночь. В первый раз, когда она закричала от боли во сне, Кричер поднял на уши весь дом, вопя, чтобы кто-нибудь помог его особенной юной мисс. Магия эльфов, конечно, могла исцелять, и Кричер сделал все возможное с уродливой надписью на ее руке, но некоторые вещи лучше оставить зельям и времени, а и то, и другое было необходимо для выздоровления Гермионы. Профессор Снейп делал все, что мог, разрываясь между Хогвартсом и Площадью Гриммо, искренне радуясь тому, что ученики еще не вернулись в школу с пасхальных каникул, так как это давало ему возможность немного отдохнуть от обязанностей директора. Волдеморт что-то искал — Бузинную палочку, если верить Гарри, — и Пожиратели смерти были предоставлены сами себе, пока их хозяин «охотился». К сожалению, это означало, что у Ордена появилась работа. Когда профессор Снейп был на Площади Гриммо, он варил зелья в свободной комнате на четвертом этаже. Гермиона пила их без всяких жалоб, однажды упомянув, что справилась с тяжелым выздоровлением в конце пятого курса, когда проклятие Долохова заставило ее глотать до десяти зелий в день в течение нескольких недель. Сириус и профессор Снейп попросили ее никогда больше не упоминать о том времени, и Гермиона не могла понять почему. Сириус едва ли выбрался живым из Отдела Тайн, но он попадал и в худшие передряги; а что за проблема была у профессора Снейпа с Отделом Тайн — ну… загадка. Позже она подслушала миссис Уизли, когда та зашла, чтобы передать еду, и спросить о здоровье Гермионы. — С ней все будет в порядке, так ведь? — спросила миссис Уизли. — Все не так плохо, как в прошлый раз? — Пожалуйста, не говори об этом, — умолял Сириус. — Поппи сказала нам, что Гермиона могла умереть после того, что с ней сделал Долохов. — Она могла умереть и несколько дней назад, — напомнила ему миссис Уизли. — Им не следовало убегать. Орден должен был вмешаться с самого начала. Проклятый Альбус! Если бы только он остался и рассказал нам все. — Приношу свои извинения за то, что нарушил ваш предопределенный график окончания войны, — зашипел на нее профессор Снейп. — Возможно, я мог бы отложить его убийство, но независимо от времени, я могу гарантировать вам, что Альбус Дамблдор не стал бы делиться с вами, пока не счел бы это необходимым. Он рассказал детям о своих планах касательно войны, и, насколько я понял, рассказал не так уж много. Так был устроен этот человек. Маленькие кусочки информации каждый раз, чтобы вы обязательно явились за новой порцией. Всех своих питомцев он кормил с руки. — Мы не были его питомцами, — тихо возразил Сириус, его тон говорил о том, что он изо всех сил пытается сдержать гнев. — Конечно были! — зарычал профессор Снейп. — Ты — собака, я — змея. И если вы еще не догадались, то у него также имелось три любимых ягненка. Гарри спал рядом с Гермионой каждую ночь, чтобы убедиться, что она в безопасности. Она полагала, что во многом это было больше для него, чем для нее. Они стали спать в одной постели, когда Рон оставил их. В течение нескольких недель они пытались придерживаться графика. Один отдыхал, а другой дежурил, но спустя время они выдохлись, и однажды утром она проснулась от того, что рука Гарри обхватывала ее, защищая. Гермиона вспомнила, что впервые за несколько недель улыбнулась. Она чувствовала себя в безопасности, любимой и частью чего-то целого. Семьи. Гермиона потеряла своих родителей из-за Обливиэйта, поэтому отчаянно цеплялась за Гарри, чтобы заполнить эту пустоту. Пустоту, которая снова становилась ощутимой. Когда Гермиона не отдыхала и не выпрашивала информацию у Ордена — или, по крайней мере, хоть что-то делала, — она принималась разглядывать гобелен семьи Блэк. Ее пальцы нежно касались вышитого имени. Регулус Арктурус Блэк. Она желала получить информацию от этого безмолвного гобелена. Каким он был? Почему он решил умереть? Кем была ее мама? Почему они отдали ее? Блэки, включая Регулуса, являлись чистокровными. Почему же они отдали ее именно маглам? Однажды ночью, когда Гарри вызвали в «Ракушку» для согласования планов с Орденом, ее выздоровление пошло насмарку. Гермиона проснулась посреди ночи от ощущения, что ее душат, но Сириус крепко прижимал ее к себе, пока ее тело содрогалось в его руках. Когда, Гермиона, наконец успокоилась, то попыталась сдержать свои эмоции, разрывающие внутренности на части. Не вышло. Она рыдала, как ребенок, прижавшись к груди Сириуса, а он гладил ее длинные черные локоны, целовал в лоб и бормотал извинения, как будто это он проклял ее. Сириус шептал обещания о защите. Он сказал ей, что никогда не отпустит ее, что она — часть его самого, часть семьи, и он сделает все возможное, чтобы сберечь ее. Чего бы ему это не стоило. Слезы стихали, когда она вдыхала успокаивающий запах Сириуса, и ощущение безопасности обволакивало ее. Гермиона не чувствовала этого уже много лет, с тех самых пор как была маленькой девочкой, а ее отец — Ричард Грейнджер — стискивал ее в объятиях, встречая на вокзале Кингс-Кросс после четвертого курса Хогвартса, когда вернулся Волдеморт. В глубине души она была чертовски напугана, прикрывая свои страхи гриффиндорской храбростью и бравадой. В тот момент, когда отец обнимал ее, она превращалась в маленькую и хрупкую девочку. Гермиона чувствовала, что могла по-настоящему, по-настоящему расслабиться, и позволить себе перестать бояться, прогоняя эти страхи, как чудовища под кроватью. Сириус помог ей снова почувствовать себя такой. Маленькой и защищенной. Гермиона протянула руку и коснулась его черных волос. Мягкие, такие же как у нее; черные, как ночь, с легкими завитками. Она подумала, были ли такие же волосы у Регулуса. Интересно, пах ли он кожей и сандаловым деревом, как Сириус, и если да, то успокаивал бы он ее в детстве. Обнял бы, обещая, что прогонит всех чудовищ? Гермионе хотелось думать, что так оно и было. Регулус Блэк был Пожирателем смерти. Но это не помешало ему бросить вызов Темному Лорду, попытаться уничтожить его, украв крестраж. Ему это не удалось, и акт неповиновения стоил тому жизни. И стоил Гермионе отца. Объятия Сириуса были одновременно добрым утешением и болезненным напоминанием. Когда она могла спать одна всю ночь, Гермиона каждое утро старалась как можно быстрее спуститься вниз, прежде чем появлялся Кричер с подносом наполненным дюжиной различных блюд. Она умоляла эльфа отпустить ее вниз, но он настаивал на том, что его особенной юной мисс нужны силы, а потом пускался в рассуждения о том, как его лишили привилегии заботиться об особенной юной мисс и как ее почтенный отец Регулус «любил есть кашу с черникой, любил бекон, помидоры и бобы, но не любил яйца, а любит ли особенная юная мисс яйца?». — Яйца — это хорошо, Кричер, спасибо. Тебе действительно не нужно так стараться, чтобы… — Мастер Регулус, почтенный отец юной мисс, любил тыквенный сок по утрам, но чай после обеда, а любит ли юная мисс тыквенный сок по утрам, но чай после обеда? Он уставился на нее так же, как третьекурсники смотрят на своего первого единорога на уроке «Уход за магическими существами». Ей было невероятно грустно и одновременно тревожно, словно она отгораживалась от его чрезмерной заботы. Гермиона боялась обидеть старого домовика или, что еще хуже, заставляла думать, что он сделал что-то не так. Гермиона слабо улыбнулась. — Разве не все пьют тыквенный сок по утрам? Кричер нахмурился. — Хозяин… грязное отродье и предатель крови пьет кофе, — он говорил ненавистным и вызывающим тоном, и произносил эти слова так, словно кофе был самой худшей вещью в мире только потому, что Сириус пил его. — Кричер… — нерешительно начала она, — Я… Мне бы очень хотелось, чтобы ты перестал плохо отзываться о Сириусе. Он уставился на нее в сильном замешательстве. — Пожалуйста, Кричер, — Гермиона вздохнула от разочарования, когда он отшатнулся от этого слова, словно она ударила его. Гермиона никогда раньше не хотела иметь домового эльфа, тем более такого, но не могла отделаться от мысли, что кто-то в волшебном мире обязательно должен написать руководство по обращению с ними. — Кричер, — прочистила она горло. — Я… Я приказываю тебе относиться к Сириусу с уважением. Больше не обзывай его. Никого больше не обзывай. Кричер смотрел на нее с открытым ртом, а пальцы запутались в длинных белых волосах, торчащих из его ушей. Гермиона скривилась от этого зрелища, а затем добавила: — И, пожалуйста, вымой руки, прежде чем вернуться на кухню. — Конечно, особенная юная мисс. Кричер живет, чтобы служить благородному Дому Блэков, — сказал он и низко поклонился. Гермиона виновато надулась. — Но… не позволяй никому обращаться с тобой плохо. И делай все только тогда, когда ты действительно этого хочешь. И если Сириус причинит тебе вред… Я разрешаю тебе… — она пыталась придумать что-нибудь менее ужасное, что-то, что не разожгло бы эту странную вражду между хозяином и домовым эльфом. — Я разрешаю тебе дать ему чай вместо кофе! Домовик уставился на нее с изумлением, как будто Гермиона только что дала ему разрешение отравить Сириуса. Часть ее души тут же начала беспокоиться, что, возможно, у ее новообретенного дяди аллергия на чайные листья. К тому времени, как Кричер трижды наполнил ее тарелку, Гермионе пришлось приказать ему оставить ее в покое, что все еще вызывало чувство вины, но со временем стало легче. Она медленно спустилась по лестнице и прошла в библиотеку, отчаянно нуждаясь в другом занятии, кроме как смотреть в окно своей спальни и размышлять о том, как протекает война. К сожалению, никто не хотел предоставлять ей информацию, чтобы не напрягать ее. — Вы должны отдыхать, мисс Грейнджер, — пробурчал профессор Снейп, когда она остановилась в дверях библиотеки. Он даже не поднял своих черных глаз, чтобы поприветствовать ее, поскольку все свое внимание он уделил книге, лежащей на столе перед ним; пером он делал пометки на полях. Гермиона нахмурилась, вспомнив, что к книгам с его пометками на полях следует относиться с осторожностью, учитывая, в какие неприятности одна из них привела Гарри годом ранее. — Блэк, — тихо сказала она, входя в комнату и садясь напротив него. Он посмотрел на нее, подняв бровь. — Прошу прощения? — Мисс Блэк, — поправила она. — Разве нет? Или гобелен ошибается? Я просто незаконнорожденный ребенок, которого подбросили на порог семьи маглов, отпрыск древнейшего и благородного дома Блэков? А мой отец вообще… Он громко захлопнул книгу, оборвав ее гневную тираду. Гермиона подняла на него глаза, нервно крутя прядь своих черных волос между двумя пальцами. Она была в ярости от того, что ее держат в неведении относительно войны и ее происхождения, но, конечно, Гермиона не собиралась так огрызаться. Прежде чем она успела извиниться, Северус прочистил горло, а затем заговорил мягким угрожающим тоном: — Будьте осторожны в выборе следующих слов, мисс… Блэк. Гермиона кивнула в знак молчаливого извинения, а затем спросила: — Значит, так меня зовут? Он вздохнул и ущипнул себя за переносицу. — Вы не какой-то… бастард, мисс Блэк. Ваши биологические родители действительно были женаты. Я присутствовал при этом событии. — Вы были на их свадьбе? — спросила она, заинтересовавшись. Профессор Снейп кивнул, закатив глаза. — Насильно. Она колебалась, прежде чем наконец набралась смелости и спросила: — Кем была моя мама? На гобелене ничего нет. — Полагаю, что ваш отец зачаровал ее, — он снова открыл свою книгу. — Точно так же, как он зачаровал гобелен, скрывая вас, пока Поттер не заляпал вашей кровью зачарованные полы. Что касается личности вашей матери, то это не мне рассказывать. Гермиона нахмурилась. Снейп явно знал ответ на ее вопрос, но намеренно держал эту информацию при себе. Означало ли это, что ее мать была ужасным человеком? Она на мгновение запаниковала при мысли, что ее матерью могла быть Беллатриса Лестрейндж. Дом Блэков слыл своим инбридингом, и не было секретом, что они заключали браки между кузенами и… О, Мерлин! Гермиона побледнела. Она происходила от людей, которые женились на своих кузинах! — Она не была Блэк, — раздраженно сказал он. Гермиона издала вздох облегчения. — Как вы…? — Гриффиндорцы невыносимо прозрачны в своих мыслях. Это почти делает годы, которые я потратил на изучение Легилименции, пустой тратой времени. — Почему он держал меня в секрете? Почему меня не было на гобелене, пока я не «заляпала кровью зачарованные полы», как вы выразились? — Это не мне рассказывать. — Тогда кто может рассказать?! — огрызнулась она. — У меня есть вопросы. Кто может мне на них ответить? Профессор Снейп посмотрел на нее и поднял бровь. — После шести лет терпимости, в течение которых вы знали все ответы на мои вопросы, — сказал он раздраженным тоном, — я нахожу эту сторону вашей личности гораздо более невыносимой. По крайней мере, я избавлен от постоянного поднятия рук. — Вы можете мне что-нибудь сказать? — Это не… — Это не вам рассказывать, — разозлилась Гермиона, прервав его, — да, я знаю. Несколько минут прошли в молчании, прежде чем он закончил писать что-то в конце страницы и закрыл книгу, отложив перо в сторону и закрыв чернильницу. — У вашего отца есть ответы. — Да, но он мертв, так ведь? — гневно спросила Гермиона. Он прищурился, но затем черты его лица слегка смягчились в едва заметной печали. — Очевидно. Уловив легкое изменение его настроения, она спросила: — Вы знали его? Он кивнул. — Каким… каким он был? — Более терпимым, чем его брат, — мгновенно ответил он, а затем добавил: — и дочь. Гермиона ухмыльнулась. — Нужна ли Ордену помощь в поисках? — спросила она, взглянув на обложку книги, в которой он писал, прежде чем заметила, что это просто старый учебник по зельям. — Сириус и Гарри не разрешают мне помогать, потому что слишком опекают меня. Я не могу варить зелья, так как могу уронить ингредиент и взорвать дом из-за оставшегося тремора рук, и я даже не могу сражаться, потому что моя палочка… — она вздохнула, потянувшись к карману, чтобы достать из мантии палочку из орехового дерева, которая совсем недавно принадлежала Беллатрисе Лестрейндж. Гарри, очевидно, разрешил Тонкс использовать ее во время проникновения в Гринготтс, но Гермиона проснулась однажды утром, и палочка была возвращена, словно всегда принадлежала только ей. Гермиона ненавидела это. — Это ее палочка? — спросил профессор Снейп. — Странная вещь для хранения. На память о том времени, когда вы были в плену. — Я не была в плену, — поправила она его. — Гарри и Рон были. Меня пытали. — Все равно пленница. Отсутствие решеток не означает свободу, совсем наоборот, — настаивал он, словно на личном опыте знал, каково это — быть заключенным. Возможно, не в тюрьме, но в клетке или на очень коротком поводке. Гермиона нахмурилась, глядя на древко в своей руке. — Я оставила ее у себя, потому что мне нужна была палочка, а эта была свободна. Теперь… есть ли что-нибудь, в чем я смогу помочь? — Я оставил стопку книг в вашей комнате, — сказал он, жестом указывая на дверь. — Не в моей комнате, — сглотнула она. — Я здесь не живу. Кроме того, я… переехала. Это, конечно, была идея Кричера, но Гермиона не стала спорить. Однажды вечером, приняв ванну, она завернулась в мягкое полотенце и вышла из ванной, чтобы вернуться в гостевую спальню, где она жила, но обнаружила, что все ее вещи пропали. Когда она наконец отыскала их, они были аккуратно сложены и уложены на стуле за деревянной дверью с надписью: «Не входить без особого разрешения Регулуса Арктуруса Блэка.» Гермиона все равно вошла и устроилась в старой спальне своего отца. Она убрала все упоминания о Волдеморте, которые он наклеил на стены, но оставила фотографии и остальной декор. Зеленый и серебряный цвета украшали кровать, стены и окна, и у нее возникло искушение сделать их красными и золотыми, чтобы бросить вызов своему отцу, чего она явно не могла сделать в детстве. Ее родители-маглы всегда были покладистыми, и все то время, когда она возвращалась домой из Хогвартса, было заполнено праздниками и наверстыванием упущенного. Ей было интересно, что подумал бы Регулус Блэк о том, что его единственного ребенка распределили не в Слизерин, а в Гриффиндор. Она оставила все зеленое и серебряное, к неудовольствию Гарри. Когда ее спросили, почему она отказалась менять цвета, Гермиона пожала плечами и без дальнейших объяснений ответила: «Мне здесь комфортно». — Мне сказали, — Снейп кивнул. — Тем не менее, если вы не сможете перенести книги в ваше новое… место, я думаю, домовик будет рад помочь. Гермиона поморщилась. — Мне не нравится, когда он поджидает меня на каждом углу. — Похоже, ему это очень нравится. Неужели вы лишите маленького зверька счастья? — обвинил он ее, явно забавляясь, когда она раздраженно вздохнула в ответ. — Оставите его в заботливых руках шавки, которому эльф ненавидит служить и однажды пытался помочь убить? Она покачала головой, понимая, что он пытается спровоцировать ее на спор, возможно, лишь для собственного развлечения. — Как Кричер может быть так предан… Регулусу, но не Сириусу? Неужели они были такими разными? Ему… моему отцу, — она опустила глаза, тихо произнося это слово, — было не больше восемнадцати лет, когда он умер. Я знаю, что он был Пожирателем смерти, но… но в конце концов он был хорошим. Как вы. Профессор Снейп нахмурился. — Не думайте, что вы хоть что-то знаете обо мне, мисс Блэк. — Ему было всего восемнадцать… — Драко Малфой — восемнадцатилетний Пожиратель смерти. Скажите мне, что вы думаете о нем? — огрызнулся он. Гермиона отпрянула от его слов и отвернулась, беспокойно крутя прядь волос между пальцами, прежде чем наконец прошептать: — Я… Я не хочу говорить о Драко Малфое. Ее манеры, казалось, раздражали его еще больше. — Как и я не хочу говорить о Регулусе Блэке. Если вы желаете узнать больше о своем отце, идите и почитайте его дневники. Она подняла голову с неожиданным интересом. — Там есть дневники? Его личные? — Очевидно, иначе я бы не упомянул их, — Северус недоверчиво уставился на нее, собирая свои вещи. — Каким образом дневники моего отца оказались у вас? — спросила она с любопытством. — Они были отданы мне лично им. — Почему он…? — начала она, но была прервана, когда он зашипел от боли и схватился за предплечье. — Мне нужно идти. — Темная метка, — прошептала она. — Он… он вызывает вас? Профессор Снейп кивнул. — Да, и впервые в жизни я рад попасть в его компанию, поскольку это избавляет от вашей, — выплюнул он, но Гермиона заметила странное беспокойство в его черных глазах. Она встала, чтобы попрощаться. — Эм… будьте… будьте осторожны, сэр. Она собиралась спуститься вниз, чтобы найти кого-нибудь еще, к кому можно пристать и выведать информацию и о том, что происходит за пределами Площади Гриммо, но, услышав смех, доносящийся из гостиной, Гермиона передумала. Она слышала, как Римус и Сириус, последний из которых был ее дядей, рассказывали о какой-то проделке, которую отец Гарри устроил еще в Хогвартсе. Звуки восторга эхом разносились по коридорам и лестничным клеткам, и Гермиона нахмурилась, желая, чтобы Сириус сидел с ней и рассказывал свои воспоминания о Регулусе. Возможно, подумала она, у Сириуса нет хороших воспоминаний о брате. Она вернулась в свою комнату — комнату Регулуса — с его дневниками в руках и села на кровать, не обращая внимания на большой герб семьи Блэк, красовавшийся над изголовьем. Открыв дневник в кожаном переплете кончиком пальца, она с нежностью посмотрела на почерк внутри. «1 сентября 1972 года Я сидел с Сириусом и его друзьями в поезде, хотя мама говорила, что мне не следует этого делать. Он плохо влияет, настаивала она, и после того, как я увидел, сколько навозных бомб собрали мой брат и его дружки, не могу не задаться вопросом, была ли она права. Все те черты характера, которые наши родители сочли неприятными в Сириусе до его отъезда в Хогвартс, усугубились благодаря его друзьям. Поттер поощряет его через соревнование, один пытается превзойти другого на каждом шагу. Петтигрю аплодирует каждому его шагу до такой степени, что я не могу перестать закатывать глаза. Как бы я ни любил своего брата, как бы не равнялся на него, даже я не могу принять такую позицию, и целовать его задницу так, как это делает Петтигрю. Люпин, похоже, единственный логически мыслящий человек из всех, но все же гриффиндорец, что, по мнению мамы, с самого начала может заклеймить человека как предателя крови. Хотя он полукровка, так что это не имеет значения. Я знаю, потому что спросил его, а потом получил такие взгляды от каждого из дружков Сириуса, как будто проклял их. Сириус говорит, что в Хогвартсе статус крови не имеет значения. Не могу не чувствовать, что, независимо от моего личного мнения о чистоте родословной, это, на самом деле, имеет значение. Особенно сейчас, когда меня отправили в Слизерин. Я не мог поступить иначе. Распределяющая шляпа, кажется, хотела предоставить мне выбор, но… Я не такой как Сириус. Не храбрый как Сириус. Или глупый как Сириус. Он может выдержать побои и синяки, сломанные кости и порку… но во мне нет этих качеств для того, чтобы стать добровольным мучеником. Не ради принципов, которые я не до конца понимаю. Я встретил девчонку в поезде, когда меня послали искать тележку со сладостями. Она боролась со мной за последнюю лакричную палочку и назвала болваном, когда я купил ее прямо у нее под носом. Она выманила у меня три шоколадные лягушки за эту сладость и рассмеялась, когда я попытался поцеловать ей руку после того, как она представилась.» Ее определили в Гриффиндор. Сириус не прав. Все это имеет значение. Когда Гермиона проснулась на следующее утро, на ее коленях лежал раскрытый дневник Регулуса, она зевнула и закрыла его, желая отложить в сторону, пока не появился Кричер и не начал пихать в нее еду. Повернувшись, чтобы положить дневник на столик рядом с кроватью, она ахнула, увидев, что ее волшебная палочка лежит там вместе с запиской: «Мисс Блэк, Полагаю, что это принадлежит вам. С.С.»