Гражданин B тоже может сражаться

Утром двадцать восьмого декабря Суга и Кагеяма отправились в Токио. Взяли машину в прокате и поехали с утра пораньше – оказалось, у Кагеямы были права. По несильно загруженным дорогам он ездить не боялся, а в Токио им предстояло доехать только до дома Кенмы, который, как оказалось, был на окраине. Так что проблем не было – они закинули свои пожитки на заднее сидение, а потом Суга дремал впереди, пока Кагеяма вез их в столицу. Суга проснулся, когда стало немного светлее. Он бы сменил Кагеяму за рулем, только вот водить совсем не умел. Дайчи обещал купить машину и начать учить его на пустой трассе между полями, чтобы потом легче было в автошколе. Теперь эти планы присоединились ко всем остальным, сложенным в урну с прахом Дайчи. – Суга-сан, я очень давно хотел спросить… вы не вините Хинату за то, что с вами произошло? – спросил Кагеяма, когда они выехали на самую большую и совершенно пустую дорогу. Вопрос был неожиданным и непонятным. – Нет, – ответил Суга. – С чего я должен его винить? – Если бы он не решил дать показания, вас бы не похитили. Все сейчас было бы хорошо. Я не виню его и принимаю его выбор, потому что люблю и знаю, что так было правильно. Но я не пострадал. Пострадали вы. – Дайчи умер, выполняя свой долг, – сказал Суга. – Он сам сделал свой выбор. Кагеяма терпеливо кивнул, но все же уточнил: – А вы? Ойкава никогда не привязался бы к вам, если бы не вся эта история. – Правда выше всего, – сказал Суга. – Рэй умерла. Она могла бы жить, дышать, встречаться. Родить ребенка, взять его на руки, кормить его грудью, в школу отправить. На море поехать. Встретить этот новый год, как мы с тобой. У нее это отняли. Хината хотел, чтобы Миура ответил за это. Могу ли я винить его в этом? Если я даже Дайчи не виню, то при чем здесь Хината? У меня, кстати, тоже был выбор. – Один член или десять? Это не выбор, – сказал Кагеяма. – Это даже близко на выбор не похоже. И сейчас я думаю, что Ойкава не убил бы вас, даже если бы вы выбрали групповое изнасилование. Он не тот человек, что убьет с близкого расстояния. Знаете, говорят, что ощущения снайпера отличаются от того, что чувствует человек, убивающий ножом. Ойкава может быть снайпером, но убить ножом или голыми руками у него, кажется, не получится. Это был очень интересный вывод. До этого момента Суга считал, что раз уж Ойкава убил Хинату и Дайчи, значит, он мог убить и его. Какая ему разница, кого и как убивать, если он уже перешел черту? С позиции Кагеямы разница была, и Суга никогда об этом не думал. – Почему ты решил, что Ойкава не может убить с близкого расстояния? – Потому что он… он до сих пор не убил вас. Это ведь было проще? Он же обещал убить вас в любом случае, вне зависимости от того, что вы выберете. – Не знаю, что его остановило, – вздохнул Суга. – Но сейчас я все равно ему за это благодарен. Хотя бы за это. Он оставил меня жить, и вот, мы с тобой едем в Токио. Я познакомился с тобой, Кенмой и Куроо. Поздравил Асахи и Нишиною с праздниками. Увидел спектакль, который мои детки ставили на новогодний концерт. Хорошая жизнь получается. – Получается, что неважно, может он убить вас или нет? – спросил Кагеяма, продолжая следить за дорогой. – Получается, так. – А мне это важно. Вы-то его убить отказались. – Да плевать на него, – вздохнул Суга. – Хотя бы сегодня не хочу об этом думать. Насчет Хинаты еще хочу признаться… прошу, не обижайся на меня, я не имею в виду, что я такой же, как Хината или равноценен ему, просто подумал, что на его месте поступил бы так же. Точнее… я уже поступил таким же образом однажды. Когда выяснилось все это с отцом. Поэтому конкретно в этом решении мы с ним похожи. Он с опаской покосился на Кагеяму. Не стоило, конечно, сравнивать себя с Хинатой вслух, да еще и делать это в дороге, когда они направлялись в Токио, чтобы провести совместные каникулы. Суга не раскаивался в своих словах, поскольку считал их правильными, но ему было неловко. Если бы он был на пару лет помладше, то непременно начал бы тараторить, чтобы как-то замять это дело, но сейчас он погрузился в молчание. – А я думал, что если скажу вам об этом, то обижу вас, – вдруг сказал Кагеяма, улыбаясь одними уголками губ и выглядя при этом даже жутко. – Почему-то подумал, что… ну, вы решите, будто я во всех ищу Хинату, и в вас тоже. И что этот мой страх, что вы убьете себя или пострадаете еще сильнее, связан с тем, что я вижу его в вас. Это совсем не так. Я переживаю точно за вас, как за отдельного человека. И в остальном вы с Хинатой совсем не похожи. Только в этом. Для Кагеямы это был непривычно длинный монолог, Суга даже удивился, что тот вообще выдал такую речь. Когда удивление сошло, на смену пришло облегчение. Кагеяму не задели его слова. Сейчас Кагеяма был единственным человеком, мнение которого хоть как-то волновало Сугу. Если начистоту, то он был единственным близким ему человеком. Эта мысль пришла внезапно и напугала Сугу. Если сейчас убрать Кагеяму, с кем он останется? Повиснет в вакууме. Никого не будет рядом. Этот момент наступит. Закончатся их совместные дела, Ойкава вывернется или ляжет под Ушиджиму, и тогда они разойдутся. Кагеяма нашел его ради этой мести, и их желания совпали, но потом их уже ничего не будет держать рядом. Суга не хотел бы, чтобы Кагеяма продолжал видеться и жить с ним только из жалости. Если Кагеяма захочет отсечь его как фрагмент жизни, с которым нужно попрощаться, чтобы двигаться дальше, он будет не рад, но готов к такому повороту. И все-таки это будет больно. Наверное, он слишком сильно привязался к Кагеяме за это время. Нужно было напомнить себе, что нет ничего вечного, и в скором времени им все равно придется разойтись. Нет. Не сейчас. Сейчас праздники, они едут на каникулы, и все должно быть хорошо. * Он почти наверняка знал имя архитектора, просто не знал, что именно этот человек был архитектором. Яхаба, как начальник охраны, помнил имена почти всех людей, которых приходилось встречать, проверять или просто охранять, пока шли встречи. Оставалась еще вероятность, что Ойкава навещал архитектора без лишних свидетелей, как это было с Сугаварой – к тому в квартиру он ездил без присмотра. Но наверняка хоть разок Яхаба должен был видеть архитектора или слышать его имя. – Я хочу отдать им сразу все, что они хотят, – сказал Кётани ночью, когда они оба лежали без сна и следили за тем, как по стенам пробегали тени в свете проезжавших мимо машин. – И готовый проект, и имя архитектора. Даже если они решат убить Ойкаву-сана. – Они его не убьют, – вздохнул Яхаба. – Для убийства не нужны такие данные. Наверное, они хотят его обанкротить. Думаю, если проект будет не в порядке, то все состояние Ойкавы просто рухнет. Вложенные в строительство деньги будут потеряны, все придется сносить. Ты представляешь? Ойкава вложил в этот комплекс почти все свои деньги, плюс еще помогли инвесторы. Он не только все потеряет, но еще и должен останется. Это хорошая месть. – Ойкава-сан не даст так просто себя обанкротить, – сказал Кётани. – Он зубами вцепится в построенные дома. Его легче убить, чем разорить. – Это уже не наши проблемы. Мы просто отдадим им проект и сообщим имя архитектора. – А когда уволимся? – Как только закончим. Даже ждать не будем – в день, когда расплатимся по счетам, положим заявления на стол Иваидзуми-сану. Кётани нашел под одеялом его руку и крепко сжал ее. Уже потом, далеко за полночь Яхаба проснулся от его прикосновения – Кётани гладил его плечо и дышал совсем рядом с кожей, как будто хотел поцеловать, но не решался. – Спасибо, что не ненавидишь меня. Спасибо, что ты все еще со мной. Кётани не умел разговаривать так, чтобы другие его понимали, но Яхаба научился читать его мысли по движениям, взглядам и поступкам. Последние говорили ярче всего и заслуживали доверия больше, чем все слова мира на всех языках взятых вместе. Однако окружающие по-прежнему считали Кентаро неразговорчивым грубияном, лишенным чувств и почтения к другим людям. Яхаба знал, что с Сугаварой Кентаро никогда не смог бы поговорить сам. Знал он и то, что в одиночку Кентаро также не достанет имя архитектора и проект, который сейчас был им так нужен. Сугавара и Кагеяма ничем им не угрожали, но их молчание казалось опасным. Они были непонятными, но не такими, как Кентаро. Особенно пугал Сугавара, который, вроде бы, говорил просто и не пытался никого запугать, но верить ему все-таки не получалось. Возможно, так было потому что Яхаба знал, через что прошел Сугавара, и какую роль сыграл в этом Кётани. Есть ли в мире человек, который найдет своего обидчика, потребует от него чего-то, но в случае неподчинения просто уйдет восвояси? Скорее, он может притвориться, что все так, но на деле скрывать что-нибудь за пазухой. Да и потом… имело ли значение то, что Сугавара мог им сделать, если даже и мог? Он каким-то образом вычислил Кётани, у него и Кагеямы был план. С ними явно кто-то работал, они были не одни. Этого уже было достаточно. А еще более достаточного было в том, что даже без всех этих условий Яхаба и Кётани все равно решили бы сделать то, что Сугавара им сказал. Потому что это было нужно. Это было не искупление – искупить такое уже нельзя. Это было просто успокоение. Для себя. Поэтому в предпраздничные дни Яхаба воспользовался своим пропуском и решил проверить доступные места в кабинете Ойкавы. Он знал, где хранились «важные» документы, но где хранились именно «строительные» документы было ему неизвестно. Точнее, перед ним обозначили места, которые нужно было лучше контролировать, но об их значении и содержании ничего не сказали. Вообще-то это было правильно – перед охраной ставят неисчерпывающие, но зато понятные задачи. Яхаба знал, чем рисковал. По счастью, у него был доступ к камерам и ко всему необходимому. Он мог скрыть свое вмешательство в дела хозяина, мог замести следы. Это было бы грубым нарушением корпоративного закона, но сейчас речь шла уже не о профессионализме – с тех пор, как Кётани стал соучастником в преступлении, дело касалось человечности и права называть себя человеком вообще. * – А вы знали, что у Ушиджимы есть прозвище? – наливая Суге-сану кофе без сахара, спросил Куроо. – Его зовут Ушиджима Вакатоши, но все близкие и некоторые неблизкие называют его Ушивака. Ему это не нравится. Ставлю пятьсот долларов, что Ойкава только так его и называет. – Маловато ставишь, – заметил Сугавара, принимая чашку и делая глоток. – Так и повод не очень красный, чтобы ставить много, – улыбнулся Куроо, наливая кофе уже себе. – А еще у Ушиджимы есть друг. Ну, знаете… вы ведь изучали дела Ойкавы Тоору и знаете, что у него есть друг Иваидзуми Хаджиме? У Ушиджимы есть такой же. Тендо Сатори. Он не работает в компании Ушиджимы – когда-то они вместе учились на архитектурном, но потом Тендо бросил университет, потому что выбрал другой путь. Сейчас он держит свою кофейню, поэтому я о нем вспомнил. Мы с Кенмой из любопытства ходили к нему в кофейню, и просто обалдели. Это маленький Париж в центре Сендая. Обстановка, мебель, портьеры, даже чертов паркет в елочку, окна – все как во Франции. И шоколад там потрясающий. – Странно, что он не захотел открыть кондитерскую, – заметил Суга-сан, двигая к себе сахарницу и открывая дозатор. Куроо почти мечтательно улыбнулся. – Кондитерская – не такой шик. Ты знаешь, как выглядит Кенма, который сидит у окна, пьет кофе, держит в одной руке сигарету, а в другой книгу? Это самое сексуальное зрелище вселенной. В кондитерской нет такой атмосферы. – Только вместо книги была игровая приставка? – предположил Суга-сан, размешивая свой кофе. – Какой ты все-таки противный, – наморщился Куроо. – И зачем тебе сахар, если ты от него слаще не становишься. – Точно, у Кенмы была приставка, – улыбнулся Суга, и его лицо было озорным и веселым. – А вместо сигареты был… – Нет, сигарета была. Только я ее так и не подпалил, – сказал Кенма, откладывая свою приставку и двигая к Куроо пустую чашку, чтобы тот подлил ему кофе. Кагеяма сидел в уголке и слушал, как эти трое – вообще, преимущественно двое – переговаривались. Было в этом что-то умиротворяющее. То и дело прорывались мысли вроде «жаль, Хинаты здесь нет», но Кагеяма упорно отодвигал их подальше. Настоящее тоже было приятным, и с этим следовало смириться – что мир может быть приятным и без Хинаты. Это вовсе не предательство. Это обычная жизнь. – Это Куроо тебя заставил взять сигарету? – спросил Суга. – Да, – беззастенчиво закладывая своего парня, ответил Кенма. – Он сказал, что если я не посижу с сигаретой меж пальцев, он засосет меня прямо в зале. Не люблю привлекать внимание. – Но там была такая атмосфера! – возмутился Куроо. Впрочем, его возмущение уже не было таким громким, потому что Суга-сан смеялся значительно громче. Кагеяма даже вздрогнул от этого смеха – этот звук был настолько неожиданным, звонким и радостным, что ему показалось, будто он доносился из другого мира. Заметив его взгляд, Суга смутился и перестал смеяться. Было жаль. – Ладно, это к слову, – успокоившись, продолжил Куроо. – Многие полагают, что в школе Тендо и Ушиджима были парой. Дело в том, что Ушиджима не очень хорош в общении. Ну, когда это нужно для дела, он очень даже профессионален, но в плане дружбы ведет себя как чурбан. Пробиться через эти его ледяные барьеры смог только Тендо. У него не было вообще никаких друзей кроме Тендо. Представляете? – Бедняга, – сочувственно кивнул Суга. Куроо выставил палец, показывая, что это был еще не конец истории. – Но на самом деле Ушиджима и Тендо вряд ли когда-то спали вместе. Ушиджима, конечно, признает свою бисексуальность. О, давайте начистоту, мы все тут бисексуалы. – Я гей, – сказал Суга, причем так просто, как будто он только что назвал год своего рождения. – Классно, – кивнул Куроо. – Но большинство людей могут спать на два фронта, просто не все знают об этом. У Ушиджимы с этим проблем нет, раз ему нравился Ойкава, и он так красиво за ним ухаживал. – Если считать ухаживанием снятие с тендера, выглядящее как подачка, – фыркнул Кенма. – Да блин! – опять возмутился Куроо. – Короче говоря, Ушиджима, видимо, устал ждать Ойкаву. У него есть мальчик. Помладше. Наверное, чуть младше тебя, Суга-чан. Ширабу Кенджиро, сейчас он интерн в городской клинике Сендая. Офигенно красивый мальчик с очень тонкой шеей. Кагеяма покосился на шею Кенмы и подумал, что тоньше придумать уже нельзя. – Ты куда пялишься? – тут же поймал его Куроо. – Кенма вне конкурса, но даже смотреть не смей. – Не буду, – кивнул Кагеяма. Легче было уступить, чем спорить. Суга-сан, наверное, это понял – он посмотрел на Кагеяму и ободряюще улыбнулся. – Так у нас проблема? – спросил Суга-сан, вернувшись к Куроо. – Этот Ушиджима может и не захотеть Ойкаву? – Да ладно, кто откажется от давней мечты, если она сама в руки идет, – ухмыльнулся Куроо. – Даже если он его не захочет, все равно возьмет. Потому что надо закрыть гештальт. Ушиджима не похож на человека, состоявшегося настолько, чтобы отказаться от детской мечты. – Ух ты… Но вообще да. Даже если Ушиджима его не возьмет, все равно, одно то, что Ойкава будет вынужден о чем-то его просить, уже здорово его поколотит, – согласился Суга. – Но хотелось бы, чтобы ему досталось больше. – Вкус унижения настолько отвратителен, что редко забывается, – сказал Кенма, поправляя рукава огромной толстовки. – А для того, кто любит себя больше всех на свете, это вообще как проклятие. Даже на смертном одре не забудется. Ойкава как раз такой – любит себя так, что с ума сойти. Но я все-таки думаю, что Ушиджима, если и не займется с ним сексом, то выжмет из ситуации все возможное. Это мир бизнесменов, они там все мечтают друг друга поиметь. * Строительство комплекса началось два года назад – именно тогда были установлены ограждения и заложен фундамент. Яхаба уже тогда был начальником охраны, поэтому для начала он не спешил поднимать старые журналы, а открыл записи, сделанные им самим в течение последних трех лет. Он никогда не вникал в бизнес Ойкавы, поскольку понимал, что его дело было малым – обеспечивать защиту и конфиденциальность. А еще контроль. В этом Яхаба преуспевал. Однако сейчас он жалел, что не интересовался тонкостями строительных дел раньше. Когда был куплен проект – за год или за пять лет до старта строительства? Как следует выбирать проект – до или после покупки земли? Учитываются ли данные проекта в экспертизе геодезистов? Когда оформляются разрешительные документы? На пару с Кётани они шерстили все документы, которые им удалось найти, и расходовали свое время. Периодически звонил Сугавара – спрашивал, не ослабла ли их решимость и не требовалась ли помощь. Яхаба просил узнать, когда по действующим нормативам нужно сдавать все параметры проекта, сколько людей занимается проверкой, учитываются ли особенности участка под застройку во время подбора проекта или землю можно разровнять как угодно. Сугавара записывал его вопросы, потом звонил и давал ответы. Может быть, он находил их сам. Может быть, уточнял у кого-то. Обычно на поиски необходимой информации у него уходило не больше пары часов. Для Яхабы это было много, потому что он и так спал вполглаза, поскольку руководил охраной большой компании. Таким образом, им удалось выяснить, что на самом деле проект был куплен до того, как Яхаба получил повышение. То есть, в его журнале записей с именем архитектора могло и не быть – возможно, когда он принял обязанности начальника охраны, архитектор уже не виделся с Ойкавой и не назначал ему встреч. Во всяком случае, проект должны были сдать на проверку до покупки земли или одновременно с этим событием, а по времени все это произошло до того, как Яхаба стал начальником. Найти сам исходный проект не удалось, хотя Яхаба мог получить доступ практически к любым документам, кроме тех, что хранились в сейфе. Все варианты проекта, которые он находил и отправлял на проверку Сугаваре, оказывались недоработанными версиями того, что был загружен на сайт компании. Иными словами, это были фальшивки. Настоящего нигде не было. Кётани между тем проверял имена всех архитекторов, с которыми Ойкава или Иваидзуми-сан встречались в течение последних лет. Это была кропотливая и неприятная работа, но он не жаловался и отдавал этому все свои силы. С тех пор, как они решили выполнить требования Сугавары и Кагеямы, Кётани немного приободрился, и это радовало. Сам Яхаба между тем чувствовал нарастающее отчаяние. Он понимал, что ему потребуется доступ к старому журналу, который вел предыдущий начальник охраны – этот документ хранился у Иваидзуми-сана, и получить его было очень сложно. Требовался повод. Можно было попытаться украсть проект, это был бы выход, но Яхаба и Кётани слишком уважали Иваидзуми-сана, чтобы делать это. Поэтому Яхаба решил быть честным и попросить записи журнала прежнего начальника сам. Он имел право видеть эти записи, поскольку вел дела и отвечал за безопасность прямо сейчас, но с другой стороны без видимой причины любопытствовать тоже запрещалось. Это было странно – в компании Ойкаву скорее боялись, а Иваидзуми-сана уважали. Это касалось и Яхабы, и Кётани, и всех остальных. Однако сейчас, думая о том, какую роль во всей этой преступной летней комбинации сыграл Иваидзуми-сан, Яхаба думал, что мог бы перестать уважать и его. Накануне праздника Яхаба сдал отчет за прошедший год Иваидзуми-сану и заодно выложил свою просьбу. – Зачем тебе это? – спросил Иваидзуми-сан. – Мне просто нужны эти записи, – упрямо сказал Яхаба. Врать не хотелось. Если бы он пришел, чтобы соврать, тогда не стоило бы даже напрягаться – можно было бы пойти на кражу. – У нас не тот случай, когда ты можешь сказать «мне надо», и тебе сразу все дадут. Мы с тобой не отец и сын, и ты у меня сейчас не прибавку к карманным деньгам просишь, – сказал Иваидзуми-сан. Что ж, терять было нечего. – Имя Сугавара Коши вам о чем-то говорит? – спросил Яхаба, поднимая взгляд и уже не чувствуя робости. Это и было прекрасно в общении с Иваидзуми Хаджиме – он никогда не увиливал и не лгал. Поэтому с ним тоже хотелось быть честным. – Даже не хочу знать, как твоя просьба связана с этим человеком, – выдвигая ящик стола и вынимая из него ключ, сказал Иваидзуми-сан. – Но прежде чем я отдам тебе журнал, я хочу, чтобы ты мне сказал, умрет ли кто-нибудь от твоей затеи. – Это не моя затея, – сказал Яхаба. – И никто не умрет. Может быть, он и ошибался. Сейчас он был не в том состоянии, чтобы требовать у Сугавары Коши каких-то гарантий – этот человек прошел через ад и потерял любимого, никто не имел права ставить ему условия. Но Сугавара Коши и Кагеяма Тобио обещали, что не убьют Ойкаву. Яхаба верил им. У него не было выбора. * Каникулы превратились в бесконечные поиски информации. От постоянного сидения за компьютером у Кагеямы начинала болеть голова, так что Суга отпускал его и Куроо гулять или играть в волейбол, а сам оставался с Кенмой и искал информацию для Яхабы. Яхаба оказался очень серьезным молодым человеком с какими-то внутренними убеждениями. Кенма слушал их разговоры с Сугой, мотал головой и тихонько бормотал под нос, что таким людям как Яхаба не место в таких компаниях как «Сейджо». Суга был с ним согласен. В перерывах они пили кофе и молчали. – Спасибо, что тратишь на это свои выходные, – сказал Суга в один из таких моментов. – Это была моя инициатива, поэтому не за что, – ответил Кенма. – Прошу прощения за свое любопытство, но я очень давно хотел спросить, почему ты и Куроо решили мстить за Хинату. Это, конечно, совсем не относится к моим делам, просто я хотел узнать. Если нельзя, так и скажи. Кенма пожал плечами и поставил свою кружку-термос рядом с клавиатурой. В его кабинете, где они работали в последнее время, было темно, и он выглядел как карикатурный хакер. – Хината был моим другом, – сказал Кенма. – Я до сих пор не верю, что его нет. И еще он моя первая любовь. – Ого… а Куроо знает? – Знает. Все на его глазах разворачивалось. Он вообще-то тоже не святой. Хината меня… ну, не отшил, просто не понял, что я был в него влюблен. Как-то очень мягко прокатил, получается. Неважно. Сейчас даже воспоминания о разочаровании и чувстве отверженности кажутся сладкими, – задумчиво сказал Кенма. – Он был классным. Теплым и честным. С ним всегда было интересно, он никогда не отчаивался. Если бы ты знал его лично, то тоже захотел бы отомстить. Любой бы захотел. – Хорошо, что в его жизни была такая дружба, – грустно улыбаясь, сказал Суга. Кенма неопределенно кивнул, как будто не расслышал, а переспрашивать ему было неудобно. На самом деле он все прекрасно слышал – за несколько дней в его компании Суга понял, что уши у Кенмы были как у рыси. – А я считаю, хорошо, что у Савамуры-сана в жизни была такая любовь, – возвращаясь к своему экрану, через несколько минут сказал Кенма. После этого разговора стало еще интереснее, как Кенма и Куроо все-таки сошлись, но вскоре любопытство пропало – Суга стал свидетелем непонятной сцены, чуть было не убившей его. Новогоднюю ночь они провели, заказав собу, купив целую коробку мандаринов и сливочно-яблочный пирог для Кенмы. Суга ел свой острый мапо-тофу, который приготовил из столичных продуктов – Куроо заказал доставку из супермаркета. Кагеяма купил в лавочке горячий рис с карри. Все было тихо и мирно, правда, после полночи в дом заявились друзья Куроо и Кенмы – ребята, с которыми они дружили еще со школы, а теперь вели свой преступный бизнес. Эта шумная и необычная компания провела у них несколько часов до самого утра, а потом они поехали к Яку-сану смотреть какое-то кино – первое утро наступившего года встретили все вместе, и теперь можно было успокоиться. Суга проснулся в десять часов и пошел пить, раздумывая, стоило ли ему приготовить что-нибудь на завтрак – возможно Кагеяма, Куроо и Кенма могли проспать до вечера и завтракать не собирались. Решив проверить свои звонки, он неожиданно обнаружил, что забыл свой телефон в студии Кенмы, где они вчера в последний раз, уже проводив Яку-сана с компанией, сидели и пили газировку. Это было закрытое помещение без окон, которое отлично подходило для завершающего аккорда праздничной ночи, но теперь там лежал телефон. Пребывая в полной уверенности, что Кенма и Куроо спали в своей комнате, Суга прошел к студии и даже успел приоткрыть дверь. Хорошо, что дверь была не заперта, а прикрыта, да и открыть он ее успел только на полосу в пару сантиметров. Его остановил свет, полившийся в темноту коридора – в студии были хозяева дома. Суга ушел бы сразу же, если бы не прилип к полу. Куроо и Кенма занимались сексом, только это выглядело как-то… В глаза бросилось мощное предплечье Куроо с черной татуировкой, контрастировавшее с ним тонкое и белое запястье Кенмы, зажатое крупной кистью почти в кулаке. Кенма лежал на своем столе, сдвинув брови и прикусив губу, и ему, казалось, было больно. Куроо держал одну его руку придавленной к столу, а второй прижимал к себе его ногу, которую закинул на свою талию. – Куро, ну… Суга давно заметил, что Кенма называл своего партнера не Куроо, а Куро, как будто упрощая фамилию. Странно, что он не называл его по имени Тецуро. – Куро, мне тяжело… – Тише, малыш, еще чуть-чуть. Пальцы, сжимавшие ручку двери, заледенели и примерзли к металлу. Суга почувствовал слабость в ногах, но одновременно колени отказались сгибаться, и это чувство почти разорвало его – когда ноги почти отказали, но продолжали стоять и держать его, потому что колени онемели. В груди, словно тайко-барабан, застучало сердце – по нарастающей, с угрожающей скоростью и беспорядочным ритмом. Его звук заглушал все, и по коже головы пробегали мурашки, которые спускались к самым плечам – тошнотворное чувство. Кенма сказал что-то еще, Суга видел, как шевельнулись его губы, но Куроо накрыл его рот своим, и Кенма нахмурился. Его свободная рука уперлась в крепкое плечо, но Куроо даже не пошатнулся. «Ему нужна помощь! Черт возьми, нужно вытащить его оттуда!», – вопил внутренний голос. Ему казалось, что Куроо раздавит Кенму, что покалечит его, сделает инвалидом прямо сейчас. Дыхание стало прерывистым и неглубоким, его явно не хватало, и сердце колотилось как в последний раз в жизни. Холодный липкий пот выступил на спине и лбу, губы пересохли, лицо онемело. «Отпусти его, отпусти его!» Пульс разрывал его вены, и Суга уже не видел Куроо и Кенму – он видел себя и Ойкаву, словно кто-то позволил ему взглянуть на происходившее между ними со стороны. Чмокающие звуки поцелуев, тяжелое дыхание, неразборчивый шепот, сильная хватка на запястьях, заломленные брови, прикушенная губа. Это были они. Наверное, он начал умирать – организм просто не выдерживал, и уши заливал шум, словно в них хлынула кровь, которая отлила от рук и ног, но бросилась к голове и сердцу. Холод выламывал пальцы, и Суга не чувствовал, держал ли он ручку или отпустил ее. Куроо и Кенма его не замечали, и в студии ничего не останавливалось. «Пожалуйста, оставь его в покое, ему не нравится, ему больно…» Почему-то стало тепло, и Суга почувствовал, как ноги, наконец, подогнулись. Он думал, что упадет, и, в конце концов, привлечет внимание Куроо, хотя бы так положив конец происходившему в студии, но никакого звука не последовало, он даже не коснулся пола. – Суга-сан, пожалуйста, не плачьте, все хорошо. Не бойтесь, все хорошо, вас никто не тронет, – раздался шепот Кагеямы, и Суга подумал, что уже сошел с ума. – Там, – с трудом разлепив сухие губы, прошептал Суга. – Кенма… – Это их обычные игры. Кенма притворяется, что ему не нравится. Куроо притворяется, что пересиливает его. Это их игра – убегать и догонять. Кенма убегает, и ему нравится, когда Куроо может его догнать. Кагеяма шептал все это уже в главном коридоре, и Суга цеплялся за его слова, даже не задаваясь вопросом, как они оказались так далеко от студии. – Держитесь за меня, Суга-сан, – прижимая его к себе, вполголоса сказал Кагеяма. – Я отнесу вас в комнату. Так он был на руках у Кагеямы? – Тобио-кун, – слабея и складывая голову на его плечо, прошептал Суга. – Спасибо тебе. Теперь он чувствовал, что его держали сильные руки, и в этом было что-то успокаивающее. Стук чужого сердца был размеренным и ровным, и пока Кагеяма нес его в комнату, Суга почувствовал, что его собственное сердце затихло, словно вторя этому спокойному здоровому ритму. Когда Кагеяма опустил его на кровать, Суга почти сразу забрался под одеяло и свернулся, подтянув колени к груди. Хотелось, чтобы спина была чем-то накрыта, поскольку его все еще мучило чувство незащищенности, и когда Кагеяма немного сдвинул его вглубь постели, он даже вздрогнул от неожиданности. Сам Кагеяма улегся как раз за ним и устроился на спине, закинув ногу на ногу. – А ты часто видишь, как они занимаются сексом? – спросил Суга, пряча нос в складки одеяла. – Нет. Один раз застукал. Куроо нетерпеливый, так что они, наверное, ловятся иногда. Вот и вам поймались. – Это я сам виноват, что за телефоном пошел. Не надо было забывать его в студии. А как ты понял, что это игра? – Хината сказал. Если Кенме что-то действительно не нравится, его никак не заставить делать это. Такой он человек. Он сразу бросает то, что ему не по душе. И если ему что-то нравится, у него никак не отнять это – вцепится когтями и не отпустит. Это его кошачья натура. – Неловко получилось, – сказал Суга, поворачиваясь на спину и придерживая одеяло так, чтобы оно было у самого подбородка. – Просто не скажем им, – предложил Кагеяма. – То, о чем они не знают, им не навредит. Да и для секса есть спальня. – Это же их дом, поэтому делают, что хотят и где хотят. Хотя давай обломаем им кайф, – улыбаясь, вдруг сказал Суга. – У тебя с собой телефон? Можешь позвонить мне и испугать их. Кагеяма посмотрел на него так, будто он предложил кого-то убить. Суга засмеялся, натягивая одеяло еще выше, почти к бровям. Конечно, он не собирался делать ничего такого всерьез. Секс между любящими – это дело святое. Если обоих все устраивает. – Я пошутил, – пояснил он, видя замешательство Кагеямы. – Если хочешь, поспим. – Давайте, – кивнул Кагеяма, расслабляясь. Им удалось только заснуть, а поспать – нет. Через десять минут в комнату без стука завалился Куроо, сверкавший яростью и свежими царапинами на шее. – Это Ойкава названивает тебе без перерывов? Так хочет поздравить или что? И зачем ты вообще этот долбанный телефон в студии оставил… Суга забрал у него телефон, и тот почти сразу зазвонил в его руках. Он не сохранял номер Ойкавы, но помнил его наизусть. Звонил действительно он.