Старшая школа Шиганшины

В первый учебный день наступила резкая оттепель. Снег растаял, обратился грязными лужами, школьные полы покрылись отвратительными коричневыми дорожками следов. В привычном закутке землю размочило до безобразного месива, пришлось искать другое место для перекура. Укрывшись под трибунами, Леви щелкнул колесиком зажигалки, прикурил. — Я боялся, что тебе не понравится. Леви выпустил струйку дыма, обернулся. Смит стоял в одной рубашке, прислонившись плечом к металлической балке. — Холодно же. — Терпимо. Леви стянул шарф, отдал Смиту, тот обмотался им до ушей, принюхался. Стало до предела неловко. — Чего вынюхиваешь? — Вкусно пахнет. — Пф-ф, обычный порошок и кондиционер. — Пахнет тобой. — Прекрати. — Ты запретил трогать тебя, но говорить я могу. — Тогда запрещаю. — Деспот. — Идиот. Смит поежился, погрустнел. — Дай мне шанс, я не так уж плох. — Ты — нет. А я — да. — С чего ты взял? — Я грубый коротышка из сомнительной семьи. Мать была наркоманкой, дядька — уголовник. — Я не знал про твою маму… — Теперь знаешь. Не связывайся со мной, ничего хорошего не выйдет. — Почему? — Ты поступишь в престижный колледж, будешь популярным и успешным, я останусь как был. Ты бросишь меня, а я успею привязаться и будет больно. Не хочу. — Не брошу. — Тебе так кажется, с выпуском все изменится. — Леви, я полгода бегаю за тобой, как последний дурак. Ты мог бы сообразить, что у меня все серьезно. — Не путай теплое с мягким, просто сперма в голову бьет. Потрахайся, отпустит. Смит потеребил край шарфа, покачал головой. — Не могу, только о тебе и думаю. Леви досадливо поморщился, от таких откровений становилось тяжко. До дрожи в руках хотелось поверить в его слова, плюнуть на доводы разума, отдаться порыву, желанию, чувствам. Незнакомым, пугающим. Смит — словно болезнь, поначалу едва заметная, но с каждым днем прогрессирующая. — У тебя губы синие. — У тебя тоже. И ты красивый. — Хватит чушь пороть. — Правда. Ты такой… не знаю, пронзительный, что ли, цепляющий. Не могу сформулировать правильно, все звучит глупо. — Я болезный и мелкий. — Мне нравится. Такой белый, что каждую венку видно, как прожилки на мраморе. И что ты маленький, мне тоже нравится. И что резкий и грубый. Щеки обожгло крапивным жаром, Леви закусил губу, на языке осел солоноватый привкус крови. Что он несет? Зачем так бессовестно врет? — Заткнись уже, бесишь. — Не хочешь слышать правду? — Не хочу слушать тупые подкаты. — Какой же ты упрямый. — Я честный. Тебе бы не помешало. — Леви, заткнись, а? Я говорю то, что думаю. Леви скрипнул зубами, окурок упал в грязь под ногами. Он сделал шаг, потом еще один. Пальцы онемели от холода, Смита уже откровенно потряхивало, под тонкой белой рубашкой проступили затвердевшие соски. Леви коснулся теплой груди, под ладонью закаменели сильные мышцы. Смит был слишком хорош для него. Слишком… Глупо, наивно, но все же… Леви привстал на цыпочки, запрокинул голову. — Поцелуй меня. Смит медлил томительную секунду, склонился, осторожно прижался прохладными губами. Нежно и сладко проник в рот языком, обнял бережно, притянул к себе. Теперь между ними не осталось даже воздуха, дыхание сбилось, сорвалось коротким стоном. — С-Смит… Большие ладони прошлись вдоль спины, замерли на пояснице. Поцелуй углубился, стал мучительно страстным. Холод отступил, по венам растекся жгучий жар, в нем захотелось расплавиться, отдаться ему, забив на панический голос разума. Боги, что он творит?.. Сам кладет голову под лезвие топора. Но как же хорошо, как приятно забыться, представить, что все это — всерьез. Где-то сбоку послышался шорох, Леви вздрогнул и резко отступил. — Блядь, там кто-то ходит! — Нас не видно. Леви прислушался, было тихо. Показалось? — Только этого не хватало. — Никого там нет, успокойся. Леви глубоко вдохнул, силясь унять бешеный стук сердца, в паху тянуло, хотелось вернуться в кольцо теплых рук, хотелось большего… Решиться оказалось до боли трудно, чудилось, он делает шаг в пропасть. Добровольно и глупо. Но сил сопротивляться не осталось. — Хочешь трахаться? Без обязательств, без дерьма про чувства. — Я не… — Только трах, ничего больше. Не встречаться, не любиться — просто ебаться. Согласен? Смит нахмурился. — Если тебе это не нравится, можешь валить, — теряя последние крохи терпения, отрезал Леви. Его жгло стыдом и похотью. Смит растерянно кивнул. — Отлично. Тогда завтра в восемь у меня. И карточки по истории не забудь, с этими революциями фиг разберешься. Леви развернулся на пятках и быстро зашагал обратно к школе. Время вело себя странно: то мчалось как полоумное, то растягивалось в бесконечно медленном скольжении стрелок по циферблату. Восемь вечера наступило внезапно, ударило под дых короткой трелью звонка. — Привет. — Разувайся, мой руки. — Я принес карточки. — Член не забыл? Смит усмехнулся. — При мне. — Голодный? Есть рис с карри. — Давай. Они ужинали молча, обычно уютная тишина сегодня звенела напряжением, предвкушением, сладким страхом того, что будет дальше. — Посуда на тебе. — Окей. Полилась вода, Леви наскоро почистил зубы, зашел в комнату, уселся на кровать. Он не был девственником, но даже в самый первый раз его так не трясло. Он был на грани паники. Смит показался в дверном проеме, выключил свет, остался лишь тусклый светильник. — Леви. — М? — Ты уверен? Ты не… Борясь с нервозностью, Леви скрипнул зубами, оборвал нарочито грубо: — Заткнись, иди сюда. Матрас прогнулся под весом Смита, тот сел вплотную, прижался бедром, нерешительно положил руку на колено, чуть сжал. — Ты когда-нибудь?.. — отчего-то шепотом спросил Смит. — Да. А ты? — В прошлом году, ничего серьезного. Леви накрыл широкую ладонь своей. Черт, какие же у Смита огромные руки, какой же он сам огромный. Интересно, член у него тоже?.. Леви развернулся, осторожно приник губами к теплой шее. Кадык Смита дернулся, под губами заполошно бился пульс. Он тоже нервничал, это придало уверенности. Леви провел языком вдоль напряженного горла, коснулся подбородка, приоткрытого рта. Смит громко выдохнул, жадно ответил на поцелуй. Леви не заметил, как в какой-то момент оказался на лопатках, Смит накрыл его собой, стало трудно дышать, стало невыносимо жарко и тесно. — Блядь, раздавишь же. Смит смял его футболку, забрался под ткань, ощупал голодно, сжал соски. Короткий выдох рассек тишину, отразился от стен, ударил в затылок. В ушах зазвенело. Сука, что же он делает с ним… Леви прогнулся в спине, вжался пытаясь ощутить Смита всем телом — каждый изгиб, каждую мышцу, каждую косточку. Громко вжикнула молния на джинсах, Леви почувствовал торопливые пальцы на завязках домашних штанов, шершавые подушечки скользнули по лобку и ниже, обняли крепко, прошлись вверх и вниз, собрали с головки капли смазки. — С-с… Смит стянул свои джинсы ниже, живот кольнули жесткие волоски, а потом… Кожа к коже, почти до боли. — Господи, Леви… Смит толкнулся бедрами, обхватил мозолистой ладонью, задвигался. Леви слизывал солоноватую испарину, пил тихие стоны, подавался, пытаясь поймать ритм, подстроиться. Скольжение, быстрое, крышесносное, растеклось истомой внутри живота, в пояснице, пролилось между ягодиц. Задрожало, отозвалось гулким пульсом. — Не могу терпеть, блядь, ну же!.. — срываясь, прохрипел Леви. Хват окреп, Смит задвигался резко, сильно, он трахал его член своим. Удовольствие казалось нестерпимым. Оно копилось в паху, ползло по венам, пронизывало колкими искрами, покатилось лавиной, скрутило и выплеснулось тугой струей, пролилось горячими каплями по коже, зазвенело дрожью в мышцах. Скользко и пошло между ними хлюпнуло спермой. Смит кончил с судорожным, тяжким выдохом, сжал ребра так, что невозможно стало вдохнуть, навалился всем телом, горячий и потный. Он дышал хрипло, подрагивал в отголосках оргазма, шептал: — Леви… Леви… От его голоса в груди росло, ширилось странное чувство, болезненное, нездоровое. Незнакомое. Леви зажмурился, ловя отголоски щемящего кайфа, наслаждался теплой истомой пережитого удовольствия. Сумасшествие… Пережить такой яркий оргазм от банального трения, от нехитрой дрочки друг об друга. Просто пиздец. На улице взвыла сирена, под окнами пронеслась скорая. Леви вздрогнул, открыл глаза, приходя в себя. Все произошло слишком быстро, они даже не успели снять футболки, теперь между ними было два слоя липкой мокрой ткани. Леви дернулся, отяжелевшее тело отозвалось вяло, неохотно. — Дышать тяжело. Смит скатился с него, улегся на спину. Он улыбался. Расслабленно и бессовестно счастливо. — Охуенно. Леви сел, стянул обкончанную футболку, поморщился от холодка подсыхающей спермы на животе. Джинсы Смита были приспущены до середины бедер, его член еще не опал. Вправду большой, ровный, с крупной головкой, оплетенный венами, обрамленный короткими темно-русыми волосками. От взгляда на него рот наполнился вязкой слюной, губы горели от желания ощутить бархатистую кожу, прокатить теплой тяжестью на языке, позволить скользнуть глубже и… Смит приподнялся на локте, подпер щеку ладонью, глянул с интересом. — Ты обрезан. — Я же еврей. — Впервые вижу так близко. Можно потрогаю? Леви с сомнением покосился на Смита, кивнул. Недавний оргазм сделал его сговорчивым и ленивым. Член был еще болезненно чувствительным, жесткие пальцы скользнули вдоль ствола, нежно огладили. — Было больно? — Не помню, мелкий совсем тогда был. — Вся головка на виду… странно, но сексуально. Мне нравится. Леви хмыкнул, он еще не получал такой хвалебной оценки своему обрезанию. Он отстранился, вытянул из коробки салфетки вытер живот. Кожу стянуло высохшей спермой, захотелось помыться, но курить хотелось сильнее. Он приоткрыл окно, засквозило. Стоять полуголым было холодно, тело покрылось мурашками, дым колыхнулся, уплыл в темноту. Смит избавился от футболки, вытерся, натянул джинсы, встал, сладко потянулся. У него оказались волосатые грудь и подмышки, маленькие бледные соски, мощные, очерченные жестким рельефом мышцы. Прямо как у мужиков из журналов. На корне языка разлился вкус табака, зависти и досады, легкий отголосок возбуждения. Смит подошел вплотную, уткнулся лбом в плечо, приобнял. — Не надо. — Приятно же. — У нас уговор: просто трах. — Какой же ты мудак, Леви. — Вот это новость. Тебе пора валить, могу дать футболку, будет мала, но лучше, чем ничего. Футболка села в обтяжку, неприлично туго на груди и плечах, облепила пресс. — Если вылетишь из колледжа, можешь податься в стриптиз. — Думаешь? — В зеркало посмотри, тебе напихают полные трусы денег. Смит рассмеялся, накинул куртку, завозился с ботинками. На прощание он быстро поцеловал его в щеку. — Доброй ночи, Леви. — Вали уже. Кошмары отступили, вместо них пришли безумные влажные сны, в них Смит вытворял то, что Леви видел только в извращенной порнухе. По утрам он подолгу зависал в ванной, дрочил, чтобы хоть как-то скинуть напряжение перед уроками. Леви установил жесткое правило: никаких контактов в школе. Ни касаний, ни взглядов, ни, тем более, поцелуев. Только короткие разговоры на перекурах и совместная зубрежка в библиотеке. С учебой ладилось, впервые за последние годы он начал высыпаться, а по выходным с удовольствием брал смены в ветеринарке. Работа больше не тяготила его, Ханджи перестала раздражать. Почти. — Леви, ты просто светишься! Влюбился? Леви замер с накладной в руках. — Не твое дело, очкастая. — Я за тебя рада даже больше, чем за нас с Моблитом. — Бедняга в курсе? — Ему незачем, это наш с тобой секрет. Леви цыкнул, вернулся к документам. Новый администратор оказался туповатым и косячным, приходилось проверять, переделывать. Сама Ханджи была абсолютна беспомощна в бумажной работе, и иногда ему казалось, что вся клиника держится на его плечах. — Уволь придурка, возьми нового, — наконец в сердцах выплюнул Леви. — Он просто дегенерат, два и два сложить не может. Ты его из интерната взяла? — Чего? — Ну, для умственно отсталых. Ханджи прыснула. — В резюме этого не было. — Значит, напиздел. Найми другого, с этим проблем не оберешься. Ханджи задумчиво пощелкала ручкой, сегодня было затишье и она полдня откровенно бездельничала. — Кончай прохлаждаться, приберись в холодильнике, у тебя все ампулы вперемешку. Ханджи покорно ушла в смотровую, вскоре зазвенело стекло. Дурища. Смит облизнул распухшие красные губы, собрал языком белые капли, вытер мокрый подбородок. — Как протеиновая смесь без подсластителя. — Хера ты дегустатор. Смит завалился рядом, обнял, заставляя лечь на грудь. Леви поерзал, устраиваясь поудобнее, под ухом ровно и сильно стучало сердце. Было до тревожного хорошо. — Тебе пора. — Давай еще? Полчаса и я в деле. Леви прикрыл глаза, хотелось в душ и спать. — Я кончился, ты меня выпил досуха. Грудь под щекой вздрогнула, Смит смеялся. — Это ты сейчас так говоришь, передумаешь же. Леви зевнул, сон подкрался внезапно, ударил исподтишка. Он проснулся от запаха еды, Смит хозяйничал на кухне, чинил беспорядок и сеял хаос. — Яичница и тосты с джемом, — гордо сказал он, ставя тарелки на стол. Леви с сомнением оглядел грязную посуду, крошки на столешнице и забрызганную маслом плиту, вздохнул, но промолчал. Черт с ним, со свинарником. Гораздо больше его беспокоила совместная ночевка. Они спали вместе, под одним одеялом, наверняка — в обнимку. Дерьмо. Леви механически жевал, уставившись в одну точку, его крыла утренняя прострация. — Ты чего? — Туплю. — А-а. Леви бросил взгляд на часы, стоило поторопиться. — Я в душ и двинем, а то Ронсон опять разорется. — Это вряд ли. — Почему? Смит загадочно улыбнулся, разжигая любопытство. — Ну? — Она с тренером шашни крутит, в последние недели добрая. — С Шадисом? Фу, он же жуткий пиздец. — Сердцу не прикажешь, — глубокомысленно изрек Смит. Леви не стал продолжать разговор и ретировался в ванную. Он помылся быстро, дрочить не хотелось, Смит ночью и вправду высосал его до последней капли. Произошло что-то странное. На него бесцеремонно пялились, громко шептались, улыбались нагло. Леви торопливо пересек коридор, нырнул в класс. Там странности продолжились, но он решил игнорировать косые взгляды. Получалось хреново, урок плыл мимо, сосредоточиться было решительно невозможно. Пришло короткое сообщение от Смита: «Курилка». Леви с трудом высидел до звонка, быстро собрался и выскочил из кампуса. Смит уже ждал его, непривычно нервный, он мерил шагами закуток, сложив руки на груди. — Что случилось? Все разом крышей поехали? Смит достал телефон, открыл фотографию, Леви похолодел. В тени трибуны отчетливо рисовались две фигуры: одна высокая, мощная, вторая — мелкая, с бритым затылком. Не узнать их было невозможно. И не понять, чем они там занимались — тоже. — Сука. — Ага. — Это пиздец, Смит, это… — Это проблема, Леви. — И что делать? Смит потер лицо, его челюсть застыла напряженной линией, Леви закурил, чтобы хоть как-то отвлечься. — Ничего. — В смысле? — А что мы можем сделать? На фото все видно. — Сказать, что тупая шутка? Нафотошопили. — Глупо, никто не поверит. — Никто не поверит, что ты спишь со мной, — резонно заметил Леви. — Мы ведь… блядь, понятно же. — Леви, не начинай. — Это просто факт, Смит, дело не в моих комплексах. — В них. — Я не… Смит резко схватил его за плечи, тряхнул так, что клацнули зубы. — Леви, я тоже не хочу быть мишенью для тупых сплетен. Но назад уже не отыграть, между нами это ничего не изменит! — Продолжим трахаться? У вас в команде вроде бы не в почете быть пидором, мужское братство, все только по сиськам. Не боишься, что загнобят братья по белым лосинам? Покатишься вниз по социальной лестнице. Смит нехорошо усмехнулся, в нем вдруг прорезался тот самый жесткий капитан, что до кровавого пота угонял всю команду и не терпел возражений. — Не рискнут, я сам кого хочешь с лестницы отправлю. Леви расхохотался, смех был нехорошим, почти истерическим, с ним выходили злость и липкий страх. Смит притянул его, крепко обнял, уткнулся носом в макушку. — Не обращай внимания, все скоро утихнет, надо перетерпеть. Леви хотел вырваться, но не смог, обмяк, привалившись к теплой груди. Неужели Смит говорил серьезно? Он и вправду не хотел разрывать их дурацкую связь вопреки всякой логике и здравому смыслы? — И ты в это веришь? Что все забудут? — Через месяц появится новая тема для сплетен, от нас отстанут. — Вряд ли. — Сам увидишь. Неделя тянулась мучительно долго. Смит держался удивительно хорошо, он был похож на поп-звезду в окружении назойливых папарацци. Невозмутимый, он продолжал вести себя как обычно и не терял контроля. Леви завидовал его спокойствию, у него самого все тело зудело от липких взглядов, гаденьких ухмылок, хотелось помыться, отскрести от себя эту грязь. Но больше всего чесались кулаки. Он ждал, почти желал, что кто-нибудь рыпнется в открытую, и тогда уже можно будет дать волю чувствам. Но все молчали, никто и ничего не говорил в лицо. Кажется, после сентябрьской драки его действительно боялись. В школе они почти не пересекались, а после уроков Смит сразу же несся на тренировку. Он говорил, что команда готовится к финальному матчу, что это важно и приедут скауты от колледжей и университетов. Леви хотел ему верить, но изнутри грызла мысль, что Смит просто избегает его под удобным предлогом. Между ними вдруг что-то разладилось, нарушилось хрупкое равновесие. Леви все отчетливее понимал: у них не получится, они слишком разные. Их трах явно перерос в нечто большее, а теперь, когда связь вскрылась и все думали, что они в отношениях… Им придется облечь происходящее в слова. Кто они друг другу? Приятели по койке? Или между ними что-то большее?.. Леви привык быть белой вороной, изгоем в каждой школе. Это не напрягало, так было даже удобнее — никто не лез, никто не обращал внимания. Но Смит вряд ли сможет привыкнуть к новому статусу. Он всегда царил на вершине иерархии, был тем, кого ставили в пример, на кого равнялись. Леви точно не стоил того, чтобы отказаться от прежней жизни. Смириться с этим оказалось физически больно, хоть он и знал, что все так и кончится. Надеялся лишь, что они смогут поговорить, что Смиту хватит мужества сказать ему это в лицо, честно, без глупых оправданий. И Леви сможет выдохнуть, переступить через чувства и пойти дальше. В конце концов, так будет правильно. Настало воскресенье, они договорились встретиться после шести. Леви ожесточенно орудовал тряпкой, на четвереньках ползал по полу, вылизывая каждый сантиметр. Руки высохли от химии, на пальцах проступила болезненная краснота, кое-где открылись мелкие кровящие трещинки. В груди пух ком тревожного ожидания. Смит завалился к нему прямо с тренировки, с огромной сумкой наперевес, ужасно уставший. — Голодный? — Мутит. — Опять до блевоты упахивался? Смит не ответил, сел на кровать и со стоном вытянул ноги, его лодыжки и запястья привычно охватывали ленты эластичных бинтов. — Ты к тридцати инвалидом останешься. Нахер это? Тебя ведь и так любой колледж с руками оторвет! Смит повалился на спину, закрыл глаза. — Хочу в Митрийский, там по спортивной стипендии полное покрытие. Но их команда забита полупрофессионалами, нужны высшие баллы за экзамены. Леви попытался уложить в голове логику Смита. — А почему именно туда? — Это первый дивизион, самый престижный диплом, куча программ, легче получить грант. И у меня там папа преподавал почти десять лет. — Который?.. — Который родной. Приемный тупой как пробка, за всю жизнь полторы книги прочитал, — поморщился Смит. — Мама его терпела только из-за меня, боялась, что ее лишат опеки, если разведется с ним. Леви не знал этих подробностей, Смит всегда говорил только о маме, про приемного отца он не упоминал ни разу. Наверное, стоило бы догадаться, что с ним что-то не так. — Он стремный был? Смит приподнялся на локтях, его лицо стало задумчивым. — Он… не знаю, как сказать правильно. Он не бил меня, просто не любил. Эдакий типичный вояка, помешанный на оружии, порядке и дисциплине. При нем мы жили как в казарме: подъем, отбой, все по линейке. Шаг влево, шаг вправо — расстрел. Я потому и вступил в команду, чтобы реже бывать дома. Леви сел на кровать, осторожно погладил Смита по плечу, тот вдруг улыбнулся. — Он меня в военную академию сослать пытался, даже с кем-то договорился, а я нарочно завалил вступительные, прям с треском. Думал, он меня пристрелит. — Вот урод. — Ага. Он не хотел детей, мама много лет уговаривала. Но он так и не смог привыкнуть. — Хорошо, что свалил. Смит обнял его, поцеловал в висок и тут же уснул. Ночью Леви долго сидел на кухне, курил в окно и думал о том, как странно все обернулось.