Надеюсь, это не сон.

— Где ты был? — открывая баночку освежающего Sapporo Premium сверкнула блестящими чёрными глазами Мадараме. — Фанатки, Шимиро, фанатки. — хмыкнул Аюно. На что гитаристка закатила глаза. — Какие нахрен фанатки? Ты свою игру слышал? — отпив холодный напиток сморщилась черноволосая. — Ямото будет в бешенстве. — устало выдохнула она. — Что?! — вскрикнул Эйши. — Я прекрасно играю! — подстать маленькому мальчику истерил юноша. — Кента, скажи ей, что я превосходен! — зашедший парень с ярко красными волосами хмыкнул. — Не доводи его, Шимиро, ладно? — приземлившись на мягкий диван шепнул Имаи, сдержанно хихикая — давно заученная привычка. Следом забежала вокалистка группы, перебивая диалог музыкантов. — Мы такой шум навели в зале! — с широченной рыбой излагала та, ярко жестикулируя. — Этот концерт явно был самым лучшим. — слегка задрав нос Онами пританцовывая подошла к барной стойке. — Ты тоже самое говорила на прошлой неделе, в Минато. — закатив глаза подметил шатен, устало откинув голову назад. — Да ладно тебе! — выдохнула та, взяв в руки бутылочку игристого. — Этот точно был самый — самый лучший и классный, поэтому, стоит отметить! — очередная, глупая причина наглотаться всякой дряни и слечь под капельницей. — О, вот это я одобряю. — подмигнул Аюно, щёлкнув пальцами. — Не стоит расслабляться, — остановила их чёрноглазая. — Ямото ещё не пришёл, я больше не собираюсь прикрывать ваши задницы. — вспоминая недавнее проишествие потёрла лоб она. — Шимиро дело говорит. — встрял барабанщик. — Ибо попадёт всем и вся по первое число. Никто не обязан за вас отдуваться. — слегка нахмурившись тот размял шею, грозя взглядом. — Какие вы душные! — фыркнул бас — гитарист, сморщиваясь от отвращения. — Фу. — протянула Онами, открывая алкаголь. — За точку нашей жизни! — отпив немного та вытерла рукавом школьной рубашки губы и протянула бутылку другу, который любезно её принял. — Дураки. — прикрыв глаза прошептала советник. Имаи выхватил у неё из руки жестянку и сделал глоток. — Неплохо, но я предпочитаю Asahi. Оно более насыщенное. — отдав пиво обратно Шимиро произнёс командир второго отряда. На что она лишь непонимающее похлопала ресницами, а после повернула голову на шумных соучастников. — А наши долбоёбы предпочитают получить пизды. — процедила сквозь зубы девушка, после чего тяжело вздохнула. Кента по — доброму улыбнулся и потрепал девушку по чёрной макушке. — Не переживай ты так! Ямото не такой отбитый мудак, как кажется, ну а если что я всегда на твоей стороне. — убеждающе. — шепнула Мадараме под нос. Имаи Кента — барабанщик. Он старше всех в группе, а так же считается одним из основателей. Раньше юноша жил с матерью, что постоянно работала, чтобы обеспечить ребёнка и себя, а так же больную мать; отца у него никогда не было, и поэтому он старался помогать родительнице как мог: учился на отлично, чтобы порадовать мать, готовил и убирался в родной и уютной квартире. Но со временем учёба ухудшилась, убираться стало лень, а дом перестал быть домом, он уже не был родным и уютным, как прежде. Жизнь стала скучной и однообразной, не такой судьбы желал Кента, он мечтал стать барабанщикои и создать новую эпоху музыки, показать всему миру, что значат слова «настоящее искусство». И то ли от отсутствия поддержки, то ли от желания осуществить мечту парень был вынужден покинуть стены старой пятиэтажки, в поисках той самой белой полосы. И она настала. Его любезно приютил Ямото, с ним Имаи был знаком ещё со младшей школы, не мог же Нотано оставить приятеля без крыши над головой. Вскоре появились Небесные Рыцари и Кента стал командиром второго отряда. Там он познакомился с Шимиро и именно с ней юноша был честен, как никогда, кажется в её глазах было написано всё: от мерзкого непонимания до ласкающий любви, от жестокой грубости до нежной заботы, от терзающией душу печали до детской радости. Это всё было собрано в одном хрупком, подобно хрустале теле девушки, такой тонкой и чувствительной, она напоминала Имаи мать, Сиё была такой же, сильной и грубой, но внутри нежной и милосердной. Благодаря дуэту Шимиро и Кенты появилась «Точка нашей жизни», и стала новой эпохой искусства подростков. Аюно Эйши — бас — гитарист. На первый взгляд кажется глупым, шумным, невоспитанным и не совсем адекватным, но знали бы люди, что он — верный друг и во что бы то не стало поможет в любой момент, только попроси. Сам парень вырос в бедности, будучи ребёнком пьющих родителей он узнал, что такое домашнее насилие и желание умереть, лишь бы не испытать те чувства вновь. Глаза постоянно на мокром месте, тело дрожит, как будто минуту назад тебя облили ледяной водой, а мысли путаются и давят на голову. Эйши ненавидел место, которое обычно дети называют «домом», ненавидел людей, которых обычно называют «родителями», ненавидел всё, что обычно называют «миром». В его существование не было никакого смысла — постоянная фраза, которая съедала Аюно изнутри, пожирала, унижала и убивала. Он не мог нести этот груз на своих малолетних плечах. В один холодный, зимний вечер он был готов покончить с собой, свести счёты с жизнью, закончить своё никчёмной существование, но в последнии секунды остановился, задумался и опомнился. Эта жизнь одна и ей надо дорожить, как бы судьба не игралась с тобой, как бы люди не любили тебя, как бы ты не считал себя убогим и никчёмным — живи для себя и сделай так, чтобы стать счастливым, не жди помощь со стороны человечества, ты сможешь добиться всего сам — Эйши усвоил эти слова и запомнил на всю жизнь. *** Её смех непроизвольно заставлял Риндо улыбаться. Он ласкал ушную раковину и отдавался эхом, въедаясь в память Хайтани. Он полностью отличался от голоса; голос был низким для японки её возвраста, с лёгкой хрипотцой и грубостью, а смех был живым и звонким, немного сдержанным, но искреннем. Прохладный ветер щекотил щёки Шимиро, пробираясь до костей, отдаваясь тысячами мурашками и сопровождаясь быстрым стуком сердца, то ли от слишком маленькой дистанции между их телами, то ли от летнего холода. Незнакомые пейзажи сменялись одни за другими, вынуждая волноваться и сеяться страху в глубине души. Присутствие Риндо рядом подавляло всё тело чувства, но благодаря этому появлялись новые — тёплые и до боли в рёбрах знакомые. Они заставляли тонуть в океане надежд и жутких воспоминаний, которые не могли не вызвать слёзы разочарования и вины от своей же глупости и наивного разума. Чувства только сжирали её изнутри, откусывая по маленькому кусочку и садистки наслаждаясь его вкусом, принося тяжёлые страдания. Может вскоре от неё ничего не останется? А может уже ничего не осталось? Но её сердце всё равно бьётся и желает любить, надеясь на лучшее. А ведь это он. Он и вызывает эти колючие и в тот же момент приятные чувства, от которых ей болезнено, но без которых она не может жить, ощущая себя настоящей наркоманкой или больной мазохисткой. Руки потели, а щёки и голова кружилась от нарастающих чувств и эмоций. Ей всё равно где она — он рядом и этого вполне достаточно для мимолётного счастья. Байк остановился; под ногами чувствовалась колючая трава, что ужасно доставляла раздражение и дискомфорт. — Где мы? — слезая с транспорта передвижения Шимиро посмотрела по сторонам. Трава сминалась под ступнями подростков; листья старых высоких деревьев приятно шелестели, сопровождаясь стрекотанием цикад и тихими вздохами Шимиро. Лёгкий воздух леса расслаблял и успокаивал, позволяя забыться и вздохнуть полной грудью. Фаланги пальцев подрагивали, а душа желала ощутить тепло его тела и горячее дыхание возле уха. Омут фиалковых глаз кружил голову. — Ты говорила, что хочешь посмотреть на созвездия. — Риндо смотрел на ночное небо, покрытое веснушками — звёздами. Мадараме замялась. — Спасибо. — сравнявшись с ним прошептала та, думая, что Хайтани попросту не услышит её. — Спасибо? За что? — посмотрев в её глаза Король Роппонги будто бы пытался найти в них что — то. Блондинка нахмурилась и покраснела, но в лунном свете ночи румянец усердно скрылся от зрения младшего Хайтани. — За то, что ты у меня есть, Риндо. — на выдохе промолвила Шимиро, щёки которой заливались бурей эмоций и кровью. — За то, что у меня есть такой друг как ты. — очки вот — вот наравились спасть с переносицы юноши, он кажется находился в трансе, не замечая никого и ничего. Смяв в руках подол ночной сорочки сестра Бешенного Пса приблизилась и поправив окуляры друга обхватила двумя руками его талию, заключая в сахарные объятия. — Ещё с первого задания, я поняла, что ты — хороший друг. — эти слова точно нравились Хайтани, но не удовлетворяли, ведь он хотел видеть в своих глазах подругу возлюбленной. Он не подведёт, не обманет, не предаст. Всегда будет верен и готов пожертвовать собой ради неё, лишь бы она полюбила и дорожила. Звучит так убедительно и решительно, но останется ли эта верность навсегда? Она кажется такой холодной и недосягаемой, что стыдит челюсть он предвкушения растопить её сердце, чтобы она ждала, ценила, любила, отдавала всю себя, и только для него. Глупо и наивно, но он верит, верит что Широ чувствует тоже самое. *** Луна стояла высоко в небе, она просвечивалась через большую, тёмно — синию тучу, отдавая приятным светом холодной ночи и зеркальным отражением на воде. Запах дождя морщил нос, веки становились невыносимо тяжёлыми, а мысли путались в тумане обмана и слёз. Синяки под глазами на белоснежной, подобно фарфоре коже смотрелись крайне болезненно, тусклые, чёрные глаза утратили свои краски, потрескавшиеся, бесцветные губы казались тонкой полоской. — Кажется сегодня холоднее, чем вчера. — промолвила чистокровка, подняв стеклянные глаза на небо. Они точно были наполнены болью и ни чем более, а ведь несколько месяцев назад они выражали радость и счастье. Скинув с себя коричневое пальто дева сняла чёрную майку, оголяя вид на чёрный лиф, аккуратные ключицы и изгибы тонкой шеи. Расстегнув молнию юбки она покорно упала в ноги, чёрные чулки ловким движением оказались рядом с остальными вещами и старыми ботинками, которые сильно натирали, но денег купить новые не было. Оголённая кожа покрывалась мурашками, вызывая дрожь во всём теле, зубы стучали друг о друга, ком в горле сжимался тугой верёвкой вокруг, а сердце сжималось сильной тоской и обидой. Она решила. Идя по твёрдой земле пальцы на босых ногах съёживались, а она тихонько плакала, иногда всхлипывая и прижимая руки в груди. И вот, правая нога уже в воде. Сморщив маленький нос девушка через силу перешагнула и две конечности покоились в холодном источнике. Электрические импульсы проходились по организму с новой силой, заставляя забыть о моральной боли. Сдержанность покинула её тело, покинула, но не забылась. Та, гордая и выробатанная привычка идти с высоко поднятой головой и прямой спиной была моментальной ошибкой — от неё становилось больнее, мол, ты же Шимиро Мадараме. Это звучало, как смертный приговор, такой сильный и болезненный, как первый удар от противника, ведь со вторым уже привыкаешь. Каждый шаг был последним — она это понимала и шла, позабыв о своих чувствах и проблемах, только счасливые воспоминания кружились в голове чудесным танцем, не давая остановиться. Скоро, скоро закончится эта песня, эта страшная эпоха любви и ненависти, настанет точка и закончится её история. Ноги немели, то ли от страха перед небом, то ли от дикого холода воды. Кровь билась в висках подобно ритму сердца, глаза щипало, взгляд опустился на воду, разглядывая отражение. Не стоит тянуть — бескорыстный шёпот самоубийцы пронзал воздух, как будто там, сверху, плакали сотни людей, как бы отговаривая деву от величайшей ошибки, но она их не слышала или не хотела слушать. Шаги стали увереннее. Вода обволакивала колени жертвы, заставляя дрожь бить тело с неимоверной силой, но не думая останавливаться она шла, идя на верную гибель. Минуты равняются вечностью, а жизнь мимолётными обрывками, которые пролетают в мыслях один за другим, вскоре оставаясь воспоминаниями. Она задрала голову вверх, как бы рассматривая лица, которые соединяла между звёздами. Мысленно прося прощение у них черноволосая пустила одинокую слезу, которая упала на грудь, на чёрную ткань лифа. В чёрном мраке она видела его, его синие глаза так желали жить. Он мог прожить долгую и безоблачную жизнь: работать, влюбиться, жениться и провести старость в объятиях детей и внуков, но её руки сделали своё, его судьба решилась в ту роковую ночь. Свобода поглащала и убивала, как будто оковы упали на пол и затёкшие конечности наконец — то почувствовали облегчение. Она желала этого, мечтала и завидовала. Блаженство и удовлетворение растекалось по организму с новой силой, отдавая приятной пустотой в голове и душе. Эти неописуемые чувства действовали как сильнейший оргазм, такой желанный и дурманящий, и в тот же момент такой непривычный и неизвестный. Наркотик. Свобода — это сильный наркотик, который был и будет необходим ей, её телу и разуму. Но кто отобрал у неё зависимость? Кто лишил её кайфа жизни и счастья? Кто виновник её бед? Кто подставил ту подножку, что сломила её? Кто уничтожил ту жизнерадостную девчушку со двора, что постоянно улыбалась, не смотря на отсутствие родительской ласки? А может это она? Испортила своё никчёмное существование? Этот ответ оставался неизвестным и давным — давно заброшенном за старую полку книг в гадкой и вонючей квартире, которую она зовёт домом. А может это всё за те страшные грехи, что она совершала? Может такова она — её судьба? Может это и есть точка её жизни? Возможно. И суицидница не сопротивляется, а даже наоборот — поддаётся чарам смерти, в надежде искупить вину тех невинных душ, что когда — то растоптала в пыль. Но как бы дева не хотела скрыть свою дурную натуру — та рвётся наружу, с желанием разрушать и уничтожать. Ледяной поток доходил до плеч. Он сковывал движения и мысли, которые и без того путались в голове, подобно в лабиринте; она сама казалась слепым котёнком, без какой — либо защиты и чувства достоинства. Это долгие мучения избавили её от гордости и честно сказать, справились они с этим блестяще. Воздух кончался. Сейчас он нужен как никогда, но она не хочет, не хочет вздохнуть сладостного кислорода и продолжить жизнь. В этом попросту нет смысла, за которым дева гонялась всю жизнь, в жалких попытках найти и обрести его. Именно здесь закончится начатое. Здесь находится финал. Здесь она поставит точку. Да свершится правосудие. *** Его руки лежали на талии черноволосой, которая в свою очередь сжалась подобно грязной тряпке. Мокрые волосы неприятно щекотали белоснежное лицо, покрытое испариной. Из ранки на обветренных губах сочилась алая струйка крови, что неприятно щипала. Брови сошлись к переносице, ресницы задрожали и закрытые веки открылись. Чёрные глаза рассматривали черты лица Мимоты, хотя прекрасно зная их наизусть. Через несколько секунд зрачки сузились, а рот приоткрылся. — Мимота?.. — немой ужас выражался на лице и в голосе, который больше походил на хрип. — Ты думала, я позволил бы тебе утопиться? — прижимая ту к груди спросил Омори. — Нет. Не позволю. Ты недостойна лежать в гробу. — из глаз советницы текли предательские слёзы. — Я люблю тебя. — Я знаю. — всхлип. — Я тоже. — вытирая солёные тропинки на щеках шептала она. — Люблю тебя.