Выбираю тебя - и пропадаю.

День 0.

В тот день, когда все радовались победе, Джейк не находился себе места. Он ходил из стороны в сторону по научной базе угрюмый, ни с кем толком не говорил. — Норм, — вдруг обратился он к другу, — отведи меня камеру, я больше не могу. Я на кого-нибудь сорвусь… Учёный, понимая его убитое состояние, без лишних вопросов провёл его в комнату с бронированным стеклом и, опять же по просьбе Джейка, запер дверь. Подошли Лино и Офелия — они прилетели недавно с дочерьми, но уже заслужили уважение среди учёных. Салли швырял стул то в одну стену, то в другую, переворачивал стол и крушил, крушил его о пол. — Долго он уже так? — сердце женщины скребело от боли. — Почти час, — ответил Норм. — Ну, конечно, смерть сына… — Он сам почти умирает, — с горечью выдохнул Лино. Из-за угла послышался голос старшей дочери: — А почему нельзя воскресить Нейат… Нетейама? Это же легче, чем сделать аватара. Просто не вводить на стадии зародыша человеческий генети… — Кайя, где твоя сестра? — тон отца тут же изменился на командирский. («Ей с тётей Лёлей интереснее.») — Ты её старшая сестра, ты должна следить за ней! Тёте Лёле что, делать нечего? — Лино, ей действительно в основном делать нечего, — Норм жестом остановил его. — Продолжай, Кайя Инганнаморте. — Мы… Вы выращиваете аватара из биологического материала на’ви с добавлением генетического материала человека на стадии зародыша. А если не добавлять? Вырастит же точная копия на’ви, с которого и взяли начальный материал. А он у нас есть, потому что мы исследуем детей Салли, потому что они гибриды, — она объясняла это как что-то очевидное. Как десятки учёных не поняли то, что смогла понять пятнадцатилетняя девочка, которая на Пандоре без году неделя?! — А сознание выгрузить из Эйвы. Это же так просто! Учёные смотрели на неё всмятении. Что за безумие у это девушки творится в голове? — Джейк, — позвал Норм в микрофон, — стоп. Есть шанс восстановить Нетейама.

День 1.

— Но Эйва может не вернуть воспоминания, — сказала Мо’ат, когда выслушала рассказ Кайетаны. — Она дала ему столько энергии, сколько нужно, и лимит уже был исчерпан. — Эйва вряд ли рассчитывала, что Нетейам умрёт из-за того, кто вообще не должен был появляться на Пандоре, — Кайя скрестила на груди руки. — Так что можем попробовать. — Но он и был рождён от того, кто не должен был оказаться среди нас. — Sa’nok*, — Нейтири бросилась на шею тсахика, и голос её надрывался, — давай хотя бы попробуем, умоляю тебя! Если Эйва даст ещё энергии, то так суждено. На’ви, всё тщательно обдумав, кивнула, и закипела работа. Кайе даже выделили белый халат, и она, довольная собой, активно участвовала в «восстановлении» Нетейама, как стали называть этот проект в здешних местах. — Ух ты, — Римма с удивлением смотрела, как формирутся эмбрион. — Мы можем ещё ускорить его рост? — спросила Кайя у Норма. Раз уж учёный одобрил её идею, то теперь стал объектом расспросов девушки как её, так сказать, наставник. — Да куда ускорять-то? — Норм что-то записывал. — Это надо делать среду ещё более агрессивной, а она и без того уже… Он будет пятнадцатилетним месяца через три-четыре. И так максимально короткий срок, чтобы всё сформировалось без отклонений. — Три месяца… Это нормально. — А почему тебя это так волнует? — Ло’ак прижался к стеклу. Семья Салли не отходила от колбы ни на шаг уже который час. — Пусть три года даже растёт. Лишь бы вырос. — Чтобы ты вдруг не стал старшим братом, дурила, — она стукнула его по голове скрученной бумагой, которую отжала у кого-то для важности. Римма хихикнула. — Вот станешь аватаром, дашь ему хорошенько по шее. — А когда я стану аватаром? — А когда она станет аватаром? — вновь спросила Кайя у Норма. — После двадцати, как и все. — Нам надо понижать возраст для… для превращния. — Согласен, — подтвердил Паук. — А то уже был неудачный у кое-кого опыт, что ребёнок шестнадцать лет в маске прыгал по Пандоре… Норм, оставив бумаги, посмотрел на Кайетану исподлобья. Та же в лице не поменялась вовсе: раз она уже решила, что хочет это сделать, значит, обязательно это сделает. — Господи, Кайя Инганнаморте, почему я иду у тебя на поводу? Тётя Лёля, внесите понижение возраста аватаров в перспективные проекты. Женщина закатила глаза — как посмели отвлекать её от прочтения газеты?! — но всё-таки выполнила требование учёного. Не вставая с кресла, которое вообще было предназначено для дежурного, она вызвала панель управления касанием часов и создала запрос в перспективных проектах. — А мы с Пауком станем первыми донорами, — смело заявила Кайетана, и мальчик уверенно подтвердил её слова. — Что ты такое говоришь? — опять взорвался Лино. — Ты моя дочь, и я буду решать… — Сейчас я в первую очередь учёная, так что такие вопросы я могу решать и сама. — Она обратилась к сестре, уже мягким тоном: — Вот видишь, скоро станешь аватаром! Надо всего лишь чуть-чуть подождать, пока проведут опыты со мной и Пауком, да? — Но я тоже хочу участвовать в опытах! Сердце Кайи ёкнуло. Она хотела, чтобы сестра росла счастливой, поэтому всегда добивалась выполнения её желаний, но рисковать жизнью Риммы она не собиралась. — Потом, хорошо? Я попробую, если будет небольно и всё получится, то ты тоже поучаствуешь. Девочка активно закивала и побежала к тёте Лёле. Та посадила Римму себе на колени и стала рассказывать старинные народные сказки. Вечером, когда закончилась дневная смена, Салли улетели, а Римма быстро уснула и её отнесли в спальную капсулу, тётя Лёля подошла к Кайе, снимавшей халат у своего шкафчика в раздевалке. — Доченька, держи лимонад, — она протянула ей стакан. — Это бабушкин рецепт. Пойдём к окну. В зоне отдыха, которую от лаборотории отделяла раздевалка, было широкое окно в пол. За ним светилась флора Пандоры. — Ты знаешь, почему вы с сестрой здесь? («Потому что нас взяли с собой родители.») А знаешь, почему вы здесь единственные дети? Потому что учёным не стоит заводить семью и тем более детей. Твои родители решили, что это правило излишне. И теперь две девочки, никому не нужные скитаются по научному центру, предоставленные самим себе — или мне на стрости лет, — и их не ждёт никакого другого будущего, кроме этого. В белых халатах среди синих, неизвестных сотню лет назад существ. Она взяла небольшую паузу, всматриваясь в бесконечную темноту ночи с яркими флюрисцентными рисунками. — Теперь ты сидишь с Риммой, потому что больше некому, и вместе с тем рвёшься на поле боя науки. У тебя, доченька, к сожалению не получится преуспеть и там, и там… Не получится и стать счастливой с любимым человеком. Не хватит у тебя ни сил, ни времени. Уж поверь — проверено ни раз. Придётся выбирать что-то одно. Знаешь, как у нас поётся? Ya vybirayu sebya — ne popadayu, ya vybirayu eyo — i propadayu. Каждый день в течение года Кайетана учила русский язык с его единственным среди ученых носителем, Лёлей. От скуки ничего больше делать не оставалось, поэтому удаляла этому занятию она достаточно много времени и сил и неплохо в нём преуспела. Ну а песен она наслушалась тем более предостаточно — с любовью этой-то женщины к «родным» песням. Лепса тем более русская учёная любила и включала девочкам часто, так что Кайетана без труда уловила смысл строчек. — Разве эта песня не про несчастную любовь? — А строчки разве не про тебя? Только тебе осталось выбрать, в чём ты пропадёшь. Тётя Лёля ушла, оставив Кайю наедине с размышлениям. Та ещё долго смотрела в окно, пока часы не показали почти полночь. Но она хотела сделать ещё кое-что до наступления нового дня. Кайетана вернулась в раздевалку, надела халат, оставив в шкафу свой лимонад. Прошла в лабороторию, где всю ночь будут дежурить учёные, и достала из кармана свою мини-камеру — такая есть у каждого на научной базе. Она включила камеру, и та подлетела в воздух, на уровень головы девушки. Кайя посмотрела на реакцию её — теперь уж — коллег, но они даже не повернулись в её сторону. Снимать всё подряд считалось нормой, так что ничего интересного и сверхъестественного в её поступке не было. Тогда Кайя повернулась к камере и начала достаточно тихо вещать: — Начало записи. День восстановления первый, время одиннадцать сорок девять после полудня. С последней съёмки прошло тринадцать часов пятьдесят две минуты. Плод по развитию почти достиг конца первого триместра, — она перевела камеру на Нетейама в колбе, наполненной сильнощелочным расствором. — Из соответствующих расчётов восстановление продлится около трёх месяцев. Конец записи. Дежурным всё ещё были безразличны записи молодой учёной — ну а что удивляться обыденности? Кайетана вновь повернулась к колбе — к опоре была прикреплена фотография семьи Салли. Девушка задумчивым взглядом изучала Нетейама.